Онлайн чтение книги Гибель Дракона Japan Sinks
1

Это произошло, когда Ямадзаки собирался покинуть штаб плана Д-1, находившийся на шестом этаже здания в Харадзюку.

Было самое начало шестого. В шесть на пристань Харуми прибывал вертолет морских сил самообороны, на котором он собирался лететь на «Есино».

Секретаршу он отпустил ровно в пять, и они остались вдвоем с Ясукавой. Закончив писать доклад в канцелярию кабинета министров, Ямадзаки убрал бумаги в портфель «дипломат» и позвонил любовнице. Это была двадцативосьмилетняя чуть полноватая модельерша из бывших хостэс. Ямадзаки с ней сошелся давно, еще тогда, когда она работала в баре на Синдзюку. С тех пор у нее осталась привычка поздно вставать, и в это время дня она обычно всегда бывала дома. Однако Ямадзаки никто не ответил. Он перезвонил еще и еще раз, но трубка молчала. У Ямадзаки слегка испортилось настроение; они уже довольно долго не виделись, и он хотел договориться о встрече после возвращения.

Может, отправилась куда-нибудь с очередным покровителем, подумал он.

– А время? Успеете? – спросил Ясукава, посмотрев на часы. – Скоро час пик, будут заторы.

– Ерунда, проскочу по скоростному шоссе до Сиодомэ, – Ямадзаки нехотя положил трубку, сильно потянулся и взял портфель. – Быстро обернусь. Ночью на волнах буду качаться.

– Да, трудно вам, – сказал Ясукава, стуча по клавишам настольного мини-компьютера. – Я вот тоже сегодня на всю ночь остаюсь работать.

– Вам все же не следует забывать о здоровье, – Ямадзаки надел шляпу. – Вы еще очень молоды. Машину я оставлю на стоянке у пристани, завтра съездите за ней на такси. Ключи в ящике моего стола.

Ямадзаки подошел к окну и посмотрел, много ли машин на улице.

День заметно сократился, над Токио уже сгущались сумерки. На западе горел кровавый закат, с востока наползали тяжелые свинцовые тучи, день был не по-осеннему душным. Но в свете загоравшихся неоновых реклам и уличных фонарей отчетливо обозначились признаки осени.

Второй раз за этот день город с двенадцатимиллионным населением вступал в часы пик.

Сотни тысяч, миллионы людей, одновременно выброшенные из контор и магазинов, с заводов и фабрик, направлялись на станции, стоянки такси, вокзалы, в рестораны, в увеселительные районы. Одновременно двигались сотни тысяч автобусов, такси, грузовых и личных машин. Платформа станции электрички Харадзюку, которая была видна в окно, уже заполнялась людьми. А по параллельной улице сплошным потоком мерцали красные огоньки машин.

Ямадзаки глубоко вздохнул, глядя на городской пейзаж, открывавшийся за окном. Настроение было не очень-то веселое, надоели бешеный ритм работы и почти военный режим. А тут еще любовница как назло куда-то подевалась…

И вдруг над лесом Ееги, над отдельными деревьями поднялись тучи черных точек. Голуби, воробьи, вороны… Все птицы взвились разом, словно охваченные внезапным безумцем.

Ямадзаки, словно в безмолвном, полном изумления крике, широко открыл рот.

Десятки тысяч птиц взметнулись в темнеющее небо, а навстречу им из тяжелых свинцовых туч, затянувших восточный горизонт, побежали длинные зигзаги молний. Каждая вспышка высвечивала небо как экран.

– Послушай, Ясу-сан… – севшим вдруг голосом сказал Ямадзаки. – Иди сюда! Что это такое?

Он, не отрываясь, смотрел в окно. На востоке, прямо из гущи городских зданий поднялись к небу белые столбы света. Словно раскололась земля. Один, два, три… Столбы вырастали в разных концах. Из одного вылетел красноватый шар; описав в небе дугу, он начал падать вниз.

– Что случилось? – Ясукава приподнялся на стуле.

И тут последовал страшный удар снизу вверх. Вслед за ним – целая серия сокрушительных ударов, будто где-то глубоко под землей бил молотом невидимый гигант. При каждом толчке поднимались в воздух чашки, чернильницы – все, что находилось на столах. Коробка с кнопками описала дугу в воздухе, и кнопки, рассыпавшись, плясали теперь металлическим дождем.

– Землетрясение! – воскликнул Ямадзаки и быстро посмотрел на часы. – Это… Такого сильного еще не было!..

Вертикальный толчок! – подумал он про себя. Но если первичная волна, которая обычно бывает едва ощутимой, достигла такой силы, значит, эпицентр где-то очень близко. И сейчас последует второй толчок, еще сильнее…

У них есть еще немного времени. Основное, горизонтальное сотрясение происходит вслед за вертикальным не сразу. Ведь скорость распространения вызывающих его поперечных S-волн меньше скорости распространения Р-волн, которые вызывают первые вертикальные толчки. И разрушительная сила горизонтальных толчков гораздо больше, чем вертикальных. Однако, чем ближе эпицентр, тем меньше промежуток между ними. Может быть, воспользовавшись паузой, сбежать вниз?

Но бежать было поздно. Где-то далеко загудела земля, словно одновременно дали залп несколько сот орудий, здание застонало, затрещало и заходило ходуном. Ямадзаки швырнуло на стену, потом на пол. В ладони впились рассыпавшиеся кнопки. Он попытался подняться на колени, но не мог встать даже на четвереньки. Пол раскачивался с сумасшедшей скоростью, и его бросало из одного конца комнаты в другой.

– Ямадзаки-сан! – раздался полный ужаса голос Ясукавы.

– Под стол! – заорал Ямадзаки. – Прячься под стол!

С грохотом свалился солидный книжный шкаф, из трещин на потолке и в стене посыпались куски штукатурки. Ямадзаки, кое-как прикрывая голову, с трудом подполз под один из столов. Бессмысленным взглядом он смотрел, как лопаются в стальных рамах стекла. Электричество погасло, свинцовое небо то вспыхивало багровым пламенем, то гасло, то вспыхивало снова.

Горизонтальные толчки на какой-то момент утихли, а потом возобновились с новой бешеной силой. Настольный клавишный компьютер с эластичным витым шнуром, пролетев через комнату, шмякнулся о стену рядом с Ямадзаки. Толчки на этот раз были гораздо сильнее. Теперь трещало и гудело все здание, с потолка валились куски бетона. Ямадзаки почувствовал, что дыбится пол. Свалимся, почти равнодушно подумал он. Если семиэтажное здание, на шестом этаже которого ты находишься, рухнет, на спасение надежды нет. Вместе с кусками бетона тебя сбросит на землю…

Оконные рамы раскачивались с протяжным металлическим скрежетом, потом Ямадзаки увидел, что они медленно отделяются от оконного проема. Смерть… – холодно подумал он краешком сознания. Как глупо… жизнь-то у меня была совсем никчемная…

Грохот стал постепенно утихать. Пол накренился градусов на семь, в полутьме комнаты висело густое облако пыли. Когда Ямадзаки попытался выползти из-под стола, что-то преградило ему путь. Оказалось, что стол накрыл рухнувший кусок потолка.

В падающем из оконного проема свете комната являла собой жуткое зрелище. Сквозь взвешенную в воздухе пыль виднелись потрескавшиеся стены, на потолке зияла дыра, на полу валялись огромные куски неизвестно откуда взявшегося бетона, все шкафы, полки и столы превратились в груду обломков. Практически комнаты не было – кругом царил первобытный хаос. Словно в пещере, где произошел обвал… Даже каким-то чудом уцелевшие предметы вдруг предстали в грубой и беспомощной наготе: исчезла изящная оболочка, приятная глазу окраска, облицовка, полировка.

– Ясукава… – хрипло позвал Ямадзаки. – Ты жив?

– Жив… – раздался едва слышный ответ. – Чем-то меня стукнуло по голове, но я жив.

Комната опять медленно закачалась. Чудом державшаяся на одном гвозде полка вдруг со страшным грохотом свалилась на пол.

– Что будем делать? – спросил Ясукава испуганным и беспомощным, как у ребенка, голосом. – Что нужно делать?

С улицы донеслись потрескивающие и похлопывающие, похожие на выстрелы звуки. Издали наплывали не то вопли, не то стоны людей. К запаху пыли примешался запах гари. Ямадзаки инстинктивно почувствовал опасность.

– Надо убираться отсюда! – сказал он. – Могут быть повторные толчки. Оставаться здесь опасно.

– Лифт, верно, не работает? А лестница цела?

– Не знаю. Если только дверь открыта, лучше по пожарной…

Голова Ямадзаки была под столом, в бок ему упиралось что-то твердое. Пятясь задом, он едва выбрался из-под стола. Зацепился рукавом за что-то острое, пиджак треснул у проймы.

– Сумеешь вылезти? – спросил он Ясукаву.

– Да, но уберите, пожалуйста, этот шкаф.

Стальной шкаф с раскрытой дверцей лежал между стеной и столом, под который нырнул Ясукава. Ямадзаки чуть отодвинул стол, и Ясукава с трудом выполз из-под него. Кровь из раны на лбу залила ему пол-лица.

– Вытри… – Ямадзаки протянул платок.

– Да ничего… – сказал Ясукава, тыльной стороной ладони вытирая лоб. – А мы сумеем выйти?

– Нужно выйти, – Ямадзаки показал на дверь.

– Если начнутся еще толчки, здание может не выдержать. Этакая железобетонная громада и так перекосилась, – недоверчиво произнес Ясукава. – Может, строители напортачили?

– Я думаю, подземный оползень.

Комнату озарило огнем. Понимая, что сейчас не до этого, Ямадзаки все же невольно потянулся к окну. Горели столкнувшиеся машины. Их было три. Видно, в средней загорелся пропан. Раздался взрыв, пламя взметнулось высоко вверх.

– Лестница не годится. Обрушился потолок и некоторые пролеты…

Запах гари со стороны лестничного проема усилился. Ямадзаки вспомнил, что на первом этаже здания находится небольшой ресторан. Возможно, там загорелось масло…

– На пожарную лестницу! – крикнул он вдруг.

Выход на запасную лестницу был в конце короткого коридора. Под ногами хрустело стекло рухнувших перегородок. В полутьме можно было различить трещины на потолке и стенах. Ямадзаки зябко поежился.

Огнеупорная стальная дверь на запасную лестницу перекосилась и никак не хотела открываться. Ямадзаки ударил в нее плечом. После второго удара дверь подалась, и он едва не вылетел наружу. Но Ясукава, тонко взвизгнув, схватил его за рукав пиджака. В лицо пахнуло дымом и жаром. Горел кафетерий в соседнем трехэтажном деревянном доме. Из его окон выглядывали языки пламени. Полумрак внизу был наполнен беспорядочным топотом, стонами, криками. На станции Харадзюку вдоль перекосившихся рельсов и сошедшей с них электрички потерянно метались люди. Выли сирены пожарных машин.

– Быстро! – крикнул Ямадзаки и побежал вниз по железной винтовой лестнице. Под ногами раздражающе грохотали ступеньки, за спиной слышались шаги Ясукавы. Лестница вместе со зданием накренилась, и неверный шаг грозил падением. Когда, кружась, прошли пятый и четвертый этаж и дошли до третьего, небо и земля опять загудели.

– Осторожно! – истошно закричал Ясукава. – Ямадзаки-сан, осторожно!

Ямадзаки упал на спину, сильно ударился бедром и покатился вниз. На секунду он удержался на площадке, попытался подняться, но это ему не удалось – ступеньки качались и гудели, как гигантский гонг. Он едва сумел ухватиться за поручни. Повторный толчок был такой силы, что, казалось, небо и земля с диким воем смешались в одном водовороте. Деревянный дом, находившийся всего в нескольких метрах от них, развалился словно карточный. По щеке царапнуло не то осколком черепицы, не то куском железа, взвился столб огненных искр. В гудящем серо-черном воздухе запасная лестница тряслась с таким звоном, что казалось, вот-вот лопнут барабанные перепонки. Сотни железных листов и труб, прикрепленных к бетону, дрожали, плясали, готовые оторваться и рухнуть в бездну.

– Ясукава! – во весь голос заорал Ямадзаки. – Держись, Ясукава!

Он сам не понял, кому он это кричит, Ясукаве или самому себе. Ямадзаки изо всех сил держался за трясущиеся, как пневматический молот, трубчатые поручни. Но голова его была удивительно ясной. Он смотрел на стену и думал, что лестница, наверное, не оторвется. Потом он глянул вниз и даже испытал чувство удивления: земля на улице раскололась и один кран разлома был выше другого. Разлом бежал в сторону железнодорожной линии с перекореженными рельсами. Запахло газом. Оглушительно грохнул взрыв, и из земли вырвалось бледно-голубое пламя. Ямадзаки, разинув рот, смотрел, как высоко в небо, словно листок бумаги, поднялась чугунная крышка люка. Похожее на башню здание, построенное в конце пятидесятых годов, клонилось все сильнее и сильнее…

Землетрясение, обрушившееся в этот день на южные части префектур Тиба и Ибараги, Токио и Иокогаму, произошло тогда, когда только-только загораются фонари и начинаются вечерние часы пик. Поэтому человеческие жертвы были огромны. Особенно много народа погибло на токийских вокзалах в Маруноути, Юраку-те, Канда, Регоку, Уэно, Икэбукуро и Синдзюку. Люди, застигнутые внезапным толчком на улицах, не могли устоять на ногах, началась давка, паника, а сверху на обезумевшую толпу посыпались тысячи стекол, кирпич, рекламные щиты. На станциях творилось нечто невообразимое. Людей сбрасывало с платформ, поезда, подходившие с интервалом в несколько минут, врезались друг в друга, вагоны вставали на дыбы, падали. На улицах, образуя огромные кучи, сталкивались потерявшие управление машины, некоторые заносило прямо на тротуар.

В подземке сразу прекратилась подача электроэнергии, и люди, оставшись в кромешной тьме, испуганно метались, кричали, рыдали, давя друг друга. А тут еще прорвалось дно какой-то реки, и в метро хлынула грязная жижа. На подземных улицах, сетью пронизавших привокзальные районы, возникли пожары – загорелся облицовочный пластик, в багрово-черной мгле расстилался удушливый ядовитый дым. Здесь, под землей, был сущий ад. У Яэсугути, в четвертом квартале Гиндзы, на перекрестках Хибия, Синдзюку, Сибуя, Икэбукуро, Уэно и Регоку тоже произошли массовые столкновения машин, причем загоревшийся бензин вызвал взрывы автомобилей, работавших на пропане.

Машины, мчавшиеся по хайвэям, налетали друг на друга, врезались в столбы. Многочисленные подземные автострады превратились в закупоренные дымоходы. Если одна машина внезапно тормозила, на нее налетал поток задних.

Да и на автодорожных эстакадах было не лучше. Машины, потеряв управление, перескакивали через разделительную полосу и вклинивались прямо во встречный поток, сшибали барьеры. А на эстакадах в районе западного Канда, где, кроме крутых поворотов, множество спусков и подъемов, при первых вертикальных толчках машины взлетели в воздух. Градом сыпались вниз и машины с эстакад, построенных над засыпанными реками: у них мгновенно рухнули все опоры. Бензин из продырявленных баков загорался от первой искры.

В прибрежных районах Токио, сплошь застроенных жилыми домами, в районах многоквартирных домов Бунке, Синдзюку и Сибуя, а также в промышленных районах Эдогава и Курода пожары начались в буквальном смысле слова в мгновение ока. Дело в том, что повсюду горел газ – готовились к ужину. Этой же причиной был вызван огромный пожар в 1923 году, только тогда землетрясение произошло в обеденные часы. В районе Это обрушились мосты; из-за резкого колебания почвы и провалов прорвало дамбу и район затопило водой. Пожары начались сразу в десятках мест, да еще загорелась разлившаяся по поверхности воды нефть. Кроме того, в этом районе было много мелких предприятий и мастерских по производству изделий из синтетических материалов, так что при пожаре выделялось много ядовитых газов. Спасшиеся от огня погибали от них. Впоследствии выяснилось, что только в этих районах мгновенно погибло четыреста тысяч человек.

Бедствия посыпались и на портовые районы Харуми, Синагава, Омори. На побережье рухнуло несколько нефтехранилищ, и от первой же искры начался пожар. В аэропорту Ханэда перевернулся при посадке и загорелся реактивный лайнер международной линии. Пришвартованные суда бились о причал, рассыпаясь на глазах, склады Сибаура тоже охватил пожар.

Заключительным аккордом явилось страшное черное цунами…

Как всегда бывает при землетрясениях, все это произошло по всему огромному городу одновременно, за считанные минуты. Меньше других пострадали районы Тиода, Сибуя, части Ееги и Минато и районы, достаточно далекие от центра.

Землетрясение, слепая сила, вырывающаяся из утробы Земли, обрушивается на людей внезапно, наполняя ужасом сердца, парализуя волю и разум. Человек целиком оказывается во власти инстинкта самосохранения и почти никогда не бывает способен на хладнокровные действия. Сотни тысяч людей одновременно теряют рассудок. Это умножает бедствие.

Когда-то японцам, из века в век страдавшим от землетрясений, наводнений, пожаров, была свойственна известная «культура» в борьбе со стихийными бедствиями, но послевоенные поколения ее утратили. Оказалось, что городские жители, особенно токийцы, вообще не знали, что надо делать в случае катастрофы, хотя в периоды затишья об этом немало говорили. Огромный город жил напряженной жизнью, люди в бесконечной погоне за хлебом насущным и за наслаждениями старались не думать о черном дне. Многомиллионный человеческий улей бурлил, кипел, радовался, печалился и забывал – не хотел помнить! – что однажды может грянуть беда.

С землетрясением не справишься. А пожар? Ведь с ним можно бороться. Однако огонь безумствовал в районах сплошных жилых застроек. Из кухонь он вырвался на улицу, пожирая все на своем пути. Повсюду в панике металась охваченная ужасом толпа. В результате тысячи людей были задавлены и затоптаны. В охваченном огнем нижнем городе вытащенная на улицу мебель помогала распространению пожара. Спасаясь от пламени, люди бросались в вонючие пруды и реки, но с берега наступали все новые и новые толпы, и тесные городские водоемы вскоре превратились в огромные братские могилы. К ночи задул ветер, огонь взвился к небу, разметался вширь, грозя нижнему городу полным уничтожением. Как только началось землетрясение, все пожарные части столицы получили чрезвычайный приказ выехать к месту бедствий. Однако лишь отдельным пожарным машинам удалось добраться до горящего центра – улицы мгновенно сделались непроезжими. В районы, пострадавшие в меньшей степени, проскочить было проще, но и там пожарники не могли оказать ощутимой помощи – не было воды. Почти все реки засыпало, а пожарные краны не действовали. Прекратилась подача электроэнергии. Работу пожарных затрудняли беспорядочно мечущиеся люди. Случалось, водителя врезавшейся в толпу машины выволакивали из кабины, избивали и затаптывали, превращая в кусок кровавого мяса.

– Ничего нельзя сделать, – в ужасе докладывал пожарный, держа совершенно бесполезный шланг.

Командир хватался за трубку радиотелефона:

– Динамит, где динамит? Что вы там прохлаждаетесь?! Что? Машина не может сдвинуться с места? Толпа? На себе тащите! На горбу! Да побыстрее, черт возьми!

Опять толчки. На этот раз несравненно слабее, но у людей чувство опасности уже обострилось до крайности, и потерявшая голову толпа вновь с воплями бросается бежать.

– Всех просим эвакуироваться! Здесь опасно. Немедленно эвакуируйтесь в сторону Такэбаси, – орал громкоговоритель на пожарной машине. – Приступаем к взрыву строений для подавления огня. Просим эвакуироваться!..

Наконец-то прибыла бригада подрывников и бросилась в бушующий огонь с шашками динамита. Цель – огромный двухэтажный пакгауз и железобетонное фабричное здание. Пакгауз уже загорелся.

– И мост взорвите, – осипшим голосом приказал командир отряда.

– А оттуда все еще бегут… – обернулся к нему один из членов бригады.

– Неважно, подготовьте все к взрыву… – захрипел командир. – Приказ!

Со стороны моста бежали пожарники со шлангами, спеша укрыться за отступавшими машинами. Взрыв грохнул, отдавшись тупой болью в животе, и пакгауз исчез в сером дыму.

В перекошенную, полуобвалившуюся, засыпанную песком и пылью резиденцию премьер-министра вошли мертвенно-бледные председатель Комитета общественной безопасности и министр здравоохранения. Премьер был не один. С ним были министр промышленности и торговли и начальник Управления силами обороны.

– В районах Канда и Синдзюку происходят столкновения между толпой и отрядами оперативных сил, – сказал министр здравоохранения. – Я, конечно, понимаю, что людей не хватает, но мысль использовать оперативные силы не совсем удачна.

– Сейчас не время думать, удачная или нет, – возразил ему министр промышленности и торговли.

– Часть оперативных сил заменим отрядами самообороны, – сказал начальник управления обороны. – Только что поступила просьба от мэра и комиссии по защите от бедствий. Строительные и транспортные полки первой дивизии уже введены в действие. Обычные корпуса тоже, однако оружия у них нет ни у кого…

– А не опасно это? – нахмурил брови председатель Комитета общественной безопасности. – Население, скажем прямо, охвачено паникой.

– Неважно! Идут спасать соотечественников. Я сказал им – исполняйте свой долг, умрите за соотечественников! Умрите безоружные, если придется умереть, а мы с честью вас похороним… – начальник управления, видно упрямый и твердый человек, часто замигал глазами. – Вы тут говорили о мобилизации сил самообороны для охраны общественного порядка. А я категорически возражаю! Это надо оставить на крайний случай, на самый крайний! А пока силы самообороны будут действовать только и только как спасатели. Мы уже мобилизовали и первый воздушно-десантный корпус Нарасино и десантный полк Касумигасэки с единственной целью использовать их на спасательных работах…

– Но, по словам начальника департамента полиции, положение кое-где очень неспокойное… – заглядывая в лицо премьера, сказал председатель Комитета общественной безопасности. – Кажется, ваша резиденция тоже находится под охраной сил самообороны?

– Только двор, – ответил секретарь премьера. – А с улицы резиденция охраняется полицией.

– Я тоже считаю, что мобилизовать силы самообороны для охраны общественного порядка можно только в крайнем случае. В этом отношении я согласен с начальником Управления обороны, – сказал премьер. – Если опасность возрастет, эвакуируемся. На заднем дворе стоит вертолет сил самообороны.

– Ну, столица столицей, а что творится в Тиба и Иокогаме? – озабоченно спросил министр здравоохранения. – Говорят, там цунами вовсю разгулялось. Очень большой ущерб…

Опять загудела земля. Комната закачалась, откуда-то донесся шум посыпавшейся штукатурки.

– Точных сведений пока нет, но ущерб, кажется, действительно очень велик, – сказал премьер, глядя на часы. – Районы побережья от Токио до Иокогамы и полуостров Миура, говорят, почти полностью уничтожены. Тихоокеанская сторона полуострова Босо не очень пострадала, но и туда для спасательных работ направлены силы морской самообороны.

За окнами было совершенно темно, лишь кое-где небо озарялось сполохами пожаров. Ветер то и дело доносил топот бегущих людей, гул моторов, окрики караульных. И надо всем этим как морской прибой бился стон, исторгнутый человеческой плотью, умиравшей где-то на дне ночи…

– Депутаты начинают понемногу собираться, – сказал министр промышленности и торговли, сжимая телефонную трубку. – А что там с министром финансов? Цел? Когда он сможет прибыть? Послали за ним вертолет?.. Чрезвычайное заседание кабинета министров начнется через тридцать-сорок минут…

Вошел секретарь и сообщил, что прибыли лидеры основной и двух других оппозиционных партий. Они хотят встретиться с премьером.

– Куда же это годится, – нахмурился министр здравоохранения. – Ведь скоро заседание кабинета…

– Нет, я встречусь с ними, – сказал премьер. – Тут уж не до отговорок.

Прибежал радист и передал премьеру телеграмму. Премьер нахмурил брови.

– Гм… – промычал он. – Однако нам сейчас не до этого.

Он вернул телеграмму секретарю.

– Передайте начальнику канцелярии, как только он появится, и попросите сохранить.

Завыла сирена. Мимо резиденции в сторону Миякэдзака промчалась не то машина скорой помощи, не то пожарная машина. Прислушиваясь к сирене, премьер направился в кабинет, где ждали главы оппозиционных партий.

С наступлением ночи землетрясение, давая отдельные толчки, постепенно пошло на убыль, однако пожары не стихали, распространяясь все шире. Электричества не было нигде, и в черноте ночи огонь выглядел особенно зловещим. Его никто уже не пытался тушить, над столицей висело багровое зарево, и людям казалось, что горит вся земля. В прибрежных районах пылали хранилища нефти, керосина и химического сырья, ярко-красный огонь лизал небо, окрестности тонули в черном смрадном дыму. Ветер доносил искры даже до районов Сиба и Хибия. Люди, спасаясь от нестерпимого жара, бежали на восток. На площади перед дворцом собралась многотысячная толпа, а народу все прибывало.

На темных улицах центра единственным источником света были фары машин скорой помощи. Несколько зданий в Маруноути перешло на собственное электроснабжение, но таких были единицы. Мощные толчки вывели из строя почти все малогабаритные электростанции. Измученные, обезумевшие от ужаса люди искали укрытия в парке Сиба, в лесах и на площадях Ееги. Сначала там задержались в надежде переждать землетрясение возвращавшиеся домой служащие, потом появились погорельцы, успевшие захватить с собой самое необходимое…

Ни государственные, ни частные железные дороги не работали. Часть подземки горела, часть была затоплена водой. Улицы и дороги по-прежнему оставались непроходимыми из-за пожаров, руин, скоплений мертвого автотранспорта. Хайвеи не действовали. Жар пылавших на них машин был настолько сильным, что, растекаясь потоками, плавился асфальт. Взрывы газа в подземных коммуникациях все еще подбрасывали порой тяжелые крышки люков; вода из прорванных труб, сталкиваясь с огнем, превращалась в клубы горячего пара.

Когда Ямадзаки окончательно пришел в себя, он понял, что находится в лесу у храма Мейдзи. Должно быть, он вывихнул ногу. При каждом шаге тупая боль пробегала по лодыжке. Даже это он почувствовал только сейчас. Ямадзаки огляделся, Ясукавы рядом с ним не было. Спереди, сзади, слева и справа торопливо двигались истерзанные, запыхавшиеся, покрытые грязью и пылью люди. Стоны, плач. Кто-то с громким воплем пробежал мимо и скрылся в лесу. Сзади, за деревьями, появилось красное зарево, потянуло запахом гари. Видно, начался пожар у главной дороги в храм.

Как это я сумел спастись, рассеянно думал Ямадзаки, волоча больную ногу. Ему казалось, что здание, из которого они тогда пытались выбраться, обрушилось. Он вспомнил, как вцепившись в поручни падавшей вместе со зданием лестницы, смотрел на истерзанную и исковерканную улицу. Да, да, он падал – плавно и неторопливо, как в замедленной киносъемке… А что же потом?.. Потом его тело вместе с железобетонной громадиной рухнуло на землю… Он обо что-то ударился спиной, очень сильно. Из глаз посыпались искры. Запах гари, пыль, забившая нос и горло… Его тело подпрыгнуло как мяч… чей-то вопль, жуткий, душераздирающий… Потом?

Напряжение вдруг схлынуло, и он ощутил боль во всех суставах. Что-то липкое текло по лицу. Веки были покрыты густой пылью, рукав пиджака оторвался, словно его срезали бритвой, рукава рубашки тоже не было, из обнаженной руки текла кровь. Левая брючина ниже колен превратилась в мочалку, вся голень в ранах. Он невольно застонал от боли во всем теле. Сердце опять бешено заколотилось, все скорее, скорее, в ушах, в висках гулко застучала кровь.

Миновав перелесок, Ямадзаки внезапно почувствовал страшную слабость. Не устоял на ногах, опустился на колени. Тело покрылось холодным потом, дышал он с трудом, вся его плоть стала сплошным сгустком боли. Когда высокий звон в ушах стих, до него, словно всплески, донеслись взволнованные голоса людей. Ямадзаки несколько раз глубоко вздохнул, и голова немного прояснилась. В лесопарке вокруг храма уже собрались тысячи, а может быть, десятки тысяч людей. В кромешной тьме двигались черные силуэты, порой отблеск пожара высвечивал чье-нибудь искаженное ужасом лицо, казавшееся призрачным ликом этой зловещей ночи.

– Нижний город целиком погиб! – кричал кто-то. – Что?.. Районы особняков Акасака, Сибуя и Аояма? О них ничего не известно…

– Говорят, Токийский залив превратился в море огня… – прошептал кто-то.

– От Цукидзи до Синагавы… и Гиндзы больше нет…

Осторожно ступая на больную ногу, Ямадзаки встал. Внезапно его охватила жгучая тревога. Что стало с его семьей?.. С их домом на Сосия?.. Усталая, ворчливая жена, старший сын, прыщавый, пижонистый, с длинными, как у женщины, волосами, старшая дочь-девятиклассница, в кого только она пошла – такая красавица, что даже страшно за нее делается, вторая дочь, слабенькая из-за перенесенного в раннем детстве полиомиелита…

– Позвольте спросить? – обратился Ямадзаки к прохожему, лица которого не мог рассмотреть. – Электрички еще не ходят?

– Ишь ты, электричку захотел! – грубо ответил мужской голос. – Рельсы перекорежило, перекрутило, как проволоку. Везде оползни, провалы. Разве тут восстановишь. А в Сибуя… ну, выехала из Сибуя… полная электричка и на эстакаде сошла с рельсов… Трупы, понимаешь, лежат… Да, трупы… трупы… Я только что оттуда, сам видел.

– А что творится на хайвеях, ужас! – произнес кто-то высоким, плачущим голосом. – Ужас! На Касумигасэки… В подземном туннеле…

– Куда смотрит полиция? – громко сказал кто-то другой. – Где она? Обычно, куда ни глянь, стоит полицейский, а тут…

За деревьями сверкнули фары. Воздух разорвал истошный крик.

– Стоп! – заорал кто-то. – Стой! Стой, тебе говорят!

Машина попыталась было прорваться сквозь толпу, но была тут же остановлена. Это было такси. Люди навалились на дверцы, все заговорили, закричали разом.

– Отвези до Сэтая! Заплачу, сколько хочешь, – твердил один.

– Вы не знаете, что делается в Омия? Горит там? – спрашивал другой замирающим от страха голосом.

– Да вы что?! Куда я вас повезу?! Нигде не проедешь – или пожар, или улица обломками завалена, – чуть не плача говорил вытащенный из машины водитель. – Не надо портить машину, она ведь не моя, а фирмы… Я ее едва вывел из огня.

– Возьми раненых! – крикнул другой голос. – Их много, у одних переломы, у других ожоги…

– Говорят, прибыл спасательный отряд, он у стадиона, – кричал кто-то издали. – Кажется, силы самообороны подключили…

– Дай хоть радио послушать! – несколько человек забрались в машину.

– Громче давай! – закричали кругом. – Мы тоже хотим слушать!

Поймали станцию японского радиовещания. Загремел взволнованный голос диктора: «Сообщение на железнодорожных линиях Новая Токайдо, Центральная, Синэн и Северо-восточная прервано… К западу от Атами восстановлено сообщение по Старо-Токайдоской магистрали… Пострадал весь край Канто – префектуры Тиба, Ибараги, Токио, Тотиги, Сайтама, восточная часть Канагавы, южная часть Гумма… Всему району, прилегающему к Токийскому заливу, нанесен огромный ущерб цунами… В прибрежной промышленной зоне Кэйе одновременно с пожарами произошел оползень на огромной площади осушенных земель, в результате вся зона оказалась под водой… Ущерб от цунами распространился от побережья Сагами провинции Канагава до восточного побережья полуострова Идзу…»

– А что в городе-то творится, в городе какие потери? – закричал кто-то нетерпеливо.

«Состоялось чрезвычайное заседание кабинета министров, в котором принял участие председатель Государственного комитета общественной безопасности. Выслушав доклад об ущербе, нанесенном различным префектурам землетрясением, правительство приняло решение, не дожидаясь просьбы столичной мэрии, основать Чрезвычайный штаб защиты от стихийных бедствий. Штаб приступит к исполнению своих обязанностей в шесть часов двадцать минут… – говорил диктор. – В настоящее время судьба мэра столицы не известна. Его обязанности исполняет вице-мэр Уно. Принимаются срочные меры, однако работа мэрии почти парализована, поскольку землетрясение произошло в часы, когда большинство служащих уже разошлось по домам. Мэрия срочно эвакуируется. Заседание по вопросам охраны столицы от бедствия состоялось в здании министерства самоуправления… Переходим к следующему сообщению. Управление обороны мобилизовало для спасательных работ первую дивизию сил самообороны столицы, первый десантный полк Касумигаура, а также первый флот морской самообороны и четвертый корпус воздушных сил. Штаб восточного военного округа наземных сил в настоящее время рассматривает вопрос об использовании для спасательных работ двенадцатой дивизии префектуры Гумма. У правительства не было намерения использовать силы самообороны для поддержания общественного порядка, однако, по последним сообщениям, сейчас кое-где в районе центра происходят столкновения между беженцами, и городской комитет общественной безопасности Токио обратился к правительству с просьбой ввести отряды сил самообороны в целях сохранения спокойствия в нашей столице. Управление самообороны придерживается того взгляда, что в зависимости от обстоятельств силы, мобилизованные для спасательных работ, могут быть переключены на обеспечение общественной безопасности… Только что поступило новое сообщение. По данным из информированных кругов, правительство, учитывая серьезность положения в столице, а также огромные размеры причиненного землетрясением ущерба, в настоящий момент на заседании кабинета рассматривает вопрос о введении первого послевоенного чрезвычайного положения. По просьбе премьер-министра были созваны обе палаты парламента, однако число собравшихся депутатов не составляет и половины кворума. Переходим к сообщению об ущербе, причиненном различным районам столицы…»

Ямадзаки только хотел было прислушаться, как издали донеслись громкие крики. Послышался шум моторов. Еще немного, и фары осветили толпу. Из трех грузовиков посыпались солдаты в касках и форме цвета хаки.

– Спасательный отряд армейских сил самообороны, – загремел громкоговоритель. – Всем, кому требуется, немедленно будет оказана срочная помощь! Кто в состоянии передвигаться, просим направиться в крытый спортивный зал Ееги, в крытый плавательный бассейн, находящийся там же, или в здание радиовещательной корпорации в Сибуя. Там открыты временные пункты первой помощи. Просим сохранять спокойствие и соблюдать порядок. Землетрясение кончилось. Против пожаров принимаются меры. Пока еще нельзя сказать, когда будет восстановлено железнодорожное сообщение, однако строительные отряды сил самообороны уже приступили к восстановительным работам на основных ветках, ведущих к столице. Вскоре откроется сообщение и по основным шоссейным дорогам.

– А нас развозить по домам не будете? – заорал кто-то. – Мне в Митака надо. Не знаю, что там с семьей…

– Вскоре в спортивный центр Ееги прибудут транспортные батальоны. Идите, пожалуйста, в спортивный центр. Просьба сохранять спокойствие… В спортивном центре вы получите информацию о положении в различных районах столицы… Идите в спортивный центр!.. Там вы сможете отдохнуть и освежиться прохладительными напитками… Просим всех, сохраняя спокойствие и порядок, идти в спортивный центр! Вас поведут члены нашего отряда…

Зажглись прожекторы. По толпе прошло волнение – никогда еще, наверное, для этих людей свет не казался таким желанным. В лучах прожекторов Ямадзаки увидел говорившего. Это был загорелый офицер лет под тридцать. Его лицо, энергичное и решительное, еще сохраняло некоторую детскость, как и лица всех молодых людей этой эпохи. Над головой назойливо затрещал вертолет. Кажется, транспортный, первого авиадесантного полка… Поднялся ветер. Оглянувшись на багровое зарево пожаров, Ямадзаки подумал, что летать сейчас на вертолете небезопасно.

Все небо было затянуто черным дымом. Среди густых его клубов играли ядовито-красные отблески пламени. Внезапно загудел, задрожал воздух – видно, рвались нефтехранилища.

Все это вдруг вызвало в памяти Ямадзаки далекое воспоминание. Война… кровавые бомбежки… Тогда он был еще подростком. В ночь, когда бомбили Синагаву, погибли его мать и маленький брат… И ему тогда вдруг стало на все наплевать. Он не пошел в бомбоубежище. Стоял на улице и смотрел, как падают и горят зажигательные бомбы… И никакого страха не было, только отчаяние и тупая боль где-то глубоко в сердце… Сейчас он испытывал нечто похожее. Пожалуй, сейчас положение даже хуже. Никто ни к чему не готов. Такие слова, как «эвакуация», «спасение пострадавших», стали далеким прошлым. Люди привыкли жить спокойно. А когда живется спокойно, не верится, что однажды может грянуть беда. Да и Токио по сравнению с военным временем чудовищно разросся, разбух. Ущерб, наверное, окажется неисчислимым. А если загорится нефть, вытекшая в Токийский залив? Да и когда стихийное бедствие останется позади, столица еще долгое время будет парализована. Очень трудно вернуть к нормальной жизни столь огромный город. А тревога не уляжется, она будет даже усиливаться…

Правительство подвергнется резким нападкам со стороны оппозиции и общественности – скажут, ущерб мог бы быть гораздо меньшим, если бы в стране все эти годы было больше порядка… Возможно, нынешнему правительству даже придется уйти в отставку. Тогда тревожное положение распространится по всей стране…

Плохо… – подумал Ямадзаки, волоча больную ногу и шагая вместе с пришедшей в движение толпой. Если после всего случившегося произойдет падение правительства…

В свете прожекторов мелькало что-то. Ямадзаки посмотрел на небо. Там кружились мириады черных точек, словно несметные полчища летучих мышей.

– Пепел посыпался, – сказал пожилой мужчина, шагавший рядом. – Надо поторапливаться, не то, как всегда, хлынет дождь. После больших пожаров обязательно идет дождь. Правда? И после бомбежек всегда так было…

Да, плохо… – продолжал думать Ямадзаки. Он почти не обратил внимания на первые капли дождя. Очень плохо, просто никуда не годится… Если падет правительство, что станет с планом Д?..

Редкие капли дождя вдруг участились. Люди испуганно побежали.

– Осторожно! Просим не бежать! Опасно! Не толкайтесь!..

Солдаты кричали что есть мочи, но толпа уже бежала, от топота гудела земля. Дождь превратился в ливень. Черный дождь с пеплом. Тот самый черный дождь, который оставляет на белой сорочке черные пятна.

Плохо, говорил себе Ямадзаки, глядя на развернувшуюся перед его глазами картину и думая о том, что его беспокоило. Что же будет?

Над разрушенной столицей, усиливаясь, шел черный ливень.

Под ливнем гасли пожары, но не все. Кое-где огонь, наоборот, усилился – вместе с дождем поднялся ветер. Однако люди немного успокоились, огонь уже не внушал им такого ужаса.

Трагическая ситуация создалась на побережье Токийского залива. Здесь на складах загорелись сотни тысяч тонн нефти и химического сырья. Пожар продолжал полыхать с такой силой, что дождь испарялся в воздухе. Все живое ринулось прочь из этого района – жар был нестерпимый, кислорода не хватало, химическое сырье, сгорая, выделяло ядовитые газы. Кроме того, уже после возникновения пожара обрушилось сильнейшее цунами, высотой восемь-десять метров, вместе с водой разнесшее горящую нефть по всему побережью. После Это Харуми занимал второе место по числу погибших и пропавших без вести. А прибрежные районы нижнего города Сибаура, Синагава, Он, Омори и Кавасаки были почти полностью уничтожены огнем и водой. Загорелись грузы, в огромном количестве скопившиеся на причалах. Цунами с легкостью поднимало в воздух грузовые суда и танкеры, переворачивало и несло их вдаль до самого Цукидзи. Под их ударами рушились опоры первого столичного хайвея, тянувшегося вдоль побережья.

Загорелись также угольный причал Это и остров Юмэно-сима. Они долгое время продолжали тлеть, сильно затрудняя восстановительные работы в прибрежных районах столицы.

Цунами ударило по Токийскому заливу с невиданной силой. Оно искорежило Хакояму на полуострове Бофусе, Мисаки на полуострове Миура, оторвало половину мыса Томицу, смыло большую часть его построек и, оседлав подоспевший прилив, помчалось на Иокогаму, Кавасаки, Тиба, пронеслось по берегу Токийского залива, задев города Фунабаси и Ураясу, и ворвалось в районы столицы – Эдогаву, Это, Тюо, Минато, Синагаву и Оту. Такие районы, как Касай, Суиамати, Комацугава, с нулевой высотой над уровнем моря, были мгновенно захлестнуты гигантской волной, а воды реки Аракава пошли вспять и затопили ТЭЦ в Сэндзю.

Позже говорили, что редко выпадает такое сочетание неблагоприятных условий, как во время Второго великого землетрясения Канто: вечерние часы пик, в домах горят газовые плиты, прилив достиг наивысшей точки… Хорошо еще, что в этот день Луна была не в полной фазе. И все-таки зарегистрированная высота утреннего прилива составила два и две десятых метра. Ко всему прочему с полудня дул сильный южный ветер.

Мощнейший удар цунами порвал главные артерии столицы и хлестнул по самому ее сердцу. Цунами, пройдя над дамбой и смыв защитные песчаные наносы, огромной волной жидкой грязи обрушилось на равнинный район, протянувшийся вдоль побережья, превратило в груды развалин Хосю-Токийскую, первую и вторую Синагавские, Кавасакийскую, Содаскую, Цурумискую теплоэлектростанции, нефтегазоперерабатывающие, кораблестроительные, сталелитейные заводы, причалы, склады, аэродромы, шоссе, железнодорожные пути. До аэропорта Ханэда волна докатилась тогда, когда там уже начались пожары, слизнула взлетные дорожки, ангары и повредила множество наземных сооружений. В аэропорту в это время тоже были часы пик, садились и взлетали самолеты внутренних линий, в залах скопились толпы отъезжающих. Мгновенно были разрушены хайвеи, монорельсовая дорога и мосты, соединявшие аэропорт с внешним миром. А тут еще начался пожар на соседнем нефтеперерабатывающем заводе, цунами расплескало горящую нефть, и хранилища горючего оказались под угрозой. К счастью, недавно открытый аэропорт Нарита пострадал сравнительно мало, и туда удалось направить часть прибывающих самолетов. Международным лайнерам пришлось повернуть на Осаку или лечь на обратный курс и вернуться в Сеул, Тайбэй, Манилу и Гонконг.

«Есино», развернувшийся у острова Идзу на 180ь и взявший курс на Токийский залив, в одиннадцать часов вечера шел водным путем Урага. Когда судно огибало полуостров Миура, вдали уже можно было видеть пожары, полыхавшие на побережье Сагами и Урага. Вскоре ветер донес совершенно необычный и непонятный запах. После мыса Каппо редкие капли дождя превратились в ливень, видимость резко ухудшилась. Но с мостика все же было видно, как затянутое мглой небо окрашивается на севере кровавым адским пламенем.

– Токио горит… – пробормотал Катаока, стоявший рядом с Онодэрой на капитанском мостике. – И Кавасаки, и Тиба…

– Часа три назад, видно, прошло цунами, – сказал Онодэра, затягивая капюшон резинового плаща. – Сколько народу пострадало… Страшно подумать… Ведь время как раз было предвечернее…

«Есино» уменьшил скорость до семи-восьми узлов. Вдали за дождевой завесой завыла сирена. Взвился багровый столб огня, от страшного грохота заложило уши. Что-то взорвалось – то ли хранилище природного сжиженного газа, то ли газохранилища в Кавасаки или Иокогаме.

– Ну и вонь! – нахмурился Наката, втягивая в себя воздух. – Кажется, идем в Йокосука. Тут, видно, тоже одни обломки остались… Пожалуй, дальше идти опасно. Ядовитые газы, нефтяной пожар да и цунами все разворотило.

Темная поверхность воды стала еще темнее от плывших по ней предметов. Они появились как-то сразу. Ящики, татами, железные бочки, доски, обломки… И, кажется, трупы…

– Впереди по левому борту что-то движется! – закричал вахтенный на носу корабля.

Натужно загудел двигатель, «Есино» взял вправо. В свете прожектора мелькнула черная громада – огромное наполовину затонувшее судно.

Сквозь мрак и дождь донесся едва слышный крик.

– Впереди по правому борту человек! – вновь крикнул вахтенный.

– Полный назад! – негромко приказал капитан штурвальному и включил внутренний телефон. – Спустить спасательную лодку с правого борта. Подобрать человека!

Повернулся прожектор, осветив море с правой стороны. Блестели только струи дождя, бьющие по мутной воде. Больше ничего не было видно. Раздался шум спускаемой лодки.

– Впереди, по-видимому, много дрейфующих кораблей, – сказал навигатор, наблюдавший за радаром. – Верно, рыбачьи шхуны и плоскодонки, пострадавшие от цунами… Скоро пройдем мимо второго морского порта.

– Спасательная лодка возвращается… – крикнул с мостика матрос.

– Ну как? Нашли? – спросил кто-то с палубы.

– Нашли… – ответили с лодки. – Но… он не в своем уме…

– Профессор Тадокоро… – Онодэра обернулся к профессору, который с непокрытой головой, без плаща угрюмо стоял рядом. – Наверно, сильно пострадали районы Кэйхин и Кэйе[8]Районы от Токио до Иокогамы и от Токио до Тиба.… А прибрежного района Токио, кажется… вообще больше не существует…

– Цветочки… – пробормотал профессор; по его заросшему щетиной лицу стекал дождь. – Это еще только цветочки…

– Что там с нашими?.. – уронил Катаока. – В нашей конторе…

– Да, на самом деле? Как там Ямадзаки и Ясукава? – тихо проговорил Юкинага. – Удалось ли им спастись?..

Мрачная дождливая ночь, ночь разрушения, пожаров и цунами кончилась. Ливень немного смыл грязь, и обнажились страшные останки столицы. Пожары в прибрежном районе все еще продолжались, густо-черный дым, словно гигантский дракон, стелился низко над морем.

Онодэра вместе с профессором Тадокоро и Юкинагой вылетел из Йокосуки на вертолете – их срочно вызвали в канцелярию премьер-министра. Сейчас он смотрел через окно вниз на страшную картину разрушений. Над Иокогамой, Кавасаки и столицей кое-где еще поднимался дым с дотлевавших пожарищ. Эта огромная зона, где было сосредоточено двадцать процентов населения Японии, в неправдоподобной тишине простиралась сейчас под ясным голубым небом с редкими кучевыми облаками. На первый взгляд, с высоты, все казалось обычным, если не считать продолжавшего гореть прибрежного района. Кое-где виднелись уцелевшие высотные здания и башни. Но стоило вглядеться внимательнее, как тут же обнаруживались жуткие следы жестоких когтей гигантского и мгновенного бедствия.

Без конца и края сплошными рядами тянулись развалины. Разрушенные и полуразрушенные здания. Безобразные темные пятна пожарищ. На улицах и хайвеях закопченные искореженные скелеты машин. Почерневшие от огня зевы тоннелей. Блестящие черные глыбы расплавившегося асфальта. Тонкие струйки жидкого дыма. Онодэра еще из вчерашних новостей знал, что на шоссе Токио – Нагоя сообщение прервано из-за провала в почве.

Большинство крупных заводов сохранилось. Но почти все нефтеперерабатывающие предприятия сгорели или взорвались. Лишь кое-где торчали чудом уцелевшие ректификационные колонны и части трубопроводов. На улицах уже появился народ. Водовозные машины пожарной охраны и сил самообороны, с трудом пробившись через завалы, добрались до жилых районов. Люди с ведрами стояли в очереди за водой.

На взлетной полосе «А» аэропорта Ханада виднелись обломки самолета DC-8. Прибрежные взлетные полосы были под водой. Пожар в хранилищах горючего уже погасили, но как печально выглядел весь аэропорт! Не скоро его восстановят… Еще более трагическое зрелище являли собой земли по соседству с Ханэдой, когда-то с большим трудом отвоеванные у моря. У Онодэры больно сжалось сердце – сейчас все они превратились в огромное тускло поблескивающее болото. Среди опор монорельсовой дороги и скоростной магистрали застряли лихтеры и грузовые суда средней величины. Кое-где из воды торчали рухнувшие, вставшие дыбом пролеты мостов с зацепившимися за барьер грузовиками и фургонами. Прямо в воздухе висел поезд монорельсовой дороги. Что стало с его пассажирами?..

Над пригородным дворцом Хама, затопленным морской водой и нефтью, лениво расстилался дым. Далее стали попадаться накренившиеся и потрескавшиеся, но сохранившие форму пакгаузы и другие строения. Вон здания высотных отелей, торговых центров, Токийская башня, небоскреб Касумигасэки…

– Район Тиода пострадал совсем мало… – сказал Онодэра возбужденно. – А по второй магистрали Токио – Иокогама идут машины!

Над разрушенной столицей голубело совершенно ясное осеннее небо. Город постепенно оживал, начинал двигаться. Бульдозеры расчищали завалы. Тянулась вереница грузовиков, должно быть, они везли медикаменты для оказания первой помощи пострадавшим. Навстречу им шли грузовики и автобусы сил самообороны, полные людьми, наконец-то обретшими «ноги», чтобы добраться домой… Да, японцы привыкли к бедствиям, пробормотал про себя Онодэра, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Один немец, посетивший Японию в последние годы сегуната и бывший свидетелем большого пожара в Эдо, писал: «…Люди, у которых дома сгорели дотла, не предаются горю, они почти веселы; стучат молотками, сооружая себе новые жилища, а кругом еще догорает огонь пожара…»

Но на этот раз масштабы бедствия слишком велики. Как поведут себя люди, когда пройдет первая, «традиционная» реакция, когда станут известны истинные размеры несчастья и во весь рост встанут огромные проблемы восстановления… И сколько это будет длиться… Да к тому же, если случится еще что-нибудь…

– Правительственное сообщение… – сказал слушавший приемник Юкинага. – Число погибших предположительно превышает два миллиона человек… Общая сумма ущерба, по-видимому, составит более десяти триллионов иен…

– А это что такое? – спросил Онодэра, глядя вниз на высотные здания, с которых время от времени падали какие-то сверкающие предметы.

– Оконные стекла. Они продолжают падать и после землетрясения… – сказал профессор Тадокоро, не оборачиваясь. – Во время большого землетрясения в Перу из-за этих стекол тоже много людей погибло…

Как раз под этим вертолетом, уже начавшим снижать скорость, едва волоча отяжелевшие ноги, шел Ясукава. Лицо наполовину в запекшейся крови, пиджак и брюки превратились в лохмотья. Очень сильно болела голова…

Прошлой ночью, каким-то чудом выбравшись из здания, он – возможно, в поисках Ямадзаки – стал продираться сквозь толпу против ее течения, стукнулся о валявшийся на пути фонарный столб или еще обо что-то, упал, и по нему прошло множество людей… Очнувшись, Ясукава обнаружил, что находится на кладбище Аояма. Кругом было много народу, люди сбежались сюда целыми семьями. При каждом новом толчке раздавались испуганные возгласы. Ему стало дурно, и он опять потерял сознание. Его привел в чувство дождь. Кругом уже никого не было. О нем позабыли…

Он встал и побрел, дрожа под дождем.

– Холод-то какой, – бормотал Ясукава. – Страшный холод…

Прислонившись к стене какого-то здания, он заплакал.

– Вы ранены? – спросил совсем рядом молодой женский голос. Вспыхнул огонек зажигалки. – Вам далеко до дому?

– Да вот не знаю, – сказал Ясукава. – Я плохо себя чувствую.

– На проспект Аояма прибыл спасательный отряд, – огонь зажигалки погас, голос стал удаляться. – Идите туда, там вам помогут…

Ясукава вспомнил об этом, когда вновь пришел в себя. Уже светало. Чувствовал он себя отвратительно. Проспект Аояма… – мелькнуло в сознании. Он поднялся и пошел… А что там на проспекте Аояма?..

По проспекту он добрел до Акасаки, но никак не мог понять, где находится. Улицы Хитоцуки-дори больше не существовало – она сгорела дотла. У входа в подземку лежали трупы. Но эта кошмарная картина казалась ему лишь грустной и непонятной. Что тут?.. Почему он здесь очутился?.. Куда теперь идти?

И потом… сам-то он кто?

На секунду он остановился, но тут же неверной походкой поплелся дальше.

– Ну и ладно… ну и хорошо… – бормотал он. – Ничего я не хочу, ничего…