Онлайн чтение книги Из моей копилки
57. РЕВОЛЬВЕР

С МАЛЫХ лет я научился делать из амбарных ключей такие самопалы, которые по силе звука выстрела и по убойности бывали пострашней какого-нибудь пятизарядного бульдожки. И все-таки хотелось мне приобрести настоящий револьвер, такой, чтобы видом своим мог напугать кого угодно. И вот нагреб я у своего хозяина тайком мешок ржи пуда два и, по договоренности заранее, притащил на чунках этот мешок к соседу Сашке Подживотнику. Получил от него новенький, никелированный пятизарядный «смит-вессон». Хотя патронов не было ни одного, тем не менее о таком приобретении приходилось помалкивать по двум причинам: во-первых, чтоб не прослыть «ржаным вором», во-вторых, чтоб моя замечательная игрушка не оказалась в руках милиционера Долбилова.

Не мог я этого секрета скрыть от своего ближайшего товарища и соседа Кольки Травничка.

Колька полюбовался на мое сокровище и пообещал раздобыть мне патронов. Откуда-то он достал целую коробку – двадцать пять штук, и хотя неподходящего калибра, но тем не менее кое-как они вмещались в гнезда барабана, стало быть, стрелять можно.

Пошли с Колькой за амбар пробовать оружие.

Взяли вместо мишени доску вершковой толщины.

Первый выстрел Кольке. В доску он не попал. Второй выстрел мой. Разумеется, не совсем удачный, но все же. Выстрел показался мне очень слабеньким. Пуля отскочила от доски и угодила рикошетом прямо Кольке в лоб, повыше на два-три сантиметра правого глаза, и оставила кровавую ссадину…

– Из такого барахла тараканов стрелять. Найди какого-нибудь дурака и продай, – посоветовал Колька, – ватного пиджака не прострелит. Так зачем тебе такое дрянцо?

Убеждать меня долго не надо. Променял я не совсем грозное оружие на новые валенки и был весьма доволен.

Прошли год-два, я стал комсомольцем-чоновцем, начал активно писать в газету, и получился из меня селькор-общественник. Конечно, в таком своем новом положении я не мог и думать о покупке револьвера. Подобные поступки были за пределами норм моего поведения.

В ЧОНе (Часть особого Назначения) мне выдали бельгийский револьвер с каким-то ненормальным длинным дулом и немного позеленевших от времени патронов.

Номер револьвера был занесен в военное удостоверение, и это давало право хранения, ношения, а если потребуется, то и применения.

ЧОН расформировали, а старый револьвер так за мною и оставили, чем я весьма был доволен…

И так я ревностно и тщательно сберегал казенное оружие, что теперь, спустя большую пору, сам удивляюсь. Снаружи я его чистил мелким песком, разбирал на части и смазывал револьвер гарным маслом за неимением другого. Ствол внутри до такой «кондиции» прочистил, что нарезы стали едва заметными. Из боязни, как бы кто не похитил казенную вещь, я даже в баню ходил с револьвером, завернув его в белье. Вообще, с оружием я чувствовал себя всюду храбрее, смелее и увереннее.

Время было острое, на ножах с классовым врагом.

Мне ни разу в жизни не пришлось применять револьвер по его прямому назначению, но я был полностью убежден, что висевший в кобуре наган не только бодрил мой дух, но и прежде всего стоял на защите интересов классовых.

Вспоминаю такой полусмешной эпизод с револьвером.

В ноябре 1924 года губернская газета направила меня на совещание рабселькоров «Правды». Я решил, что висеть нагану открыто через плечо на ремне вроде бы неудобно. Ехать в Москву без револьвера тоже нехорошо, ибо наган – признак моей незаурядной селькоровской деятельности.

Запрятал револьвер в потайной карман дешевенького пиджака. Мало того, что карман подозрительно оттопырился, но вдобавок еще длинное дуло постоянно высовывалось из-под пиджака.

Наверно за полчаса до открытия совещания я занял в Голубом зале Дома Союзов самое выгодное место – во втором ряду, напротив трибуны.

Зал стал быстро заполняться.

Пузатый толстячок с пышной кудрявой шевелюрой осипшим голосом начал доклад.

Я хотел записывать, но рядом со мной товарищ сказал:

– Зачем записывать. Завтра все это прочтешь в газете. – Посмотрев на меня внимательно, спросил: – Откуда приехал?

– Из Вологодской губернии. Нас двое с секретарем редакции. – При этом я назвал свою фамилию, которая соседу ни о чем не говорила.

Он улыбнулся, заметив высунувшееся из-под полы дуло револьвера, шепнул:

– Неудобно, спрячь поглубже, чтоб не высовывался…

В перерыве я вышел в уборную и переместил револьвер из потайного кармана в загашник штанов. Тут его совсем не видно.