Часть вторая

Онлайн чтение книги Изнанка неба The wrong side of the sky
Часть вторая

9

Я вышел на улицу, которая по моим предположениям вполне могла оказаться главной. Два ярда в поперечнике и мощеная булыжником дорога вилась между белыми стенами грубых домов. То здесь, то там деревянные или каменные арки соединяли вторые этажи стоящих напротив друг друга домов, очевидно здешним людям так было удобнее ходить друг к другу. Солнце уже стояло низко, и если бы не белые стены домов, от густых теней улочка стала бы казаться мрачной. Все вокруг, включая даже промежутки между булыжниками мостовой, было выкрашено белой краской.

Этот поселок как место существования людей носил отпечаток бессмыслицы: маленький островок не смог бы прокормить такую ораву жителей, как можно было судить по количеству зданий. Единственным оправданием этому могло быть то, что когда-то он служил убежищем морским пиратам: остров был почти неприступен, к тому же он замыкал цепь островов и прекрасно держался подальше от властей, но совсем рядом с морскими путями. А сейчас добрая половина его обитателей скорее всего была удалившимися от дел жителями с материка.

Я побродил вдоль улицы, но заметил только маленькую девочку с черным котенком. Моя персона никого из них, по-видимому, не заинтересовала. Появление постороннего человека, да еще в форме ничего хорошего для них не предвещало.

Потом мне удалось привлечь внимание крепкой женщины средних лет, и после довольно сумбурных объяснений она направила меня в местный бар.

Наконец я оказался перед открытым, темным дверным проемом без вывески, вошел внутрь, а когда буквально скатился вниз по ступенькам, то очутился в маленькой, полутемной комнате с дощатым полом, парой старых, темных столов со стульями и крошечной стойкой бара в углу. Позади нее, на полках были расставлены бутылки. Обстановка была почти домашней.

На шум вышел его хозяин и вскоре, заплатив шесть драхм, я получил бутылку тепловатого пива, которую тут же осушил залпом и заказал следующую.

Тут я вспомнил про приятеля нашего гида Нисиса, того самого, что говорил по-английски, и самым дружелюбным тоном спросил Николаса Димитри. Хозяин кивнул и позвал из задней комнаты подростка, которого быстро выставил за дверь.

Не успел я прикончить вторую бутылку, как паренек вернулся и привел с собой Николаса. Его внешность мало соответствовала облику местного жителя: высокий, почти моего роста, но только пошире в плечах, светловолосый мужчина ненадолго задержался у входа и направился ко мне.

– Ты говоришь по-английски? – сказал я вместо приветствия.

Он кивнул и затем медленно, словно подбирая слова, заговорил несколько гортанным голосом.

– Как дела? Меня зовут Николас Димитри.

На вид он был приблизительно моих лет, его лицо было покрыто темным загаром.

– Джек Клей, – ответил я, и мы обменялись рукопожатием.

– Не хочешь чего-нибудь выпить? – поинтересовался Николас.

На ум приходили только фразы типа: "Позволь-ка мне, старина" и что-то еще в этом духе, но не стоило так говорить с греком, да еще в его родном городе.

– Тебе нравится анисовая водка? – не дожидаясь ответа, спросил Димитри.

Вот это вряд ли, подумалось мне.

– Да, пожалуйста.

Возможно цены на пиво были ему не по карману, а анисовая в этих местах идет не дороже драхмы за рюмку. И вот уже мы с крошечными стаканами уселись за крайний столик и стали неспешно потягивать выпивку.

– Где ты научился так хорошо говорить по-английски? – спросил я для начала.

– В Германии, – он аккуратно поставил свой стакан на стол. – По национальности я – немец. Мне приходилось бывать в этих местах во время войны, а теперь живу постоянно. Мне здесь очень нравится.

Все оказывается не так уж сложно. Греческие островитяне довольно терпимы и гостеприимны. Во время войны им не пришлось вынести столько лишений как некоторым из их сограждан на материке.

Мы еще раз приложились к своим стаканам.

– Меня интересует потерпевший аварию самолет.

– Он здесь уже давно. Вокруг него деревья успели вырасти.

– Когда это случилось?

– Еще до того, как я обосновался в этих местах в тысяча... – похоже у него возникли трудности с датой, – девятьсот пятидесятом году.

– А может быть хозяину этого заведения, – на случай, если ему что-нибудь непонятно, я показал на стойку бара, – что-нибудь известно по этому поводу?

Николас повернулся к стойке бара и долго обсуждал этот вопрос с владельцем бара. Тот все больше пожимал плечами и указывал на север.

– По его словам летчик почти не пострадал и вскоре уехал.

– Это был англичанин?

– Похоже на то.

– При нем был какой-нибудь груз? – как можно более спокойным тоном постарался спросить я, и думаю мне это удалось.

В этом хозяин был абсолютно уверен. На борту самолета никакого груза не было, но по поводу личных вещей пилота он ничего определенного сказать не мог. В конце концов это было так давно.

Наступила моя очередь угощать анисовой.

– Это был твой приятель?

– Нет, – покачал головой я. – Просто я привез сюда из Афин хозяина этого самолета. Он давно его искал, – мне трудно было сказать более определенно, но кажется мои слова не слишком отклонились от истины. – Его родина – Пакистан.

Николас неспешно кивнул.

– Этот самолет прилетал сюда из Пакистана?

– Да, я был в роще и видел на нем эмблему этой страны.

Мой сосед нахмурился. На правой стороне лба у него появилось несколько небольших шрамов. Мои глаза уже привыкли к полумраку, и теперь на фоне загара они стали заметны.

Мне оставалось только гадать по поводу судьбы этих двух ящиков, но поскольку местных жителей мало волновали останки старой "Дакоты", а иначе их давно сбросили бы в море, то даже появление человека в форме и его расспросы никого не интересовали. Мой новый приятель тоже ничего не сказал по этому поводу.

– А где сейчас тот человек, которого ты привез сюда из Афин? – спросил он вместо этого.

Мне оставалось только честно признаться, что я не знаю. Тогда Димитри позвал парнишку, что-то объяснил ему тот снова исчез.

– Я тоже схожу и поищу его. Жди меня здесь, – сказал он и ушел вслед за ним.

Мне захотелось пива, но предстоял еще довольно нелегкий взлет, и я ограничился бутылкой лимонада. Он оказался таким же теплым и слишком приторным. Почти любая выпивка, которую тебе удается раздобыть в этой стране оказывается слишком сладкой. Единственные порядочные напитки здесь можно найти только в американских барах типа "Короля Георга".

Полумрак в баре сгустился, а по мере того как на улице становилось прохладнее, комната стала наполняться народом. Я закурил и посмотрел на часы. Стрелки показывали половину шестого и лодка уже должна была оказаться в районе масляного пятна. Если через пару часов они не вернутся, то нам предстояло провести эту ночь на Саксосе. В этом случае мой гонорар оставит в бумажнике моего работодателя. Хотя точнее было бы сказать у Хертера. Ведь именно он и носит с собой деньги, да и все остальное, включая мисс Браун, тоже. Держу пари, что последнее я сделал бы лучше. Но нет, Хертер пошире меня в плечах. Тогда остается побиться об заклад, что все остальное для этой красотки я мог бы сделать лучше, чем он.

С этой счастливой мыслью меня и сморил сон. Я растянулся на шатком скрипучем стуле возле недопитого стакана лимонада и тлеющей сигаретой на столе.

Когда я проснулся, то увидел улыбающиеся лица бармена, Николаса и мальчишки, набоб хмурился, а мисс Браун просто смотрела на меня. Мой сон продолжался довольно долго, мышцы мои онемели, во рту пересохло.

– Мне говорили, что ты задавал слишком много вопросов, – набросился на меня Его Превосходительство.

В ответ я пробормотал нечто невразумительное, что можно было интерпретировать как согласие.

– Вопросы здесь задаю я. Тебя наняли вести самолет, и ты должен был оставаться там, в долине.

– Вы меня не нанимали, – возразил я. – Хертер нанял меня, а мисс Браун посоветовала остаться у разбитой "Дакоты".

Мой гонорар таял с каждой секундой.

Он свирепо посмотрел в мою сторону, потом отвернулся и жестом отозвал Николаса в сторону. Мисс Браун наградила меня долгим, холодным взглядом и присоединилась к нему. Мне оставалось только закурить сигарету и попытаться смыть остатками лимонада привкус моего недавнего сна. Этот процесс тоже требовал времени и усилий.

В самом дальнем углу (футах в восьми от меня) набоб сосредоточенно повторял мои вопросы и даже получал ответы, правда уже не столь вежливые. В силу своего происхождения у него совсем не было практики в искусстве опроса населения, так что противная сторона иногда совсем игнорировала его домогательства. Только улыбки и живое участие мисс Браун подталкивали Николаса на продолжение беседы.

Наконец они пришли к общему мнению, что пилот разбившейся "Дакоты" уехал в Афины и увез с собой какие-то вещи. Все это вполне вероятно могло оказаться правдой и даже всей правдой, но ручаться за это трудно: ведь это была их "Дакота" на их острове, а мы были пришельцами из другого мира. Жители городов. С этими мыслями я встал из-за стола и вышел на свежий воздух.

На улице уже стало прохладно и даже резкие отсветы белых стен стали приглушеннее и мягче. Люди стояли группками, судачили на порогах домов, но все как по команде повернули головы в мою сторону. Вот что значит форма. Я почесал затылок, чтобы показать человеческую сущность своего содержания, но это оставило их безучастными. Мне пришлось присесть на чей-то порог и убивать время, наблюдая за игрой маленького котенка.

Наконец на улице появился Его Превосходительство вместе с Николасом. Они направились к первой же группе людей, и набоб приготовился впитать в себя квинтэссенцию общественного мнения по вопросу десятилетней давности, затем появилась мисс Браун, посмотрела по сторонам и направилась ко мне. Я встал на ноги, котенок ненадолго бросил свою игру и посмотрел на нее.

– Садитесь, – предложила она с улыбкой и тут же последовала своему совету. Я присел рядом. В ее руке была незажженная сигарета. Мне с трудом удалось избежать вывиха, пока я искал спички и затем пришел ей на помощь.

– Спасибо, – она выдохнула дым в сторону. – Ты разозлил Его Превосходительство.

Вместо ответа я кивнул.

– Тебе не стоило этого делать, – мягко заметила она. – От него зависит твой гонорар.

– Никто же не просил меня оставить мозги дома.

Она приятно улыбнулась.

– Ему очень не нравится, когда посторонние повсюду обсуждают его дела.

– Он абсолютно не умеет спрашивать; слишком долго купался в деньгах и не умеет общаться с людьми.

– Ну, а ты, конечно, можешь, – похоже, эта мысль ее позабавила.

– Народ это я, а он нет.

– А со мной ты мог бы иметь дело?

Я с удивлением посмотрел на нее. Полуоткрытый, словно улыбающийся рот, большие спокойные глаза.

Мой рот тоже открылся, равно как и глаза, правда далеко не такие спокойные как у моей соседки. Я был слишком близко, чтобы уловить исходивший от нее запах женщины и мне захотелось обнять эту девушку. Для островитян это будет самое памятное событие со времени гибели "Дакоты", но и десять лет спустя ни у кого не будет сомнений в подробном описании происшедшего. Но я не доставил им этого удовольствия.

– Могу попробовать, – не спеша процедил я. – За обычную плату, разумеется.

Она усмехнулась.

– Нам потребуется некоторое время, чтобы рассмотреть это предположение, – спокойно ответила мисс Браун и с удовольствием глубоко затянулась сигаретой. Я вспомнил про котенка. Теперь он сидел и явно пытался вспомнить, как кошки моют за ушами.

– Ты что, всю жизнь ты нанимаешься к кому-нибудь пилотом?

– Это моя профессия, ведь я летчик, – я тоже извлек сигарету и закурил. Удивительно, но мои руки не дрожали.

– Ты знал Кена со времен войны?

– Верно. Транспортная авиация.

– Он был хорошим пилотом, ты не считаешь?

– Одним из лучших.

– Так что же он натворил: такой дурацкий полет и эта нелепая катастрофа.

Краем глаза я посмотрел на нее. Она казалась искренне расстроенной.

– Возможно, удача оставила его. Рано или поздно это ждет каждого. Некоторые при этом еще и погибают.

– Но что его заставило сделать такой опрометчивый шаг?

– Это был ваш пилот, – пожал плечами я.

– До вчерашнего дня я не видел его десять лет.

– Он тебе ничего не говорил о своих неприятностях или что-нибудь в этом роде?

– Вчера вечером? Нет.

– А ты не видел его сегодня утром перед вылетом?

Я отрицательно покачал головой. Такая манера отвечать не создает никаких моральных проблем.

– Наблюдал за его взлетом. У него заглох один двигатель.

Мисс Браун нахмурилась, бросила под ноги окурок и растерла его носком туфли.

– Ты волнуешься за него, – сказал я.

– Да, – казалось ее печальных глазах вот-вот выступят слезы. – А ты?

– Я давно уже не переживала за своих коллег по профессии. Если он мертв, то он мертв, – отброшенная щелчком сигарета перелетела через улицу и разбилась искрами о стену дома, а котенок, услышав шаги, сделал прыжок словно непобедимый ковбой, покоритель Дикого Запада из голливудского боевика.

Я почувствовал на себе ее взгляд.

– Ты жесткий человек, – мягко сказала она и положила руку на мое запястье. – Только не будь жестоким, другим ты мне нравишься больше, – девушка слегка сжала мою руку и улыбнулась. – Пойду посмотрю, что там удалось выведать Али.

Она встала и пошла вдоль по улице.

Я долго смотрел ей вслед. Наконец она улыбкой поприветствовала очередную небольшую группу жителей поселка, сплетничавших по какому-то поводу, и исчезла за углом дома.

Я зашипел на котенка. Он снова встал в позу ковбоя перед смертельным поединком и устало наблюдал за моими действиями. Я широко развел руками.

– У меня нет оружия, – признался я.

Бедняга Джек Клей. У Николаса был пистолет, у Кена тоже, но у крутого капитана Клея не было. И он упал сраженный пулей бравого котенка. Какая жалость! Бедняге просто не повезло.

Я не был крутым. Я был мягок как пористая резина. Она расспрашивала меня, соблазняла меня и оставила с ощущением, словно я плюнул на могилу своей бабушки. Мисс Браун потребовалось для этого ровно столько времени, сколько потребуется чтобы выкурить одну сигарету. Как мужчина мужчине я кивнул котенку и пошел из поселка на берег дожидаться возвращения лодки и смотреть как солнце садится на горизонт.

10

Я встретил мисс Браун и Его Превосходительство, когда лодка уже подходила к берегу. Первым выпрыгнул Хертер. Он был бледен и несколько помят, но по-прежнему командовал парадом.

– Что удалось обнаружить? – спросил его хозяин.

Хертер ткнул рукой в сторону лодки.

– Я нашел спасательный жилет, покрышку и сиденье от кресла. Это все, Ваше Превосходительство, – чопорно доложил он.

– Это от "Пьяджио"?

– Да, Ваше Превосходительство.

Набоб повернулся ко мне.

– Что скажешь, капитан?

– Надо взглянуть на них, – предположил я.

Хертер предложил свою помощь мисс Браун, а мне с набобом пришлось брести по колено в воде. Лодка развернулась носом к морю и тихо скользнула по воде. Ширли Берт сидела на корме рядом со старым рыбаком. Она была усталой и продрогшей. Похоже, ей не хотелось замечать меня, и девушка напряженно всматривалась куда-то вдаль.

Вещи, которые подобрал секретарь были перепачканы маслом. Спасательный жилет мне ни о чем рассказать не мог. У сиденья с одной стороны был порез, словно ее выбросило из кабины при ударе или же смыло водой через разбитое окно. Резина колеса была почти лысой.

– Ну, – нетерпеливо повторил набоб, – что ты об этом думаешь, капитан?

Мне даже в голову не приходило, какие подробности можно было бы узнать у Хертера. Я вообще ни о чем не мог думать. Самолет может скрыться под водой и не оставить ни одного следа. Или же пятен масла, горючего, разбросанных обломков и вещей будет столько, что их не пропустишь даже с закрытыми глазами.

– Похоже на то, что он на полном ходу врезался в воду, – нашелся я наконец.

– Мистер Китсон мог спастись?

– В этом случае обломков и вещей должно было быть гораздо больше. И потом, куда он мог подеваться?

– Но ты не можешь быть уверенным в этом?

– Нет, Ваше Превосходительство, не могу, – медленно процедил я.

Он мерзко улыбнулся.

– Спасибо за квалифицированные объяснения, капитан.

Хертер резко посмотрел на меня. Ему еще предстоит узнать историю о моей непочтительности несколько позднее.

Наконец мы вышли в открытое море и никто не проронил ни слова, пока мы снова не оказались на Саксосе.

У причала нас дожидался местный таксист. Он верно рассудил, что люди прилетевшие на собственном самолете, поездку на машине предпочтут пешей прогулке. Это был старенький "Форд В-& Пилот" с продавленными рессорами, а единственное, о чем беспокоился водитель, так это о том, как побыстрее добраться до самолета.

Солнце уже почти село, и я рассчитал, что у нас в запасе остается не больше десяти минут. Средиземноморские сумерки скоротечны. Я быстро загнал всех в самолет, заставил пристегнуться, крикнул нашему школьному учителю, держать толпу подальше от дороги и запустил двигатели. Им явно нравился прохладный воздух. Я выжал из моей старушки на добрую сотню оборотов больше. С того времени как мы покинули Берн, мне ничего подобного видеть не приходилось.

В пустыне полностью загруженный самолет при ночном взлете экономит добрые триста ярдов разбега. Я был почти порожняком, но этих трехсот ярдов у меня все равно не было. Как оказалось мой запас был не больше пятидесяти футов. Мы оторвались от земли как раз перед тем, как дорога вильнула влево. Поворот был несколько резче, чем я мог себе позволить. Самолет сделал круг над прибрежной деревушкой и взял курс на Афины.

– Ты видел масляное пятно? – полюбопытствовал Роджерс.

Я рассказал ему про находки Хертера и про то, что мы нашли на Кире. Мой второй пилот притих и даже ни разу не прервал меня.

– Так это было на самом деле? Я имел в виду драгоценности, – наконец выдохнул он.

– Похоже на то, – подтвердил я.

– Мог он долететь сюда прямо из Индии?

– Я думал об этом. Нет, не мог. Он сделал это в два прыжка по полторы тысячи миль каждый. Заправлялся где-нибудь в Аравии. Следующий его прыжок закончился здесь. Он все точно рассчитал и дотянул до Кира на последних каплях горючего.

Роджерс ненадолго затих. Мне казалось, что Его Превосходительство на этот раз в кабине вряд ли появится, и оказался прав.

– А Кен Китсон сделал то же самое и в том же месте, но не дотянул до острова, – наконец пришел в себя мой напарник.

– Похоже на то, – в который раз за сегодняшний день повторил я. К этому вопросу мы больше не возвращались.

Меня словно прошиб озноб. Хотелось отколоть какую-нибудь шутку, сделать бочку, мертвую петлю или напиться до чертиков и бросить все это дело. Кабина "Дакоты" стала для меня неуютной. Я провел в "Даках", как мы их еще называли, уйму времени, летал с разными людьми, которые давно отправились на тот свет. До тех пор, пока я буду водить "Дакоты", они незримо будут стоять за моей спиной.

Но у меня и в мыслях не было бросить "Дакоту". Мы вместе старели и ветшали, а теперь, если ей найдут замену, то найдется она и для старого Джека Клея. Тогда мне придется доживать свой век в каком-нибудь тихом, спокойном местечке на краю леса.

Нет, мисс Браун. Жесткий, жестокий – это не про меня. Ни твердости, ни решительности нет и в помине. Просто старый, изношенный, и потрепанный на сгибах. Мисс Браун следует научиться понимать разницу. Однажды это может оказаться важным.

Все это очень горько, мисс Браун.

Я вызвал афинский аэропорт, сообщил им про масляное пятно и обломки, которые определенно могли принадлежать "Пьяджио" и рекомендовал прекратить поиски. Им захотелось вступить со мной в полемику по поводу необходимости посадки на Саксосе, чем я поставил под угрозу все, что только можно было поставить под угрозу. Мне удалось прервать эту тираду, жалобой на плохую работу приемника. Они уступили, пока. Ничего, при личной встрече я получу все по полной программе.

Ночная посадка особых восторгов у меня не вызывала, но все прошло гладко. И когда легкость и удача идут рука об руку, в самих трудностях есть нечто, что заставляет постоянно бороться с ними.

Ширли Берт исчезла как только мы поставили самолет на стоянку. Я чувствовал себя виноватым перед этой девушкой, но ничем ей помочь не мог. Набоб вместе с мисс Браун уселись в свой огромный мерседес, который при посредничестве Хертера материализовался в свете прожекторов почти у самой "Дакоты". Тогда он занялся мной.

– Насколько мне известно, ты оскорбил Его Превосходительство, – отчитывал он меня.

Я пожал плечами. На мой взгляд "оскорбил" это слишком сильно сказано, но по сути он, возможно, был прав. У меня обнаружилась явная нехватка опыта общения с набобами.

– Это, – нахмурился Хертер, – будет учтено в твоем гонораре.

– Ты заплатишь мне 400 фунтов наличными в любой твердой валюте, – парировал я.

– Его Превосходительство бывает великодушным, но он может выразить и свое неудовольствие.

– Четыре сотни фунтов. Здесь и сейчас.

– Не тебе мне указывать сколько платить! – заревел он. – За это я могу привлечь тебя к ответу.

– Интересно кому ты будешь жаловаться? – с издевательской ухмылкой спросил я. – Международной ассоциации воздушных сообщений? Швейцарской торговой палате? Моя компания не входит в эти организации. Мы вообще никуда не входим. Давай, плати и катись к черту.

Он разом стал дюймов на шесть выше, а я как раз потерял свою саблю на параде.

– Если ты не заплатишь, – предупредил я, – эта история с пропавшим самолетом попадет на первые страницы всех крупных европейских газет. Через двадцать четыре часа тебе придется сражаться с армией корреспондентов, а уж они-то умеют задавать вопросы, чтобы выудить всю информацию. За пару дней они или найдут драгоценности, или тот кто их украл затаится так глубоко, что и через десять лет ничего не найдешь. Так что придется заплатить, второй пилот выпишет тебе квитанцию.

Трудно было сказать определенно, что сейчас сделает герр личный секретарь: ударит меня или взорвется. Из-за того, что у меня было желание устроить жуткий скандал прямо на самолетной стоянке перед ангаром, что могло причинить массу неудобств законопослушной публике, мне подходил любой из этих вариантов. Но несмотря ни на что, ему придется заплатить. И он это знал.

Очень медленно Хертер полез во внутренний карман пиджак, и одна из его выпуклостей обратилась в стопку валюты. Ее было столько, что можно было при необходимости подпереть самолетный двигатель. Он снял с вершины этой пачки несколько листов, пересчитал их и протянул их с видом бросающего перчатку дуэлянта.

Банкноты оказались американскими долларами: десять сотенных, две пятидесятки и две десятки. Довольно точно. Я бросил Роджерсу через плечо:

– Вышли Его Превосходительству Набобу Тангабхадры квитанцию на тысячу сто двадцать долларов. С благодарностью. Распишись и отдай мистеру Хертеру.

Я отвернулся и пошел к мерседесу. Темное стекло окна было опущено и при моем появлении набоб высунул свою острую мордочку из тени заднего сиденья.

Я улыбнулся ему и облокотился на дверь. Где-то в глубине тусклым пятном белела мисс Браун. Ее запах еще не успел раствориться в воздухе.

– Я надеюсь, что вы получили удовольствие от полета, Ваше Превосходительство, – улыбнулся я. У меня и в мыслях не было оскорбить набоба Тангабхадры.

Он недовольно хмыкнул.

– Желаю вам найти свои драгоценности.

– Подожди, – нахмурился он. – Так мистер Китсон все-таки рассказал тебе?

– Кое-что.

– Тебе про них раньше слышать не приходилось?

– Ну, не так подробно, – я пожал плечами, – но иногда кое-какие сведения до меня доходили. Конечно, трудно сказать определенно, смогу ли я их опознать, если мне придется с ними столкнуться.

– За это будет полагаться награда.

– В самом деле? Сколько? – мне удалось изобразить на своем лице максимальную заинтересованность.

Его Превосходительство смерил меня взглядом и поджал губы. Я был для него просто очередным нищим с протянутой деревянной миской.

– Могу предложить небольшой процент, а они стоят больше четверти миллиона фунтов стерлингов.

Сзади подошел Хертер, наградил меня испепеляющим взглядом и занял место водителя.

– А по моим сведениям они стоят больше миллиона, – возразил я.

Эта новость ошеломила, но он быстро пришел в себя.

– Капитан, разве ты разбираешься в драгоценных камнях?

– У меня была одна знакомая, так у нее были сережки с лунным камнем.

Из глубины машины послышался журчащий смех мисс Браун. Набоб снова нахмурился, откинулся на заднее сиденье и что-то буркнул Хертеру.

Машина резко рванула с места, едва не оторвав мне руку. Я смотрел ей вслед пока она не миновала последний круг света от прожекторов на дальнем ангаре. Рядом со мной нарисовался Роджерс.

– Ты даже не послал ей воздушный поцелуй на прощанье, – упрекнул он.

– А с какой стати мне нужно было прощаться? Может будет всю ночь дожидаться, пока я не влезу к ней в окно с гитарой в зубах.

– Смотри, нарвешься ты на этого князька, – без всякого почтения брякнул второй пилот.

– Он может и сам сыграть ей на гитаре, – медленно процедил я, глядя на освещенное место. – Заправь баки горючим. Завтра мы вылетаем. Увидимся в гостинице.

Я зашагал на пункт наблюдения за полетами, готовый удовлетворить любопытство любого из его обитателей по поводу моей посадки на Саксосе. Мне удалось убедительно свалить все на неполадки в карбюраторе и указание набоба и отделаться простым предупреждением. Потом я расплатился за утреннее обслуживание, текущую заправку и отправился сражаться с местной телефонной сетью.

К тому времени, когда я пробился через афинский телефонный коммутатор, настроение мое несколько упало, но мне все-таки повезло: это был один из редких вечеров, когда его не носило по злачным местам и он не карабкался по стенам с букетом роз в зубах.

После короткого обмена любезностями я взял инициативу в свои руки.

– Микки, старина. Я еще раз все обдумал. Возможно в прошлый раз я несколько поторопился. Завтра займемся этим грузом для Триполи.

11

К девяти часам утра мы были готовы к погрузке. Похоже, что вчерашнее известие не слишком обрадовало Миклоса. Он мучился подозрениями по поводу внезапной перемены настроения и доверял мне только пока я был на виду, а в Триполи нас будут разделять шестьсот пятьдесят миль. Но сейчас он явно нервничал и не поверил бы своей собственной подписи.

Контрабанда – это не тот груз, который может долго лежать не привлекая внимания.

Слухи рождаются сами собой, и ситуация выходит из-под контроля.

Несмотря на это агент заверил меня, что ровно в девять груз будет готов к погрузке. Но поскольку он не сможет подъехать на аэродром, то в районе десяти я должен буду забрать сопроводительные документы прямо в его конторе. Про триста пятьдесят долларов Миклос больше не заикался.

В назначенный срок из-за угла ангара вынырнул додж, за ним тащился все тот же обшарпанный грузовик. За рулем легковушки сидел стройный, молодой араб лет двадцати в зеркальных очках, широких кремовых брюках из хлопка и ярко-голубой джинсовке.

Он вылез из машины и улыбнулся во весь рот.

– Капитан Клей? Меня зовут Юсуф.

– Все верно.

– Поджидаете груз? Я буду сопровождать его до Триполи.

– С какой стати?

– Это распоряжение Миклоса. Мне нужно будет решить на месте кое-какие вопросы.

– У тебя есть виза?

Он одним махом снял очки и по его ухмылке можно было понять, что у него все схвачено.

– Я араб.

– Это ничего не значит. Если у тебя нет визы и ты не ливиец, то останешься здесь.

Парень со злостью посмотрел мне в глаза.

– Я гражданин Ливии, – с этими словами он достал паспорт и протянул мне.

Похоже, что документы у него были в порядке.

– Я скажу тебе, куда надо доставить груз, о'кей? – нетерпеливо бросил он.

– Мне это и без тебя известно, – возразил я. – Мы летим в Триполи.

– После Триполи, – ухмыльнулся араб.

– Это я решу с Миклосом. Начинай погрузку.

Такой поворот событий меня не удивил. Миклосу вряд ли захочется оставлять свой товар пылиться в городе, если его нужно доставить в пустыню, тем более что самолет у него был под рукой. Легенда про запчасти для буровых вышек в данном случае работала на него, ведь в районах месторождений в настоящее время были свои взлетно-посадочные полосы.

Юсуф вернул свои очки на место и позвал людей из грузовика. Они вылезли и начали разгрузку.

Я позволил Роджерсу руководить погрузкой, постарался удержать его от оформления документов на этот рейс, так что все они пошли за моей подписью. Вчера вечером ему было предложено, сославшись на нездоровье остаться в Афинах.

– Я второй пилот на этом самолете, – упрямо настаивал он, – и ты без меня никуда не полетишь.

Спорить мне не хотелось, и каждый остался при своем мнении. Я всегда смогу высадить его, если запахнет жареным.

На всю погрузку ушло минут двадцать пять, ящики были расставлены и надежно закреплены на местах, теперь для меня настало время отправиться в Афины и забрать документы у Миклоса. Роджерс остался у самолета, кому-то же надо было проследить, чтобы Юсуф не продал самолетные пропеллеры раньше, чем мы поднимемся в воздух.

К десяти я уже добрался до места, взобрался по каменным ступенькам на второй этаж и постучал в дверь его конторы, но никакого ответа не получил. Его секретарша отправилась наносить ежедневный визит к парикмахеру. Я прошел в приемную, протиснулся между кипами бумаг и заваленным документами столом и постучал в его кабинет. Снова никакого ответа.

К этому времени я начал нервничать. Груз уже был на борту самолета, но ничего вразумительного по этому поводу никто сказать не мог. Мне давно пора поднимать свою старушку в воздух. Я чертыхнулся и открыл дверь.

За столом я увидел Миклоса. Он немного подался вперед и уронил голову перед собой. Сначала мне показалось, что агент пьян, но в комнате среди сигаретного дыма и затхлого аромата пыли появился новый запах. Это был запах войны, запах пороховых газов.

Что-то попало мне под ногу. Я наклонил голову и смог насчитать пять небольших блестящих, медных цилиндров. Это были гильзы 22 калибра. Я осторожно вернулся к входной двери; мне хотелось позвать полицию, но так же не мешало бы найти таможенные декларации на этот груз. Я запер дверь, вернулся в кабинет и очень аккуратно приподнял со стола руку и голову Миклоса.

В рубашке на его груди можно было заметить пять небольших, аккуратных дырочек, которые можно было закрыть ладонью одной руки. В двух из них показалась кровь, и на одной из складок рубашки ее капли пересеклись крестообразным символом. Так же аккуратно я уложил его на место.

На столе валялась масса бумаг, но очевидно его эта путаница устраивала. Неизменный атрибут этой конторы – бутылка анисовой водки стояла на видном месте с двумя крошечными рюмками, на дне которых был небольшой осадок. Верхний правый ящик был приоткрыт. Обернув руку платком, я его выдвинул полностью. Беретта все еще была там. Мне почему-то захотелось понюхать ствол его пистолета, хотя заранее было известно, что из него не стреляли. Скорее всего Миклос вспомнил о нем в последнюю секунду, но даже не успел выдвинуть ящик. Кто-то не спеша продырявил его грудь, кучно положив все пули в воображаемое "яблочко". Миклос упал лицом на кучу бумаг и умер.

Часть документов свалилась на пол. Я порылся среди них носком ботинка и обратил внимание на длинный белый конверт, из которого торчал лист бумаги очень напоминавший декларацию груза.

Я осторожно поднял его и заглянул внутрь. Там оказались накладные и таможенные документы, на всех бумагах стояло слово "Триполи". Для меня этого было достаточно и конверт с сопроводительными документами перекочевал в нагрудный карман моей рубашки.

Для честного человека я и так слишком долго задержался в этом кабинете: мисс кудряшка уже могла вернуться из парикмахерской, а полицейские после перерыва для подкрепления сил в ближайшей таверне могли снова приступить к выполнению своих обязанностей. Мне уже следовало быть подальше от этого места и как можно быстрее.

Я обошел стол, чтобы вернуть пистолет на место, но передумал и забрал из ящика коробку с патронами. Потом мне пришлось потратить несколько секунд, чтобы распихать все по карманам, прикрыть ящик и направиться к выходу. На пороге двери я обернулся. Последний раз Миклос чувствовал себя не в своей тарелке. Он был похож на мелкого жулика в заштатной конторе. Не прирожденный джентльмен, но уж конечно эти пять пуль в свою грудь он тоже не заслужил. Я кивнул ему на прощанье и на цыпочках отправился восвояси, не забывая по дороге вытирать дверные ручки носовым платком.

12

В аэропорту я предъявил декларацию и повел сотрудника таможни проверить груз. Он мельком бросил взгляд на пломбы и подписал документы. Затем я потащил Роджерса с Юсуфом в таможню, оформил на нас разрешение на вылет и уже почти бегом вернулся к самолету.

Моя поспешность только позабавила второго пилота. В его представлении я был хладнокровным типом с сомнительной репутацией бывшего контрабандиста оружием, но он не подозревал о том, с чем мне пришлось столкнуться сегодня утром. Да и я не стал просвещать своего напарника на эту тему. Ему будет легче сохранить невинный вид, если не отягощать его совесть лишней информацией.

Я указал Юсуфу на кресло и приказал готовиться к взлету. Тот смерил меня понимающим взглядом и с ухмылкой стал застегивать ремни. В этот момент из-под его левой руки показалась рукоятка пистолета. Это меня совсем не удивило: последнее время их носили все кому не лень. Даже я обзавелся береттой, но в данный момент она спокойно лежала под кипой справочников и инструкций за моей спиной.

Без пяти одиннадцать наша "Дакота "вырулила на взлетную полосу, а через несколько минут мы уже были за пределами трехмильной зоны и могли не откликаться на запросы по радио. Я проложил курс, который первые сто миль вел прямо на юг, а затем как раз между Критом и Пелопонесским полуостровом сворачивал на юго-запад. Зная мое отношение к полетам над открытым морем, Роджерс мог подумать, что мои мозги изрядно подпортили термиты, но ему было отлично известно о бесполезности всяких споров по поводу моего решения. А мне было лучше держаться подальше от территориальных вод. Конечно Миклос был не такой дурак, чтобы оставить у себя какие-нибудь документы, связывавшие мое имя с этим грузом, но я не стал бы рисковать своей свободой ради выяснения этой истины.

Через три четверти часа мы сделали поворот, Роджерс включил автопилот и стал сверяться с радиокомпасом. После некоторых расчетов, он сделал необходимые поправки к нашему курсу, а затем повернулся ко мне.

– Джек, ты так и не сказал, что тебя заставило взяться за этот груз.

– Деньги.

– Ты получил их?

– Нет.

Мой напарник посмотрел на приборы, а затем уставился в ветровое стекло.

– Конечно, это только предположение, – задумчиво пробормотал он, – но ты ведь еще не совсем спятил?

– Когда мы вернемся в Берн, я обязательно покажусь психиатру.

– Я имел в виду, что тебе сначала придется увидеться с Хаузером.

– С этим проблем не будет.

Возможно мои ответ прозвучал для него убедительно, но мне было прекрасно известно, что единственной вещью, которая могла бы убедить Хаузера, был чек Миклоса, а он вряд ли отправил его по почте. Но мой шеф был пока далеко.

Время и морская гладь под крылом самолета неспешно тянулись своим чередом. Средиземное море – не самое худшее место для полетов, а идеального места для нашей транспортной авиации вообще не существует. Ветер здесь по большей части не очень сильный, но время от времени без всякого предупреждения может разразиться настоящий шторм.

Сегодня море было спокойным и его глянцевые волны лениво плескались в шести тысячах футов под нами. Где-то в глубине моего сознания сохранился глянцевый и спокойный образ мисс Браун, но все это, включая Афины, теперь казалось каким-то призрачным, словно обаятельные персонажи полузабытого фильма. У профессиональных пилотов такое случается сплошь и рядом, и мир там внизу становится для них всего лишь коротким эпизодом в их жизни. У кого-то этот момент наступает раньше, и тогда, вероятно, они умудряются натворить в той, почти нереальной жизни уйму глупостей и только затем понимают, что умение летать не делает их богами.

В этом мире это ново, и может случиться с любой птичкой, поскольку есть кошки.

Еще через час нам попалась пара реактивных истребителей Шестого флота Соединенных Штатов. Они повели себя так, словно мы были новым секретным оружием Москвы. Наконец, им стало понятно, что это не так. Летчики показали, как великолепно они умеют летать вверх брюхом, а я даже не покачал в знак одобрения крыльями и объявил обед. Овощные консервы, хлеб, сыр и термос кофе.

Юсуф даже не захватил с собой еды. Через некоторое время он притащился в кабину, встал за нашей спиной и стал пялить глаза на нашу нехитрую снедь. У меня не было желания ни развлекать его беседой, ни предлагать разделить нашу трапезу. Если на то пошло, то пусть хоть пистолет свой сломает. А если захочет качать права, то я его ему в глотку запихаю. Парень немного помялся и ушел.

За три сотни миль от Триполи мы приняли сигналы радиомаяка с Мальты и удостоверились, что мы более-менее придерживаемся выбранного курса.

Я взял управление на себя, немного приоткрыл жалюзи охлаждения двигателя, переключил подачу топлива на другой бак, немного поиграл с триммерами и затем снова включил автопилот. Пора было брать ситуацию в свои руки. Как раз наступило время переговорить с нашим другом Юсуфом.

Он сидел на одном из ящиков и курил. Я присел в ближайшее кресло и обратился к нему.

– Куда нам нужно будет отправиться после Триполи?

– Об этом ты узнаешь уже в Триполи, хорошо? – ухмыльнулся он.

– Так не пойдет, – покачал головой я. – Мне нужно знать сейчас.

Он осклабился еще шире и покачал головой. Похоже, ему было непонятно, кто здесь хозяин.

– Я должен знать, как долго нам еще предстоит лететь. Нам может не хватить топлива, тогда будет лучше дозаправиться в Триполи.

Он сразу забеспокоился.

– Никакой заправки, – твердо заявил Юсуф. – У нас нет для этого времени.

– Если тебе хочется разбиться в пустыне, то это твое дело, и меня не касается. Скажи, куда мы направляемся.

– Скажу, когда прилетим.

– О'кей, – заявил я. – В Триполи я попрошу таможенников посмотреть на наш груз повнимательнее и больше ничего никуда не повезу.

Юсуф моментально вскочил на ноги, резко изогнулся, и вот уже в мою грудь нацелился большой черный пистолет.

Я медленно встал.

– Убери эту штуку, или я выброшу тебя в море.

– Мне не составит труда убить тебя, – улыбнулся араб; в собственных глазах он стал теперь выше футов на десять.

– Подожди, пока ты не окажешься на земле.

Мысль о том, что до нее было больше шести тысяч футов, немного его озадачила. Мы стояли напротив друг друга, а его пистолет буквально упирался мне в грудь.

Стрелять он не собирался, ну разве что я сам попросил бы его об этом. Вся эта возня с оружием была вызвана желанием самоутвердиться, так что Юсуф смог бы подкрепить свою браваду действием, только если его хорошенько раззадорить.

Я пожал плечами и снова сел в кресло.

Он внимательно следил за моими действиями, потом улыбнулся и аккуратно спрятал его под курткой.

– Здесь приказываю я, ты понял? – настаивал он на своем.

Я повернулся в сторону и закурил сигарету. Вряд ли ему захочется снова потрясать своей пушкой, ведь мне все равно это не видно.

– Полет закончится в Триполи, – отрезал я.

– Тогда я назову тебе конечный пункт нашего маршрута.

– Дальше можешь идти пешком.

Не спуская с меня глаз, араб медленно присел на ящик.

– У меня есть карта, – выдавил он.

– А у меня их не меньше дюжины.

Юсуф левой рукой порылся во внутреннем кармане своей джинсовки, нашел карту и расстелил ее на коленях. Она была напечатана пурпурной краской, так их легче разглядывать в тусклом свете кабины. Точно такими же пользовались военные летчики.

– Мегари.

Я посмотрел на карту. До этой точки было около двух сотен миль на юго-юго-восток от Триполи, как раз под Хамада эль Хамрой, каменистой пустыней к северу от самой Сахары. О наличии взлетно-посадочных полос карта умалчивала. Можно было только понять, что этот Мегари стоит на караванном пути, который дальше шел, огибая песчаные островки, через всю Сахару из Западной Африки и до самого Нила в южной части Египта.

Оставалось только надеяться, что у Миклоса хватило здравого смысла не посылать меня туда, где нет ни одной взлетно-посадочной полосы; а поблизости от нашей конечной цели не было ни одной буровой вышки. После некоторых поисков мне удалось обнаружить место, где было и то, и другое: Эдри, но до него было еще миль сто пятьдесят на запад. Он мог послужить хорошим предлогом и местом для экстренной посадки. Теперь оставалось выяснить последнее обстоятельство.

– В этом Мегари есть радиостанция?

Юсуф отрицательно покачал головой.

Я встал, довольно улыбнулся и направился в кабину. Мне удалось вытянуть из него все, что нужно, а возможно даже больше, чем знал он сам. Ну, а за его фокусы с пистолетом на моем самолете мы посчитаемся немного спустя.

В часе лета от Триполи мы приняли сигналы радиокомпаса с американской военно-воздушной базы в нескольких милях от города. Незадолго до того, как уже показался берег, мы связались с контрольной башней Идриса и попросили посадку.

Мне дали полосу, сообщили скорость, направление ветра и уточнили окружающую обстановку, но ни слова о том, что афинская полиция хотела бы получить у меня эксклюзивное интервью. И вот уже мы катились по пыльной дорожке опаленного солнцем аэродрома. А когда мы выруливали к месту стоянки, на часах было без десяти минут пятого.

У меня из-за моего плеча высунулась голова Юсуфа.

– Тебе нужно будет заправляться? – потребовал он.

– Немного, – сказал я и ткнул пальцем в стрелку указателя топлива. Он с серьезным видом посмотрел на нее, но вряд ли показания прибора были для него понятнее теории относительности. На самом деле я полагал, что эта заправка сэкономит мне деньги, а кроме того события могли принять такой оборот, что будет не до заправки.

Я отправил Юсуфа улаживать проблемы с таможней. Потом они долго изучали документы и разглядывали пломбы на ящиках, а я со скучающим видом прохлаждался в тени самолета. Наконец, таможенники поинтересовались у меня нет ли на борту виски или желтой лихорадки. Их вполне устроил мой отрицательный ответ, оружием они не интересовались и вскоре ушли. Я отправил Роджерса в здание аэропорта раздобыть что-нибудь съестное и приступил к заправке.

Моя просьба залить в каждый бак по сто галлонов топлива вызвала у бригадира насмешливую улыбку, но через полчаса все было закончено, и машина была готова к полету.

Мы вырулили к началу разбега в полумиле от контрольной башни. Поблизости никого не было: никто не заходил на посадку, и ни одна машина не маневрировала на взлетной полосе. Я связался с башней и сообщил, что у меня возникли проблемы с хвостовым колесом, и мне нужно выйти для осмотра. Эта проблема их совсем не интересовала, и я сразу же получил разрешение. Очевидно им уже не раз приходилось иметь дело с транспортными самолетами, что значительно упрощало мою задачу.

Роджерс в недоумении посмотрел на меня.

– Пойди открой дверь, – подмигнул я ему. – Постарайся выглядеть озабоченным.

Он нахмурился, но пошел выполнять мою просьбу. Я проверил управление, закрепил сектор газа, включил тормоза, достал из шкафчика "Беретту" и запихнул ее за пояс брюк.

Роджерс уже открыл дверь, а Юсуф подозрительно посмотрел на меня. Я обошел его и выглянул в окно, а когда выпрямился моя "Беретта" уже упиралась ему в спину.

– Медленно достань свой пистолет левой рукой, и, пожалуйста, без глупостей, – приказал я.

Он обернулся, удивленно посмотрел на мою руку и злобно посмотрел на меня.

– Я убью тебя, – процедил Юсуф.

– Ну, сегодня тебе это не удастся. Давай, пошевеливайся.

Араб не спеша вынул пистолет и бросил на сидение. Это был огромный армейский кольт сорок пятого калибра. С ним можно было воевать, пугать старых дам, но для схватки в такой тесноте он явно не годился. Он рано или поздно постарается убить меня, но для этого ему придется найти что-нибудь более подходящее.

– А теперь убирайся, – рявкнул я.

Юсуф нерешительно встал, его глаза забегали в поисках чего-нибудь подходящего для данной ситуации. Но все было напрасно, он подошел к двери и спрыгнул вниз.

– Я надеюсь, что ты отдаешь себе отчет в своих действиях, Джек, – пробормотал Роджерс.

– Я тоже. Теперь твоя очередь.

У него буквально отвалилась челюсть. Я направил на него пистолет.

– Как это ни банально, – заметил я, – но это все для твоей же пользы. Я вылетаю в Эдри, можешь всем рассказать об этом. Экипажи останавливаются здесь в отеле "Уаддан". Жди меня там.

– Минуточку, Джек, – начал он.

Я нетерпеливо показал пистолетом на дверь. Он осекся, покачал головой и спрыгнул вниз. Мне осталось только захлопнуть дверь и бегом вернуться в кресло пилота, я отпустил тормоза и дал газ. Десять минут спустя самолет уже летел на высоте тысячи футов, а двигатель работал на полную мощность. Потом утихли негодующие голоса с пункта наблюдения за полетами. Они по радио приказывали мне вернуться и объяснить, что происходит. Но меня в тот момент больше волновал радар на американской базе.

Подо мной быстро проносились последние жилые постройки и для Триполи я стал недосягаем. Греческий ландшафт казался грубым, но Ливия казалась мертвой и нетронутой, словно еще никто не нашел ей должного применения. Последние зеленые островки исчезли уже в нескольких милях от берега.

До самой пустыни оставалось еще сотни три миль, но мне бы не хотелось обосноваться в этих местах. Но кое-кто пытался это сделать. Изредка можно было заметить группы каменных строений без окон и крыш, окруженные чахлой растительностью.

Двадцать пять лет назад здесь находился передний край новой Римской империи, и пустыня должна была расцвести как роза в петлице Муссолини. Но что-то не заладилось.

Сейчас хоть какая-то жизнь сохранилась только в оазисах, а каменистые овраги и плато были безлюдны. Нефтяные компании разбили всю местность на участки и поставили несколько буровых вышек, но, похоже, на карте их было гораздо больше, а значит все их поиски оказались бесплодными.

Я старался не перегревать двигатели и внимательно следил за небом, стараясь не упустить появление инверсионного следа. Хотя Идрис вряд ли сможет заинтересовать моей персоной американскую авиабазу, но такая возможность все-таки была. Через три четверти часа погони по-прежнему не было видно, я повернул на юг и стал постепенно набирать высоту.

В двухстах милях от Триполи самолет поднялся до пяти тысяч футов, я включил автопилот и стал настраивать приемник на волну авиабазы. Наконец мне повезло, и после нескольких манипуляций с радиокомпасом ее пеленг был зафиксирован на трехстах тридцати пяти градусах. Если постараться удержать ее на том же месте, а лететь в обратном направлении, то есть взять курс на 155 градусов, то через три четверти часа я скорее всего окажусь в Мегари, в противном случае мне придется изрядно пошевелить мозгами, а пока у меня еще оставались другие проблемы.

Я поставил автопилот на крейсерскую скорость и дал легкий крен на нос, который надеялся уравновесить собственным телом, когда пойду в хвостовую часть, потом порылся в инструментах, захватил с собой отвертку, кусачки с плоскогубцами и отправился посмотреть на содержимое ящиков.

Я перекусил проволоку с таможенными пломбами и, пока не забыл вернулся в кабину, чтобы выбросить ее в окно. Наконец мне удалось вскрыть первый ящик и развернуть упаковку.

Как и предполагалось в ящике было оружие, но для стрельбы оно не годилось. Последний раз им пользовались много-много лет назад. Несколько винтовок Маузера образца прошлого века, столько же Мартини-Генри, но среди них попадались и совсем музейные экспонаты. Все остальное оружие было немецкого производства времен минувшей войны. Среди них не было ни одного годного экземпляра: обильная ржавчина, гнутые стволы, а некоторые детали вообще отсутствовали. Да с таким арсеналом революцию не начнешь.

Я стащил ее вниз и открыл второй ящик. В нем оказался такой же хлам. Я закрыл крышку и постарался найти хоть какие-нибудь пометки на других ящиках, но безуспешно. И в третьем ящике ничего нового не оказалось.

Весь замысел целиком принадлежал Миклосу. Это было что-то вроде двойного блефа, весьма привлекательного для человека, который скорее стащит у начальника полиции зажигалку, чем попросит огонька у ближайшего прохожего. Я ухмыльнулся и принялся за четвертый.

Эта штука лежала там на самом дне; плоская коробка дюймов восемнадцать в длину с надписью девять миллиметров, Люгер. Я засунул отвертку под крышку, надавил на нее и сразу стал богатым человеком.

13

Прошло несколько минут, и мне наконец пришло в голову пересчитать все украшения.

Всего их было двенадцать. Три больших широких золотых кольца с единственным бриллиантом или рубином. Пара сережек, выполненная в виде золотых цветов, украшенных мелкими бриллиантами и жемчугом. Каждая сережка заканчивалась золотым колокольчиком с рубиновым язычком. Две пары головных украшений из золота, нитей жемчуга и мелких драгоценных камней. И, наконец, три ожерелья от которых я просто не мог оторваться. Каждое из них состояло из нескольких нитей. На первых двух рядах жемчужины перемежались с небольшими орнаментами из рубинов или бриллиантов с бахромой из более крупных камней. Но третье отличалось от всех других украшений и своим видом затмило их все. Ни одной жемчужины, циркона или шпинели, сплошное переплетение сверкающих бриллиантов, рубинов и сапфиров в золотом обрамлении с подвесками из сапфиров и бриллиантов, каждый из которых был не меньше пятнадцати карат, а самый крупный больше двадцати.

Но в первый момент у меня не было никакого желания считать камни, караты и цены. Я просто наслаждался их видом, брал их в руки, дышал на них и потом смотрел, как к ним возвращается прежний блеск и великолепие. Потом мной овладел страх, что все сокровище исчезнут. Тогда я вцепился в них двумя руками и уселся на дно моей "Дакоты" среди ружейного хлама. Сердце так стучало у меня в висках, что заглушило шум мотора.

Я чувствовал себя богом на двухмоторных небесах, и я был богат, очень богат, черт подери!

Меня словно подбросило пружиной и я в панике опрометью помчался в кабину. Самолет пикировал под углом сорок пять градусов, до земли оставалось не больше пятисот футов, еще одна секунда и...

Земля по-прежнему оставалась далеко внизу, альтиметр показывал пять тысяч футов, работал автопилот и скорость была около ста тридцати узлов.

Почти обессилев, я плюхнулся в кресло. Солнце слепило глаза, я одел темные очки и попытался успокоиться. Пот ручьями струился по моему лицу, руки непрерывно дрожали и прежде, чем я смог закурить сигарету, прошла целая вечность.

Возможно Моррисон, летчик, который вывозил их из Индии, при первом же удобном случае вышел в салон, достал драгоценности из коробок и в одиночестве наслаждался игрой света на их гранях. Ну, ему было на что посмотреть, ведь в мои руки попала только небольшая часть из того груза.

Но на этом его полеты закончились, в тот день Моррисон едва дотянул до берега на последних каплях горючего, сам он на это никогда не решился бы.

Я посмотрел на часы, потом на карту и прикинул, что через пятнадцать минут самолет будет уже подлетать к Мегари, потом еще раз проверил автопилот и отправился приводить в порядок свой груз.

Я еще не успел выйти из кабины, но уже снова почувствовал себя пилотом. Возможно богатым и с другими взглядами на жизнь, но прежде всего пилотом.

Мне удалось быстро распихать ружья по ящикам, закрепить крышки и расставить все по местам. Затем я прихватил с собой коробку и драгоценности и вернулся в кабину. Коробка сразу же полетела в окно, а я переключил подачу топлива на вспомогательный бак по левому борту и присел еще раз взглянуть на свою добычу.

Теперь, когда ко мне вернулось хладнокровие, можно было спокойно оценить стоимость моих сокровищ. По моим прикидкам она составила около трехсот тысяч фунтов, но сейчас их роскошь казалась чрезмерной и больше походила на праздничные гирлянды для рождественской елки. Даже четвертой части этого убранства хватило бы, чтобы украсить слона.

Правда для индийских украшений всегда была характерна чрезмерность и великолепие. Лет сорок назад ни один индийский князек, даже отправляясь на чашку чая, не обходился без вдвое большего количества драгоценностей, и оставалось только гадать сколько еще этого добра осталось у него в доме. Индийские ювелиры были очень искусны, но они никогда не позволяли себе в угоду огранке камня поступиться лишним каратом. Гранильщики скупо удаляли все лишнее, а камень становился весомым и зримым свидетельством твоей состоятельности.

С такой точкой зрения можно было согласиться. До моего прибытия в Мегари вероятно оставалось около пяти минут. Я снова постарался поймать сигналы с американской авиабазы, но без особого успеха. Рельеф местности тоже ни о чем не говорил, все те же каменистые овраги и островки песка. Зацепиться было не за что.

Я напряженно продолжал всматриваться вдаль. Неожиданно местность изменилась и появилось нечто напоминающее дорогу. Неровной царапиной она, извиваясь, уходила к горизонту и на полпути заканчивалась каким-то грязным пятном.

Я направил туда "Дакоту" и через несколько минут пятно стало окрашиваться зеленью. Наконец уже стало возможным различить пальмовую рощицу, окруженную цепочкой желтовато-белых домишек.

К западу от нее с трудом можно было различить короткую взлетно-посадочную полоску, протянувшуюся строго с юга на север, где она заканчивалась едва различимой белой буквой М. Я решил зайти на посадку с южной стороны. Это даст мне возможность оказаться как можно дальше от поселка, с ветром считаться не приходилось: он был слабый и им можно было пренебречь. Тем более, что мое прибытие почти точно в расчетное время, служило еще одним подтверждением этому.

Самолет развернулся как раз на последних метрах взлетно-посадочной полосы и встал правым бортом к поселку. Я поставил его на тормоза и спрыгнул на землю с тремя сотнями тысяч фунтов в карманах.

Несмотря на сильный поток воздуха от работающего двигателя, мне вполне хватило десяти секунд, чтобы открыть крышку вспомогательного топливного бака по правому борту. В следующие десять в него перекочевало содержимое моих карманов. Прошло чуть больше тридцати секунд, а я уже вернулся на борт самолета, закрыл дверь и с невинным выражением лица направился в кабину.

Все это время кольт Юсуфа лежал на кресле второго пилота.

После секундных раздумий он полетел в окно. Вряд ли кому-нибудь могло прийти в голову рыскать в окрестностях взлетной полосы. У меня в шкафчике еще оставалась "Беретта", но мне казалось, что это не может вызывать никаких осложнений. Когда арабы видят мужчину с оружием, то находят это вполне нормальным делом, но два пистолета это уже перебор.

Я вырулил под укрытие оазиса, выключил двигатели и сразу же наступила тишина. Высокие пальмы медленно раскачивались над моей головой.

Этот оазис вытянулся на треть мили в длину, да и в ширину был не намного меньше. Он ничем не выделялся среди своих собратьев, в конце концов, оазисы в пустыне – обычное дело. За стеной поселка был только песок и камни. Даже ящерица вряд ли могла разыскать себе на завтрак хоть крошечный листочек. Стены поселка и высокие зеленые пальмы отдаленно напоминали гигантский цветочный горшок. В некотором роде так оно и было: стены поселка выполняли ту же функцию и сохраняли почву.

Я не спеша вылез из самолета и закурил сигарету. Вскоре из-за угла появилась пара типов в пыльных, желтых плащах с капюшонами, которые здесь называли бурнусами, и зашагала ко мне.

Мне пришлось вежливо улыбнуться и сказать "ла-бас", выражая надежду, что у них нет враждебных намерений. Тогда первый из этой парочки, не вынимая сигареты изо рта, но почти вежливо, отозвался в том же духе. Он посмотрел на меня и кивнул головой в том направлении, откуда они пришли. Без всяких выражений учтивости это предполагало, что я беспрекословно последую за ними. Мне оставалось только подчиниться.

Главный вход в поселок выходил на юг и был выполнен в виде двадцатифутовой арки, за которой открылся вид на пыльную улицу с одноэтажными постройками жилых домов и магазинчиков, разбросанных среди пальм и апельсиновых деревьев. Мой новый приятель жестом приказал мне остаться с его напарником и ждать здесь, но сам он почему-то направился не к постройкам, а по дороге, ведущей на запад. Потянулись долгие минуты.

Как раз напротив арки было небольшое, недавно выстроенное здание из необожженого кирпича с зарешеченными окнами и массивной деревянной дверью. Пока мы ждали из него вышел невысокий крепыш в измятой голубой униформе и красной феске. Он посмотрел на меня, потом стал возвращаться назад, но изменил свое решение и, больше ни разу не взглянув в нашу сторону, поспешил в поселок. Его озабоченная физиономия скорее могла принадлежать представителю негритянской расы, чем арабу.

Мой сопровождающий усмехнулся ему и затем повернулся ко мне, чтобы удостовериться, правильно ли я его понял. Но мне и без того стало все ясно. Этот парень в униформе был местным полицейским. Эта ухмылка была как бы задатком того, что ему заплатят, если он не будет замечать ни меня, ни "Дакоты" и ее груза.

Прошло еще какое-то время. Я докурил сигарету и выбросил ее подальше, словно она могла поджечь эту каменную дорогу. У меня пересохло в горле.

– Здесь есть гостиница или бар? – наконец спросил я по-итальянски и для наглядности поднял в воздух воображаемый стакан. Мой спутник все понял, но не выразил одобрения. Напротив, он отрицательно покрутил головой и показал на дорогу, по которой ушел его товарищ.

Мне так хотелось пить, и мне пришлось сделать еще одну попытку показать ему мимикой и жестами, что пока он будет дожидаться, я все равно пойду утолить жажду.

Он сердито заорал мне в спину, но так и не решил, то ли идти за мной, то ли сбегать за своим товарищем, и остался на месте.

Вокруг почти никого не было. У входа в одно из строений спокойно стоял ослик, пара солидно выглядевших местных жителей, провожала меня взглядами и отозвалась на мое традиционное приветствие.

Улица плавно поворачивала вправо, а через сто пятьдесят метров она расширялась и переходила в засыпанную песком площадь с одинокой, окруженной небольшой круглой стеной пальмой, стоявшей посредине. Слева от меня было длинное, приземистое здание с декоративным фасадом. Это и была местная гостиница.

Такое местечко было приятно встретить в любом окружении, а особенно в этом Мегари. Правда мой энтузиазм несколько поутих, когда я вспомнил, что его единственными клиентами были состоятельные купцы с караванной тропы или армейские офицеры с карманами, набитыми жалованьем, которое в этой пустыне не на что тратить.

Его фасад украшали арочные окна с каменными решетками, так что за ним скрывался продолговатый прохладный дворик, куда никогда не проникали лучи солнца. Еще одна арка, занавешенная шторой из бусинок, вела из дворика непосредственно в бар, просторную, полутемную комнату, которая так разительно контрастировала с палящим на улице солнцем.

Стойка бара была обшита алюминием. Я кашлянул и отодвинул в сторону несколько пустых бутылок из-под колы. На этот шум появилась пожилая, худощавая француженка, такая же невыразительная как и сама комната.

Я попросил бутылку кока-колы, которую тут же без всяких комментариев получил вместе со сдачей в местной валюте в обмен на одну из десятидолларовых банкнот Хертера. Поблагодарив, я вышел с бутылкой во дворик.

Солнце уже висело низко над горизонтом и большая часть площади уже была в тени. Было очень тихо. Вообще-то в арабских деревнях почти всегда стоит тишина. Шумные базары прибрежных городов созданы для туристов, и их жители любят суматоху городской жизни, а в окрестных поселках поднимать шум не из-за чего.

Через десяток долгих, мучительных минут рядом со мной появились соседи. Четверка арабов в широких, белых одеждах с замысловатыми тюрбанами на голове, причем двое из них оказались обладателями больших, старых ружей, приклады которых были украшены витиеватым орнаментом, и моя парочка из комитета по организации встречи. Они остановились у входа, и мне пришлось отправиться им навстречу. Распоряжался здесь высокий мужчина с худощавым, волевым лицом с орлиным носом и небольшими усами. Без этого бесформенного нагромождения одежды он мог показаться великаном, но сейчас он скорее был похож на римскую статую в зеленом тюрбане, говорившем о том, что его хозяин совершил паломничество в Мекку. Для такой дыры как Мегари это было уже слишком. Конечно мне следовало догадаться о том, кем является его обладатель, но в тот момент я об этом не думал.

– Алла-и-сад-мсейк, – с легким поклоном пробормотал он.

Я воспринял его слова, как добрый знак того, что Господь в этот вечер не оставит меня своими милостями. Мне пришлось немного порыться в памяти, чтобы ответить ему тем же, но больше всего меня волновал вопрос, куда мы затем отправимся.

– Рад тебя видеть, – на отличном английском языке разрешил он мои сомнения и извинился за своих слуг, которые заставили меня стоять под палящими лучами солнца, несмотря на то, что я устал после долгого перелета и мучился от жажды. Я поблагодарил его за гостеприимство, и мы вернулись назад и уселись за один из белесых, изъеденных песком алюминиевых столиков. Один из его людей пошел заказать кофе.

– Я не ошибаюсь, ты привез свой груз из Афин?

– Все верно.

– Я очень признателен. Мой караван дожидается здесь уже несколько дней.

Это меня несколько испугало. Я совсем не ожидал лично встретиться с хозяином каравана. Можно было предположить, что рано или поздно здесь должен был пройти караван верблюдов. Очевидно Миклос заранее решил именно этим способом доставить свой груз в Бейрут, но мне было бы лучше иметь дело с посредником. Арабы из пустыни довольно жесткие парни, и ружья его двух лейтенантов, несмотря на богатый орнамент, уже не казались музейными экспонатами.

– Я помогу разгрузить самолет, как только ты пожелаешь, – торжественно предложил я, надеясь, что это случится еще не скоро. Если этот человек знал о драгоценностях, то первым делом он начнет искать заветную коробку. Вряд ли ему захочется тащить через пустыню весь этот железный хлам.

– Не стоит беспокоиться, – остановил меня жестом хозяин каравана. – Мои слуги уже начали разгрузку. Им уже приходилось иметь дело с такими самолетами.

Мне удалось изобразить на своем лице улыбку. Мой противник был далеко не глупым человеком, и я почувствовал, что мое возвращение несколько задерживается.

Принесли небольшие чашечки с крепким турецким кофе и завязалась неторопливая беседа, в которой мой собеседник выяснил, что у меня было приятное путешествие, и пожелал мне поскорее обзавестись семьей. Внешне все было вежливо и неторопливо, но я почувствовал себя не в своей тарелке. В этот момент мне лучше было бы находиться на борту моей "Дакоты" и взять курс на север. С властями в Триполи могли возникнуть некоторые затруднения, но здесь, в Мегари правила винтовка с резным прикладом.

Мы снова отхлебнули кофе из чашек и продолжали улыбаться друг другу.

Еще два субъекта в длинных, белых одеяниях с тюрбанами на головах энергично отмеряли шаги в нашу сторону. Наконец, они приветствовали своего босса и, не обращая на меня никакого внимания, пустились в долгие объяснения на своем языке. Он молча слушал, кивая головой, а затем вернул их обратно.

Хозяин каравана пристально смерил меня взглядом и отдал какой-то приказ.

От сильного удара по голове у меня буквально посыпались искры из глаз, и я упал ничком на каменистую землю внутреннего дворика. А когда мне удалось приподнять голову и немного прийти в себя, то я увидел ухмыляющиеся рожи лейтенантов с ружьями наперевес.

– Похоже, ты хотел меня одурачить, – сказал хозяин каравана, вставая. – Мы поговорим с тобой в другой обстановке.

Два типа в бурнусах приподняли меня и поволокли по дороге. Мои ноги не успевали помочь им в столь праведном деле, тем более, что мои мозги буквально колыхались в черепной коробке.

Наше путешествие закончилось в полицейском участке. Правда нам пришлось изрядно подождать, пока его слугам удалось разбудить полисмена. Наконец его озабоченная физиономия появилась у входа и без всяких объяснений меня затолкали внутрь.

Большую часть здания занимало помещение с грубо сколоченным столом и скамейкой в дальнем углу. Остальную часть мебели составлял шкаф и пара стульев. Но кроме этого в этой комнате была еще одна занятная вещица, о которой умолчал Юсуф.

На скамейке, поблескивая серебристыми панелями, стоял коротковолновый радиопередатчик. С его помощью можно было не только получить весточку от Юсуфа, но и связаться с пингвинами на южном полюсе.

Кто-то зажег подвешенную к потолку керосиновую лампу и постелил для хозяина довольно приличный ковер, а мне пришлось устроиться на бетонном полу.

Он неторопливо уселся на дальнем краю ковра, а его приспешники сгрудились у него за спиной. Внешне все это очень смахивало на военный трибунал.

От этой картины у меня неожиданно вырвался нервный смешок. Очевидно от этого удара у меня немного помутилось в голове. Керосинка горела с тихим шипением и от ее желтоватого света тени казались почти черными. Я попытался прислониться к жесткой стене, но тут же отстранился, почувствовав боль во всем теле. Вряд ли в эту минуту мне удалось бы найти удобное положение для своего саднящего тела, к тому же резкое движение отозвалось резкой болью в моем желудке.

Я закрыл глаза и попытался сосредоточиться. Мой противник оказался далеко не глупым человеком.

– Что ты сделал с моим грузом? – мрачно спросил он.

– Я только привез его тебе, – мой голос звучал глухо, будто слова застревали в моей глотке.

– Зачем ты открывал его?

– Ничего я не открывал, – солгал я.

– Кто снял проволоку и таможенные пломбы?

– Это сделали при досмотре в Триполи.

– Зачем ты бросил там Юсуфа и своего напарника?

Этот ответ надо было тщательно взвесить. Свет от керосиновой лампы слепил мне глаза, но когда я их закрыл, он стал еще ярче, и мне никак не удавалось сосредоточиться.

– Я оставил своего второго пилота, потому что не хотел втягивать его в это дело. Он никогда не имел дело с контрабандой оружия. А Юсуфа не стал брать из-за того, что он угрожал мне во время полета. Никому не позволено угрожать мне пистолетом в моем самолете.

Ну вот и все. Я произнес сбивчивую речь и с ухмылкой стал смотреть на свои вытянутые ноги. Голос на другом конце комнаты снова заговорил, но мне не удалось понять, о чем меня спрашивают. Я мог повторить каждое его слово, но их смысл ускользал от меня. Речь хозяина каравана стала неразборчивой и напоминала монотонное гудение.

– В ящиках было не только оружие. Где эта вещь? Куда ты спрятал ее?

Я постарался выжать из себя улыбку, чтобы показать, как я стараюсь быть полезным и хочу ответить на его вопросы. Но моя голова упала на грудь и тело завалилось на бок. В этот момент я почувствовал удивительное облегчение, потом была резкая боль от падения и, наконец, свет померк у меня перед глазами.

14

Я попал в аварию.

Но почему? Должно быть при взлете заглох двигатель. Я слишком хороший пилот, и все остальное мне нипочем.

Послышалось глухое потрескивание. Пожар! У меня ведь были полные баки горючего.

Я постарался приподнять голову, и это движение болью отозвалось во всем теле. Но в этот момент ко мне вернулось сознание, и я понял, что моя "Дакота" здесь не при чем. Тогда почему все горит. Мои руки шарили по жесткому бетонному полу, словно пытались ухватиться за рычаги управления, которых не было.

Мне даже потребовалось некоторое время, прежде чем я смог подтянуть к себе руку, очень осторожно приподняться на локте и присмотреться к своему каземату.

Это было квадратное помещение со стороной около восьми футов и семи футов в высоту. Как я уже заметил раньше, стены были выложены из необожженого кирпича. В одной из них было небольшое зарешеченное отверстие, через которое пробивался свет. Напротив этой стены была массивная деревянная дверь с глазком. Самое интересное, что с моей стороны у нее не было ни замков, ни ручек.

Я лежал на грубом, бетонном полу местной тюрьмы при полицейском участке.

Прошло еще немного времени и мне удалось сесть, прислонившись к стене. При этом нужно было проявить особую осторожность и не коснуться ее саднившим затылком.

В ушах стоял гул как от пролетавшего самолета, во рту пересохло и мне казалось, что распухший язык скоро не сможет в нем поместиться.

Кроме меня в этой камере помещался коврик размером и толщиной с банное полотенце, да и глиняный кувшин. Я подполз к кувшину, смочил водой лицо и голову, а потом прополоскал рот. Пить я не стал. Постепенно головная боль утихла и появилась возможность оценить мое положение. С моим желудком было что-то не в порядке и ночью меня стошнило прямо на рубашку.

Стрелки на наручных часах показывали одиннадцать часов, а пробивающийся сквозь решетку свет говорил о наступлении следующего дня. Я пошарил в карманах и обнаружил, что их содержимое никого не заинтересовало, и даже пачка долларов, полученная от Хертера, осталось нетронутой. Я достал сигарету и закурил. Это было большой ошибкой, но это помогло мне сосредоточиться.

Я снова сполоснул рот и сделал глоток. Если эта вода кишела микробами, то я съел их живьем. Еще никогда мне не было так противно.

Время продолжало свой неумолимый бег. В камере было довольно прохладно – толстые стены и отсутствие движения воздуха предохраняли ее от жары. Из соседней комнаты не доносилось ни звука. Это давало возможность заключить, что местный бобби отправился по своим делам. Вряд ли он был счастлив моим появлением в этой камере. Меня схватили за попытку обмануть закоренелых обманщиков, и рано или поздно со мной попытаются расправиться. Даже для привыкшего к легким и грязным деньгам полисмена ситуация была не из приятных.

А возможно я требую от него невозможного. Он просто не может возражать хозяину каравана. Ему только остается рассчитывать, что от моего тела не останется никаких следов, даже кровавых пятен на бетонном полу, и им так или иначе удастся избавиться от "Дакоты". Алла-и-ялу-хадд-эль-бас. Господь не допустит самого худшего. Мне очень хотелось в это верить.

К четвертому часу у меня закончились сигареты, но шум из соседней комнаты возвестил о появлении моего стража. Я подскочил к двери и застучал по ней кулаками. Он тоже подошел к двери и что-то проворчал.

– Ты говоришь по-английски? – спросил я, но в ответ услышал все то же ворчание. Потом я попытался выяснить, понимает ли он французский язык, и полицейский в ответ утвердительно хмыкнул.

Сначала мне хотелось потребовать соблюдения гражданских прав, но потом нашел гораздо лучшее продолжение. Не стоило отпугивать его с самого начала.

– У меня есть доллары, – выложил я свой последний козырь. – Принеси мне кока-колу и сигареты. Я заплачу тебе пятерку. О'кей?

Он задумался над моим предложением. Мне не приходилось бояться, что полисмен просто войдет в камеру и заберет доллары, ничего не предложив взамен. Он был для этого слишком осторожен. Ему вряд ли объяснили кто я такой, но раз мной занималась такая важная персона как хозяин каравана, значит в его глазах я тоже кое-что значил.

Но с другой стороны, если слуги хозяина каравана собираются в конце концов зарыть мое тело в землю, то вряд ли они похоронят доллары вместе со мной. Так что это был его последний шанс.

– Это невозможно, – проворчал голос за дверью.

– Но я умираю от жажды!

– Десять долларов, – предложил он компромиссное решение.

Похоже, что глоток воды и сигарета обойдутся здесь весьма недешево, но спорить не приходилось. К тому же у меня не было ни одной банкноты меньше десятки.

– О'кей. Две пачки сигарет и три бутылки колы, идет?

Заслонка дверного глазка отодвинулась и я почувствовал на себе его изучающий взгляд.

– Сначала покажи доллары, – предложил мой страж.

Я помахал в воздухе пачкой банкнот и убрал их в карман. Он получит свою десятку только после того, как у меня будут сигареты и кола. Полицейский еще немного поглазел на меня и ушел.

Четверть часа спустя заслонка дверного глазка снова открылась, и он убедился, что я стараюсь спрятаться за дверью. Она наконец открылась, и в камере появилась вода и сигареты. Все это время он не сводил с меня своего взгляд и держал на мушке своего пистолета. Потом дверь быстро захлопнулась, и меня попросили просунуть десятку через глазок.

Я похвалил его за храбрость и выполнил эту просьбу.

С первым же глотком колы я почувствовал облегчение. Теперь уже не надо было беспокоиться о микробах и прочей заразе, а после нескольких затяжек у меня появилось ощущение сытости. Я уселся на коврик и стал сочинять аргументы в свою защиту.

Они, без сомнения, очень тщательно обыскали весь самолет, но вряд ли у них хватит ума выудить драгоценности из топливного бака. Мне, правда, и самому было еще не совсем понятно, как это можно будет сделать. Но в случае крайней необходимости можно будет воспользоваться консервным ножом. Эти побрякушки стоили раз в десять больше самолета, к тому же он все-таки принадлежал Хаузеру.

Рано или поздно мои мучители вернутся и потребуют ответа на свой вопрос. Вот здесь-то начинается самое интересное. В таких случаях эти дети пустыни пускают в ход ножи, огонь, кипящую воду и последние пару тысяч лет считают это вполне обычным делом.

Но прежде, чем они дойдут до этой стадии, мне нужно будет выложить пару непоколебимых (как я считал) аргументов. Первый из них строился на их незнании авиационной техники. Вряд ли они когда-нибудь слышали об автопилоте, мне нужно будет упорно твердить о том, что я не мог во время полета бросить управление и рыться в ящиках, к тому же мне их просто некуда прятать.

Второй довод состоял в том, что я вряд ли прилетел бы сюда, если стащил драгоценности из ящика.

Правда и в обеих случаях у всех моих объяснений было одно слабое звено. Стоит им только связаться с Юсуфом, как он тут же скажет, что при нем пломбы и проволока были на месте.

На закате я услышал, как какой-то джип подъехал к поселку с запада. Мне оставалось только гадать. Это мог быть начальник полиции, который инспектировал вверенные ему полицейские участки. Тогда все дело могло приобрести интересное продолжение.

Но это мог быть и мой приятель Юсуф.

Тут я услышал, что мой правоверный страж наконец вернулся, снова стал колотить кулаками по двери и требовать что-нибудь поесть.

За стандартную плату в десять долларов мне удалось получить спагетти с каким-то мясом и пару бутылок колы. Я уже два дня не ел горячей пищи и теперь уплетал эти дорогостоящие деликатесы за обе щеки. При резких движениях меня все еще продолжала мучить тупая боль в затылке, но я быстро поправлялся.

Около десяти часов вечера до меня снова донесся гул мотора, но он заглох прямо перед полицейским участком. Очевидно они приехали за мной.

Полицейский впустил их в участок и исчез. Их было трое: пара в грубых бурнусах и какой-то тип с винтовкой. Его одежда выглядела более элегантно. Они вытащили меня из камеры, и мы отправились в западном направлении, миновали поселок и углубились в пустыню.

Как обычно в этих местах ночь была ясной, а звезды гораздо ярче, чем в любом месте севернее Средиземноморья. Луна еще не взошла.

Они буквально несли меня на себе, но я не возражал, пусть считают, что мне этот путь не по силам. Мы поднялись на небольшой холм, каменистая почва сменилась песком и наша процессия повернула на юг.

Караван разместился во впадине среди дюн: один большой шатер из ковриков и несколько пристроек поменьше. Позади этого сооружения сгрудилось около тридцати верблюдов. Звезды были такими яркими, что я без труда заметил неподалеку грузовик. Чуть дальше горели костры, готовилась еда. Сам шатер был в высоту не больше пяти футов, изнутри пробивался свет и падал на ковры, расстеленные перед входом.

Мои носильщики подтащили меня к краю ковра, остановились и указали на обувь. Я скинул ботинки и ступил на пушистый, мягкий ковер.

В центре шатра в окружении маленьких кофейных чашек стояли три керосиновые лампы. Вокруг них расположились пятеро мужчин, они полулежали, облокачиваясь на один локоть и курили. Один из них резко выделялся среди просторных, белых одеяний своих спутников, на нем были джинсы и ярко-синяя ветровка из хлопка. Я сразу узнал в нем Юсуфа.

При моем появлении он вскочил на ноги, его глаза возбужденно блестели. Хозяин каравана сказал несколько резких слов и Юсуф снова занял свое место, но было видно, что он в любую минуту готов броситься на меня.

Хозяин вежливо поприветствовал меня и пригласил присесть. Я сел спиной к открытому входу в шатер и слегка поежился. Ночью здесь становилось прохладно.

– Надеюсь, ты уже поправился? – торжественно обратился ко мне хозяин каравана.

– Спасибо, еще не совсем.

– Я думаю, ты уже заметил, что к нам присоединился Юсуф. Последний раз спрашиваю тебя, что ты сделал с той коробкой, которая была в одном из ящиков? Ты задерживаешь мой караван.

– Я даже не прикасался к этим ящикам. Да и как мне бы это удалось? Мне нужно было все время вести самолет.

– Мне кажется, – серьезным тоном сказал мой противник, – что самолет какое-то время может лететь сам по себе.

Я постарался изобразить на своем лице добродушную усмешку.

– Такие устройства ставят на больших, дорогих самолетах. Но не таких развалюхах как эта "Дакота". Мой хозяин едва может себе позволить иметь обычных пилотов, не говоря уже об автоматических.

Эта тирада была не такой уж глупой, как могло показаться на первый взгляд. При беглом осмотре кабины трудно сказать есть ли у самолета автопилот или нет. Они могли только понять, что там полно всяких кнопок, переключателей и приборов, а в моей "Дакоте" не осталось ни одной таблички с названиями.

Хозяин каравана быстро обменялся с Юсуфом короткими фразами. Потом мой знакомец пожал плечами и высказал какое-то предположение. Хозяин выслушал его и повернулся ко мне.

– Остается еще один вопрос. Когда с ящиков сняли проволоку и таможенные пломбы?

– В Триполи.

– Неправда! – прошипел Юсуф.

Хозяин каравана посмотрел на меня с угрозой.

– Юсуф говорит, что это не так, – повторил он, давая понять, кто здесь ведет допрос.

– Он был слишком слаб, чтобы это заметить, – усмехнулся я. – Юсуф был пьян еще до того, как появился в моем самолете. Всю дорогу ему было плохо, и вряд ли он мог заметить, где приземлились в Триполи или Тимбукту.

Юсуф изогнулся для прыжка и сказал кому-то, чтобы ему дали оружие. Хозяин каравана сердито прикрикнул на него.

Я тоже стал орать во весь голос.

– Миклос стащил эту штуку прямо из под его пьяных глаз. В следующий раз нужно посылать зрелого мужчину, а не эту кисейную барышню.

Вряд ли можно придумать более страшные и унизительные оскорбления для правоверного мусульманина. Похоже, что мой выпад пришелся точно в цель. Юсуф выхватил из-за пояса своего соседа длинный нож и бросился на меня.

Я перекатился назад и оказался на ковре у входа в шатер, все вскочили со своих мест. Поднялся невообразимый гвалт.

Мне удалось приподняться на одно колено и приготовиться к схватке. Но в этом уже не было необходимости. Юсуф раскинув руки ничком распластался на ковре, рядом с ним стоял один из этих типов в белых, свободных одеждах со своим богато украшенным резьбой оружием.

Мне было приятно увидеть, что еще чья-то голова испытала на себе прелести общения с прикладом ружья.

Стараясь не обращать на себя излишнего внимания, я осторожно встал на ноги. Хозяин каравана неторопливо поднялся и шагнул к выходу. После его приказа куда-то оттащили бездыханное тело Юсуфа. Затем он повернулся ко мне.

– Капитан, – спокойно сказал он, – тебе повезло. Ты дважды ушел от ответа на мои вопросы. Юсуф – собака, а вот про тебя мне пока ничего неизвестно, но завтра все выяснится.

Хозяин каравана пристально посмотрел на меня, потом нагнулся и взял в руки нож. По его команде меня схватили и лезвие ножа оказалось у моего лица.

– Алла-вай-а-фу, – просто сказал араб. Господь простит. И тут он медленно провел острием ножа вниз по моей левой щеке.

Я только почувствовал легкое покалывание, лезвие было слишком острым. Из пореза потекла кровь.

Он вернулся обратно в шатер, а я достал носовой платок. Потом мои стражи поволокли меня в полицейский участок.

15

Ночь медленно катилась к своему концу, а мне так и не удалось заснуть. Я сидел, прислонившись спиной к стене, и чувствовал, как ночная прохлада освежала разгоряченное лицо. Вынужденное бездействие только усиливало безнадежность моего положения.

Из соседней комнаты доносились шаги полицейского, потом он плюхнулся на коврик и затих. Вскоре до меня донеслось его размеренное посапывание. Я закурил сигарету и прислушался.

В таком состоянии трудно додуматься до чего-нибудь путного, да и вряд ли новые аргументы могли убедить моих противников. Хотелось взять в руки оружие, разобраться с ними по-мужски и покончить с этим дурацким делом.

Я появился здесь по наитию, но предчувствия меня обманули. Глупец и пройдоха, тебя избили, порезали лицо, бросили в камеру, но уже утром эти мучения могут показаться невинными шалостями.

Я приготовился принять мучительную смерть в куче песка на заднем дворе неизвестно чего и непонятно зачем.

На улице послышался какой-то шорох. Я сразу потушил окурок, ведь если это был Юсуф, то не стоило облегчать ему задачу и давать ориентир для стрельбы.

Что-то царапнуло по решетке крошечного оконца. На фоне звездного неба можно было заметить какое-то движение. Я осторожно дотянулся до окна, пошарил рукой и нащупал рукоятку пистолета.

За стеной снова послышался шорох и вскоре все стихло. Я отвернулся спиной к двери, зажег спичку и взглянул на свою добычу. Это был "Вальтер П-38" калибра девять миллиметров с удобной, рифленой, пластмассовой рукояткой. Прекрасное оружие, да к тому же с полностью снаряженным магазином.

Стрелки моих часов показывали несколько минут пятого, значит до рассвета и молитв оставалось меньше двух часов, а затем мои мучители явятся за мной.

Я снова забарабанил по двери.

– Месье! – жалобно заголосил я. – Месье жандарм!

Столь ранее пробуждение ему не понравилось, и он высказал все, что думает по этому поводу. Несмотря на плохое владение французским языком, некоторые из его пожеланий были мне понятны.

– Очень сожалею, – взмолился я, – но мне нужна вода. За любую цену, хоть за двадцать долларов.

Как только он услышал про доллары, то сразу вскочил со своей подстилки, подошел к двери и долго светил фонариком через глазок. Наконец, полицейский убедился, что я сижу, скорчившись на полу своей камеры, и держусь за живот. Вряд ли он мог догадаться про пистолет в моей руке.

– Покажи доллары, – проворчал мой страж.

Я вынул всю пачку и бросил ее к двери. Полицейский закрыл глазок, зажег керосиновую лампу и вошел в камеру в одной руке пистолет, а в другой кувшин с водой.

К своему удивлению он увидел нацеленный ему в грудь "Вальтер".

Он мог бы выстрелить, и я даже не попытался его опередить. Риск был большой, но выстрелы могли переполошить весь караван. Но, похоже, у него такого намерения и в мыслях не было, а мой вид говорил об обратном. Его оружие с грохотом лязгнуло о бетонный пол.

Как мог, я объяснил: ему если ему захочется позвать на помощь раньше, чем загудят двигатели моей "Дакоты", то мне придется вернуться и сделать в его голове маленькую дырочку. По выражению лица моего стража можно было бы заключить, что он вполне допускает такую возможность. Я подобрал с пола пистолет с деньгами и шагнул в холодный сумрак ночи. С таким арсеналом можно было потягаться с любым противником, и оставалось только надеяться, что первыми двумя будут Юсуф и хозяин каравана.

С минуту я просто стоял посреди дороги, вдыхал ночной воздух и ощущал ту уверенность, которую в подобной ситуации могло дать надежное оружие. Это было очень приятное чувство.

Наконец я очнулся: пустыня была безмолвна как гробница, но стало немного светлее. Я быстро зашагал по занесенной песком дороге, мимо поселка в сторону гостиницы. Все было объято сном: ни света, ни звука, ни движения.

На площади перед гостиницей стоял гражданский джип с фанерным кузовом и названием американской нефтяной компании на дверцах. Я осторожно обошел его вокруг и направился во внутренний дворик.

Темнота сгустилась, и мне пришлось некоторое время выжидать, прежде чем мои глаза смогли различить темную фигуру за одним из столиков. Я направился прямо к ней.

– Похоже, что старомодный виски еще не пользуется благосклонностью в здешних местах, – раздался знакомый голос, – но мне удалось достать бутылку коньяка пятилетней выдержки, если, конечно, тебя это заинтересует.

– Долго же ты сюда добирался, – буркнул я и взял из его рук стакан.

16

Пятилетняя выдержка этого напитка вызывала сомнение, но все же это был алкоголь. Он протянул мне сигарету и щелкнул зажигалкой. В ее тусклом свете можно было заметить, что Кен был одет так же, как и во время нашей последней встречи в Афинах. Замшевая куртка, брюки для верховой езды, белая рубашка. Он выглядел гораздо опрятнее, чем можно было ожидать.

Кен заметил шрам на моей щеке.

– Тебя немного оцарапали, – тихо заметил он. – Мне очень жаль, я видел как все было, но не думаю, что мое вмешательство в тот момент могло помочь делу.

– Ты неплохо разыграл эту сцену, – добавил он после некоторой паузы.

– Спасибо.

Мы сидели, курили и изучали содержимое этой бутылки. Яркие звезды освещали пустынную площадь, стояла такая тишина, что было слышно, как я глотаю коньяк.

– Ты сказал, что я долго сюда добирался, но вряд ли тебе приходило в голову увидеть меня здесь?

– Ну, я и сам могу проделать тот же фокус: выключить двигатель, а потом ненадолго включить его снова. Но потому, как ты уверено вел самолет, мне стало понятно, что это не было для тебя неожиданностью. Когда заглох мотор "Пьяджио" даже не качнуло.

– Да, инсценировка получилась не слишком естественной. Кто-нибудь кроме тебя мог это заметить?

– Ты одурачил всех, – заверил я его. По-крайней мере, Ширли Берт ему точно провести удалось. – Но как ты здесь оказался?

Оказалось, что он сначала добрался до берега в районе Бенгази. Высота была такой, что если бы его и заметили, то вряд ли смогли определить тип самолета. Потом углубился на юг, в пустыню до караванной тропы и по ней добрался до Мегари, где засек стоянку каравана (он поступил умнее, чем я: мне тоже не мешало бы знать, что караван уже прибыл). За пятьдесят миль отсюда он приземлился на взлетно-посадочной полосе одной нефтяной компании, взял в аренду джип и вернулся назад.

Но он так и не объяснил почему.

Мы выпили еще по стакану этой бурды пятилетней выдержки. Я вытащил из-за пояса "Вальтер" и подвинул его к нему.

– Возвращаю твое оружие. Большое тебе спасибо.

– Надеюсь ты прихватил с собой оружие своего охранника?

– Конечно, – сказал я и вытащил из кармана армейский вариант револьвера "Веблей и Скотт" калибра 0.38 с раскрывающимся корпусом и полностью снаряженным барабаном.

– Может быть стоит улететь еще до наступления рассвета?

– Попозже, мне тут надо кое с кем поквитаться.

– Смотри, Джек, – предостерег Китсон. – Не стоит слишком усложнять себе жизнь.

– Нет, – согласился я, – конечно не стоит, но есть чертовски хорошая причина, – кончики моих пальцев коснулись пореза на левой щеке. Как только я почувствовал сгустки запекшийся крови, во мне буквально закипела ярость.

– И не старайся, – мягко посоветовал Кен.

– Черт побери, это меня порезали! Тебе-то ни разу не приходилось попадать в такой переплет!

В темноте внутреннего дворика мой голос звучал пожалуй слишком громко. Наступившая после этого тишина буквально казалась абсолютной.

– Извини, – тихо буркнул я. – У тебя тоже забот хватает.

– Так может быть все-таки попробуешь взлететь в темноте? – спросил он после некоторой паузы.

– Можно попытаться, если, конечно, самолет не охраняется. Стоит попробовать, только бы не встречаться с этими ружьями при дневном свете.

– Все верно, – Кен посмотрел на светящийся циферблат часов. – Через полчаса начнется рассвет. Пора двигаться.

– Хорошо. Думаю лучше перемахнуть через стену. Надо подстраховаться на случай, если они выставили у самолета охрану.

Китсон поднялся.

– Хочешь забрать с собой коньяк?

– А разве ты не со мной?

– Только до самолета. У меня здесь еще остаются дела. К тому же твое исчезновение ко мне никак не относится.

В последнем я очень сомневался. Связать бегство одного иностранца с появлением другого большого ума не требуется, а у меня уже была возможность убедиться, что отдельные личности довольно неплохо соображают. Но я решил вернуться к этому вопросу несколько попозже.

Мы пересекли освещенную звездами площадь, пробрались по извилистым песчаным переулкам и добрались до восточной стены.

– Кто-нибудь заметил масляное пятно и тот хлам, что я оставил, чтобы замести следы? – поинтересовался он по дороге. В ответ я вкратце обрисовал ему свой полет с набобом и всей компанией.

– Ну, ну, – тихо сказал Кен. – И все это время ты тоже не был уверен, что я жив.

– Это не мое дело, – отрезал я. – "Дакота" должна быть где-то вон там.

Мы остановились у стены. Снаружи в самой высокой точке она была около пятнадцати футов высотой, но здесь с учетом насыпанного около нее песка ее высота составила футов семь, а примыкавшая к ней внутренняя стена поменьше еще больше облегчала нашу задачу.

– Ты так и не сказал мне, что тебя заставило взяться за доставку этого груза. У тебя же было совсем другое мнение на этот счет.

– Что было, то было.

– А это не из-за... – Китсон осекся на полуслове. – Почти подряд прозвучало три выстрела. Конечно они были слишком слабыми, чтобы это могло случиться в районе полицейского участка, но мы буквально замерли на месте.

Потом прозвучало еще два, больше похожих на громкие хлопки, где-то там завели мотор. Трескотня выстрелов стала громче, а гул работающего двигателя стал удаляться и наконец совсем затих.

– Сначала пистолет, а затем винтовки, – тихо подытожил Китсон. – Грузовик гудел где-то в районе караванной стоянки. Что бы это могло значить?

У меня была пара мыслей на этот счет, но я только хмыкнул в ответ и начал осторожно карабкаться на стену. Приходилось тщательно отмерять каждое движение: стена была просто сложена из камня без какого бы ни было цемента. За долгие годы часть камней несколько разрушилась, и они уже не так плотно прилегали друг к другу. Наконец моя голова осторожно выглянула из-за стены поселка.

"Дакота" стояла в двадцати ярдах справа от меня и стояла точно так же, как я оставил ее в прошлый раз. Рядом с правым крылом маячила чья-то фигура в длинной одежде и, стоя спиной ко мне, вглядывалась куда-то вдаль с ружьем наперевес.

– Всего один охранник, – прошептал я, пригибаясь. – Думаю, мне понадобится твоя помощь. Если тебе это интересно, то могу сказать, что содержимое вспомогательного топливного бака по левому борту может стоить больше четверти миллиона.

Он удивленно посмотрел на меня.

– Ну, ну, – пробормотал он. – Кто бы мог подумать, что старина Джек способен на такое?

– Полетим в Триполи?

– Хоть сейчас.

– Тогда полезли вместе.

Я вскарабкался на широкую стену и пропал по ее гребню. Звезды светили ярко, и мне удалось сделать это без лишнего шума. Китсон последовал за мной и вытащил из-под куртки "Вальтер".

– Топливный бак, – сказал он. – Да я просто влюблен в него.

Мы осторожно вниз. Несмотря на пятнадцать футов высоты приземление прошло удачно, а песок у стены заглушил шум падения. С револьвером в руке я привстал на колени. Охранник обернулся. До него было не больше тридцати ярдов.

Я и Китсон выстрелили почти одновременно, словно повинуясь одному и тому же порыву. Пули подняли крошечные фонтанчики песка прямо у его ног. Тут он заметил нас и выстрелил из ружья.

Охранник слишком поспешил, и пуля с визгом врезалась в стену над моей головой, но мы уже бежали, огибая его с двух сторон. Он опустил винтовку и стал передергивать затвор, но возбуждение мешало ему, и когда ему удалось с ним справиться, нас разделяло не больше десяти ярдов.

Я закричал на него, остановился и поднял свой револьвер. Кен выстрелил на бегу. Охранник повалился на землю, словно из-под него выдернули ковер. Винтовка так и не выстрелила.

Кен взял ее и перевернул мужчину на спину, чтобы убедиться в отсутствии другого оружия. Тот неожиданно застонал. На его грубом балахоне где-то над левым коленом стало расползаться темное пятно. Он мог стать хромым, но ему повезло остаться в живых.

– Отличный выстрел, – заметил я. В такой спешке, на бегу трудно было ожидать лучшего.

– Запускай двигатели, – сказал Кен. Он выпрямился и отшвырнул в сторону изогнутый кинжал, а я обежал самолет, открыл дверь и заспешил в кабину.

"Беретта" исчезла, но они оставили мне фонарь. Я сел в кресло пилота и торопливо осмотрелся.

Похоже, что все было на своих местах. Я выглянул в окно, на востоке горизонт стал немного светлее. Минут через двадцать можно было бы взлететь при полной видимости, но у меня этих двадцати минут не было. А где находится взлетная полоса я пока мог только догадываться. Жаль, что при посадке мне пришло в голову сориентироваться по компасу. Кое – какую помощь могли оказать посадочные огни, но если бы у меня были показания компаса, я мог бы взлететь и в полной темноте.

– К взлету готов, – прокричал я и потянулся к выключателю стартера левого двигателя. Маховик медленно повернулся, я включил сцепление, он нехотя сделал еще один оборот, потом резкий хлопок, тишина, снова хлопок и двигатель, наконец, заработал.

Теперь моя задача облегчалась и правый двигатель можно было запустить минуя аккумуляторы, которым после двух дней на таком солнцепеке доверять было нельзя. Правый двигатель заработал почти мгновенно.

Кен связывал ноги охраннику.

– Все на борт! – завопил я.

Он выпрямился и только тут заметил три фигуры, которые обошли поселок со стороны, противоположной к выходу, и быстро приближались к нам. Я убрал тормоза, дал газу и развернул самолет к ним носом. Если дело дойдет до перестрелки, то я смогу включить посадочные огни и, возможно, даже ослепить их. Кроме того у Китсона будет отличная мишень.

Двое преследователей в нерешительности остановились, но один упорно продолжал бежать в нашу сторону. Я достал из-за пояса револьвер и положил на сиденье рядом с собой.

В двадцати ярдах от нас он тоже остановился и протянул вперед руки, давая понять, что у него нет с собой оружия. Мне пришлось сбросить газ, прихватить револьвер и выбраться из самолета.

Мужчина оказался одним из лейтенантов хозяина каравана. Я сделал знак, чтобы он оставался на месте и закричал, стараясь перекрыть рокот всех двадцати восьми цилиндров двигателей моей "Дакоты".

– Не пытайся нас остановить!

– Мистер Клей?

– Ну?

– Хозяин каравана мертв, – выкрикнул он.

Мое предположение блестяще подтвердилось.

– Я его не убивал.

– Мы знаем имя убийцы.

– Юсуф?

– Да. Это он убил хозяина.

– Юсуф мне не друг, – я отчаянно замотал головой. – Он убил его потому, что хозяин не дал ему убить меня.

Лейтенант наконец понял смысл моих слов и кивнул.

– Это верно. Но где груз, который ты должен был нам доставить?

– Он вам не принадлежит.

Мужчина ненадолго задумался.

– У меня есть люди.

Очевидно это был самый весомый довод в его арсенале. В этот момент я почувствовал, как Китсон повернулся ко мне спиной и смотрит, чтобы нас не обошли с тыла.

– Мы вооружены, – громко сказал я.

Если перестрелки избежать не удастся, то сейчас для нее наступило самое время. Напряжение нарастало, но рокот двигателей за моей спиной действовал успокаивающе. Это был привычный для меня шум, но в непривычном месте.

Время шло, уже начинался рассвет. Все это было на руку моему противнику.

– Мы отправляемся в Триполи, – крикнул я. – В полицию я обращаться не буду.

Лейтенант медленно кивнул. Это были самые выгодные условия сделки, на которые он мог рассчитывать. Конечно у него оставались шансы добиться лучших результатов, но в процессе переговоров в его животе могло появиться несколько дырок тридцать восьмого калибра. Будут еще другие дни и другие сделки. На все воля Божья.

– Трик ис-слама, – мрачно сказал лейтенант. Пусть эта дорога ведет к спасению. Лучшего пожелания придумать просто невозможно.

– Пусть будет так.

Он резко повернулся и зашагал прочь, почти задевая каблуками края своей просторной одежды.

Китсон вопросительно посмотрел на меня.

– Пошли в самолет, – предложил я. – Его только что выбрали и вряд ли ему все повинуются с полуслова.

Мы нырнули под левое крыло и я полез в самолет. Кен отступил назад и похлопал по основанию крыла и ухмыльнулся.

– Четверть миллиона, – крикнул он.

Похоже эта сумма стала меньше, чем два дня назад. Когда я вошел в кабину, то почувствовал как за моей спиной захлопнулась дверь. Взлетная полоса стала почти заметной: плоская лента посреди каменистой пустыни. Я повернул самолет левее полосы рассвета и дал полный газ.


Читать далее

Гэвин Лайл. Изнанка неба
Часть первая 13.04.13
Часть вторая 13.04.13
Часть третья 13.04.13
Часть четвертая 13.04.13
Часть пятая 13.04.13
Часть вторая

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть