ГЛАВА II. Семейство Массей

Онлайн чтение книги Искатели золота
ГЛАВА II. Семейство Массей


Между пассажирами «Дюранса», которые покинули свою родину, соединились здесь на некоторое время и, может быть, более никогда не встретятся, самым симпатичным было семейство Массей, состоящее из отца, матери и троих детей.

Мы уже познакомились с Колеттой и Жераром, упомянули о Генрихе и их родителях. Несколько слов об их жизни дадут нам возможность еще ближе узнать их.

Начнем с главы семейства, Александра Массея, бывшего начальника отделения большого финансового общества «Французского Кредита». Он вместе с женой и детьми эмигрировал в Трансвааль.

Массей, несмотря на свои сорок восемь лет, прекрасно сохранился. Он был очень высок, богатырского сложения, со смуглым цветом кожи и с волосами с проседью; черные и густые брови придавали лицу энергичный вид. Одевался он всегда элегантно, с изысканным вкусом. В общем, его лицо было открытое, решительное, в нем чувствовался «порядочный человек»; вся его внешность производила прекрасное впечатление.

И на госпожу Массей можно было залюбоваться. Ей было около сорока лет; ее прелестное лицо, голова с очень густыми и уже побелевшими волосами походили на портрет XVIII столетия. « Замечательная свежесть ее лица, темно-синие глаза, в которых, как в зеркале, отражалось каждое ее впечатление, тонкие и правильные черты и даже небольшая полнота ее талии, нисколько не мешавшая быстроте ее движений, — все внушало к ней доверие и невольное уважение. Между нею и детьми отношения были самые дружеские, задушевные. В этой женщине сразу видна была мать в полном значении этого слова.

Трое детей, поразительного сходства между собой, унаследовали от своих родителей грацию, густые вьющиеся волосы, прекрасные глаза и красивые зубы; все они, и молодая девушка так же, как и мальчики, обнаруживали в своих движениях необыкновенную легкость и гибкость благодаря тому, что с детства были приучены к физическим упражнениям. Старшему, Генриху, был двадцать один год. Он только что окончил центральное училище искусств и мануфактур и получил диплом инженера-металлурга. Его прямой взгляд, хорошо обрисованный подбородок и манера высоко держать голову выдавали гордость и самоуверенность.

Его сестре, Колетте, шел семнадцатый год. Трудно себе представить что-либо очаровательнее этого белоснежного личика с розовыми щечками, освещенного большими, сияющими глазами; фигура ее — безукоризненна; со всем этим в ней была еще особенная прелесть: она вовсе и не подозревала о своей красоте.

Наконец, Жерар, прехорошенький мальчик, очень живой и веселый. Его несколько вздернутый нос, открытая улыбка, блестящий и насмешливый взгляд его голубых глаз обрисовывали веселый и немного беспечный характер и любознательность. Взглянув на него, сразу было видно, что это открытая и дружелюбная натура.

Мы не обойдем молчанием и служанку их, редкой преданности, хотя и ворчливую; эта Мартина, здоровая тулузка лет сорока пяти, всюду сопровождала своих господ; у нее были черные блестящие глаза и усики на верхней губе. Она всегда, не стесняясь, громко высказывала свое мнение, считая себя членом семьи Массей, на что и в действительности имела право, так как поступила в дом своей госпожи с момента ее замужества и вынянчила всех трех детей; последние очень любили ее, а она в них просто души не чаяла.

Славная Мартина! Несмотря на целых двадцать пять лет, проведенных ею в Париже, она до сих пор сохранила свой прежний говор, свои присказки, свои — тэ, свои — ах ты грех! тьфу! — и так далее.

В путешествии она, понятно, всему очень удивлялась, но, чем дальше ехала, тем больше всего боялась; океан, огромное судно, эта страшная машина, — все это были в ее глазах ничего не стоящие вещи; только одна привязанность ее к господам и могла заставить ее бросить все, к чему она привыкла, и доверить свою драгоценную особу переменчивой стихии.

Утром, накануне благотворительного праздника, Мартина стояла на палубе и неодобрительно выслушивала восторги, радости и удивления «своих детей» по поводу всего нового, встречающегося в путешествии; она трясла головой и поджимала губы, устремляя глаза к небу: очень выразительная мимика, понятная без слов.

— Ну, зловещий пророк, что тебе не нравится? — спросил ее Жерар, подсевший к ней.

— Что мне не нравится?.. О, Господи!.. Если бы только зависело от меня!..

— Ну, что еще?..

Мартина подняла руки к небу.

— Может быть, «Дюранс» недостаточно велик для сударыни?.. Или мы двигаемся слишком медленно?.. Подумайте!.. только семнадцать узлов!.. Это ужасно, не правда ли?..

— Тэ! месье Жерар, что мне за дело, сколько он делает узлов, только бы мне-то не быть бы на нем, это все, чего я желаю!!!

— Ну, признайся, по крайней мере, что все дивно хорошо… Посмотри-ка на это необъятное море, на это небо! Ай! летающая рыба!.. вот она!.. вот! совсем около тебя, смотри же скорей!..

— Летающая рыба!.. Это еще что за новости!.. И рыбы теперь залетали?..

— Ты можешь сама убедиться!.. Ведь плавают же утки!.. Отчего же и рыбам не летать, скажи на милость?

— Тогда мир стал бы вверх ногами. Кстати, вы мне напомнили об утках. У меня сердце болит по моим уткам… Бедняжки, остались они там одни, в Пасси… Что-то с ними будет там без меня?..

— Их съедят другие вместо нас, — решил Жерар совсем спокойно. — Ты знаешь, что с их точки зрения им это все равно.

— Э! тьфу! очень может быть, что их и съели бы! Но когда пришлось продавать дом… эти бедные малютки… так и побежали за мной, точно люди.

— Не воображая, конечно, что в один прекрасный день ты им перережешь горло, жестокая женщина! А что касается дома, то мы можем опять купить его, когда возвратимся и у папы будут деньги… а пока нам предстоит прелестное путешествие… что ты там ни говори!..

— Когда возвратимся?..

— А разве ты думаешь, что мы навсегда застрянем в Трансваале?..

— Застрянем! сохрани Боже!

— Знаешь, Мартина, — вмешалась Колетта, — за папой осталось право выкупить дом в течение пяти и даже десяти лет…

— Да за такое время мало ли что может произойти!..

— Ох! какая ты несносная с твоими глубокими вздохами, — не стерпел Жерар. — Разве ты не знаешь, что в той земле, куда мы едем, очень легко нажить огромные деньги? Ты сделаешься миллионершей, дура ты этакая!.. будешь ездить в карете!!

— Что ж, я бы не прочь!..

— Ты знаешь, Мартина, — начала тихонько Колетта, — папа серьезно надеется. А он и Генрих редко ошибаются в своих расчетах. Правда, папа увлекается, но разве он не прав?.. Благодаря своей энергии и сильной воле он может преодолеть все препятствия. Надо было видеть, с каким мужеством он принял на себя дело, перед которым у других опустились бы руки.

— О! мужества-то у него много, так же как и у мадам! Да и вы все у меня храбрецы! — воскликнула с гордостью Мартина.

— Да и ты у нас молодец: не оставила нас, несмотря ни на что! — сказала Колетта, положив ей на плечо руку.

— Э! да разве я могла оставить вас?.. Что бы я стала делать без вас одна? У меня никого нет… только вы одни.

— Она бы стосковалась по мне! — прервал Жерар, не любивший трогательных излияний. — Я необходим для ее счастья, — прибавил он, ущипнув толстую руку Мартины, на что та взвизгнула: «Иес!». (Это восклицание постоянно употребляется женщинами юга; оно произошло, вероятно, от слова «Иесус».)

— Перестань, Жерар, не дразни Мартину! — сказала Колетта покровительственным тоном старшей сестры.

— Ба! да она это очень любит! ей это здорово!..

— Ах, какой ребенок! все тот же! — проговорила Мартина, следя глазами за своим питомцем, который стремглав бросился на другой конец судна, увидев там доктора.

— Второго такого нет! Но скажите, мадемуазель Колетта, вы вправду думаете, что барин наживет там капитал?

— Капитал не знаю; но, во всяком случае, будем надеяться, что он покроет все убытки.

— Увы!.. Боже!.. Приданое барыни!.. А ваше-то, родная моя… Ах! негодяи, отняли все добро!.. уж если бы они только попались ко мне в руки!..

Голос Мартины становился все сильнее, и наконец она стала так громко говорить, что на нее начали оглядываться.

— Тише! — прервала ее Колетта, сконфузившись. — Не кричи так, милая Мартина!

— Э! да разве я могу говорить спокойно, когда дело идет о наших деньгах, погибших из-за них… Да я бы готова задушить их!

Добродушная Мартина не знала, что в спекуляциях люди готовы рисковать всем и, в погоне за выигрышем, нередко теряют безвозвратно свое состояние.

Такая именно история и приключилась с самим Массеем.

Будучи начальником отделения «Французского Кредита», во время горячки с акциями золотых приисков в Трансваале, выпущенными Англией, он увлекся этой горячкой и стал играть, поставив на карту и свое собственное, и жены, и детское достояние; когда же случился крах, то все погибло и зажиточная прежде семья осталась почти без средств.

Но после первой минуты отчаяния, видя сочувствие и утешение своих близких, Массей пришел в себя и стал хладнокровно доискиваться до причины несчастья: вся беда произошла оттого, что его расчет оказался неправильным. Если бы он был хорошо знаком с обстоятельствами дела, то результат был бы другой. Следовательно, необходимо было изучить их. Ведь он спекулировал на золоте Трансвааля, не зная количества содержания металла в руде, не имея понятия о способах добывания его, не зная даже географического положения этой страны!

Впредь он будет умнее!

Между тем ему представился случай отправиться в Южную Африку для ознакомления с положением этих знаменитых золотых рудников за счет общества парижских финансистов. Можно себе представить, с каким восторгом Массей согласился на это предложение. Он решил взять с собой семью и поселиться в Претории. Не раздумывая долго, он продал свой домик в Пасси, собрался в дорогу и очутился на «Дюрансе».

Так как господин Массей неоднократно убеждался, что молодежь гибнет большей частью вследствие недостатка энергии и инициативы, то поставил себе задачей воспитать своего старшего сына Генриха как полезного общественного деятеля, а потому и определил его в училище искусств и мануфактур. Человеку с обширными практическими познаниями представлялось большое поле деятельности в новой неизведанной земле.

Он всегда скорбел, что французские прекрасные колонии прозябают вследствие недостатка рук и капиталов. Сколько раз он вспоминал слова знаменитого князя Бисмарка:

«Англия владеет колониями и колонистами;

Франция владеет колониями, но не имеет колонистов;

Германия, имея колонистов, не имеет колоний».

Чего бы не дал Массей, чтобы заселить французские колонии честными тружениками, которые, вводя там образование, и сами могли бы обогатиться. Он часто мечтал эмигрировать, хотя бы в Алжир, эту новую Францию; но ему все не удавалось; теперь же, когда представилась возможность применить свои теории на практике, на юге Африки, он не колебался ни минуты. Его сын Генрих вполне сочувствовал своему отцу, для которого, при своих технических познаниях, он мог быть незаменимым помощником. Что касается Жерара, то этот был в восторге променять сидение в классе лицея на путешествие по открытому морю! Мадам Массей, Колетта и верная Мартина и слышать не хотели оставаться одни. Вот почему все семейство теперь и неслось по синим волнам Индийского океана.

По правде сказать, у господина Массея были самые радужные надежды. Он рассчитывал найти в Трансваале целые груды золота; потом он полагался на Генриха как металлурга, думая, что теперь — все в их руках.

Надежды несколько химерные, так как до него перебывали двадцать инженеров и геологов в том округе, куда он направлялся, и нашли лишь весьма скудное содержание драгоценного металла в руде.

Одним словом, он дал ход своему пылкому воображению. Несомненно, действительность должна была разочаровать его.

Пока Колетта разговаривала с Мартиной, мадам Массей по обыкновению сидела с худенькой бледной девочкой лет двенадцати, с впалыми глазами и рассеянным, почти испуганным взглядом.

Этого ребенка звали Лина Вебер; она была одета очень бедно, в траурное платье. Ехала она со своим отцом, человеком пятидесяти лет, на лице которого отражались заботы, с ввалившимися глазами и рассеянным блуждающим взглядом. Казалось, он только изредка, как-то вдруг, вспоминал о своей дочери, и ребенок оставался один целыми часами; застенчивая и пугливая девочка настолько уходила в себя, что вздрагивала каждый раз, когда с ней заговаривали.

У мадам Массей сердце обливалось кровью при виде ее. Своими ласками и добротой она понемногу приручала к себе эту маленькую дикарку, и теперь за столом в зале Лина всегда пряталась под ее крылышко, как только ее близорукие глаза различали стройный силуэт ее покровительницы. Через несколько дней она уже относилась к мадам Массей с полной доверчивостью, но от прочих членов семьи, даже от Колетты, сторонилась. Отрывистыми фразами и пугливо оглядываясь вокруг, она рассказала ей свою грустную историю. Лина родилась в Париже от эльзасцев, которые после войны поселились во Франции. Ее отец был ученый, великий ученый, по ее мнению. Он сделал очень-очень много изобретений; еще когда она была совсем маленькой, об этом много говорили, и у них в доме была огромная комната, наполненная бумагами, чертежами, частями разных машин. Ее мать всегда лежала, всегда хворала… Лина не помнила ее здоровой; она умерла четыре месяца тому назад. Тогда отец, которому стало очень тяжело в Париже, решил поехать в Трансвааль испытать счастье. У него в голове был план, который, как он предполагал, обеспечит их жизнь.

«Что было бы очень кстати!» — думала про себя мадам Массей, видя старые и изношенные костюмы отца и дочери. Лина, по-видимому, нежно любила своего отца, но ее робость мешала ей быть к нему ближе, а он почти не обращал на нее внимания, поглощенный своими заботами и планами.

Ребенок мало-помалу так привязался к мадам Массей, что целыми днями не отходил от нее. Колетта с удовольствием иногда освободила бы мать от неотвязчивой девочки, но Лина отталкивала все эти попытки Колетты с каким-то упорством. Так как молодая девушка не привыкла ни в ком встречать к себе враждебность, то и она могла бы почувствовать неприязнь к маленькой дикарке, но ее великодушное сердце невольно заставляло ее жалеть эту несчастную и некрасивую девочку.

Мадам Массей, собственно говоря, и не тяготилась обществом Лины, она постоянно разговаривала с ней, заставляла ее читать, рассуждать, осторожно внушала ей любовь к порядку, чистоте, и девочка стала ее боготворить. Сам Вебер, выходя из своей рассеянности, заметил доброту мадам Массей к своей дочери и в трогательных выражениях выразил ей свою благодарность. Этот человек казался очень образованным, с возвышенным и незаурядным умом. Подстрекаемый рассказами жены, Массей заинтересовался им; и их теперь часто можно было встретить расхаживающими вместе большими шагами по палубе; но они представляли такую противоположность друг другу, что, глядя на них, все невольно улыбались: один был представителем физической и нравственной силы; другой же — разбитый бледный мечтатель с всклокоченными седыми волосами, погруженный в свои мысли, точно он был не от мира сего; несмотря на это, их соединяла одна идея, один мираж — нажить капитал.

Капитан Франкер давно знал этого несчастного изобретателя и очень жалел его; он часто рассказывал Жерару о незаслуженных обидах и огорчениях, которые всю жизнь преследовали этого страдальца; Жерар был в прекрасных отношениях с капитаном, который позволял ему приходить к себе даже на мостик, куда не всякий решился бы взобраться. Добрый моряк полюбил мальчика за его прямоту и веселость и с удовольствием посвящал ему свободное время.

Благодаря любознательности Жерара, которой не уступала неистощимая любезность капитана, мальчик живо освоился с устройством судна и мореплаванием; и в их разговорах стало попадаться столько морских терминов, что Колетта перестала понимать их.

Когда капитану и милому доктору Ломонду некогда было разговаривать с Жераром, то он отыскивал некоего Ле-Гуена, старшего матроса с темной кожей, вьющимися волосами и носящего в ушах круглые серьги, совершившего много плаваний, несколько раз терпевшего крушения в разных местах, словом, самого занимательного человека.

— Да, от этого молодца в полчаса узнаешь больше по географии, чем из целой книги в течение года! — в восторге восклицал Жерар. И он с интересом выслушивал самые неправдоподобные россказни славного матроса, который так увлекался, что сам не знал, где у него кончилась правда и начиналась фантазия.

— Я столько видал на своем веку! — говорил он, покачивая головой, когда его рассказы начинали казаться невероятными. И тут начинались настоящие сказки, от которых покраснел бы даже сам барон Мюнхгаузен.

Для Жерара, который переходил от одного своего друга к другому, это путешествие казалось волшебным праздником; и уже не один раз он объявлял Колетте, что решил сделаться моряком.

— Но тебе теперь уже поздно поступать в морское училище! — возражала Колетта.

— Ба! так что ж из этого! Я поступлю в купеческий флот!.. Это кажется странным… но зато гораздо полезнее… все видишь сам. Уверяю тебя, что в купеческом флоте гораздо легче сделаться хорошим моряком, чем на военных судах!

Колетта возмущалась. Ей вовсе не улыбалось, что ее брат удовольствуется ничтожным положением; ей хотелось видеть его командующим броненосцем во главе нескольких соединенных флотов. Но Жерар не любил, когда Колетта говорила на эту тему.

Он кончил тем, что обещал бросить мысль о поступлении в купеческий флот, но продолжал строить планы, что он снарядит свое собственное судно, когда их средства поправятся, и отправится на нем вместе с Ле-Гуеном и еще несколькими испытанными моряками. Тогда он совершит нападение на англичан. Ведь Ле-Гуен, уроженец Сен-Мало, сохранил до сих пор традиционную ненависть к англичанам; он готов был с пылом прежних корсаров погнаться за ними.

А пока, в ожидании этих набегов, Колетте стоило немало труда заставить его брать урок английского языка, которым она прекрасно владела, и элементарные понятия которого взялась преподать своему брату. Господин Массей находил, что глупо явиться в страну, где преобладает английский язык, не зная его, а потому усердно принялся за изучение. Генрих и Колетта отлично говорили по-английски, и молодая девушка каждый день стала заниматься с матерью, Жераром, Мартиной и даже с отцом. Надо быть справедливым, в этом классе слышалось больше смеху, чем английских спряжений!


Читать далее

ГЛАВА II. Семейство Массей

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть