Онлайн чтение книги Острова в небе Islands in the Sky
3. «УТРЕННЯЯ ЗВЕЗДА»

– Знаете, какая у нас была самая большая проблема на Четвертой станции? – спросил Норман Пауэлл.

– Нет,- ответил я. Собственно, другого ответа от меня и не ждали.

– Мыши,- с серьезным видом заявил он.- Хотите – верьте, хотите – нет! Несколько мышей сбежали из биологической лаборатории, и, прежде чем кто-то успел хоть что-то сообразить, они уже были повсюду.

– Не верю ни единому слову,- вмешался Ронни Джордан.

– Они были такие маленькие, что могли проникнуть во все вентиляционные шахты,- невозмутимо продолжал Норман.- Стоило приложить ухо к стене, и можно было услышать их радостное шуршание. Им даже незачем было

устраивать себе норы – в каждом помещении имелось полдюжины уже готовых, и можете догадаться, во что они превратили вентиляцию. Но в конце концов мы с ними расправились. И знаете как?

– Завели парочку кошек.

Норман высокомерно взглянул на Ронни.

– Мы пробовали, но кошки не любят невесомости. От кошек вообще не было никакого толку – мыши над ними просто смеялись. Нет – мы прибегли к помощи сов. Вы бы видели, как они летали! Крылья у них, естественно, работали не хуже обычного, и то, что они вытворяли, порой казалось фантастикой. Им потребовалось всего несколько месяцев, чтобы избавить нас от мышей.

Он вздохнул.

– Затем возникла новая проблема – как избавиться от сов. Мы…

Я так и не узнал, что было дальше, так как слушатели решили, что сыты небылицами Нормана по горло, и все одновременно набросились на него. Он исчез внутри медленно вращающегося шара из тел, шумно перемещавшеюся ми кабине. Лишь Тим Бентон, никогда не ввязывавшийся в перебранки, продолжал спокойно сидеть над учебниками, чем,

собственно, должны были заниматься и все остальные.

Каждый день стажеры встречались в классе, где им читал лекцию командор Дойл или кто-нибудь из технического персонала станции. Командор предложил мне посетить эти занятия – а его предложение мало чем отличалось от приказа. Он считал, что я могу приобрести некоторые полезные знания, что, в общем-то, было верно. Я мог понять примерно четверть из того, что говорилось, а в остальное время читал сверхлегкие книги из библиотеки станции.

После занятий тридцать минут отводилось на самоподготовку, и иногда ею действительно занимались. Это было для меня куда полезнее, чем уроки, поскольку ребята рассказывали мне о своей работе и о том, что они видели в космосе. Некоторые из них провели на станции уже два года, лишь время от времени ненадолго возвращаясь на Землю.

Конечно, многое из того, что они мне рассказывали, было из разряда небылиц. Норман Пауэлл, наш главный юморист, постоянно пытался морочить мне голову. Сперва я покупался на некоторые его байки, но потом научился отличать правду от, так сказать, преувеличения.

Как выяснилось, в космосе можно устраивать интересные трюки и розыгрыши. Для одного из самых лучших потребовалась всего лишь обычная спичка. Однажды, когда мы были в классе, Норман неожиданно повернулся ко мне и спросил:

– Знаешь, как проверить воздух на то, можно ли им дышать?

– Если нельзя, то, думаю, ты и так скоро об этом узнаешь, – ответил я.

– Вовсе нет – ты можешь слишком быстро отрубиться и не успеешь ничего сделать. Но существует тест, которым издавна пользовались на Земле в шахтах и пещерах. Просто несешь перед собой огонь, и если он погаснет – значит, еще немного, и ты тоже сдохнешь!

Пошарив в кармане, он достал коробок спичек. Я удивился, увидев нечто столь старомодное на станции.

– Здесь, конечно,- продолжал Норман,- пламя будет гореть как надо. Но если бы воздух был плохим, оно сразу же бы погасло.

Он небрежно чиркнул спичкой о коробок, и она вспыхнула. Вокруг головки образовалось пламя, и я наклонился, чтобы внимательнее его рассмотреть. Это было очень странное пламя, не вытянутое и острое, а почти шарообразное. У меня на глазах оно съежилось и погасло.

Порой кажется странным, как работает разум, поскольку до этого мгновения я дышал нормально, но теперь мне казалось, будто я задыхаюсь. Посмотрев на Нормана, я в тревоге сказал:

– Попробуй еще раз – видимо, со спичкой что-то не так.

Он послушно чиркнул еще одной спичкой, она погасла так же быстро, как и первая.

– Пойдем отсюда,- выдохнул я,- Похоже, воздухоочиститель засорился.

И тут я увидел, что все остальные широко улыбаются.

– Без паники, Рой,- сказан Тим.- Ответ очень прост. – Он взял коробок у Нормана.- С воздухом все в полном порядке, но если ты немного пошевелишь мозгами, то поймешь, что пламя просто не может здесь гореть. Поскольку сила тяжести отсутствует и все вокруг неподвижно, то и дым не поднимается, и пламя само задыхается. Единственный способ заставить его гореть – вот какой…

Он зажег еще одну спичку, но, вместо того чтобы держать ее неподвижно, начал медленно водить ею в воздухе. Она оставляла позади себя дымный след и продолжат гореть, пока от нее не остался лишь маленький черенок.

– Спичка все время находилась на свежем воздухе потому пламя не задохнулось от продуктов горения. И если ты считаешь, что это просто забавный трюк, не имеющий никакого практического значения, то ошибаешься. Это означает, что нам приходится поддерживать воздух на станции в движении, иначе с нами вскоре случится то же самое, что и с той спичкой. Норман, не включишь ли снова вентиляцию, после того, как столь удачно пошутил?

Урок был весьма действенный, я решил когда-нибудь отомстить Норману. Не то чтобы он мне не нравился, но его чувство юмора меня утомляло.

Кто-то крикнул:

– «Канопус» стартует!

Мы все бросились к маленьким круглым иллюминаторам. Разглядеть что-либо мне удалось не сразу, но в конце концов я пробился вперед и прижался лицом к толстому прозрачному пластику.

«Канопус» был самым большим лайнером на марсианской трассе и провел здесь несколько недель, подвергаясь стандартному техосмотру. В течение последних двух дней на борт загружали топливо и пассажиров, и теперь корабль уходил прочь от станции. Пока что нас разделяло с ним несколько километров. Как и Жилая станция, «Канопус» медленно вращался, чтобы пассажиры могли ощущать силу тяжести. Он напоминал нечто вроде гигантского бублика – кабины и жилые помещения образовывали кольцо вокруг реактора и двигательных установок. Во время путешествия скорость вращения корабля должна была постепенно уменьшаться, чтобы к тому времени, когда пассажиры окажутся на Марсе, они успели привыкнуть к соответствующей силе тяжести. Но время обратного рейса происходило то же самое, но только с точностью до наоборот.

Старт корабля с орбиты выглядит совсем не так впечатляюще, как старт с Земли. Естественно, все происходит в полной тишине и к тому же очень медленно. Нет ни пламени, ни дыма; все, что я смог увидеть,- едва заметный туман, вырывающийся из двигателей. Большие радиаторные пластины стали вишнево-красными, затем, по мере того

как тепло из реактора уходило в космос, раскалились добела. Тысячи тонн массы лайнера постепенно набирали скорость, хотя должно было пройти еще много часов, прежде чем она будет достаточной, чтобы улететь прочь от Земли. Ракета доставившая меня на станцию, двигалась с ускорением в сто раз большим, чем «Канопус», но огромный лайнер мог поддерживать работу двигателей в течение недель, чтобы в конце концов набрать скорость почти восемьсот тысяч километров в час.

Через пять минут корабль находился уже в нескольких километрах от нас, он ушел с нашей орбиты и взял курс на Марс. Я жадно смотрел ему вслед, думая о том, когда я тоже смогу отравиться в подобное путешествие. Норман, видимо, заметил выражение моего лица и, усмехнувшись, сказал:

– Думаешь о том, как бы удрать «зайцем» на следующем корабле? Забудь. Не получится. Да, я знаю, в книжках об этом пишут, но в реальности такого никогда не случалось – слишком много мер предосторожности. И знаешь, что сделают с «зайцем», если обнаружат такого?

– Нет,- ответил я, стараясь не выказывать особого интереса, хотя, если честно, у меня были кое-какие мысли на щи счет.

Норман злорадно потер руки:

– Лишний человек на борту означает, что настолько же меньше еды и кислорода останется для всех остальных, к тому же будут нарушены расчеты запасов топлива. Так что тебя просто выбросят за борт.

– В таком случае хорошо, что никто до сих пор не пытался улететь «зайцем».

– Конечно, ведь у «зайца» не было бы ни единого шанса. Его бы заметили еще до начала полета. На космическом корабле просто негде спрятаться.

Я запомнил эти сведения на будущее – когда-нибудь они могли пригодиться.

Космическая станция номер один была довольно велика, но, как я быстро выяснил, стажеры не считали ее любимым местом для времяпрепровождения. У них был свой клуб, уникальный в своем роде, и прошло некоторое время прежде чем мне позволили его посетить.

Недалеко от станции располагался настоящий музей астронавтики – кладбище списанных космических кораблей. Эти корабли представляли собой не более чем скелеты, поскольку с большинства из них были сняты все приборы. На Земле их, конечно, давно бы уже разъела ржа, но здесь, в вакууме, они продолжали оставаться яркими и блестящими.

Среди них были корабли великих первопроходцев, но пример корабль, совершивший первую посадку на Венеру; первый корабль, достигший спутников Юпитера; первый корабль, облетевший Сатурн. В конце своего долгого путешествия корабли выходили на восьмисоткилометровую орбиту вокруг Земли, и ракеты-челноки забирали с них экипажи. Корабли же так и остались там, где их покинули люди, и больше никогда снова не использовались.

Все – за исключением «Утренней звезды». Каждый знал, что она совершила первый облет Венеры в восемьдесят пятом году. Но мало кому было известно, что она до сих пор оставалась в прекрасном состоянии, так как стажеры сделали ее своей штаб-квартирой и, ради развлечения, привели в рабочее состояние. Более того, они постоянно всеми правдами и неправдами пытались раздобыть ракетное топливо в достаточном количестве, чтобы совершить короткий полет. Не очень обижало, что никто им этого не разрешал.

Командор Доил, естественно, обо всем этом знал и даже одобрял в конце концов, это была неплохая тренировка. Иногда он появлялся на «Утренней звезде», чтобы узнать, как идут дела, но корабль негласно считался частной собственностью стажеров – нужно было получить приглашение, прежде чем тебя могли допустить на борт. Лишь после того, как я провел на станции несколько дней и был принят в их круг, у меня появился шанс отправиться на «Утреннюю звезду».

Это было самое длинное путешествие, которое я совершал за пределы станции, поскольку «кладбище» находилось примерно в восьми километрах от нее и двигалось по той же орбите, что и станция, но немного ее опережая. Не знаю, как описать странное транспортное средство, которым мы воспользовались. Оно было собрано из деталей, позаимствованных с других кораблей, и представляло собой герметичный цилиндр, способный вместить десяток человек. К одному его концу был привинчен маломощный ракетный двигатель, кроме того, имелись еще несколько дополнительных сопл для управления, простой шлюз и радио для связи со станцией. Это своеобразное суденышко могло совершить прыжок к «Утренней звезде» минут за десять, с максимальной скоростью примерно пятьдесят километров в час. Его окрестили «Космическим жаворонком» – название было взято из какого-то научно-фантастического рассказа. «Жаворонок» обычно был припаркован на внешнем краю станции, где он никому не мог помешать. В случае необходимости двое стажеров отправлялись туда в скафандрах, освобождали причальные тросы и отбуксировывали его к ближайшему шлюзу. Затем его пристыковывали к станции, и в него можно было войти через соединительный туннель – так же, как если бы ты входил на борт настоящего космического лайнера.

Мое первое путешествие на «Жаворонке» сильно отличалось от полета с Земли. Корабль выглядел столь обветшавшим, что казалось, в любой момент развалится на части. Впрочем, на самом деле он был вполне надежен, хотя десятерым в его небольшой кабине приходилось тесновато. Когда включился ракетный двигатель, мы плавно отплыли в заднюю часть корабля под воздействием легкого ускорения. Оно было столь слабым, что я стал весить всего лишь около фунта – полная противоположность взлету с Земли, когда я мог поклясться, что весил целую тонну! Примерно через минуту мы отключили двигатель и летели по инерции еще минут десять, после чего еще один короткий толчок доставил нас в пункт нашего назначения.

А вот внутри «Утренней звезды» было довольно просторно – в конце концов, она служила жилищем для пяти человек на протяжении почти двух лет. До сих пор можно было прочитать их имена, нацарапанные на стене рубки управления, и при виде этих надписей я мысленно вернулся почти на столетие назад, во времена космических первопроходцев, когда даже Луна была новым миром и никто еще не достиг ни одной планеты.

Несмотря на возраст корабля, в рубке управления все блестело, а приборная панель вполне могла бы принадлежать кораблю нашего времени. Тим Бентон нежно погладил ее.

– Совсем как новая! – сказал он с нескрываемой гордостью.- Обещаю, когда-нибудь возьму тебя с собой на Венеру!

Я очень хорошо изучил приборы «Утренней звезды». Играть с ними разрешалось, поскольку топливные баки были пусты и при нажатии кнопки запуска главного двигателя лишь загоралась красная лампочка. И все же было здорово сидеть в пилотском кресле и мечтать, положив руки на пульт…

В задней части корабля, возле главных топливных баков, была устроена небольшая мастерская, где занимались постройкой разных моделей, а также в немалой степени и вполне серьезными разработками. Стажерам хотелось попробовать на практике, как работают сделанные ими устройства. Карл Хаазе, наш математический гений, пытался построить какую-то новую разновидность навигационного прибора – но он всегда его прятал, когда кто-то проходил мимо, и никто не знал, для чего тот, собственно, предназначен.

Обследуя изнутри «Утреннюю звезду», я узнал о космических кораблях гораздо больше, чем из книг или лекций.

«Звезде» дейстивительно было почти сто лет, но, хотя детали и изменились, основные принципы космического корабля поменялись не так сильно, как можно было бы ожидать. Все так же требовались насосы, топливные баки, воздухоочистители, терморегуляторы и так далее. Сами устройства могли стать другими, но функции, которые они выполняли, оставались прежними.

Информация, которую я получил на борту «Утренней звезды» ни в коей мере не была чисто технической. Ко всему прочему, здесь я научился драться в условиях невесомости. И речь сейчас пойдет о Ронни Джордане.

Ронни был самым молодым из стажеров, года на два старше меня Он был крепким светловолосым австралийцем- по крайней мере, он родился в Сиднее, но провел большую часть жизни в Европе. В итоге он говорил на трех или четырех языках, иногда случайно переходя с одного на другой.

Он был добродушным и веселым парнем, и казалось, будто так и не смог до конца привыкнуть к невесомости, до сих пор считая ее некоей большой шуткой. Во всяком случае, он постоянно пытался проделывать разные трюки: например, однажды соорудил пару крыльев и попробовал

выяснить, насколько хорошо он сможет с их помощью летать. (Как оказалось – не очень. Но возможно, крылья просто не были спроектированы как следует.) Из-за своего темперамента он постоянно ввязывался в шутливые драки с другими ребятами – а драка в состоянии невесомости выглядит просто захватывающе.

Первая проблема, конечно, заключается в том, чтобы суметь схватить противника, что отнюдь не легко, если он отказывается помогать – он может отскочить практически в любом направлении. Но даже если он решится на игру, существуют и другие сложности. Какое-либо подобие бокса почти невозможно – от первого же удара оба разлетятся в разные стороны. Так что единственная доступная форма схватки – борьба. Обычно она начинается с того, что соперники зависают в воздухе, стараясь держаться как можно дальше от любых твердых предметов. Они хватают друг друга за запястья, вытянув на всю длину руки – после чего трудно в точности разглядеть, что на самом деле происходит. Видно лишь, как они замедленно размахивают конечностями и как неторопливо вращаются их тела. По правилам игры, ты считаешься победителем, если сумел удержать соперника у любой стены на счет до пяти. Это гораздо сложнее, чем кажется, поскольку сопернику достаточно лишь как следует оттолкнуться, чтобы оба вновь отлетели на середину помещения. Не стоит забывать, что в невесомости невозможно просто усесться на свою жертву, пока та не выбьется из сил под твоим весом.

Моя первая схватка с Ронни стала результатом политического спора. Может показаться странным, что здесь, в космосе, земная политика имеет какое-то значение. В каком-то смысле она и не имеет – по крайней мере, никого не волнует, гражданин ли ты Атлантической федерации, Паназиатского союза или Тихоокеанской конфедерации. Но мы часто спорили о том, в какой стране лучше жить, а поскольку большинство из нас немало путешествовали, у каждого были свои взгляды на этот счет.

Когда я сказал Ронни, что он несет чушь, он ответил «Давай подеремся», и, прежде чем я успел понять, что происходит, я оказался зажат в углу, а Норман Пауэлл лениво начал считать до десяти – чтобы дать мне шанс. Я не мог вырваться, так как Ронни крепко упирался ногами в другие две стены, образовывавшие угол кабины.

В следующий раз дела у меня пошли несколько лучше, но Ронни все равно легко выиграл. Он был сильнее меня, и к тому же я еще не владел соответствующей техникой.

В конце концов, однако, мне удалось победить но лишь однажды. Потребовалось тщательно все спланировать, да и Ронни, возможно, был чересчур самоуверен.

Я понял, что, если позволю загнать себя в угол, мне конец – он воспользуется своим любимым приемом «морская звезда» и зажмет меня, упираясь в стены там, где они сходились друг с другом. С другой стороны, если бы я оставался на открытом пространстве, его превосходящая сила и ловкость вскоре поставили бы меня в невыгодное положение. Таким образом, необходимо было придумать способ нейтрализовать его преимущества.

Я много размышлял над этой проблемой, прежде чем нашел ответ,- а затем долго тренировался, когда никого не было рядом, так как требовался весьма тщательный расчет.

Наконец я был готов. Мы сидели вокруг маленького столика, привинченного в том конце кабины «Утренней звезды» который обычно считался полом. Ронни сидел напротив меня, и мы опять о чем-то заспорили. Было очевидно, что драка может начаться в любую минуту. Когда Ронни начал расстегивать ремни, я понял, что пора действовать…

Едва он успел отстегнуться, как я крикнул: «А ну-ка попробуй, поймай меня!» – и устремился прямо к «потолку», находившемуся в пяти метрах от нас. Именно этот момент нужно было как следует рассчитать. Ронни оттолкнулся на долю секунды позже меня, как только определил, в какую сторону я полетел.

Естественно, на орбите, начав двигаться в каком-то направлении, невозможно остановиться, пока на что-нибудь не наткнешься. Ронни предполагал встретить меня у «потолка», но не ожидал, что я проделаю лишь половину пути – ибо моя нога была вставлена в петлю веревки, которую я тщательно закрепил на «полу». Преодолев два-три метра, я резко остановился и поплыл обратно. Ронни ничего другого не оставалось, кроме как продолжать дрейфовать дальше. Он настолько удивился, увидев, как меня отбросило назад, что перевернулся налету, чтобы посмотреть, что происходит, и с глухим ударом врезался в «потолок». Он еще не пришел в себя, когда я прыгнул на него – на этот раз уже не цепляясь за веревку. Я устремился к нему словно метеор, а он не успел вовремя уклониться, и я вышиб из него дух. Удержать его на счет до пяти оказалось совсем легко – собственно, Норман успел досчитать до десяти, прежде чем Ронни начал подавать признаки жизни. Я уже стал беспокоиться, когда он наконец зашевелился…

Возможно, это была не слишком славная победа, и многие придерживались мнения, что я сжульничал. Тем не менее относительно уловки, которую я применил, в правилах ничего не говорилось.

Один и тот же трюк невозможно использовать дважды, и в следующий раз Ронн отплатил мне сполна. Но в конце концов, он был старше меня…

Другие наши игры были не столь грубыми. Мы много играли в шахматы (с магнитными фигурами), но, поскольку хорошим шахматистом меня не назовешь, мне это было не слишком интересно. Практически единственной игрой в которой я всегда мог победить, было «плавание» – не в воде, конечно, а в воздухе.

Подобный «спорт» был настолько утомителен, что мы занимались им не слишком часто. Требовалось достаточно большое помещение, и задачей соревнующихся было первым доплыть до противоположной стены. Трудность заключалась в том, что достигнуть финиша нужно было, прокладывая себе путь в воздухе. Во многом это напоминало плавание в воде, но было намного тяжелее и медленнее. По какой-то причине у меня получалось лучше, чем у других, что довольно странно, поскольку я не такой уж хороший пловец в обычном смысле этого слова.

И все же не следует думать, будто мы все свое время проводили на «Утренней звезде». На станции для всех было полно работы – и, возможно, именно поэтому команда использовала свободное время по максимуму. И – как ни странно, об этом мало кто знает – у нас для этого было гораздо больше возможностей, чем может показаться, поскольку мы крайне мало нуждались в сне. Это один из эффектов невесомости. За все время, которое я провел в космосе, вряд ли я хоть раз спал больше четырех часов подряд.

Я старался не пропускать ни одной лекции командора Дойла, даже тогда, когда мне хотелось заняться чем-нибудь другим. Собственно, это Тим посоветовал мне постоянно посещать лекторий, чтобы произвести на командора хорошее впечатление,- к тому же Дойл был неплохим рассказчиком. Никогда не забуду, как он рассказывал нам про метеоры.

Поначалу мне было довольно скучно. После действительно интересного введения повествование увязло в статистике и диаграммах. Конечно, вы знаете, что такое метеоры – это такие крошечные частицы материи, которые летят

сквозь космос и сгорают от трения, когда попадают в земную атмосферу. Подавляющее большинство метеоритов меньше песчинки, но иногда в атмосферу попадают и довольно крупные, весом во много фунтов. А в очень редких случаях

на Землю обрушиваются гиганты весом в сотни и даже тысячи тонн, вызывая немалые разрушения.

На заре космонавтики многих тревожила проблема метеоров, люди не понимали, насколько велик космос, и думали, что покинув защитный слой атмосферы, окажутся под чем-то вроде пулеметного обстрела. Сегодня мы относимся к этой проблеме куда спокойнее. Впрочем, хотя метеориты и не представляют серьезной опасности, все же некоторые из них иногда повреждают станции или корабли, и с этим нужно что-то делать.

Я несколько отвлекся, пока командор Дойл рассказывал про метеорные потоки и исписывал доску расчетами, демонстрировавшими, насколько в действительности мало твердого вещества в межпланетном пространстве. Мне стало интереснее, когда он начал говорить о том, что произойдет, если метеорит попадет в космический корабль или станцию.

– Вам следует помнить,- сказан он,- что из-за своей скорости метеорит ведет себя не так, как медленно движущийся объект вроде ружейной пули, которая летит со скоростью всего полтора километра в секунду. Если маленький метеорит ударится о твердый предмет – даже лист бумаги,- он превращается в облако раскаленного пара. Это одна из причин, по которой корпус станции состоит из двух слоев – внешняя оболочка обеспечивает почти полную защиту от любого метеорита, который может нам встретиться. И все же есть вероятность, что крупный метеорит способен пробить обе стенки и проделать довольно большую дыру. Воздух, естественно, начнет выходить, но на этот случай кажде помещение, стена которого выходит в космос, снабжено вот этим устройством.

Он показал круглый диск, напоминавший крышку для сковородки с резиновой прокладкой вокруг. Я часто видел такие диски, раскрашенные в ярко-желтый цвет, прикрепленные к стенам станции, но не обращал на них внимания.

Командор бросил диск в класс.

– Пусть каждый рассмотрит и передаст товарищу. Вопросы есть?

Я хотел спросить, что произойдет, если дыра окажется больше пятнадцати сантиметров в диаметре, но побоялся, что вопрос покажется смешным. Окинув взглядом класс я заметил, что Тима Бентона среди нас нет. Его отсутствие на занятиях было чем-то необычным, и мне стало интересно, что с ним случилось. Может быть, он помогает кому-то выполнять срочную работу где-то в другом месте станции?

Но тут мои размышления прервал резкий хлопок, показавшийся в замкнутом пространстве почти оглушительным. За ним тут же последовал внушающий ужас свист уходящего воздуха – воздуха, уносящегося в дыру, внезапно появившуюся в стене класса.