Онлайн чтение книги Юность грозовая
15

Солнце еще не спряталось за горизонт, а по окраинной улице станицы, взбивая тяжелую пыль, потянулось колхозное стадо. Женщины стояли у раскрытых калиток и, слушая тягучее мычание коров и разноголосое блеяние овец, украдкой вытирали слезы. Коровы и овцы так и норовили свернуть в какой-нибудь двор, но ребята заворачивали их на дорогу и гнали из станицы.

— Сынок, постой! — услышал вдруг Миша голос матери.

Он придержал лошадь и оглянулся. Спотыкаясь, к нему спешила мать, держа в одной руке Катю, в другой — маленький сверток.

— Думала, не успею, — проговорила она, глядя на сына снизу вверх влажными от слез глазами. — Шарф-то мы забыли положить и рукавицы отцовские. Холода начнутся — пригодятся.

Миша взял сверток и сунул его за пазуху. Потом подхватил на руки Катю и, прижимаясь к ее щеке, сказал:

— А ты маму тут слушайся. Поняла?

— Поняла, поняла, — Катя обвила тонкими ручонками смуглую шею брата. — Ты скорее приезжай, коляску мне не доделал.

— Ты уж, Миша, смотри там, — наставляла Елизавета Степановна, держась за стремя. — Не простудился бы. Всегда у тебя одеяло на полу валяется. Укрывайся потеплее.

Покосившись на Таню, проезжавшую мимо на бричке, Миша смущенно пробормотал:

— Да ты, мам, не волнуйся, я ведь не маленький. — Он наклонился с седла и поцеловал ее. — Ну, я поеду.

Миновали кузницу, вросшую в землю. Дальше тянулся неоглядный степной простор, затянутый сероватой дымкой наступающего вечера.

Впереди гурта ехал Лукич. В молодости он пас на Дону казачьи табуны и хорошо знал порядок перегона скота. Таня сидела на бричке, подобрав под себя ноги, строгая, молчаливая. Рядом в седле покачивался Захар Петрович. Попыхивая самокруткой, он часто оглядывался на Степную и хмурился: тяжело было ему покидать родимые места.

Вскоре начали сгущаться сумерки, прохладой задышала степь.

Заметив, что Таня осталась одна, Миша подъехал к ней.

— А свежо уже становится вечерами, — сказал он и, помолчав, добавил: — Небо-то какое чистое, как на мороз разведрилось. Ты оделась бы.

Набросив на плечи старенькую фуфайку, Таня улыбнулась и спросила:

— Смешная я, наверно, сейчас?

Миша, отведя в сторону глаза, чуть слышно проговорил:

— Ты… ты хорошая.

Он хлестанул свою лошадь и поскакал догонять друзей.

Всю ночь двигался гурт. Устало брели коровы и овцы, оставляя за собой облако пыли. Оно низко висело над дорогой, оседая на лица и одежду скотогонов.

Убаюканная мерным скрипом колес и легким покачиванием брички, свернувшись калачиком, Таня спала, целиком положившись на вислоухую лошаденку.

Ребятам тоже хотелось упасть на жухлую траву и заснуть прямо под открытым небом. Глаза закрывались, тяжелела голова, и они с испугом хватались за гривы лошадей, чтобы не свалиться с седел.

Вслушиваясь в надсадный гул вражеских самолетов, летящих куда-то на восток, Захар Петрович подбадривал ребят обещанием скорого отдыха, хотя все они прекрасно знали, что отдых придет лишь тогда, когда покажется балка, густо поросшая лесом, где можно укрыться от глаз фашистских летчиков, шныряющих днем над степными дорогами.

С трудом открыв сонные глаза, Василек недовольно сказал:

— Вот дураки, мучаем себя!

— Кого же ты обвиняешь? — спросил его Федя, относя сказанное к своему отцу. — Ты слышал, как под Узловой днем разбомбили колонну тракторов и комбайнов?

— Так что — машины, — ворчал Василек. — А кому нужны…

— Если ты считаешь, что тебе не нужны, — рассердился Миша, — можешь вернуться домой, пока еще недалеко отъехали.

— А я в твоих советах не нуждаюсь, — Василек, поеживаясь, поднял воротник пиджака. — Для себя побереги их.

Дальше они ехали молча, бессильно роняя головы на грудь. И никто из них не заметил, как побледнел небосвод и над землею потянул предутренний ветерок.

Издалека послышался голос Захара Петровича:

— Хлопцы! Крепись, заря близко!

Эхом отозвался в ответ хрипловатый басок Лукича:

— Звезды прячутся — ночи конец! Перевесившись в седле, Миша толкнул задремавшего Федю.

— Глянь, красиво-то как! — он показал на желтую полоску с бледно-розовым оттенком у самого горизонта.

Федя повернулся в ту сторону, куда показывал Миша, и засмотрелся.

Небо у самой земли густо зарумянилось, а немного выше окрасилось в бледно-розовый цвет, постепенно переходящий в желтоватый. Эти на глазах меняющиеся краски раздвигали сумрак, рассеивали его, делали четко различимыми каждый бугорок, кустик, оживляли степь. На обочине дороги стали высовываться из нор суслики, откуда-то прилетел и опустился на скирду соломы орел-степняк.

Захар Петрович торопился до восхода солнца подогнать скот к лесу и дать отдых утомившимся за ночь ребятам.

— Танюшка! — крикнул он. — Готовься кашу варить! Сливную сделаем, с салом, а то у хлопцев животы к спине поприлипали.

— А я, дядя Захар, никогда не варила такую, — призналась Таня, потирая ладонью порозовевшую от неудобного лежания щеку. — Да и дров мы с собою не взяли!

— Дрова найдутся, — сказал Захар Петрович, пуская лошадь рысью. — А кашу организовать попросим Лукича, он мастак по этой части. Придется тебе в ученики к нему определяться.

Сгорбившись, Лукич покачивался в седле и, отгоняя дремоту, бубнил что-то себе под нос.

— Не уснул тут? — поравнявшись с ним, спросил Захар Петрович.

— Какой там, — Лукич не договорил и громко зевнул. — У стариков, Захарушка, сон воробьиный. А вот ребятки наши подбились, передышка им требуется.

— Видишь лесок? — Захар Петрович кнутовищем указал на темную каемку леса, уходящего от дороги в степь. — Через часок, глядишь, дотянем. Там и на завтрак остановимся. Только кашевар-то у нас никудышный, самим придется хлопотать. Курганов наговорил про нее, а она, кроме как чашки мыть…

— Не беда, подучим, — спокойно проговорил Лукич. — Наука постижимая.

Лесополоса, посаженная лет двенадцать тому назад на склоне глубокой балки, буйно разрослась и издали была похожа на старый лес.

Привстав на стременах, Миша удивленно крикнул:

— Ты глянь, Федька, лес впереди, как у нас на Тростянке! Вот где, наверно, гнезд уйма.

— Я и без тебя вижу. — Хитровато улыбаясь, Федя кивнул на бричку: — Ты лучше Васильку покажи!

Миша оглянулся. Рядом с Таниной бричкой ехал Василек и что-то весело говорил. Потом он свесился с седла и снял с волос Тани прилипшую травинку. Мише показалось, что он провел рукой по ее голове. Он ударил свою лошадь и, проезжая мимо Василька, сердито сказал:

— Мы так все стадо растеряем, — он показал на остановившуюся на обочине корову. — Что ж ты, не видишь?

Провожая его недовольным взглядом, Василек обиженно проговорил:

— Можно подумать, что он старший над нами.

— Он правильно говорит, за стадом надо смотреть. Дядя Захар будет ругаться.

— Тут совсем другое дело, — лукаво сощурившись, Василек сдвинул фуражку на затылок. — Признайся, ты ничего не замечаешь?

— Интересно, а что я должна замечать? — Поняв намек, Таня смутилась. — Ты всегда что-нибудь придумываешь.

— Мне-то лучше знать, — многозначительно сказал Василек, отъезжая.

Лесополоса была уже рядом. И вдруг в безмолвие степи врезался нарастающий гул.

Оглянувшись, Захар Петрович увидел два самолета. Они летели так низко, что, казалось, вот-вот коснутся земли.

— Ребята! — что было силы крикнул он. — Живее в лес, живее!

Нахлестывая лошадей, ребята погнали коров, быков и овец к балке. Подняв тучи пыли, скот ринулся в лес, ломая сучья и оставляя на них клочья шерсти. Только бугай по кличке Рогач остановился на середине дороги и, подняв голову, смотрел налитыми кровью глазами на приближающиеся самолеты. Он бил копытами землю и сопел, как перед схваткой.

Услышав голос Захара Петровича, Таня вначале растерялась, потом привстала на бричке и погнала лошадь. И тут дорогу перегородил бугай. Таня ударила его кнутом и закричала:

— Пошел, дурак!

Но Рогач не двинулся с места. Он сердито мотнул головой, уронил шматок пены и продолжал бить землю.

Натянув вожжи, Таня придержала лошадь, намереваясь загнать бугая в лесополосу, но было уже поздно. Земля вздыбилась, все заволокло дымом и пылью, в нос ударил запах паленой шерсти.

Самолеты сделали новый заход и начали обстреливать стадо из пулеметов. На землю падали срезанные пулями ветки деревьев.

Захар Петрович, Лукич и ребята лежали в глубокой вымоине. Все думали о Тане: где она, что с ней. Миша попытался встать, но взрывная волна швырнула его на землю с такой силой, что в глазах у него потемнело.

— Куда тебя дьявол несет! — сердито крикнул Лукич, хватая Мишу за ноги. — Лежи, поколь жив!

— Там же Таня осталась! — пересиливая рев моторов и пулеметный треск, отозвался Миша. — Я ползком… погляжу.

— Я те дам! — Захар Петрович показал ему кулак. — Только попробуй! Не видишь, как хлещет!

Наконец самолеты развернулись и ушли на запад. Рокот их моторов постепенно затих. Захар Петрович, поднявшись, яростно кричал им вслед:

— Сволочи! Бандиты! Что делают, проклятые! Неужели глаза повылазили у них?

Первым выскочив из укрытия, Миша увидел сначала бугая. Он лежал на дороге, подвернув голову. Большая лужа крови дымилась у развороченного осколками бока.

«А где же Таня, где Таня?» — твердил про себя Миша, озираясь но сторонам.

Под низкорослым кленом, зацепившись колесом, стояла бричка. Лошадь испуганно прядала ушами и фыркала. Миша подбежал и, увидев на траве лежащую на спине Таню с широко раскинутыми руками, с ужасом остановился. Грудь девушки была залита кровью, лицо побелело, под глазами синели круги.

— Чего же ты стоишь! — раздался над ухом голос Захара Петровича. — Язык у тебя отняли, что ли? Живо полотенце!

Миша бросился к подводе. Захар Петрович наклонился над Таней и осторожно поднял ей голову. Она чуть слышно простонала. Выхватив из рук возвратившегося Миши полотенце, Захар Петрович разорвал на груди Тани платье, чтобы перевязать рану.

Собравшись в кружок, ребята смотрели, как проворно двигались его огрубевшие от дратвы и смолы пальцы.

— Дядя Захар, она живая, она живая? — с дрожью в голосе допытывался Василек. — Чего же вы молчите?

— Идите-ка вы, бесстыдники! Лукич, помоги мне, да попроворнее. А вы марш отсюда, ишь уставились!

Ребята отошли, присели на траву. Никто не проронил ни слова. Миша, кусая губы, зло ломал подвернувшуюся под руку срезанную пулеметной очередью ветку. Василек, не выдержав гнетущего молчания, встал и, горбясь, отошел в сторону. Глаза заволакивало туманом, в голове стучала страшная мысль: «Неужели она умрет тут, в степи? Никуда я тогда не поеду, вернусь домой. А фронт подойдет — попрошусь, чтоб и меня взяли. Скажу: сирота я, и все…»

— Вот беда-то свалилась на нас, — сокрушался Захар Петрович, растерянно глядя на неподвижную Таню. — Худо может получиться, ежели не поместим ее в больницу.

— Да, что-то надо делать, уж больно тяжело дышит, — Лукич повернулся на запад, куда удалились самолеты, и с горечью сказал: — Чтоб вам, иродам, ни дна ни покрышки!

— От твоего проклятья им ни жарко ни холодно, — хмуро бросил Захар Петрович. — Видно, нечего нам время изводить, давайте готовить подводу. Повезу в Сосновку, там, кажись, есть больница.

— Да ведь туда, Захарушка, восемнадцать верст, — почти простонал Лукич. — На телеге душу из девчонки вытрясешь!

— Так что ж, по-твоему, сидеть и ждать? А чего? — возмутился Захар Петрович. — Проверьте бричку, не поломана ли.

— Дядя Захар, я поеду с вами, — вызвался Василек. — Тяжело вам будет одному.

— Ничего, управлюсь, — дрожащими руками Захар Петрович надвинул поглубже кепку. — Травы побольше настелите, чтоб не тряско было.

— Возьмите меня, — настаивал Василек. — Там, может, посидеть нужно, пока вы будете ходить.

— Чего ты пристал? — вмешался в разговор молчавший до сих пор Миша. — Санитар отыскался!

— Хватит, раскагакались! — Захар Петрович повернулся к Лукичу: — Один поеду. Будете ждать меня тут. Да за скотом присматривайте.

Пока готовили подводу, рвали траву и укладывали Таню, вдали показалась колонна машин, шедших со стороны Степной.

— Захарушка! — обрадованно воскликнул Лукич. — Давай попросим, глядишь, пособят нашей беде.

— Попробуем уговорить, — неуверенно сказал Захар Петрович.

Он снял кепку и, размахивая ею, заковылял навстречу колонне. Передняя машина остановилась.

— Что случилось? — высунувшись из кабины, недовольно спросил военный в роговых очках.

— Беда у нас, — Захар Петрович указал на лежащую в бричке Таню. — Не откажите…

Он подошел к машине и торопливо рассказал о налете.

— Плохо ей, дюже плохо, — говорил он, сокрушенно качая головой. — Без сознания, бедняжка. Вы только взгляните.

— А чем же я вам помогу? У меня машины забиты ранеными. Понимаете? Тяжелоранеными. Там ступнуть негде.

— Не погибать же ей! — вспылил Захар Петрович. — Ведь человек же!

Мужчина (это был военврач) выпрыгнул из кабины, подошел к бричке и, развернув окровавленное полотенце на груди Тани, насупился. Потом повернулся к машине и крикнул:

— Фетисов! Носилки!

Захар Петрович и Лукич вопросительно смотрели на военврача.

— Едем мы до Камышина, — сухо сказал он. — Если по дороге не устроим ее в какой-нибудь больнице, постараемся поместить в госпиталь, а там…

Он пожал плечами. Василек, услышав эти слова, вздрогнул и, пятясь, завернул за машину, а оттуда побежал к бричке. Тани там уже не было. Он увидел, как двое санитаров поднимали носилки на машину.

Военврач открыл дверцу кабины, но Захар Петрович остановил его.

— Немцы убили двух коров и бугая, заберите солдатам на котел. Пропадет добро.

Подумав, врач согласился:

— Хорошо, возьмем для госпиталя.

— Только вы нам документик какой-нибудь. — Заметив недоумение на лице врача, Захар Петрович пояснил: — Сами понимаете, в ответе мы за скот.

— И кому, папаша, нужны в такой кутерьме документы, — усмехнулся шофер.

Покачав головой, Захар Петрович недовольно посмотрел на него и осуждающе сказал:

— Ты выкинь эти мысли, такая кутерьма не всю жизнь будет, придет время — за все спросят.

Врач вытащил из планшета клочок бумаги, размашисто написал справку, поставил номер полевой почты воинской части и расписался.

— Это все, что я могу выдать вам.

— А нам и этого достаточно.

Бережно свернув листок, Захар Петрович положил его в карман.

— Спасибо, что выручили, — поблагодарил он. — Только вы уж помогите нашей Танюшке.

— Что будет в наших силах — сделаем, — как-то неуверенно ответил врач, пожимая руку Захару Петровичу. — Поехали! До свиданья!

Машины тронулись, и скоро их не стало видно в тучах серой пыли.

— Вот и остались мы, одни мужики, — грустно проговорил Лукич. — Не обошла нас беда, задела.

— Может, все обойдется, — вздохнул Захар Петрович. — Пойдемте чего-нибудь перекусим. А где Василек?

— Был здесь, — ответил Федя, оглядываясь по сторонам. — Наверно, за дровами отправился.

— Покличьте его, видно, кашу уж вечерком сготовим.

Начали искать Василька. Кричали до хрипоты, но он не отзывался.

— Значит, сбежал, — с горечью проговорил Захар Петрович. — Не думал, что он струсит.