Онлайн чтение книги Инспектор Кадавр
9. Шорох за дверью

Бывает, что какой-нибудь сон, который длился, как нас заверяют, всего несколько секунд, мы помним очень долго, иногда всю жизнь. Вот и сейчас эти трое мужчин, что вошли в гостиную, на какое-то мгновение показались Мегрэ совсем не теми, что были в действительности, или, уж во всяком случае, не такими, какими они представлялись себе сами. Но именно такими они навсегда запечатлелись в памяти Мегрэ. Все они, в том числе и сам Мегрэ, были уже немолоды, но, как это ни странно, при взгляде на них у Мегрэ создалось впечатление, что здесь собрались великовозрастные школьники. У Этьена Но в юности, наверно, намечалось брюшко и была склонность к полноте – добродушный здоровяк, хорошо воспитанный и немного застенчивый. С Кавром Мегрэ познакомился давно, в дни ею молодости, и уже тогда он был таким же желчным и необщительным, как и сейчас. И как он ни старался – а в те времена он следил за собой,платье никогда не выглядело на нем элегантно, как на других. Всегда он казался каким-то невзрачным, дурно одетым. От него веяло тоской. Когда он был ребенком, его мать, должно быть, постоянно твердила: "Жюстен, пойди поиграй с детьми…" И делилась с соседями своими опасениями:

"Знаете, мой сын никогда не шалит, не играет. Боюсь, как бы это не отразилось на его здоровье. Слишком уж он серьезен. Все время о чем-то думает…" Ну, и Альбан, по-видимому, не очень изменился. Наверно, он всегда такой и был: длинные, худые ноги, холеное, продолговатое лицо, узкие белые кисти рук, покрытые рыжеватыми волосами, аристократизм во всем облике… Он, наверно, списывал уроки у товарищей, курил их сигареты и где-нибудь в уголке рассказывал им непристойности… И вот теперь эти трое мужчин оказались втянутыми в историю, которая для одного из них может кончиться пожизненной тюрьмой. А ведь они люди семейные.

Двое детей, живущих где-то на юге, носят имя Гру-Котеля и, возможно, унаследовали и кое-какие его пороки. Жена и дочь Этьена Но находятся сейчас здесь, в этом доме, и они едва ли смогли в эту ночь забыться во сне. Что касается Кавра, то его супруга, должно быть, по обыкновению воспользовалась отсутствием мужа – предвидя это, он был еще мрачнее обычного. Мегрэ сразу заметил, что с Этьеном Но за несколько минут, что он отсутствовал, произошла довольно резкая перемена. Только сейчас он рассказывал Мегрэ о своем преступлении, откровенно, как мужчина мужчине, поверял ему свои душевные муки, и вот, войдя в гостиную вместе с Кавром и Гру-Котелем, еще весь пунцовый от волнения, он, тщетно, правда, пытался принять независимый вид. "А ведь в нем есть что-то детское,подумал Мегрэ, – бедняга краснеет, как мальчишка". И он вдруг почувствовал себя школьным учителем, который только что отчитал ученика Этьена Но за неблаговидный поступок, а теперь пришли его однокашники и выжидающе смотрят на своего товарища, словно спрашивая: "Ну, как ты держался?" А держался он плохо. Не защищался. Плакал. И теперь думал, не остались ли у него на лице следы слез. Но Этьен не сдавался: пусть они считают, будто все прошло великолепно. Он засуетился, достал из буфета рюмки, налил всем арманьяка. В Мегрэ вдруг вселилось какое-то мальчишество: бывают моменты, когда человек не задумывается над своими поступками. Он подождал, пока все рассядутся, а затем вышел на середину гостиной, посмотрел на Ка-вра, на Гру-Котеля и сказал:

– Итак, господа, вы влипли!

И именно в этот момент, впервые за весь день, он сам стал "играть Мегрэ", как говорили в полиции об инспекторах, которые пытались подражать своему знаменитому патрону. С трубкой в зубах, засунув руки в карманы, Мегрэ то становился спиной к камину, то склонялся к нему и ворошил щипцами обуглившиеся поленья, что-то говорил, бурчал себе под нос, тяжелой, медвежьей походкой переходил от одного собеседника к другому, задавал вопрос и вдруг замолкал, сея тревогу.

– Мы с месье Но только что дружески долго беседовали. Я ему сказал, что решил завтра уехать в Париж, но, перед тем как расстаться, нам следует поговорить по душам. И мы поговорили. Месье Гру, почему вы вздрогнули? Кстати, Кавр, извините, что из-за меня вас вытащили чуть ли не из постели. Да, признаюсь, виноват. Ведь когда я позвонил нашему другу месье Альба-ну, я великолепно знал, что у него не хватит мужества прийти одному. Не понимаю, почему он в моем приглашении зайти к нам поболтать часок углядел какую-то опасность и за неимением адвоката привел с собой сыщика, благо тот оказался под рукой… Не так ли, месье Гру-Котель?

– Не я вызвал его из Парижа, – буркнул этот облезлый аристократ.

– Знаю. И не вы убили беднягу Ретайо^ведь в ту ночь вы случайно оказались в Ла-Роше-сюр-Йон… И не вы бросили свою жену, она сама от вас уехала. И не вы… Словом, все не вы… И ничего хорошего вы тоже никогда не сделали…

Гру-Котель, встревоженный тем, что неожиданно оказался в положении обвиняемого, умоляюще взглянул на Кавра, как бы взывая к нему о помощи, но тот, положив портфель на колени, обеспокоенно смотрел на Мегрэ. Кавр достаточно хорошо знал полицию и, в частности, своего бывшего коллегу, чтобы понять: вся эта инсценировка преследует определенную цель, после чего будет сделан вывод. К тому же Этьен Но ни словом не возразил комиссару, когда тот заявил: "Господа, вы влипли!" Так чего же еще он добивается?

А Мегрэ ходил взад и вперед, то останавливаясь перед каким-либо портретом, то подходя к двери в переднюю, то к двери в столовую, не переставая говорить, и Кавр даже подумал было, уж не тянет ли комиссар время в ожидании какого-то события, которое вот-вот должно произойти.

– Итак, господа, завтра я уезжаю, – говорил Мегрэ, – ведь все вы хотели этого… Между прочим, я мог бы упрекнуть вас и особенно Кавра, с которым мы давно знакомы, за такое недоверие ко мне. Вы же знали, черт побери, что я всего-навсего гость, да к тому же гость, принятый в этом доме наилучшим образом… Все, что здесь произошло до моего приезда, в конце концов меня не касается. Но вы, конечно, могли бы со мной посоветоваться… В каком положении сейчас месье Но? Да, он совершил преступление, тяжелое преступление… Но разве кто-нибудь подал на него в суд? Нет! Даже мать юноши заявила, что она, если можно так выразиться, удовлетворена…

Мегрэ нарочно как бы вскользь произнес эту ужасную фразу.

– Мы все здесь люди порядочные, воспитанные. Правда, ходят какие-то слухи, и можно было бы опасаться двух-трех неприятных свидетелей, но благодаря стараниям нашего друга Кавра и деньгам месье Но, а также пристрастию некоторых субъектов к спиртным напиткам эта опасность устранена. Ну, а кепку, которая, впрочем, и не могла служить достаточной уликой, Кавр, как я думаю, из предосторожности уничтожил. Не так ли, Жюстен?

Кавр вздрогнул, услышав свое имя. Все повернулись к нему, но он предпочел промолчать.

– Вот каково наше положение, вернее, положение нашего друга месье Но. Ходят анонимные письма. Их уже получили и прокурор, и жандармерия. Не исключена возможность, что будет проведено следствие. Кавр, что вы посоветовали вашему клиенту?

– Я не адвокат.

– О, вы всегда скромничаете. Если разрешите, я выскажу свое мнение. Нет, это не совет адвоката, поскольку я тоже не являюсь им, просто мои собственные соображения: думаю, что через несколько дней месье Но пожелает отправиться всей семьей попутешествовать. Он достаточно богат, чтобы позволить себе продать свои фермы и перебраться куда-нибудь подальше отсюда, может быть, даже за границу…

При мысли, что ему придется расстаться со всем, что до сих пор составляло смысл его жизни, у Этьена Но вырвался вздох, похожий на рыдание.

– Теперь поговорим о нашем друге месье Альба-не… Месье Гру-Котель, каковы ваши намерения?

– Не отвечайте, – поспешно вмешался Кавр, увидев, что Гру-Котель уже открыл рот.

– Разрешите мне заметить, что мы имеем полное право не отвечать на вопросы комиссара, тем более что это не официальный допрос. Если бы вы знали комиссара так же хорошо, как я, вы бы поняли, что он ломает комедию, или, как это называют в уголовной полиции, берет вас на пушку. Мне неизвестно, месье Но, признались ли вы в чем-либо и каким способом у вас вырвали это признание, но я убежден в одном: мой бывший коллега преследует какую-то цель. Какую, я еще на разгадал, но, какова бы она ни была, я советую вам остерегаться его.

– Великолепно сказано, Жюстен!

– Я не нуждаюсь в вашем одобрении.

– И все же я не могу не высказать его!

И вдруг Мегрэ заговорил совершенно другим тоном. Наконец произошло то, чего он ждал уже минут пятнадцать, ради чего он разыгрывал эту комедию. Ведь он не просто так вышагивал взад и вперед по гостиной, подходя то к двери в переднюю, то к двери в столовую. Да и на кухню за куриной ножкой и хлебом он ходил перед этим отнюдь не потому, что был голоден или вообще любил поесть. Ему необходимо было узнать, есть ли в доме другая лестница, ведущая на второй этаж, помимо той, в передней. И он обнаружил узенькую лестницу около кухни… Разговаривая с Гру-Котелем по телефону, он нарочно громко кричал, словно ему было невдомек, что в доме находятся еще две женщины, которым в этот час полагается спать… Сейчас Мегрэ знал: за приоткрытой дверью в столовую кто-то стоит.

– Вы правы, Кавр, и, хотя вы довольно мрачная личность, вы не дурак… Я действительно преследую одну цель, и я скажу вам, какую: я хочу доказать, что не месье Но истинный преступник…

Больше всех был поражен сам Этьен Но, он с трудом удержал протестующий возглас. А Гру-Котель смертельно побледнел, и на лбу его Мегрэ увидел – раньше он не замечал ее! – мелкую красную сыпь. Такая крапивница высыпает у нервных людей в момент душевного потрясения. Это напомнило комиссару убийцу, виновника нашумевшего процесса, который после двух суток допроса, на котором он упорно все отрицал, вдруг с перепугу заболел медвежьей болезнью. Мегрэ и Люкас-они тогда вели допрос – потянули воздух носом и переглянулись, поняв, что они победили. Крапивница Гру-Котеля была того же происхождения, и Мегрэ с трудом удержался от улыбки.

– Ну что же, месье Гру, вы предпочитаете сами рассказать нам правду или хотите, чтобы это сделал я? Не спешите, подумайте. Я охотно разрешаю вам посоветоваться с вашим поверенным, я имею в виду Жюсте-на Кавра. Уединитесь 1де-нибудь в уголке и решите там… – Мне нечего рассказывать…

– Значит, придется мне объяснить месье Но, который находится в полном неведении, почему был убит Альбер Ретайо? Месье Но знает, как был убит юноша, но, хотя это и может показаться странным, он даже не подозревает, почему он был убит… Вы что-то сказали, месье Гру-Котель?

– Вы лжете! – крикнул тот.

– Как вы можете утверждать, что я лгу, если я еще ничего не сказал? Хорошо. Я поставлю вопрос по-иному, это ровным счетом ничего не изменит. Не будете ли вы столь любезны сказать нам, почему вдруг однажды вы почувствовали такую настоятельную потребность поехать в Ла-Рош-сюр-Йон и предусмотрительно привезли оттуда счет из гостиницы?

Этьен Но по-прежнему ничего не понимал и, считая, что Мегрэ пошел по неверному пути, с тревогой смотрел на него. Еще недавно комиссар внушал ему чувство подобострастного трепета, сейчас же он сильно упал в его глазах.

Эта ожесточенность против Гру-Котеля была лишена всякого смысла и выглядела отвратительно, настолько отвратительно, что Этьен Но, как человек честный, не мог допустить, чтобы очернили невиновного, тем более гостя.

– Уверяю вас, господин комиссар, вы идете по ложному пути,поспешил он заверить Мегрэ.

– Я сожалею, дорогой месье Но, однако я вынужден рассеять ваши заблуждения. Еще более я сожалею, что новость, которую вы от меня услышите, будет крайне неприятна. Не так ли, месье Гру?

Гру-Котель вскочил. Была минута, когда казалось, что сейчас он бросится на своего мучителя, но он огромным усилием воли сдержал себя и только стиснул кулаки. Руки и ноги у него дрожали. Он направился к двери, чтобы выйти. И тогда Мегрэ остановил его незначительным на первый взгляд вопросом, который он задал совершенно естественным тоном:

– Вы хотите подняться наверх?

Кто бы мог подумать, глядя на этого самоуверенного толстяка Мегрэ, что он волновался не меньше своей жертвы! Рубашка на нем прилипла к спине. Он напряженно прислушивался к чему-то. Он чего-то боялся. Несколько минут назад он был уверен, что Женевье-ва, как он и предвидел, стоит за дверью. Именно для нее он, звоня из прихожей Гру-Котелю, разговаривал с ним нарочито громко. "Если я прав,думал тогда Мегрэ, – она спустится…" И она действительно спустилась. Во всяком случае, он слышал легкий шорох в столовой, заметил, как при этом чуть дернулась дверь. И именно для Женевьевы он так резко говорил с Гру-Котелем. Но сейчас за дверью была такая тишина, что он стал сомневаться, здесь ли она. Уж не упала ли она в обморок? Впрочем, тогда он услышал бы шум падения. Ему не терпелось заглянуть в приоткрытую дверь, но не было повода для этого.

– Вы хотите подняться наверх? – спросил он Аль-бана, когда увидел, что тот направился к двери, и Аль-бан, потеряв над собой власть, ринулся назад и остановился перед своим мучителем.

– Что еще за инсинуация? Говорите! Какая еще клевета? Что бы вы сейчас ни сказали, все это ложь, сплошная ложь, вы слышите!

– Поглядите-ка на своего адвоката.

Действительно, вид у Кавра был жалкий.

Он понимал, что Мегрэ напал на правильный след, а его, Кавра, подопечный совсем запутался.

– Я не нуждаюсь в адвокате. Не знаю уж, кто и что мог вам наплести обо мне, но заявляю заранее, что все это ложь, и если какие-то мерзавцы могли…

– Вы подлец, месье Гру.

– Что?

– Я говорю, что вы омерзительный субъект. Так вот, я утверждаю – и не отступлюсь от своих слов, – что вы истинный виновник смерти Альбера Ретайо. Если бы наше законодательство было совершенно, вы бы заслужили большего, чем пожизненное заключение. Лично я, хотя мне нечасто доводилось это делать, с удовольствием проводил бы вас до гильотины…

– Господа, призываю вас в свидетели!.. – воскликнул Гру-Котель.

– Вы убили не только Альбера Ретайо, вы убили еще и других…

– Я?.. Я?.. Вы сошли с ума, комиссар!.. Он потерял рассудок!.. Клянусь, он опасный маньяк… Кто же эти люди, которых я убил?.. Скажите-ка мне, прошу вас… Ну, месье Шерлок Холмс, мы ждем… В его голосе слышалась издевка. Он был возбужден до предела.

– Вот одна ваша жертва, – спокойно сказал Мегрэ, указывая на Этьена Но, который теперь уже абсолютно был сбит с толку.

– Мне кажется, этот покойник чувствует себя великолепно, и если все мои жертвы…

И Гру-Котель ринулся на Мегрэ с таким решительным видом, что тот, защищаясь, инстинктивно поднял руку, и она, помимо его воли, опустилась на мертвенно-бледную щеку Альбана. Раздался глухой звук пощечины.

Возможно, они сцепились бы и, обхватив друг друга руками, принялись бы кататься по ковру, словно подравшиеся школьники, о которых только что вспоминал комиссар, если бы с лестницы, сверху, не послышался испуганный крик:

– Этьен!.. Этьен!.. Комиссар!.. Скорее!.. Жене-вьева…

Мадам Но сбежала на несколько ступенек вниз, удивленная тем, что никто так долго не отзывается на ее зов.

– Скорее наверх! – бросил Мегрэ Этьену Но. – В комнату дочери…

И, глядя в глаза Кавру, приказал тоном, не допускающим возражения:

– А ты не упусти его, слышишь? Мегрэ вслед за Этьеном Но вбежал по лестнице и вместе с ним ворвался в комнату Женевьевы.

– Взгляните… – в ужасе простонала мадам Но.

Женевьева, одетая, как-то боком лежала на постели. Из-под полуприкрытых век пробивался тусклый взгляд. На коврике у кровати валялись осколки разбитой пробирки из-под веронала.

– Помогите мне, мадам…

Наркотик только начинал действовать, и в ней еще теплилось сознание. Когда комиссар подошел ближе, на лице ее отразился ужас. Он приподнял ей голову и силой разжал зубы.

– Принесите мне воды, побольше… Лучше теплой…

– Этьен, пойди… Там, на плите, бачок…

Несчастный Этьен, как слепой, натыкаясь на стены, бросился вниз по лестнице черного хода.

– Не волнуйтесь, мадам… Мы подоспели вовремя… Это моя вина… Но разве я мог представить себе, что она решится на такое… Дайте полотенце или платок, ну, что-нибудь…

Меньше чем через две минуты у Женевьевы началась обильная рвота. Обессиленная, она сидела на краю кровати и покорно пила воду, которую ей давал Мегрэ, чтобы усилить рвоту.

– Можете позвонить доктору. Вряд ли он сделает что-либо большее, но на всякий случай…

Женевьева вдруг упала на постель и заплакала такими тихими, беззвучными слезами, что, казалось, они усыпили ее.

– Побудьте с ней, мадам… Думаю, что до прихода доктора ей лучше отдохнуть… Уж поверьте мне – а я, к сожалению, довольно часто сталкивался с подобными случаями, – опасность миновала…

Слышно было, как Этьен Но говорил по телефону:

– Да, сейчас же… Моя дочь… Я вам объясню… Нет… Да, неважно, как есть, прямо в халате…

Мегрэ, проходя мимо Этьена Но, взял письмо, которое тот держал в руке. Он заметил его, когда оно лежало на ночном столике Женевьевы, но не успел забрать. Этьен Но, повесив трубку, попытался взять письмо обратно. В голосе его слышалось удивление.

– Зачем оно вам?.. Ведь это же мне и ее матери…

– Я верну его вам позже… Поднимитесь к дочери…

– Как же так…

– Поверьте мне, ваше место там…

Мегрэ вернулся в гостиную и тщательно прикрыл за собой дверь. Он держал письмо в руке, думая, вскрыть его или нет.

– Ну, как дела, месье Гру?

– Вы не имеете права меня арестовать.

– Знаю…

– Я не совершил ничего противозаконного…

За свою наглость он мог бы снова получить пощечину, но в таком случае Мегрэ пришлось бы пройти через всю гостиную, а на это его уже не хватило. Он все еще вертел в руках письмо, не решаясь вскрыть сиреневый конверт. И наконец решился.

– Разве письмо адресовано вам? – запротестовал Гру-Котель.

– Не мне и не вам. Женевьева написала его перед тем, как покончить с собой… Вы хотите, чтобы я отдал его ее родителям? Послушайте-ка: "Дорогая мама, дорогой папа, я вас очень люблю и умоляю вас, верьте этому. Но я должна покинуть вас навсегда. Иначе поступить я не могу. Не пытайтесь узнать причину и, главное, не принимайте больше у себя Альбана, который…"

– Скажите-ка, Кавр, пока мы были наверху, он вам покаялся во всех своих прегрешениях?

Мегрэ был уверен, что Гру в панике во всем признался Кавру, ему нужно было уцепиться за кого-нибудь, кто бы защитил его. А Кавр был именно тем самым человеком, который может помочь ему, ведь это его профессия, стоит лишь заплатить ему за помощь.

Кавр молча опустил голову, и тогда Мегрэ спросил:

– Так что же вы скажете мне? И тогда Гру-Котель, дойдя до крайнего предела подлости, заявил:

– Она сама начала…

– О, конечно. И она давала вам читать мерзкие развратные книжонки?

– А я и не давал…

– И не показывали ей кое-какие гравюрки, которые я обнаружил у вас на полках?

– Она сама их нашла, без меня…

– Но вы сочли необходимым объяснить девушке, что на них изображено?

– Среди мужчин моего возраста не у меня одного молодая любовница… Я ее не принуждал… Она была так влюблена…

Мегрэ оглядел его с ног до головы и оскорбительно рассмеялся.

– И опять же это ей пришло в голову пригласить Ретайо?

– Согласитесь, если она решила завести другого любовника, дело ее. Я считаю, что это наглость с вашей стороны – упрекать в этом меня! Только что при моем друге Но…

– Как вы его назвали?

– При месье Но, если вы предпочитаете, я не мог вам ответить, и вы оказались в выгрышном положении.

У крыльца остановилась машина. Мегрэ вышел в переднюю, открыл доктору дверь и, словно он был хозяином дома, сказал:

– Быстрее к Женевьеве… Потом он вернулся в гостиную, все еще держа в руке письмо.

– Итак, месье Гру-Котель, вы потеряли от страха голову, когда Женевьева сказала вам, что забеременела… Вы трус. И всегда были им. Жизнь настолько пугает вас, что вы боитесь жить своим умом и цепляетесь за других… Вот так и с ребенком… Ответственность за него вы решили взвалить на какого-нибудь простака, который поверит, что отец-он… Как это ловко вы придумали!.. Заманили юношу, который был убежден, что он в самом деле любим… И в один прекрасный день он узнал, что его объятия не остались без последствий… Что делать бедняге? Только пойти к папочке, броситься перед ним на колени, вымолить прощение и заявить, что он готов искупить свою вину и жениться. А вы бы, как и раньше, оставались любовником Женевьевы, да? Подлец!

А ведь это Луи натолкнул Мегрэ на правильный путь, когда сказал: "Альбер был взбешен… Прежде чем пойти на свидание, он выпил подряд несколько рюмок…" А поведение юноши с отцом Женевьевы? Он говорил с ним вызывающим тоном, оскорблял Женевьеву…

– Каким образом Альбер Ретайо все узнал?

– Не знаю…

– Вы предпочитаете, чтобы я спросил у Женевьевы?

Гру-Котель пожал плечами. В конце концов, что это изменит? Все равно ему ничего не угрожает.

– Ретайо каждое утро брал почту своего хозяина, когда ее еще только разбирали… Проходил за перегородку, иногда даже помогал сортировать письма. На одном из них, адресованном мне, он узнал почерк Женевьевы… Она прибегла к этому письму, потому что в течение нескольких дней нам не удавалось поговорить наедине…

– Понятно… – Если бы не это, все бы уладилось… И еще если бы вы не совали свой нос куда не надо… Теперь ясно, отчего Альбер был в бешенстве в тот вечер, когда со злосчастным письмом в кармане шел на последнее свидание с любовницей, так низко обманувшей его. И, естественно, он решил, что все, в том числе и родители Женевьевы, сговорились окрутить его. Перед ним разыграли комедию. Встреча с отцом, который сделал вид, будто случайно застал его на месте преступления,лишь последний ее акт, разыгранный для того, чтобы заставить его жениться на Женевьеве.

– Откуда вы узнали о письме?

– Немного позже я тоже зашел на почту, и мадемуазель Ренке сказала, что для меня, кажется, есть письмо… Она долго искала его, но так и не нашла… Я позвонил Женевьеве… Потом я спросил на почте, не был ли там кто-нибудь при сортировке писем, а узнав, что был Ретайо, понял, и…

– И, решив, что дело плохо, почувствовал необходимость поехать в Ла-Рош-сюр-Йон повидаться с вашим другом начальником канцелярии префекта…

– Это мое личное дело.

– А вы, Жюстен, что скажете?

Но Жюстен Кавр снова уклонился от ответа. Кто-то, тяжело ступая, спускался по лестнице. Дверь распахнулась, и вошел Этьен Но, мрачный, подавленный. По его глазам видно было, что он тщетно пытается найти ответ на мучившие его вопросы.

И тут Мегрэ вдруг уронил письмо, да так неудачно, что оно упало в камин прямо на поленья, и его сразу же охватило пламя.

– Что вы сделали!

– Простите… Впрочем, это уже неважно. Ваша дочь вне опасности, и она сама сможет сказать вам, что там было написано…

Поверил ли Этьен Но, что Женевьева действительно вне опасности, или же он просто искал успокоения, как больной, который догадывается, что его обманывают, и верит утешительным словам врача лишь наполовину, а то и вовсе не верит, но все-таки жадно ловит каждое слово надежды?

– Ей лучше? – спросил его Мегрэ.

– Она спит… Доктор говорит, что если бы не вы… Спасибо вам, комиссар, от всей души… Бедняга Этьен, казалось, чувствовал себя неуютно в собственной гостиной, словно он надел пиджак с чужого плеча.

Он бросил взгляд на бутылку арманьяка и хотел было налить себе, но не решился, и тогда Мегрэ налил ему и себе по рюмке…

– За здоровье вашей дочери и за окончание всех недоразумений…

Этьен Но удивленно посмотрел на него. Неужели же все это можно назвать просто "недоразумением"?

– Пока вы были наверху, мы здесь поболтали немного. Ваш друг, месье Гру, кажется, собирается сделать вам одно очень важное признание… Представьте себе, никому не сказав ни слова, он начал бракоразводный процесс… Этьен Но терялся в догадках. К чему это клонит комиссар?

– Да… У него есть план, который, возможно, и не вызовет у вас особого восторга… Склеенную вазу не назовешь целой, но все же это ваза, не так ли? Ну, хватит! Я так хочу спать, что меня уже ноги не держат… Мне говорили, что есть утренний поезд на Париж?

– В шесть одиннадцать,сказал Кавр.

– Я как раз думаю поехать этим поездом.

– Значит, будем попутчиками… А пока что я часика на два-три прилягу…

Проходя мимо Гру-Котеля, Мегрэ, не удержавшись, остановился и бросил ему в лицо:

– Подлец!

Утро было такое же туманное, как и накануне. Мегрэ категорически отказался, чтобы его провожали, и Этьен Но не настаивал.

– Не знаю, господин комиссар, как мне благодарить вас… Я был по отношению к вам так несправедлив…

– О, вы чудесно меня приняли, великолепно угостили…

– Передайте, пожалуйста, моему шурину…

– Ну конечно. Да, если вы не против, я позволю себе дать вам один совет… Относительно вашей дочери… Не терзайте ее… Грустная отцовская улыбка убедила Мегрэ в том, что Этьен Но все понял, понял даже больше, чем можно было предположить.

– Вы, комиссар, хороший человек, очень хороший… Моя признательность…

– Ваша признательность, как говорил один из моих друзей, умрет вместе с вами… Это вы хотели сказать? Прощайте!.. Черкните мне когда-нибудь открыточку…

Мегрэ вышел из дома, который, казалось, был погружен в успокоительный сон. В городке лишь из двух-трех труб подымался дымок и смешивался с туманом. Молочный завод работал на полную мощность. Вдоль канала на лодке, заставленной бидонами с молоком, плыл старик Дезире. Мадам Ретайо, конечно, спит, спит и телефонистка, и Иосафат, и… До самой последней минуты Мегрэ боялся, что он встретит Луи. Ведь юноша так надеялся на него… Утром, узнав, что комиссар уехал, он наверняка с горечью скажет: "Он был с ними заодно!" Или же: "Они его купили". Да, они его купили… Но не красивыми словами, и уж во всяком случае не за деньги… И вот, стоя на перроне в ожидании поезда, поставив у ног чемодан, Мегрэ разговаривал вслух со своим невидимым собеседником:

– Понимаешь ли, сынок, я тоже хочу, чтобы все в мире было хорошо, по-честному… Я тоже страдаю и возмущаюсь, когда…

Так! А вот и Кавр. Он пришел на перрон и остановился метрах в пятидесяти от комиссара.

– Взять хотя бы этого типа… – продолжал Мегрэ. – Он же прохвост… способен на любую мерзость… Да, да, это так… И все же мне его немного жаль. Я его знаю… Знаю ему цену и знаю, что он несчастный человек… Ну, предположим, что Этьена Но осудили… А дальше что?.. Да еще и неизвестно, осудили ли бы его… Ведь улик-то никаких… Началось бы следствие, столько грязи на свет вытащили бы… И Женевьеву потянули бы в суд… А Альбана даже не потревожили бы… Наоборот, он был бы счастлив, что избавился от ответственности…

Но Луи не было рядом с ним, и хорошо, что не было. Честно говоря, комиссар сейчас не очень-то гордился собой, и его отъезд на рассвете сильно смахивал на бегство.

– Позже ты поймешь… Да, ты верно сказал, они сильны… Они все заодно… Жюстен Кавр подошел к Мегрэ, но не решился заговорить.

– Вы слышите, Кавр? Я разговариваю сам с собой, как старик.

– Какие новости?

– Что вы имеете в виду? Женевьева вне опасности. Родители ее… Кавр, я вам сочувствую, но я не люблю вас… Ничего не поделаешь… К одним животным чувствуешь симпатию, к другим – нет… И все же я вам кое-что скажу… Есть одно выражение, которое мы часто употребляем, но которое кажется мне самым отвратительным. Каждый раз, когда я его слышу, меня всего передергивает, я даже зубы стискиваю. Вы догадываетесь, что я имею в виду?

– Нет…

– Все уладится …

К перрону подходил поезд.

Сквозь нарастающий шум Мегрэ крикнул:

– Вот увидите – все уладится…

Два года спустя Мегрэ случайно узнал, что месье Альбан Гру-Котель женился на мадемуазель Женевьеве Но. Свадьба состоялась в Аргентине, где отец невесты стал крупным скотовладельцем.

– Жаль, конечно, нашего друга Альбера, не правда ли, Луи? Но ничего не поделаешь, всегда какой-нибудь бедняк расплачивается за других.

1944 г.