Дразнилка для гуся. Окончание дискуссии о Галилее

Онлайн чтение книги Искусство оскорблять
Дразнилка для гуся. Окончание дискуссии о Галилее

Если со мной говорят от лица истины, я сразу понимаю, что имею дело с идиотом


Специалисты по «сидению на стуле» что-то расшалились и взялись меня поучать. Кажется, они всерьез вообразили, что прошлое – это их собственность, куда без конвоя историков никому даже и заглядывать не следует.

Полагаю, что стоит воспользоваться этой ситуацией и прояснить отношения меж нашими двумя ремеслами. (А заодно дать историкам урок вежливости.) Разумеется, я могу это сделать только с позиции публицистики.

Что же это за позиция? Поясняю.

Публицистика – это пулеметное гнездо на колокольне. Она дает возможность с разумной высоты расстреливать кого угодно, а также устраивать любые фейерверки, при этом ни за что не отвечая.

В качестве учебного пособия я намерен использовать вот эту рецензию на мою статью об одном эпизоде войны подлинного знания с «научным миром». Благодаря появлению данного труда мы имеем добротный и очень свежий «препарат» стандартного видения трагедии Галилея.

Возьмем указочку и пройдемся по этому «препарату».

Начнем с того, что у нашего рецензента, несомненно, есть личная мотивация. Она не совсем понятна. Остается надеяться, что это простой зуд быть замеченным. Хуже, если им движет «магическая связь с прошлым» и знание «истинной картины» событий. В этом случае ему пора подумать об участии в «битве экстрасенсов».

Для начала мы остановимся на более лестном для нашего рецензента предположении: это всего лишь зуд. Если это так, то данная мотивация должна оказать специфическое влияние на набор аргументов и выводы.

Наш «препарат» сейчас даст нам возможность это выяснить.

Мы увидим, как легко в умелых руках «историческое знание» гнется и рихтуется, приспосабливаясь к обслуживанию любой цели и идеи. Так как у этого знания нет никакого реального фактологического костяка, то оно крайне пластично. У него нет констант и даже догматов. С ним можно вытворять все что угодно. Я это делаю вполне откровенно, причем заранее предупреждаю, что буду по своему усмотрению «округлять» фактуру. Но, оказывается, то же самое втихаря делает и наш историк-рецензент. А это уже непорядок.

Напомню, что публицистика сама не роется в архивах и сундуках. Она лишь пользуется тем, что подготовлено для нее корифеями различных дисциплин. Ее задача – делать глобальные выводы, обобщать и формулировать. А уж какую именно из множества предложенных ей доктрин она выберет – это ее личное дело. История служит публицистике. Но никак не наоборот.

Дело историка – добыть для публициста материал и красиво разложить свой «товар», стараясь при этом не пакостить соседу, который на соседнем лотке предлагает свой. Дело публициста – пройтись по этим торговым рядам, выбрать приглянувшееся и использовать его для парадигм и выводов.

Но наш рецензент пытается нарушить правила этой вечной игры. Озвучивая свой загадочный зуд, он делает вид, что никаких иных представлений о процессе Галилея, кроме его собственных, вообще не существует. Это тем более забавно, что игнорируются версии, принадлежащие исследователям значительно более известным и успешным, чем он сам.

Итак, внимание. (Обнажаем указку.)

У Сантильяны, Ронана, Хаммеля, Сперанского, Эйнштейна, Коэна, Менкена, Льоцци et cetera нет почти никаких сомнений в том, что процесс Галилея был цеховой склокой астрономов и математиков. Сантильяна однозначно свидетельствует о «научном» характере процесса. Колин Ронан пишет о том, что «происшествие с Галилеем напоминает эпизод из советских времен, когда находившийся в фаворе Лысенко преследовал генетиков». Чарльз Хаммель убежден, что «осуждению Галилея послужили лишь интриги ученых». Сперанский приводит этот процесс как пример противостояния аристотелианцев с математиками. Отметим, что у Эйнштейна (хотя он лишь коснулся темы) тоже не было сомнений в научной подоплеке процесса.

Передвинем указочку чуть ниже по тексту, туда, где рецензент настаивает на банальной трактовке процесса как противостояния знания и веры.

Стремилась ли церковь осудить Галилео? Отметим, что даже доминиканцы, всегда жаждущие кого-нибудь сжечь, и то (в лице Мараффи) выступают за оправдание Галилея. Папа в письме герцогу Тосканскому пишет о Галилее: «Мы видим в нем не только великие дарования к науке, но также и любовь к благочестию. Он более, чем кто-либо, одарен всеми качествами, дающими ему право на папское благоволение».

Почему-то рецензентом «забыто» и то, что после процесса папа продолжил выплачивать уличенному в злостной ереси Галилею… пенсию (Хаммель). Маловероятно, что эта общеизвестная подробность неведома рецензенту. Возможно, она умышленно изъята им из набора доводов, так как разрушает миф о том, что Урбан сильно надулся на Галилео.

Как видим, наш зоил умело замалчивает неудобные для себя детали. Это прекрасно, так как подтверждает нашу версию о мотивации «зудом», а не «магическим видением прошлого». Скорее всего, наш рецензент здоров и просто играется безответными «фактами».

Но! Историку играться надо аккуратнее. Пассаж про епитимию вышел очень коряво. По версии рецензента, папа «наказал» Галилея чтением псалмов.

(Здесь следует вычертить кончиком указки самую замысловатую козябру из всех возможных.)

Однако даже самому захудалому медиевисту следует знать, что чтение псалмов не может считаться настоящей епитимией, поскольку входит в обиходное молитвенное правило каждого католика. Дополнительные псалмы могли назначаться духовником, узнавшим на исповеди о том, что его чадо, к примеру, чрезмерно увлеклось рассматриванием писающих прачек. «Прописав» еретику Галилею псалмы, Урбан, вероятно, просто «подмигнул» ему, лишний раз напомнив обиженному старику про исключительную мягкость приговора и старую дружбу.

«Ученость» или неученость папы Урбана – тоже весьма дискутивный вопрос. Наш милый критик берет на себя смелость аттестовать познания Урбана в астрономии и математике и приходит к выводам, неутешительным для бедного Барберини. Но! (Стучим указкой.) Вероятно, ему следовало бы припомнить, что Погребысский, Майстров, Фигуиер характеризуют папу именно как «ученого»; Хаммель представляет Маттео Барберини не иначе как «ученого математика», а Р. Коэн – как астронома.

Был ли Галилео медиком? (Рисуем указкой знак вопроса.) Безусловно, по единственному имевшемуся у него образованию он медик. Правда и оно не было завершено, что позволило современникам обзывать Галилея «лекарем-недоучкой» или просто «недоучкой», а биографам именовать его «великим недоучкой» (Предтеченский).

У меня нет ни малейшего желания и дальше щелкать по носу бедного рецензента. Полагаю, приведенного достаточно, чтобы убедиться либо в намеренных подтасовках и передергиваниях, либо в некоторой неполноте его знаний. Впрочем, я надеюсь на то, что за свой труд он щедро вознагражден читательским ажиотажем и ликованием местной общественности.

Конечно, «дураки и гуси созданы специально для того, чтобы их дразнили». Но мы не будем больше беспокоить нашего доцента. Его следует оставить во власти его зуда. А возможно, в мире его «фиолетовых грибов» и уверенности в магической связи историка с прошлым. В том, что только он знает «подлинную картину» былого.

Будем откровенны: такое состояние историка никому не мешает. Если он способен добывать в своей архивной шахте «руду» и аккуратно подавать ее наверх, в науку и публицистику, то беднягу не следует лишний раз нервировать. Пусть ворчит. Он как может делает свое нелегкое дело. В утешение оставим ему опечатку в дате смерти кардинала. Здесь у него есть законная возможность раздуть щеки «профессионального историка» и почувствовать свою незаменимость.

Разговор совершенно о другом. О вещах гораздо более сложных и важных. И историк в таком разговоре уже неуместен. (Откладываем указку.) Настоящая проблема заключается в том, что моя картина суда над Галилеем точно так же фальшива, как и та, что предлагается моим рецензентом. Будем откровенны: они равноценны по своей ущербности. Ни у меня, ни у него нет ни единого факта.

Поясню. Все, что мы не можем многократно проверить и повторить, не может считаться фактом в строгом смысле этого слова. А другого смысла, кроме строгого, у этого слова, увы, не существует. Мы лишь можем допускать, что, возможно, дело было «так» или примерно «так».

Любое событие, как крупное, так и мельчайшее, состоит из огромного множества слагаемых. Достаточно легкого искажения любого из них, смещения любого акцента, изменения порядка нюансов – и вся огромная картина обрушивается в «неточность». А из неточности есть одна дорога – в «нефакт», то есть в беллетристику, которая отличается от сочинений Саббатини или Дюма лишь занудством.

Реальное прошлое – это россыпи вероятностей, допущений, косвенных свидетельств, артефактов, клочки воспоминаний, обрывки догадок, наборы баек и двусмысленные документы. Эти россыпи огромны, но ни в какую цельную картину они обратно никогда не сложатся.

Приведем поясняющий пример. Предположим, нам удалось бы собрать все колечки, сережки, кулончики, запонки и зубные коронки, сделанные из золота, добытого, к примеру, в жилах Чувальского месторождения. Предположим, все это золото мы бы переплавили, частично раздробили, частично спекли, затем отчешуили и попытались бы вернуть обратно в берега уральской речки. Но как бы тщательно мы ни произвели все эти действия, воссоздать жилу во всей ее цельности, ветвистости и специфичности химического состава именно чувальского золота у нас никогда не получится. Почему? По множеству причин. Уникальность его химсостава исчезла в тиглях ювелиров, которые очищали или тонировали металл присадками. Милая гвоздеобразность крохотных вкрапов золота в руду безвозвратно утрачена в плавилках и ретортах. Воссоздать ее геометрию заново могли бы только процессы силурийского катаклаза и катагенеза, которые уже никогда не повторятся.

Но даже если бы мы смогли ценой каких-то немыслимых усилий восстановить химсостав и даже форму золотых вкрапов, все равно проложить жилы обратно не получится. Все вмещавшие их породы измельчены и перемешаны в процессе золотодобычи. Чтобы вернуть изначальные слоения кварцевых толщ, сфалеритов и блеклой руды, нам пришлось бы заново создавать Землю.

Примерно так же обстоит дело и с «жилами» событий подлинной истории. Во многом это вина историков. Желая изготовить свой «кулончик или колечко», каждый из них вновь перелопачивал и дробил «вмещающие породы» – и лишь усугублял хаос.

Отчасти это прекрасно. Поняв, что никаких «фактов истории» не существует, мы получаем право на исключительную свободу обращения с материей прошлого. Пытаясь найти ответы на различные вопросы, сегодня мы имеем право на все: на искажения, фантазии, на применение чистой лжи и любые подтасовки. Ведь, подбирая наугад «числовой шифр» к замку того или иного события, мы вправе использовать любые «цифры». Как справедливо говорил классик, характеризовавший историю как самую бессмысленную из дисциплин: «Не имеет значения, какой именно вздор предпочитается другому вздору».

Смириться с отсутствием настоящей картины былого очень тяжело. Homo выдрессированы на то, что наличие у них понятной и лестной для них «истории» – это важная часть их бытия. Согласиться с тем, что известная история – это, по всей вероятности, на 98 % иллюзия, грубо состряпанный и многократно переписанный миф, вероятно, будет для них невыносимо. Но рано или поздно это придется сделать. Ведь когда-нибудь и история станет наукой.

Возможно, лет через двести физика научится конструировать квантовую картинку любого прошедшего события. Теоретически это не так сложно и вполне реально. Возможно, эти картинки будут иметь строгую послойность, и наука научится «отлистывать» квадриллионы таких картинок и созерцать квантовую реальность, бывшую 800, 300 или 300 000 лет назад. Научившись придавать ей зримость или расшифровывать ее математически, люди смогут поглядеть в глаза эргастеру, узнать, была ли в реальности битва при Фермопилах, и подсчитать количество грудей Анны Болейн. Утверждения, домыслы и допущения обретут проверяемость. В истории появятся факты – и она наконец станет наукой.

Впрочем, для того чтобы это произошло, должно прийти целое поколение фриков. Таких же бесстрашных и фанатичных, как Коперник, Галилей, Дарвин, Вагенер, Агассис, Эвери, Гамов, Шлиман и Фарадей. Впрочем, новым фрикам будет потяжелее, так как хребтина доценского мира со времен спора Галилея с Ватиканом существенно добавила в прочности и толщине.


Читать далее

Фрагмент для ознакомления предоставлен магазином LitRes.ru Купить полную версию
Дразнилка для гуся. Окончание дискуссии о Галилее

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть