Глава 3

Онлайн чтение книги Бессонница Insomnia
Глава 3

1

Эд и Элен Дипно жили в маленьком деревянном домике шоколадного цвета с кремовой отделкой – из тех аккуратных и симпатичных домов, которые старые дамы всегда называют «миленькими», – всего в четырех домах от дома Ральфа и Билла Макговерна. Каролина частенько говорила, что Эд и Элен принадлежат к «Церкви Яппи Последних Дней», в этих словах не было никакой злости или издевки – все-таки она очень любила молодую чету Дипно. Они были нестрогими вегетарианцами, то есть запросто ели рыбу и молочные продукты, голосовали за Клинтона на последних выборах, и на их машине – не на «датсуне», а на новеньком мини-фургончике – были наклейки с надписями: РАСЩЕПЛЯЙТЕ ДЕРЕВО, А НЕ АТОМ и МЕХА НА ЖИВОТНЫХ, А НЕ НА ЛЮДЯХ.

А еще у них была целая коллекция старых пластинок еще шестидесятых годов – этой коллекцией, кстати сказать, они окончательно покорили Каролину, – и теперь, подходя к домику Дипно и сжимая на ходу кулаки, Ральф услышал, как Грэйс Слик надрывно выпевает один из этих старых гимнов Сан-Франциско.

Одна таблетка – и ты вырастешь в великана,

Другая – и ты снова маленький,

А та, что дает тебе мама,

Вообще ничего не делает,

Спроси об этом Алису, когда в ней десять футов.

Музыка доносилась из магнитофона, стоявшего на маленьком крылечке. Поливальная установка на газоне шипела пш-пш и плевалась водой; над ней висели маленькие радуги, и блестящие капли воды летели на дорожку. Голый по пояс Эд Дипно сидел скрестив ноги в плетеном кресле слева от бетонной дорожки. Он сидел и глядел на небо, как будто пытаясь решить, на что больше похоже проплывающее там облако: на лошадь или на единорога. Одной ногой он отбивал ритм. Открытая книга, лежавшая вверх обложкой у него на коленях, вполне соответствовала играющей музыке. «Даже девчонкам ковбоев бывает грустно» Тома Роббинса.

Просто-таки идеальная летняя пастораль; сцена безмятежного отдыха в маленьком городке. Если бы Норман Роккуэл изобразил бы ее на картине, он бы назвал эту картину не иначе как «Послеобеденный отдых». Вот только одна деталь портила впечатление – кровь на костяшках пальцев у Эда и на стеклах его круглых очков а-ля Джон Леннон.

– Ральф, ради Бога, только не лезь с ним в драку, – зашипел Билл на Ральфа, когда тот сошел с тротуара и направился через газон. Он прошел прямо под струями воды из поливалки, но даже этого не заметил.

Эд повернулся, увидел его и радостно заулыбался:

– Эй, Ральф! Рад видеть тебя, старина!

В воображении Ральф уже опрокидывал кресло Эда, валил его на землю и втаптывал его в его же газон. Ему очень живо представились глаза Эда, распахнувшиеся от потрясения и изумления за стеклами очков. Эта мысленная картинка была настолько яркой и правдоподобной, что он почти что увидел, как солнце отразилось блескучим зайчиком от часов Эда, когда тот попытался сесть.

– Бери пиво и тащи сюда еще стул, – сказал тем временем Эд. – Если ты вдруг настроен поиграть в шахматы…

– Пиво? Шахматы?! Господи, Эд, что с тобой такое?!

Эд ответил не сразу. Сначала он посмотрел на Ральфа с каким-то странным выражением, пугающим и в то же время таким, которое любого вывело бы из себя. Это была непонятная смесь веселья и стыда; взгляд человека, который собирается сказать: «О черт, дорогая, я что, опять забыл вынести мусор?»

Ральф указал рукой за спину, мимо Макговерна, который стоял – он наверняка бы куда-нибудь спрятался, если бы рядом было за что спрятаться – возле мокрого пятна на дорожке и с беспокойством глядел на них. С веранды дома Дипно была видна улица и площадка перед магазином. За первой полицейской машиной уже подъехала и вторая, и Ральф слышал радиопереговоры, доносившиеся из открытых окон машин. Толпа, кажется, стала еще больше.

– Здесь полиция, Эд, и это из-за Элен! – сказал он, пытаясь заставить себя не кричать, потому что кричать было нельзя, но все-таки его голос сорвался на крик. – Они здесь, потому что ты избил свою жену, тебе это понятно?

– Ага, – Эд нервно потер щеку, – вот в чем дело.

– Да, вот в чем дело, – повторил Ральф с расстановкой. Ему казалось, еще немного – и он просто взорвется от ярости.

Эд уставился мимо него на полицейские машины, на толпу, окружившую «Красное яблоко»… а потом он увидел Макговерна.

– Билл! – закричал он. Макговерн испуганно отпрянул. Но Эд либо этого не заметил, либо сделал вид, что не заметил. – Эй, приятель, иди сюда к нам! Хочешь пива?

И вот тогда Ральф понял, что сейчас он ударит Эда, разобьет его идиотские очки и, может быть, даже вобьет стекло ему в глаз. Да, сейчас он ударит Эда, и ничто его не остановит. Ничто. Но в последний момент – в самый последний момент – он все-таки остановился. В последнее время ему все чаще и чаще слышался голос Каролины – правда, иной раз это он сам бормотал что-нибудь себе под нос, но бывали моменты, когда он молчал и все равно слышал голос покойной жены. И вот теперь снова… Только на этот раз, как ни странно, голос был не Каролинин. Это был голос Тригера Вашона, с которым они виделись всего-то раз или два после того случая, когда Триг спас его от грозы в тот день, когда у Каролины был первый приступ.

Эй, Ральф, старик! Ты тут осторожнее, мать твою! Этот чувак ненормальный, как бешеный пес! Может, он именно этого и добивается, чтобы ты его ударил!

Да, решил Ральф. Может быть, именно этого и добивается Эд. Почему? Кто знает… Может быть, ему хочется поразвлечься вот таким извращенным образом, а может быть, вообще не почему – просто потому, что у него крыша съехала.

– Прекрати молоть чушь, – сказал он, понизив голос едва ли не до шепота. Он был рад, что внимание Эда снова переключилось на него, но еще больше его порадовало, что с лица Эда исчезло это жуткое выражение безумного веселья. Его взгляд стал внимательным и настороженным. Это был, как подумалось Ральфу, взгляд опасного дикого зверя, который почуял опасность.

Ральф наклонился, так чтобы смотреть Эду прямо в глаза.

– Это из-за Сьюзан Дей? – спросил он тихим спокойным голосом. – Из-за Сьюзан Дей и всех эти дел с абортами? Что-то там насчет мертвых детей? Ты из-за этого избил Элен?

У него на языке вертелся еще один вопрос: Кто ты на самом деле, Эд?  – но прежде чем он успел произнести его вслух, Эд протянул руку и сильно толкнул Ральфа в грудь. Ральф упал на мокрую траву, приземлившись на локти и плечи, и так и остался лежать, глядя на Эда, который внезапно вскочил со своего кресла-шезлонга.

– Ральф, не связывайся ты с ним, – закричал Макговерн со своего относительно безопасного места на тротуаре.

Ральф не обратил на него внимания. Он так и лежал, где упал, опираясь на локти и внимательно глядя на Эда. Он был по-прежнему зол и испуган, но теперь эти эмоции потихоньку вытесняло другое чувство: какая-то странная, холодная и нездоровая притягательность. Сейчас он видел перед собой безумие – сумасшествие в чистом виде. Перед ним был не какой-нибудь суперзлодей из комиксов, не Норман Бэйтс и не Капитан Ахаб. Это был всего-навсего Эд Дипно, который работал в Лаборатории Хоукинса на побережье: один из этих, яйцеголовых умников, как сказали бы старики, которые обычно играют в шахматы на площадке для пикников рядом с аэропортом, но все же приятный парень, пусть даже и демократ. И вот теперь этот приятный парень совершенно съехал с катушек, и это случилось отнюдь не сегодня днем, когда он узнал, что его жена подписала бумажку, снятую с доски объявлений возле супермаркета. Теперь до Ральфа дошло, что Эд безумен уже год как минимум, и он задумался о том, какие секреты скрывала Элен за своей обычной веселостью и лучезарной улыбкой и какие еще маленькие, но отчаянные знаки и сигналы тревоги, кроме синяков у нее на ногах, он умудрился не замечать столько времени.

А ведь есть еще и Натали, подумал он. Что она видела? Что она пережила? Ну разумеется, кроме того, что мать тащила ее под мышкой по Харрис-авеню, прижимая к своему окровавленному бедру.

Руки у Ральфа покрылись гусиной кожей.

Эд между тем начал ходить по лужайке туда-сюда, вновь и вновь пересекая забетонированную дорожку и вытаптывая цинии, которые Элен посадила вдоль нее. Он опять был тем Эдом, которого Ральф видел рядом с аэропортом год назад, – тем же самым, вплоть до мелочей типа этого подергивания головой и злого, острого взгляда в никуда.

Так вот что за этим скрывается, подумал Ральф. Тогда он выглядел точно так же… когда набросился на того парня возле аэропорта, на водителя пикапа. Как петух, который охраняет свою территорию, свой двор.

– Конечно, я признаю, что это не только ее вина, – быстро проговорил Эд, стуча кулаком по ладони. Он как раз проходил сквозь облако брызг, разлетавшихся от поливалки, и Ральф только теперь заметил, что вид у Эда такой, как будто он уже несколько месяцев не ел нормально. Можно было пересчитать все ребра; они просвечивали сквозь кожу.

– Да, я согласен, с глупостью можно мириться. Но до определенных пределов, – продолжал Эд. – Она как эти волхвы, которые пришли вопрошать у царя Ирода. Я имею в виду, это какими же надо быть идиотами? «Где родившийся Царь Иудейский?» И это они говорят Ироду. Мудрецы, мать их так! Правильно, Ральф?

Ральф кивнул. Конечно, Эд. Как скажешь, Эд.

Эд кивнул и продолжил ходить взад-вперед сквозь потоки воды и маленькие перекрестные радуги, стуча кулаком по ладони.

– Как в той песенке «Роллинг Стоунз». «Посмотри, посмотри, посмотри на эту глупую девчонку». Ты, наверное, эту песню не помнишь? – Эд рассмеялся, и этот смех вызвал у Ральфа ассоциацию с крысами, танцующими на битом стекле.

Макговерн опустился перед ним на колени.

– Пойдем отсюда, – пробормотал он. Ральф покачал головой, и тут Эд развернулся и снова пошел в их направлении. Макговерн быстро поднялся на ноги и вернулся на свое безопасное место на тротуаре.

– Она решила, что сможет тебя обмануть, да? – спросил Ральф. Он все еще лежал на газоне, опираясь на локти. – Она думала, ты не узнаешь о том, что она подписала петицию.

Эд сошел с дорожки, склонился над Ральфом и принялся потрясать сжатыми кулаками у него над головой. Ни дать ни взять, самый злобный злодей в старом немом кино.

– Нет-нет-нет-нет, – выкрикнул он.

«Джефферсон Эаплейн» сменился группой «Энималс». Эрик Бердон завывал в стиле Джона Ли Хукера: Бум-бум-бум-бум, сейчас я тебя пристрелю. Макговерн тонко вскрикнул, решив, что Эд собирается ударить Ральфа, но Эд просто присел на одно колено и оперся на кулаки в позе спортсмена-бегуна, который ждет выстрела стартового пистолета, чтобы сорваться с места. Его лицо было все в мелких капельках, которые Ральф поначалу принял за пот, но потом вспомнил, как Эд ходил туда-сюда под струями поливалки. Как завороженный, Ральф смотрел на пятнышко крови на очках у Эда. Оно слегка расползлось от воды, и со стороны это смотрелось так, как будто зрачок в его левом глазу налился кровью.

– Это судьба. То, что я обнаружил, что она подписала петицию, – это судьба! И не говори, что ты этого не понимаешь! Не надо недооценивать мои умственные способности, Ральф. Ты, может быть, и стареешь, но ты далеко не дурак. Я пошел в супермаркет за детским питанием… вот в чем ирония… и увидел, что она подписала петицию этих детоубийц. Центурионы! И с ними сам Кровавый Царь. И знаешь что? Я… просто… видел… все красное!

– Кровавый Царь? А кто это?

– Да ладно тебе. – Эд хитро взглянул на Ральфа. – «Тогда Ирод, увидев себя осмеянным волхвами, весьма разгневался и послал избить всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его, от двух лет и ниже, по времени, которое выведал от волхвов». Это Библия, Ральф. Евангелие от Матфея, глава вторая, стих 16. Ты сомневаешься? Ты, мать твою, сомневаешься, что там так написано?

– Нет, что ты. Ни в коем случае. Если ты говоришь, значит, так оно и есть. Я тебе верю.

Эд кивнул. Его глаза, поразительно чистого зеленого цвета, бегали из стороны в сторону. Потом он медленно наклонился к Ральфу и положил руки ему на плечи, как будто хотел его поцеловать. Ральф почувствовал запах пота, какого-то одеколона, который уже почти выветрился, и чего-то еще – чего-то, что пахло, как прокисшее молоко. Может быть, это был запах безумия.

По Харрис-авеню проехала «скорая» со включенными мигалками, но без сирены. Она свернула на парковку у «Красного яблока».

– Тебе лучше в это поверить, – выдохнул Эд в лицо Ральфу. – Да, тебе лучше поверить.

Его блуждающий взгляд наконец остановился на Ральфе.

– Они убивают детей, это массовое убийство, настоящая бойня, – сказал он тихим дрожащим голосом. – Вырезают их прямо из материнских утроб и вывозят из города в крытых грузовиках. Спроси себя, Ральф, сколько раз в неделю тебе на глаза попадаются крытые грузовики, проезжающие по городу. Ты когда-нибудь задумывался о том, что там, под брезентом?

Эд усмехнулся и закатил глаза.

– Большинство трупов сжигают в Ньюпорте. На знаке написано свалка мусора, но на самом деле это крематорий. А часть тел вывозят из штата. В грузовиках, в самолетах… потому что эмбриональные ткани – очень дорогое сырье. И я говорю не только с позиции гражданина, всерьез озабоченного данным вопросом. Я говорю как сотрудник Лаборатории Хоукинса. Эмбриональные ткани… они… дороже… золота.

Внезапно он повернул голову и уставился на Билла Макговерна, который подошел поближе, чтобы слышать, о чем говорит Эд.

– ДА, ДОРОЖЕ ЗОЛОТА И ДРАГОЦЕННЕЕ РУБИНОВ! – закричал он, и Макговерн отскочил назад, испуганно глядя на Эда. – ТЫ ЭТО ЗНАЕШЬ, СТАРЫЙ ТЫ ПИДОР?

– Да, – пролепетал Макговерн. – Да, наверное, знаю. – Он быстро взглянул на улицу, где одна из полицейских машин уже выехала со стоянки у «Яблока» и теперь направлялась в их сторону. – Я где-то об этом читал. Кажется, в «Науке Америки».

– В «Науке Америки». – Эд презрительно рассмеялся и заговорщицки покосился на Ральфа, мол, видишь, с какими придурками мне приходится иметь дело. Потом его лицо снова стало спокойным. – Массовое убийство, – четко выговорил он. – Точно как во времена Христа. Только теперь это избиение не младенцев, а нерожденных. И не только у нас – по всему миру. Они убивают их тысячами, Ральф, миллионами, и знаешь почему? Ты знаешь, почему мы опять оказались в царствии Кровавого Царя в этой новой эпохе тьмы?

Ральф знал. Догадаться было не сложно, если ты держишь в руках все кусочки головоломки. Если ты видел, как Эд роется в бочке с удобрениями и ищет там мертвых детей, уверенный в успехе своих поисков.

– На этот раз царь Ирод пошел намного дальше, – сказал Ральф. – Вот что ты хочешь сказать, правильно? Все дело в Мессии, да?

Он сел, ожидая, что Эд снова толкнет его или ударит, почти надеясь на это. Внутри опять закипала ярость. Конечно, это неправильно – критиковать бредовые фантазии ненормального человека, так, как будто ты критикуешь кино или пьесу – может быть, это вообще богохульно, – но то, что Элен избили из-за какой-то старой легенды, взбесило Ральфа донельзя.

Но Эд не стал его трогать. Он просто поднялся на ноги и по-деловому отряхнул руки. Вроде бы он успокоился. Радиопереговоры теперь слышались ближе – полицейская машина, которая выехала со стоянки у «Яблока», уже приближалась к дому. Эд посмотрел на машину, потом на Ральфа, который тоже поднимался на ноги.

– Можешь смеяться, но это правда, – сказал он спокойно. – Только на этот раз это уже не царь Ирод, это Кровавый Царь. Ирод скорее всего был одним из его воплощений. Кровавый Царь переходит из тела в тело и из поколения в поколение, как ребенок, который по камушкам переходит ручей, и он всегда ищет Мессию, Ральф. И всегда упускает его. Но на этот раз все может быть по-другому. Потому что Дерри другой. Все линии силы сходятся здесь. Я знаю, в это сложно поверить, но это правда.

Кровавый Царь, подумал Ральф. Элен, мне очень жаль, что все получилось именно так. Грустно все это.

Двое мужчин – один в форме, другой в штатском, оба типичные полицейские – вышли из патрульной машины и подошли к Макговерну. Ральф увидел еще двоих мужчин, одетых в белые брюки и белые рубашки без рукавов. Они выходили из «Красного яблока». Один поддерживал Элен, которая шла осторожно, как больной после операции. Другой держал на руках Натали.

Санитары помогли Элен забраться в машину «скорой помощи». Тот, который держал ребенка, вошел вместе с ней через задние дверцы. Ральф не почувствовал в их поведении ни тревоги, ни спешки и подумал, что это хорошо. Может быть, Эд избил Элен не так сильно, как показалось вначале, – по крайней мере на этот раз.

Полицейский в штатском – здоровый, широкоплечий парень со светлыми усами и бакенбардами, которые напомнили Ральфу о временах первых в Америке музыкальных баров – подошел к Макговерну, которого он, видимо, знал. На лице полицейского в штатском расплылась лучезарная улыбка.

Эд обнял Ральфа за плечи и отвел его подальше от людей на тротуаре. Он понизил голос:

– Я не хочу, чтобы они нас слышали.

– Да, разумеется…

– Эти твари… Центурионы… слуги Кровавого Царя… их ничто не остановит. Они не успокоятся, пока не добьются своего.

– Не сомневаюсь. – Ральф взглянул через плечо и увидел, как Макговерн показывает на Эда и что-то говорит полицейскому. Тот спокойно кивнул. Он стоял, засунув руки в карманы и все еще улыбаясь.

– Дело не только в абортах, не думай! Все гораздо серьезнее. Они отнимают нерожденных младенцев у всех матерей, не только у наркоманок и шлюх… восемь дней, восемь недель, восемь месяцев, любой срок… для Центурионов нету разницы. Кровавая жатва идет днем и ночью. Настоящая бойня. Я видел тела детей на крышах, Ральф… под заборами… в коллекторах канализации… они плывут по сточным трубам…

Его глаза, огромные и зеленые, как изумруды, незряче уставились в одну точку.

– Ральф, – прошептал он. – Иногда мир полон красок. Я их видел, я начал их видеть, когда он пришел и рассказал мне. Но сейчас все краски становятся черными.

– Кто пришел и сказал тебе, Эд?

– Мы позже поговорим, – сказал Эд. Он произносил слова, двигая лишь уголком рта, как заговорщик из фильма про тюрьму, и в других обстоятельствах это показалось бы Ральфу смешным.

А потом лицо Эда озарилось лучезарной улыбкой, как у ведущих из телешоу, и эта улыбка, казалось, вытеснила безумие, как солнце прогоняет ночь. Перемена была неожиданной и даже немного жуткой, но Ральф все равно нашел в ней что-то успокаивающее. Может быть, они все – он сам, Макговерн, Луиза и все остальные соседи, кто знал Эда – и не должны были винить себя в том, что они не заметили безумия Эда раньше. Потому что с Эдом все было в порядке, Эд успокоился. Эд улыбался счастливой улыбкой победителя Олимпиады или лауреата «Оскара». Даже в такой страшной в общем-то ситуации было почти невозможно не улыбнуться в ответ.

– Эй, привет! – сказал он двум полицейским. Здоровяк уже договорил с Макговерном, и теперь оба полицейских направлялись к ним. – Рад вас видеть, ребята! – Эд вышел вперед и протянул руку.

Полицейский в штатском пожал протянутую руку, все еще улыбаясь.

– Эдвард Дипно? – спросил он.

– Правильно. – Эд пожал руку второму полицейскому, который выглядел несколько смущенным, а потом вновь повернулся к тому, который был в штатском.

– Я детектив, сержант Джон Лейдекер, – сказал тот. – А это офицер Крис Нелл. Судя по всему, у вас тут небольшие проблемы, сэр.

– Ну да. Наверное, вы правы. Одна маленькая проблемка. Или, уж если начистоту, я вел себя как последняя задница. – Эд нервно хихикнул, но это было вполне нормально. Настораживающе нормально. Ральф подумал обо всех обаятельных психах, которых он видел в кино – Джордж Сандерс был особенно хорош в таких ролях, – и спросил себя, а сможет ли умный химик-исследователь обмануть детектива из маленького провинциального городка, который, похоже, так и не вырос из стадии «Лихорадки субботнего вечера». Спросил и сам же себе ответил: боюсь, что сможет. Как нечего делать.

– У нас с Элен вышел спор по поводу петиции, которую она подписала, – продолжал Эд. – Слово за слово, ну вы знаете, как это бывает. Господи, я до сих пор не могу поверить, что я действительно ее ударил.

Он всплеснул руками, как будто хотел показать, насколько он смущен и расстроен. И как ему стыдно. Лейдекер улыбнулся в ответ. Ральф снова вспомнил о том, как прошлым летом Эд набросился на водителя синего пикапа. Тогда Эд назвал здоровяка убийцей, даже ударил его по лицу, а в итоге водитель пикапа смотрел на своего обидчика чуть ли не с уважением. Это было похоже на гипноз, и Ральф подумал, что сейчас происходит тоже самое.

– То есть вы хотите сказать, что просто слегка дали волю рукам? – спросил Лейдекер.

– Ну да, что-то вроде того. – Эду было как минимум тридцать два года. Но сейчас он казался почти мальчишкой с большими ясными глазами и невинным лицом. Такому, наверное, даже пиво бы не продали.

– Минуточку, – вмешался Ральф. – Вы не должны ему верить, он сумасшедший. Он только что мне говорил…

– А это у нас мистер Робертс, да? – спросил Лейдекер у Макговерна, полностью игнорируя Ральфа.

– Да, – отозвался Макговерн, и его тон показался Ральфу неуместно пафосным. – Это Ральф Робертс.

– Угу. – Лейдекер наконец соизволил взглянуть на Ральфа. – Я поговорю с вами через пару минут, мистер Робертс, а пока мне бы хотелось, чтобы вы отошли к вашему другу и постояли там молча. Хорошо?

– Но…

– Хорошо?

Уже совсем обозлившись, Ральф отошел туда, где стоял Макговерн. Кажется, это не особенно впечатлило Лейдекера. Он повернулся к офицеру Неллу:

– Может, ты выключишь музыку, Крис, а то даже собственных мыслей не слышно.

– Ага. – Нелл склонился над магнитофоном, долго крутил ручки и нажимал кнопки, но все-таки оборвал на середине песню «Ху» про слепого волшебника.

– Наверное, я немного перестарался. – Эд выглядел как воплощение самой невинности. – Интересно, почему соседи не жаловались.

– Ну, жизнь продолжается, – сказал Лейдекер и одарил лучезарной улыбкой облака, плывущие по синему летнему небу.

Замечательно, подумал Ральф. Этот парень – натуральный Уилл Роджерс. Но Эд кивнул с таким искренним восхищением, как будто детектив выдал не просто перл мудрости, а целую книгу афоризмов из серии «В мире мудрых мыслей».

Лейдекер порылся в кармане и вытащил коробочку с зубочистками. Он предложил их Эду, который отказался, потом вытряхнул одну и засунул в рот.

– Итак, что мы имеем, – сказал он. – Небольшая семейная ссора, я правильно понимаю?

Эд опять закивал. Он все еще улыбался своей искренней, слегка удивленной улыбкой.

– Даже не ссора, на самом-то деле, а спор. Политический…

– Угу, угу, – кивнул Лейдекер с улыбкой. – Но прежде чем вы продолжите, мистер Дипно…

– Эд, зовите меня просто Эд.

– Прежде чем мы продолжим, мистер Дипно, я хочу, чтобы вы знали, что все, что вы скажете, может быть использовано против вас… ну знаете, в суде. Так же у вас есть право отвечать на вопросы только в присутствии адвоката.

Дружелюбная, но озадаченная улыбка Эда – Господи, что я такого сделал? Помогите мне разобраться, пожалуйста – на мгновение исчезла, сменившись тяжелым, внимательным взглядом. Ральф взглянул на Макговерна, и облегчение в глазах приятеля было отражением его собственных чувств. Может, Лейдекер все-таки не такой идиот, каким старается показаться.

– Зачем, Бога ради, мне может понадобиться адвокат? – спросил Эд.

Он развернулся и попробовал свою смущенную улыбку на Крисе Нелле, который так и остался стоять возле магнитофона.

– Я не знаю, может быть, и не понадобится, – сказал Лейдекер. – Я просто хочу сказать, что у вас есть право нанять адвоката. А если средства вам не позволяют, тогда округ Дерри предоставит вам общественного защитника.

– Но я не…

Лейдекер вновь кивнул и улыбнулся:

– Все в порядке, конечно, как скажете. Но это ваши права. Вы понимаете ваши права, которые я вам сейчас объяснил, мистер Дипно?

Эд на мгновение застыл неподвижно, и его глаза снова стали пустыми. Ральфу он напомнил подвисший компьютер, который пытается обработать слишком большое количество информации. Потом Эд, видимо, понял, что у него не получилось никому запудрить мозги. Его плечи поникли. А пустота во взгляде сменилась таким искренним горем, что невозможно было усомниться… но Ральф все-таки сомневался. Он просто не мог не сомневаться – он видел безумие в глазах Эда до того, как здесь появились Лейдекер с Неллом. И Билл Макговерн тоже видел. Но сомневаться и не верить – это разные вещи, и Ральфу казалось, что на каком-то глубинном уровне Эд и вправду сожалеет о том, что избил Элен.

Да, подумал он, на том же уровне, на котором он искренне верит, что Центурионы на грузовиках вывозят детские трупы в Ньюпорт. И что все силы добра и зла собираются в Дерри, чтобы поучаствовать в некоем спектакле, который разыгрывается у него в мозгу. Назовем его, к примеру, «Омен V: при дворе Кровавого Царя».

Но при всем том он не мог не испытывать и некой симпатии к Эду, который навещал Каролину трижды в неделю во время ее последнего пребывания в городской больнице. Он всегда приносил цветы и всегда целовал ее, когда уходил. И не перестал целовать, даже когда вокруг нее начал витать запах смерти, и Каролина всегда пожимала его руку и благодарно ему улыбалась. Спасибо, что ты помнишь, что я все еще человек , говорила эта улыбка. И спасибо, что ты соответственно ко мне относишься. Это был Эд, которого Ральф считал своим другом; и он думал – или, может быть, только надеялся, – что тот прежний Эд все еще где-то здесь.

– У меня проблемы, да? – тихо просил он у Лейдекера.

– Ну, давайте посмотрим. – Лейдекер по-прежнему улыбался. – Вы выбили своей жене два зуба. Кажется, вы сломали ей скулу. И я без опаски поставлю вставную челюсть своей прабабушки за то, что у нее сотрясение мозга. Ну и еще кое-что по мелочам: ссадины, синяки, на правом виске вырван клок волос. Что вы пытались сделать? Снять с нее скальп?

Эд стоял молча, не отрываясь глядя на Лейдекера.

– Она проведет эту ночь в больнице, под наблюдением врачей, потому что какой-то говнюк избил ее до полусмерти, и все сходятся на мнении, что этот говнюк – вы, мистер Дипно. Я вот смотрю на кровь у вас на руках и на очках и, кажется, тоже склоняюсь к мысли, что это вы. А что вы думаете? Вы вроде парень неглупый. Как вам кажется, у вас есть проблемы?

– Я очень сожалею, что ударил ее, – сказал Эд. – Я не хотел.

– Ага, если бы я получал четвертак всякий раз, когда слышу эти слова, я бы не экономил на выпивке. Сейчас я вас арестую, мистер Дипно, по обвинению по статье «нанесение тяжких телесных повреждений второй степени», которая так же известна, как «насилие в семье». Этот случай подпадает под действие закона штата Мэн о насилии в семье. Мне бы хотелось услышать от вас еще раз, что я уведомил вас о ваших правах.

– Да, – прошептал Эд убитым голосом. Его улыбка – смущенная или нет – исчезла. – Да, вы меня уведомили.

– Сейчас мы поедем в полицейский участок и возьмем у вас показания, – сказал Лейдекер. – Потом вы можете сделать один телефонный звонок, и вас, может быть, отпустят под залог. Крис, отведи его к машине.

Нелл подошел к Эду.

– Вы ведь не будете создавать нам проблем, мистер Дипно?

– Нет, – сказал Эд все тем же тихим убитым голосом, и Ральф заметил, что по его щеке потекла слеза. Эд машинально вытер ее рукой. – Никаких проблем.

– Замечательно! – искренне отозвался Нелл и повел Эда к патрульной машине.

Пересекая дорожку, Эд посмотрел на Ральфа.

– Извини, старик, – сказал он и сел на заднее сиденье машины. Прежде чем офицер Нелл закрыл дверь, Ральф успел заметить, что с внутренней стороны двери нет ручек.

2

– Ладно. – Лейдекер повернулся к Ральфу и протянул руку для рукопожатия. – Извините, если я был с вами груб, мистер Робертс, но иногда эти парни бывают просто взрывоопасны, не побоюсь этого слова. И особенно я опасаюсь тех, которые с виду спокойны и рассудительны, потому что нельзя угадать, что стукнет им в голову.

– Джонни был моим студентом, когда я преподавал в колледже, – сказал Макговерн. Теперь, когда Эда Дипно без проблем увезли в полицейский участок на заднем сиденье патрульной машины, он едва не рыдал от облегчения. – Хороший студент. У него был великолепный диплом по Детским крестовым походам.

– Рад познакомиться, – сказал Ральф, пожимая Лейдекеру руку. – И не беспокойтесь, я на вас не в обиде.

– Вы совсем с ума сошли: пришли сюда и пытались справиться с ним в одиночку.

– Я был очень зол. Я и сейчас очень зол.

– Могу вас понять. Но вы выпутались из этой передряги, вот что важно.

– Нет, Элен, вот что важно. Элен и ребенок.

– С этим мы разберемся. Скажите, пожалуйста, мистер Робертс, о чем вы беседовали с Эдом Дипно до того, как мы приехали. Или можно вас называть просто Ральф?

– Конечно, зовите меня просто Ральф. – Он пересказал свою беседу с Эдом, пытаясь быть лаконичным, но при этом ничего не упустить. Макговерн, который, конечно, слышал кое-что, но далеко не все, смотрел на Ральфа широко распахнутыми глазами. Всякий раз, когда Ральф бросал взгляд на Билла, ему хотелось, чтобы тот надел свою панаму. Без нее он выглядел совсем старым – каким-то древним и дряхлым.

– Да уж, звучит странно, не так ли? – заметил Лейдекер, когда Ральф закончил.

– Что будет дальше? Его посадят в тюрьму? Наверное, его лучше отправить в психиатрическую лечебницу.

– Может быть, так и будет, – согласился Лейдекер. – Но между «может быть» и «так и будет» – огромная разница. Вряд ли его посадят в тюрьму, и еще менее вероятно, что его отправят в психушку, такие вещи случаются только в старых фильмах. Максимум, на что мы можем рассчитывать, так это на принудительное лечение или осмотр психиатра по решению суда.

– Но разве Элен вам не сказала…

– Леди нам ничего не сказала, а мы не пытались расспрашивать. Ей было очень больно: и физически, и морально.

– Да, конечно, – согласился Ральф. – Глупый вопрос.

– Позже она может подтвердить все, что вы рассказали, а может и не подтвердить. Жертвы семейного насилия зачастую становятся очень замкнутыми, знаете ли. Но на этот раз мы его приперли к стенке. И вы, и девушка в магазине можете засвидетельствовать, в каком состоянии была миссис Дипно и кто, по ее словам, был тому виной. А я могу дать показания, что на руках мужа жертвы была кровь. И, что лучше всего, он все-таки произнес эти волшебные слова: «Господи, я до сих пор не могу поверить, что я ее ударил». Я бы хотел, чтобы вы пришли в участок. Можете зайти завтра утром, если вам это удобно. Нам надо взять у вас показания, но все это просто формальности. Скорее всего это дело уже выиграно. – Лейдекер вытащил изо рта зубочистку, сломал, бросил в канаву и снова достал свою коробочку.

– Вам не надо?

– Нет, спасибо, – улыбнулся Ральф.

– Я понимаю. Дурацкая привычка, согласен, но я пытаюсь бросить курить, а это еще более дурацкая привычка. Есть одна неприятная вещь во всех этих парнях типа Эда Дипно: когда надо спасать свою шкуру, они становятся чертовски умными. Они съезжают с катушек, избивают кого-нибудь до полусмерти… а потом приходят в себя, и ты ни за что не подумаешь, что они вообще способны на такие вот мерзости. Но если вы застаете их сразу после такого «взрыва» – как это случилось с вами, Ральф, – у вас есть шанс заметить, как они стоят, рассеянно вертят головой, может быть, слушают музыку и пытаются снова прийти в норму.

– Да, именно так все и было, – сказал Ральф. – Именно так все и было.

– Этот трюк используют очень многие, причем зачастую достаточно долго: с виду они якобы полны раскаяния, потрясены своими собственными действиями, они готовы расплатиться за свои грехи. Они говорят рассудительно и убедительно, они обаятельны и милы, и часто бывает, что практически невозможно разглядеть под всей этой мишурой их сущность, а сущность их такова – они безумны, как мартовские зайцы. Даже в таких совсем уже запущенных случаях, как, например, с Тедом Банди, они иногда умудряются на протяжении нескольких лет выглядеть вполне нормальными людьми. Хорошо еще, что таких, как Тед Банди, совсем немного, что бы там ни писали в книгах и ни показывали в кино.

Ральф глубоко вздохнул.

– Какой бардак.

– Да уж. Но в этом есть и свои плюсы: у нас будет возможность подержать его подальше от нее, по крайней мере какое-то время. Его, разумеется, выпустят к ужину под залог в двадцать пять долларов, но…

– Двадцать пять долларов? – переспросил Макговерн. Его голос звучал одновременно удивленно и цинично. – И это все?!

– Ага, – сказал Лейдекер. – Я обвинял его в преступлении второй степени тяжести, потому что это звучит угрожающе, но у нас в штате Мэн избиение жены не считается особо тяжким преступлением.

– Но все-таки в новом законе есть и кое-что полезное, – сказал Крис Нелл, присоединяясь к их разговору. – Если Дипно захочет выйти под залог, он должен пообещать, что не будет пытаться связаться со своей женой до слушания дела в суде, то есть он не должен приходить к ней домой, заговаривать с ней на улице и даже звонить по телефону. Если он не выполнит это условие, он сядет в тюрьму.

– Я если он согласится, а потом все начнется по новой? – спросил Ральф.

– Ну, тогда мы точно его посадим, – ответил Нелл, – потому что это уже уголовное преступление… или может быть названо таковым, если окружной прокурор захочет сыграть совсем уж круто. В любом случае нарушители закона об освобождении под залог проводят в тюрьме куда больше, чем с утра и до ужина.

– И еще очень хотелось бы верить, что его супруга, ради беседы с которой он может нарушить этот закон, будет жива к тому моменту, как его посадят в тюрьму, – сказал Макговерн.

– Да, – мрачно кивнул Лейдекер. – Иногда это самое главное.

3

Ральф пришел домой и уставился в телевизор, но смотрел не в экран, а скорее сквозь. Так он просидел часа полтора. Потом, во время очередной рекламы, он встал, чтобы проверить, не осталась ли в холодильнике кола, но по дороге споткнулся и схватился за стену, чтобы не упасть. Его трясло и тошнило. Он, конечно, понимал, что это всего лишь запоздалая реакция на стресс, но слабость и тошнота все равно сильно его напугали.

Он снова сел, глубоко вздохнул и пару минут посидел в кресле, опустив голову и закрыв глаза, потом встал и медленно пошел в ванную. Он наполнил ванну теплой водой и сидел отмокал, пока не услышал, что начался «Ночной суд», первый из послеобеденных сериалов – он оставил телевизор включенным, и ему было все слышно из ванной. К этому времени вода остыла и стала почти ледяной, и Ральф был только счастлив вылезти из ванны. Он вытерся, облачился в свежую одежду и подумал, что сейчас вполне можно поесть чего-нибудь легкого. Он вышел на лестницу и позвал Макговерна, может быть, тот захочет составить ему компанию, но не услышал ответа.

Ральф поставил воду, чтобы сварить пару яиц, и позвонил в госпиталь Дерри по телефону, который стоял тут же, на кухне. Его звонок перевели в Службу иформации о больных. Дежурная медсестра проверила данные на компьютере и сообщила Ральфу, что да, Элен Дипно была доставлена к ним в больницу. Ее состояние в данный момент удовлетворительное. Нет, она понятия не имеет, кто сейчас заботится о ребенке миссис Дипно, но в ее списках Натали Дипно не значится. Нет, Ральфу нельзя навестить Элен, но не потому, что доктор не разрешил пускать к ней посетителей; миссис Дипно сама попросила, чтобы к ней никого не пускали.

Почему? – хотел спросить Ральф, но передумал. Женщина из Службы информации скорее всего скажет ему, что она сожалеет, но у нее нет таких данных, тем более что Ральф решил, что эти данные были у него в компьютере, в том самом компьютере, который располагается между ушами. Элен не хотела никого видеть, потому что ей было стыдно. Она не виновата в том, что случилось, но Ральф рассудил, что для самой Элен это ничего не меняет. Половина Харрис-авеню видела, как она ковыляла по улице, ни дать ни взять – избитый боксер на ринге после того, как рефери остановил бой; ее отвезли в больницу на «скорой», и виноват во всем был ее муж – отец ее дочери. Ральф очень надеялся, что ей дадут что-нибудь, чтобы она спокойно спала ночью. А утром, хотелось бы думать, ей все увидится в другом свете. В лучшем свете… потому что, Бог свидетель, хуже уже некуда.

«Черт подери, вот бы и мне что-нибудь дали, чтобы я мог спокойно спать ночью», – подумал он.

Тогда иди на прием к Литчфилду, идиот , – немедленно отозвалась другая часть его сознания.

Женщина из Службы информации спросила у Ральфа, может ли она еще чем-нибудь ему помочь. Ральф сказал, что нет, и начал было благодарить ее, но услышал в трубке короткие гудки.

– Замечательно, – сказал Ральф в пустоту. – Очень мило. – Он повесил трубку и осторожно опустил яйца в кипящую воду.

Десять минут спустя, когда он сидел за столом и сверлил взглядом яйца, которые лежали на тарелке, как самые крупные в мире жемчужины, зазвонил телефон. Ральф отставил тарелку в сторону и взял трубку.

– Алло?

Тишина. Только чье-то дыхание и тишина.

– Алло? – повторил Ральф.

В трубке снова послышалось чье-то дыхание, а потом раздался звук, который больше всего был похож на сдавленный всхлип. Потом – короткие гудки. Ральф повесил трубку и пару секунд смотрел на телефон, хмуря брови.

– Ну давай, Элен, – сказал он. – Перезвони. Пожалуйста.

Потом он опять сел за стол и наконец приступил к своей скромной трапезе.

4

Пятнадцать минут спустя, когда Ральф мыл посуду, опять зазвонил телефон. Это не она, подумал Ральф, вытирая руки. Он повесил полотенце на плечо и пошел к телефону. Точно не она. Скорее всего Билл или Луиза.

– Привет, Ральф.

– Здравствуй, Элен.

– Это я звонила тебе несколько минут назад. – Ее голос был хриплым, как будто она напилась пьяной или долго плакала, а Ральф не думал, что пациентам в больнице разрешают употреблять спиртное.

– Я так и понял.

– Я услышала твой голос и… я… я не смогла…

– Все в порядке, я все понимаю.

– Правда? – Она шмыгнула носом.

– Да, мне кажется, да.

– Пришла медсестра и дала мне болеутоляющее. Хотелось сразу его принять и лечь спать… очень болит лицо… но я не могу лечь спать, пока не поговорю с тобой и не скажу, что должна сказать. Боль – это очень неприятно, но это еще и стимул.

– Элен, ты не должна ничего мне говорить.

Но он боялся, что все-таки должна. И еще он боялся того, что она может ему сказать… боялся, что она будет злиться на него, потому что злиться на Эда она не могла.

– Нет, я должна. Я должна сказать тебе спасибо.

Ральф прислонился к двери и на мгновение закрыл глаза. Он, конечно, почувствовал облегчение, но теперь он не знал, что ответить. Он был готов сказать: «Мне очень жаль, что ты так думаешь, Элен», – сказать это очень спокойным голосом, но этот сценарий мог бы пригодиться, только если бы она начала разговор с вопроса о том, не пора ли ему перестать совать свой непомерно длинный нос в чужие дела.

А потом, как будто угадав его мысли, она сказала:

– Я жутко на тебя злилась. Всю дорогу сюда, все время, пока меня тут обследовали… и еще час, наверное, после того, как меня положили в палату… я страшно на тебя злилась. Я позвонила Кэнди Шумахер, моей подруге с Канзас-стрит, она пришла и забрала Натали. Я заберу ее завтра утром, а эту ночь Натали будет у Кэнди. Кэнди спросила меня, что случилось, но я ей не сказала. Мне просто хотелось лежать и беситься, потому что ты вызвал полицию, хотя я просила тебя никуда не звонить.

– Элен…

– Дай мне закончить, чтобы быстрее принять таблетку и лечь спать.

– Хорошо.

– Сразу после того, как Кэнди забрала Натали – слава Богу, она не плакала, я бы этого не вынесла, – ко мне пришла женщина. Сначала я решила, что она ошиблась палатой, потому что я понятия не имела, кто она такая, а потом, когда до меня наконец дошло, что она пришла именно ко мне, я ей сказала, что не хочу никого видеть. Но она сделала вид, что не слышит, что я ей говорю. Она закрыла дверь и приподняла свою юбку так, чтобы я увидела ее левое бедро. На нем был длинный шрам, почти до колена. Она сказала, что ее зовут Гретхен Тилбери, что она советник по вопросам насилия в семье из Женского центра и что ее муж распорол ей ногу кухонным ножом в семьдесят восьмом году. Она сказала, что если бы у соседа снизу не было жгута, она бы истекла кровью. Я сказала, что мне очень жаль, что это действительно очень плохо, что с ней приключилось, но я ни с кем не хочу говорить о случившемся до тех пор, пока не обдумаю все как следует. – Элен пару секунд помолчала. – Но знаешь, это была ложь. У меня было достаточно времени на раздумья, потому что в первый раз Эд ударил меня два года назад, незадолго до того, как я забеременела. Я просто пыталась… ну, делать вид, что ничего не происходит.

– Я понимаю, как это бывает, – сказал Ральф.

– Эта женщина… она, наверное, прошла специальные курсы, как пробиваться сквозь защиту других людей.

Ральф улыбнулся:

– Я думаю, это у них основная дисциплина в программе.

– Она сказала, что мне больше нельзя закрывать на все глаза, что у меня серьезные проблемы и что мне пора начинать относиться к ним серьезно. Я сказала, что не собираюсь рассказывать ей о своих делах и слушать все то, что она мне говорит, лишь потому, что ее муж когда-то порезал ей ногу. И я чуть не сказала ей – ты не поверишь, – я чуть не сказала ей, что скорее всего это случилось из-за того, что она никак не хотела заткнуться, успокоиться и уйти, подарив своему мужу вполне заслуженный покой. Но я была в бешенстве, Ральф. Мне было больно, стыдно, обидно…

– Я думаю, это вполне нормальная реакция.

– Она спросила, как я буду себя чувствовать – не по поводу Эда, а по поводу собственных ощущений, – если вернусь домой, и Эд снова меня изобьет. Потом она спросила, что будет, если я вернусь, и Эд начнет бить Натали. Этот вопрос привел меня в бешенство. И я все еще злюсь, когда вспоминаю о нем. Эд никогда не трогал Натали. Так я ей и сказала. Она кивнула и ответила: «Но это не значит, что он не сделает этого в будущем, Элен. Я знаю, что ты не хочешь об этом думать, но тебе надо подумать. К тому же, допустим, что ты права. Допустим, он никогда не сделает с ней ничего страшного, максимум – легонько отшлепает. Ты хочешь, чтобы она росла, глядя, как он бьет тебя? Ты хочешь, чтобы она росла и видела вещи, подобные тем, что случились сегодня?» И это меня остановило. Просто вогнало в ступор. Я помню, как выглядел Эд, когда он вернулся из магазина… и сразу все поняла, как только увидела, какой он был бледный… и как он дергал головой.

– Как петух, – пробормотал Ральф.

– Что?

– Ничего. Продолжай.

– Я не знаю, что его так взбесило… я уже давно ничего про него не знаю, но я поняла, что отыграется он на мне. А когда ситуация доходит до некоей критической точки, ты уже ничего не сделаешь. Я побежала в ванную, но он схватил меня за волосы… я кричала… а Натали сидела там, на своем высоком стульчике, и когда я кричала, она тоже кричала.

Элен расплакалась и замолчала. Ральф ждал, прислонив голову к двери. Он тоже плакал, вытирая слезы полотенцем, но даже не замечал этого.

– В любом случае, – сказала Элен, когда снова смогла говорить, – я проговорила с той женщиной почти час. Это называется консультацией жертв, и она занимается этим уже черт-те сколько лет, представляешь?

– Да, – сказал Ральф. – Представляю. Это нужное дело, Элен.

– Я собираюсь увидеться с ней завтра в Женском центре. Смешно, правда, что мне придется идти именно туда. Я вот о чем, если бы я не подписала петицию…

– Если бы этого не случилось из-за петиции, то случилось бы из-за чего-то другого.

Она вздохнула:

– Да, скорее всего ты прав. Так оно и есть. Гретхен сказала, что я не могу помочь Эду решить его проблемы, зато я могу решить свои собственные… или хотя бы начать решать. – Элен снова расплакалась, потом перевела дыхание и продолжила: – Извини, я сегодня столько плачу… наверное, мне больше уже никогда не захочется плакать. Я ей сказала, что люблю его. Мне было стыдно говорить такое, я вообще не уверена, что это правда, но мне так кажется, я так чувствую. Я сказала, что хочу дать ему еще один шанс. Она сказала, что таким образом получается, что я заставляю и Натали дать ему еще один шанс, а я вспомнила, как она сидела там, на кухне, с размазанным по лицу шпинатом, и кричала все время, пока Эд меня бил. Господи, я ненавижу, когда людей загоняют в угол и не выпускают оттуда, и я ненавижу людей, которые это делают. Таких, как она.

– Она пытается помочь тебе, вот и все.

– И это я ненавижу тоже – когда тебе помогают, когда ты не просишь о помощи. Я сейчас в замешательстве, Ральф. Ты, наверное, думаешь, что здесь все ясно, но я в полной растерянности.

Он услышал короткий смешок.

– Все в порядке, Элен. Это вполне нормально для человека в твоем состоянии.

– И перед тем как уйти, она рассказала мне про Хай-Ридж. И сейчас мне кажется, что это место как будто создано для меня…

– А что это?

– Это что-то вроде пансиона… она напирала на то, что это именно дом, а не убежище для униженных и избитых женщин, одной из которых я теперь, судя по всему, официально являюсь. – На этот раз смешок был больше похож на всхлип. – Я могу взять с собой Натали, если решу переехать туда, и это меня привлекает больше всего.

– А где это находится?

– За городом. На полпути к Ньюпорту.

– Ага, кажется, я что-то слышал.

Конечно, он слышал. Хэм Давенпорт упоминал этот дом в своей речи в защиту Женского центра. Они дают консультации по проблемам семьи и брака, занимаются детьми и проблемой насилия в семьях, предоставляют защиту женщинам, пострадавшим от своих мужей. Где-то около Ньюпорта у них есть даже специальный дом для таких жен. Ральфу уже начинало казаться, что Женский центр просто-таки переполнил его жизнь. Эд наверняка бы узрел в этом некий скрытый смысл, и наверняка для него это было бы очень плохим знаком.

– Эта Гретхен Тилбери – крепкий орешек, – продолжала Элен. – Когда она уже собралась уходить, она мне сказала, что это вполне понятно, почему я люблю Эда, что это нормально, что так и должно быть. Потому что любовь – это не лампочка, которую можно выключить, когда захочется, но я должна помнить, что моя любовь не вылечит его, что даже любовь Эда к Натали его не вылечит, и никакая любовь не снимает с меня ответственности за ребенка. Когда она ушла, я только об этом и думала. Все лежала и думала. Хотя мне было гораздо проще думать о том, как я тебя ненавижу. Да, это было бы проще.

– Да, – согласился он. – Я знаю, как это бывает. Элен, давай ты сейчас примешь лекарство и ляжешь спать. И забудешь обо всем до утра.

– Я так и сделаю, но сначала мне бы хотелось сказать спасибо.

– Ты знаешь, не нужно тебе меня благодарить.

– Нет, нужно, – твердо сказала она, и Ральф был рад услышать хоть какие-то эмоции в ее голосе. Это означало, что Элен Дипно осталась собой, и сейчас это было важнее всего. – Я пока еще злюсь на тебя, Ральф, но я рада, что ты не послушал меня, когда я просила не вызывать полицию. Я просто боялась, понимаешь? Боялась…

– Элен, я… – Голос у Ральфа дрожал. Он прочистил горло и попробовал снова заговорить. – Просто мне было больно смотреть на то, как ты страдаешь. Когда я увидел, как ты идешь по улице, и лицо у тебя все в крови, я так испугался…

– Не надо об этом. Пожалуйста. Иначе я заплачу, а я больше не могу плакать, просто не могу.

– Ладно. – У него накопилась куча вопросов про Эда, но время для них было явно неподходящее. – Могу я прийти навестить тебя завтра?

Короткая пауза, а потом Элен сказала:

– Пока не надо. Не так быстро. Мне нужно о многом подумать, многое решить, а это будет тяжело. Я еще свяжусь с тобой, Ральф, хорошо?

– Конечно, как скажешь. А что ты собираешься делать с домом?

– Муж Кэнди закроет его, а потом привезет мне ключи. Гретхен Тилбери сказала, что Эд не должен туда возвращаться. Ни под каким предлогом: ни за чековой книжкой, ни за сменой белья. Если ему что-то понадобится, он может отдать ключи и список необходимых вещей кому-нибудь из полицейских, и он привезет их Эду. Я думаю, он пока переберется во Фреш-Харбор. Там есть жилье для работников лаборатории. Такие маленькие домики, вообще-то даже симпатичные… – В ее голосе уже не было злости. Теперь Элен была просто несчастной, подавленной и очень-очень усталой женщиной.

– Элен, я рад, что ты позвонила. Ты сняла камень с моей души. Нет, правда. А теперь ложись спать.

– А ты, Ральф? – вдруг спросила она – Ты сам нормально спишь по ночам?

Такая резкая смена темы вынудила его быть честным. В другое время он попытался бы избежать прямого ответа на этот вопрос.

– Сплю… ну, может быть, не так много, как мне бы хотелось. Не так много, как мне бы хотелось…

– Ты береги себя, хорошо? Сегодня ты вел себя очень храбро, как рыцарь в историях про короля Артура, но я думаю, что даже сэру Ланселоту иногда надо было спать.

Он был тронут ее словами, но они почему-то еще и развеселили его. В сознании возникла четкая картинка: Ральф Робертс, одетый в доспехи, на белом коне, и Макговерн – его верный оруженосец, в кожаном жилете и с неизменной панамой на голове, едет следом за ним на своем пони.

– Спасибо, милая, – сказал он. – Я думаю, это самые приятные слова, какие я слышал с тех пор, как президентом был Линдон Джонсон. Спокойной ночи, насколько это возможно.

– Да. И тебе того же.

Она повесила трубку. Пару секунд Ральф задумчиво смотрел на телефон, а потом тоже повесил трубку. Может быть, у него и вправду будет спокойная ночь. Он это заслужил. А пока он собирался спуститься вниз, посидеть на крыльце и посмотреть на закат. И пусть все будет, как будет.

5

Макговерн уже вернулся домой и теперь сидел на крыльце в своем любимом кресле. Что-то происходило на улице, и Билл так увлекся, что даже не сразу обернулся, когда его сосед сверху вышел на крыльцо. Ральф проследил за его взглядом и увидел синий фургончик, припаркованный у дома в полквартале от них, на той стороне улицы. На задних дверцах было написано большими белыми буквами: МЕДИЦИНСКАЯ СЛУЖБА ДЕРРИ.

– Привет, Билл, – сказал Ральф, усаживаясь в свое кресло. Кресло-качалка, где обычно сидела Луиза Чесс, стояло между ними. Легкий ветерок, такой приятный после жаркого дня, раскачивал пустое кресло, и оно легонько поскрипывало.

– Привет. – Макговерн на миг обернулся к Ральфу, начал было отворачиваться, но потом повернулся обратно и взглянул на него повнимательнее. – Старик, тебе пора чем-то подкалывать мешки под глазами, иначе скоро ты будешь на них наступать. – Ральф подумал, что это должно было прозвучать как одна из коронных шуточек Билла, благодаря которым он прославился на всю улицу, но в глазах Макговерна он заметил неподдельную тревогу.

– Хреновый был денек, – сказал Ральф. Он рассказал Биллу про звонок Элен, разумеется, подредактировав свой рассказ. Билл вполне мог обойтись без некоторых деталей.

– Я рад, что она в порядке, – сказал Макговерн. – Знаешь, Ральф, что я тебе скажу… Сегодня ты меня просто сразил, когда шел по улице к дому Эда. Ну просто как Гарри Купер в «Ровно в полдень». Может быть, это было безумие, но в любом случае это было круто. – Он на миг замолчал и добавил: – Сказать по правде, я тебя даже слегка испугался.

Уже второй раз за последние пятнадцать минут Ральфа порывались назвать героем. И ему было от этого не по себе.

– Я был слишком взбешен, чтобы сообразить, какой я все-таки идиот. А где ты был, Билл? Я пытался тебе звонить, но тебя не было дома.

– Я гулял по шоссе, продолжению Харрис-авеню, – сказал Макговерн. – Пытался немного прийти в себя. С тех пор как Джонни Лейдекер и тот второй полицейский забрали Эда, у меня жутко болит голова, и с желудком творится что-то невообразимое.

Ральф понимающе кивнул.

– У меня тоже.

– Правда? – Билл вроде как удивился, но смотрел все равно скептически.

– Правда, – улыбнулся Ральф.

– И еще я встретил Фэя Чапина на площадке для пикников, где обычно собираются эти старые калоши, когда их доканывает жара, и он уговорил меня сыграть с ним в шахматы. Этот парень – просто шедевр. Считает себя живым воплощением Рэя Лопеза, а в шахматы играет как первоклассник… или даже хуже… и он постоянно болтает. Я ни разу не слышал, чтобы он молчал.

– Но Фэй все-таки неплохой человек, – сказал Ральф, но Макговерн как будто его и не слышал.

– И этот жуткий Дорренс Марстеллар тоже был там, – продолжал он. – Если мы старые, то он просто древний. Стоял себе возле забора, который отгораживает площадку от аэродрома, сжимал в руках свою дурацкую книжку стихов и смотрел, как садятся и взлетают самолеты. Как ты думаешь, он действительно читает все эти книги или просто таскается с ними для бутафории?

– Хороший вопрос, – сказал Ральф, но думал он совсем о другом. О том, почему Макговерн назвал Дорренса жутким. Он сам бы не стал использовать это слово, но в одном Билл был прав: этот человек был из тех, кого называют «шедевр природы». Пусть и старый-престарый, он вовсе не впал в маразм, как могло бы показаться (по крайней мере так думал Ральф). Просто складывалось впечатление, что все, что он говорит, это продукт слегка «завернутого» сознания и слегка искаженного восприятия.

Он вспомнил, что Дорранс тоже был там прошлым летом, в тот день, когда Эд врезался в парня на синем пикапе. Тогда ему показалось, что появление Дорранса – это достойный последний штрих в картине всеобщего сумасшествия. И Дорранс тогда сказал что-то забавное. Ральф попытался вспомнить, что именно, но не смог.

Макговерн снова уставился на улицу. Из дома, рядом с которым и стояла синяя машина, вышел молодой человек в серой форме. Вполне здоровый и даже цветущий юноша, который выглядел так, как будто за все двадцать пять лет своей жизни он ни разу не обращался к врачу. Он толкал перед собой тележку, на которой лежал длинный зеленый баллон.

– Это пустой, – сказал Билл. – Ты не видел, как они заносили полный.

Второй молодой человек, тоже в серой форме врача «скорой помощи», вышел из двери маленького домика, при покраске которого желтая и розовая краска были скомбинированы в ужасающем сочетании. Он пару секунд постоял на ступеньках, держась за ручку двери и переговариваясь с кем-то, кто находился в доме. Потом он закрыл дверь и быстро сбежал вниз по ступенькам. Он как раз успел, чтобы помочь своему коллеге погрузить тележку с баллоном в машину.

– Кислород? – спросил Ральф.

Макговерн кивнул.

– Для миссис Лочер?

Макговерн еще раз кивнул, наблюдая за тем, как работники Медицинской службы закрывают задние дверцы машины. Они еще несколько секунд постояли на улице, тихо переговариваясь в тусклом свете уходящего дня.

– Мы с Мэй Лочер ходили в начальную, а потом и в среднюю школу. Это было в Кардвилле, на родине храбрецов и в краю коров. Так про него говорят. В выпускном классе нас было лишь пятеро. Она была той еще штучкой, а такие ребята, как я, назывались «слегонца сиреневатыми». В те жутко давние времена… даже забавно, как это было давно… геи ходили разряженные, как рождественские елки.

Ральф смущенно уставился на свои руки. Он не знал, что на это сказать. Конечно, он знал, что Макговерн – гомосексуалист, и знал это очень давно, но до сегодняшнего вечера Билл ни разу не говорил об этом напрямую. И Ральфу очень хотелось, чтобы Билл отложил этот разговор на какое-нибудь далекое «потом», и желательно, чтобы в этот знаменательный день ему, Ральфу, не казалось, что у него в голове вместо мозгов плещется кипящий жир.

– Это было тысячу лет назад, – продолжал Макговерн. – Кто бы мог подумать, что мы с ней бросим якорь у берегов Харрис-авеню.

– У нее эмфизема, да? Я что-то такое слышал.

– Ага, это болезнь из тех, которые не лечатся. Старость – не для слабаков, правда?

– Да, – сказал Ральф, и не просто сказал, а всем своим существом прочувствовал эту неумолимую истину. Он подумал о Каролине, о том ужасе, который пронзил его сердце, когда вошел в квартиру в мокрых кедах и увидел, что она лежит в дверях кухни… как раз на том месте, где он стоял на протяжении всего разговора с Элен. Пойти разбираться с невменяемым Эдом Дипно – это вообще ничто по сравнению с тем ужасом, который он пережил, когда подумал, что Каролина умерла.

– Я еще помню время, когда Мэй привозили кислород раз в две недели, – сказал Макговерн. – Теперь они приезжают по понедельникам и четвергам, как часы. Я выхожу и смотрю, когда у меня есть возможность. Иногда я хожу к ней и читаю ей всякие скучные статьи из женских журналов… ты и представить себе не можешь, насколько это тоскливо. Иногда мы разговариваем. Она говорит, у нее такое ощущение, как будто ее легкие забиты водорослями. Осталось уже недолго. Однажды они приедут и вместо того, чтобы погрузить в машину пустой баллон, они погрузят туда Мэй. Ее отвезут в больницу, и это будет конец.

– Это из-за курения? – спросил Ральф.

Макговерн наградил его странным взглядом, который казался таким чужим на его добром и мягком лице, и Ральф даже не сразу понял, что это была искренняя обида, смешанная с презрением.

– За всю свою жизнь Мэй Перро не выкурила ни одной сигареты. Это – расплата за двадцать лет работы в красильне на ткацкой фабрике в Коррине и еще двадцать лет работы сортировщицей на фабрике в Ньюпорте. Она дышит не через водоросли, а через хлопок, шерсть и нейлон.

Молодые врачи из городской Медицинской службы тем временем сели в свою машину и укатили прочь.

– Мэн – это северо-восточная окраина Аппалачей. Многие этого не понимают, но так оно и есть. И Мэй умирает от аппалачской болезни. Врачи еще называют ее «текстильными легкими».

– Да, грустно все это. Она, наверное, много для тебя значит?

Макговерн рассмеялся.

– Да нет. Я хожу к ней, потому что она – это последнее, что у меня осталось от впустую растраченной юности; так уж сложилось. Иногда я читаю ей и при этом еще умудряюсь проглотить пару-тройку ее ужасающих древних печений, жестких, как подметка. И вот, собственно, и все. Моя забота, она безопасно-эгоистична, я тебя уверяю.

Безопасно-эгоистична, подумал Ральф. Какая странная фраза. Настоящая макговерновская фраза.

– Ладно, забудь про Мэй, – сказал Макговерн. – Сейчас всю общественность нашей страны волнует другой вопрос: что нам делать с тобой, Ральф Робертс? Виски не помогло, как я понимаю?

– Не помогло, – сказал Ральф.

– Хм, а ты все делал, как надо: принимал много по маленькой? Каламбур по ходу дела…

Ральф кивнул.

– Но тебе все равно надо что-то придумать по поводу этих мешков под глазами, иначе тебе никогда не суметь покорить нашу прекрасную Луизу. – Ральф внимательно изучил лицо Ральфа на предмет реакции на свою фразу, кивнул и вздохнул: – Не смешно, да?

– Ага, уж очень тяжелый был день.

– Извини.

– Все нормально.

Они немного посидели в уютной дружеской тишине, наблюдая за перемещениями прохожих на их «участке» Харрис-авеню. Три маленькие девочки играли в классики на стоянке у «Красного яблока». Миссис Перрин стояла неподалеку – навытяжку, как часовой – и наблюдала за их игрой. Мальчик в красной бейсболке «Ред Сокс» с повернутым назад козырьком прошел мимо, кивая в такт музыке в своем плейере. Еще двое мальчишек играли в тарелочку перед домом Луизы. Где-то лаяла собака. Где-то кричала женщина, требуя, чтобы Сэм наконец взял сестру и пошел домой. Обычная серенада вечерней улицы. Все, как всегда. Но сегодня все это казалось Ральфу каким-то неправильным. Наверное, потому что в последнее время – во время своих ночных бдений – он привык видеть Харрис-авеню абсолютно пустой.

Он повернулся к Макговерну:

– Знаешь, о чем я подумал в первую очередь, когда увидел тебя сегодня на стоянке у «Красного яблока», несмотря ни на что… несмотря на все то, что там творилось?

Макговерн покачал головой.

– Я подумал: а куда, интересно, запропастилась твоя панама. Без нее ты выглядишь как-то странно. По крайней мере для меня странно. Без нее ты как будто голый. Куда ты ее задевал?

Макговерн рассеянно дотронулся до своей макушки, где остатки седых волос были аккуратно зачесаны влево.

– Я не знаю, – сказал он. – Она потерялась сегодня утром. Обычно я кладу ее на столик в прихожей, когда прихожу с улицы, но там ее нет. Похоже, на этот раз я положил ее куда-то в другое место, а вот куда… не могу вспомнить, хоть тресни. Есть у меня нехорошее подозрение, что еще несколько лет – и я буду бродить по улицам в нижнем белье, потому что не смогу вспомнить, куда я засунул свои штаны. Вот они, прелести преклонного возраста, да, Ральф?

Ральф кивнул и улыбнулся, думая про себя, что из всех стариков, которых он знал – а знал он не меньше трех дюжин, по крайней мере на уровне «Привет-как-дела», – Билл Макговерн больше всех ныл по поводу своего старения. У него давно уже сложилось впечатление, что Билл относится к своей давно ушедшей юности и не так давно ушедшей зрелости точно так же, как генерал отнесся бы в двум солдатам, которые дезертировали с поля боя накануне решающего сражения. Но Ральф вовсе не собирался высказывать это вслух. У каждого есть свои пунктики и прибабахи; и у Макговерна тоже был свой пунктик – патологически болезненное отношение к старости.

– Я сказал что-то смешное? – нахмурился Макговерн.

– Прошу прощения?

– Ты улыбнулся, и я подумал, что, может быть, я сказал что-то смешное. – Его голос звучал как-то обиженно, и особенно для человека, который только что подкалывал своего соседа по поводу его отношений с милой вдовушкой с их улицы, но Ральф напомнил себе, что сегодня и у Билла тоже был сложный день.

– Я думал вовсе не о тебе, – сказал Ральф. – Я думал о том, что говорила по этому поводу Каролина. Она говорила, что старость – это как если бы тебе подали препоганейший десерт в конце шикарного обеда.

Это была правда только наполовину. Каролина действительно говорила такие слова, но не по поводу старости, а по поводу опухоли мозга, которая ее убивала. Она сама была не такой уж старой; ей было всего шестьдесят четыре, когда она умерла, и буквально до последних дней своей жизни она чувствовала себя почти вдвое моложе – во всяком случае, так она говорила.

Три девочки, которые играли в классики на стоянке у «Яблока», уже закончили игру. Они дошли до дороги, посмотрели в обе стороны, нет ли машин, и, взявшись за руки, перебежали через улицу. Они заливисто смеялись, и на секунду Ральфу показалось, что они окружены сиянием, которое освещает их щеки, лбы и смеющиеся глаза и мерцает, как какой-то странный огонек Святого Эльма. Ральф зажмурился, а потом снова открыл глаза. Серый мерцающий конверт, который он вообразил вокруг девочек, исчез, это было громадное облегчение, но ему нужно было поспать. Просто необходимо.

– Ральф? – Такое впечатление, что голос Макговерна доносился с другого края крыльца, хотя никто из них не двигался с места. – С тобой все в порядке?

– Ну да, – сказал Ральф. – Просто задумался. Об Эде и Элен. Ты хоть примерно себе представлял, насколько он сдвинутый, Билл?

Макговерн покачал головой:

– Мне и в голову не приходило, что с ним что-то не так. И хотя я время от времени замечал синяки, я всегда верил Элен, когда она говорила, откуда они взялись. Вообще-то я не считаю себя легковерным, но похоже, мне надо бы пересмотреть свое мнение на собственный счет.

– Как ты думаешь, что будет с ними дальше? Есть какие-нибудь предположения?

Макговерн вздохнул и рассеянно дотронулся до макушки. Он безотчетно пытался поправить свою пропавшую панаму.

– Ты меня знаешь, Ральф, я циник до мозга костей. И я убежден, что в жизни конфликты разрешаются совсем не так, как это бывает в кино. В жизни они вообще не разрешаются, а просто тянутся и тянутся, пока тихо не исчерпаются сами собой. Вернее, даже не исчерпаются – это немного не тот термин. Они просто-напросто высыхают, как грязные лужи на солнце. – Макговерн пару секунд помолчал, а потом добавил: – И большинство из них оставляет после себя такие же мерзкие пятна.

– Господи, – прошептал Ральф. – Это и вправду ужасно цинично.

Макговерн пожал плечами.

– Большинство учителей на пенсии – жуткие циники, Ральф. Потому что мы видим, как все бывает. Все происходит у нас на глазах. Они приходят, такие молодые и сильные, и они так уверены в том, что у них все будет по-другому. А потом они собственными руками создают себе канавы и бултыхаются в них всю жизнь, как это делали их отцы и деды. Я думаю, что Элен вернется к нему, Эд какое-то время будет держаться, а потом снова ее изобьет, и она снова уйдет от него. Это как с теми слюнявыми песенками в стиле кантри, которые некоторые любители слушают по сто раз, пока наконец не поймут, что они им обрыдли. Элен – умная женщина, и я думаю, ей вполне хватит еще одного куплета, не больше.

– Только этот куплет может оказаться для нее последним, – мрачно заключил Ральф. – Ты понимаешь. Мы сейчас говорим не о пьяном муже, который пришел в пятницу вечером, проиграв все деньги в покер, и избил жену, потому что она начала его пилить и стыдить.

– Я понимаю, – сказал Макговерн. – Но ты спросил мое мнение, и ты его получил. Я думаю, что Элен пройдет еще один круг, прежде чем уразумеет, что так жить нельзя. Но даже потом им придется время от времени сталкиваться друг с другом. Все-таки мы живем в очень маленьком городке. – Он замолчал и уставился на улицу. – Смотри-ка, – сказал он, приподняв бровь. – А вот и наша Луиза. Идет сюда, прекрасная, как сама ночь.

Ральф наградил его испепеляющим взглядом, который Билл не заметил или попросту не захотел замечать. Он встал, еще раз дотронулся пальцами до макушки, где не было панамы, а потом спустился с крыльца навстречу Луизе.

– Луиза! – воскликнул он, становясь на одно колено и театрально заламывая руки. – Соединятся ли наши судьбы сияющими узами любви? Обвенчай свою судьбу с моей и дай мне увезти тебя отсюда в другие края на золоченой машине моих пламенных чувств.

– Господи, Билл, ты мне предложение, что ли, делаешь или просто зовешь на свидание? – Луиза растерянно улыбнулась.

Ральф постучал Макговерна по спине.

– Вставай, старый дурак, – сказал он и взял из рук Луизы маленькую сумку. Он заглянул внутрь и увидел три банки пива.

Макговерн поднялся на ноги.

– Извини, Луиза. Это все душные летние сумерки с твоей красотой. Другими словами, временное помутнение рассудка.

Луиза улыбнулась ему, а потом повернулась к Ральфу.

– Я только сейчас узнала, что случилось, – сказала она. – И поспешила сюда. Я весь день просидела с девочками в Лудлоу. Играли в покер по маленькой. – Ральфу даже не надо было смотреть на Макговерна. Он и так знал, что его левая бровь… – Покер с девочками! Какая все-таки прелесть наша Луиза – была поднята на максимальную высоту. – С Элен все в порядке?

– Да, – сказал Ральф. – Ну, может быть, не совсем в порядке; ее оставили на ночь в больнице. Но это просто на всякий случай. Серьезной опасности нет.

– А малышка?

– Малышка в порядке. Она сейчас у подруги Элен.

– Хорошо, пошли на крыльцо, и вы мне все подробно расскажете. – Она взяла Билла и Ральфа под руки и повела их к крыльцу. Так они и поднялись по ступенькам: словно два престарелых мушкетера, которые и в старости пытаются защитить даму сердца, – а когда Луиза уселась в свое кресло-качалку, по всей Харрис-авеню зажглись фонари, как двойная нить жемчуга в мягких сумерках.

6

В ту ночь – с четверга на пятницу – Ральф уснул чуть ли не раньше, чем его голова коснулась подушки, и проснулся в половине четвертого утра. Он сразу понял: о том, чтобы снова уснуть, не может быть и речи, – поэтому лучше не мучиться, а сразу же перебраться в кресло в гостиной.

Он еще пару минут полежал в кровати, глядя в темноту и пытаясь поймать ускользающий сон, но у него ничего не вышло. Он только помнил, что ему снился Эд… и Элен… и Розали, собака, которую он как-то видел на Харрис-авеню ранним утром, еще до того, как появился почтальон Пит.

И еще там был Дорранс.

Да, все правильно. Там, во сне, был Дорранс. А потом словно ключ повернулся в замке, и Ральф неожиданно вспомнил, что сказал ему Дорранс прошлым летом во время стычки между Эдом и водителем пикапа… слова, которые он вспоминал и не мог вспомнить вчера вечером. Когда он пытался оттащить Эда от здоровяка, Дорранс сказал,

(На твоем месте я бы не стал)

что ему лучше не трогать Эда.

– Он сказал, что не видит моих рук, – пробормотал Ральф вслух, вылезая из кровати. – Да, именно так он и сказал.

Он еще немного посидел на кровати, опустив голову и зажав руки коленями. В конце концов он сунул ноги в тапочки и поплелся в гостиную. Пора было садиться в кресло и ждать рассвета.


Читать далее

Фрагмент для ознакомления предоставлен магазином LitRes.ru Купить полную версию
1 - 1 18.03.16
Пролог 18.03.16
Часть первая. Маленькие лысые доктора
Глава 1 18.03.16
Глава 2 18.03.16
Глава 3 18.03.16
Глава 4 18.03.16
Глава 5 18.03.16
Глава 6 18.03.16
Глава 3

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть