Онлайн чтение книги Дживз в отпуске Jeeves in the Offing
ГЛАВА 5

Я просто воск в руках этой девушки. И вот я пошел выполнять свой долг. Конечно, без особого удовольствия. Мне, как уважающему себя мужчине, не нравилось, что в глазах Уилберта Крима я буду выглядеть репейником, в общем тем, что предполагается искоренять.

В тот момент, когда я приближался к парочке, Крим уже перестал читать стихи и приступил к держанию руки Филлис в своей. Я окликнул его, он обернулся, выпустив ручку собеседницы и одарил меня взглядом типа того, что я поимел уже сегодня от Апджона. При этом он вполголоса прошептал чье-то имя, которое я не расслышал, что мол, ходят тут всякие.

— Ах, это вы, — обратился он лично ко мне. — Кажется, вы все никак не можете пристроиться? Отчего бы вам не присесть где-нибудь с хорошей книжкой?

Я объяснил, что пришел сказать им, что на лужайке перед домом все собрались к чаю, и тут Филлис взволнованно пискнула. «Ой! мне нужно бежать. Папа не любит, когда я опаздываю. Он считает, что это неуважение к старшим».

Я видел, как задрожали губы у Уилберта, он явно сдерживался, чтобы не сказать, в каком именно месте видал он ее папу. «Я пойду погуляю с Паппетом», — сказал он, отзывая от меня таксу, которая ублажала свой нюх букетом запахов, что являл собой для нее Вустер.

— А вы не пойдете пить чай? — спросил его я.

— Нет.

— Будут горячие булочки.

— Пф! — воскликнул он и пошел прочь, сопровождаемый рептильной собачкой.

И тут я понял, что есть еще один обратный адрес, откуда я не получу в этом году рождественского подарка. Манера Вилли явно означала, что он не собирается включать меня в список своих друзей. Да, вот с таксами я нахожу общий язык, а с Уилбертами Кримами никак.

Когда мы с Филлис подошли к дому, за столом была только одна Бобби, чему мы были крайне удивлены.

— А где папа? — спросила Филлис.

— Он неожиданно уезжает в Лондон, — сказала Бобби.

— В Лондон?

— Он так сказал.

— Но зачем?

— Этого он не сообщил.

— Я срочно побегу к нему, — сказала Филлис и упорхнула.

Похоже, что Бобби пребывала в этот момент в задумчивости.

— Знаешь, что я думаю, Берти? Когда Апджон сейчас сюда подходил, у него в руках был последний выпуск «Сездей Ревью», и он был явно не в духе: наверное, он получил газету по почте и успел прочитать рецензию Регги на свою книгу. Что ж, встречаются такие люди, которые не любят, когда на них пишут плохие рецензии.

— Так ты знаешь эту статью Киппера?

— Да, он мне ее как-то показывал, когда мы вместе обедали.

— Я тоже в курсе: это довольно язвительная статейка. Но только непонятно, зачем Апджону понадобилось срочно ехать в Лондон.

— Наверное, он хочет выведать у главного редактора имя автора, ведь статья не подписана. О, привет, миссис Крим!

Женщина, которую поприветствовала Бобби, была тощей обладательницей лошадиной физиономии: эдакая Шерлокиня Холмс. На носу у нее было чернильное пятно, результат писательских усилий над романом «саспенс». Наверное, все такие романы пишутся с нанесением порции чернил на нос. Да спросите хоть у Агаты Кристи.

«Я только что закончила главу и подумала, что нужно сделать перерыв и испить чаю», — сказала писательница. — «Не стоит так гнать работу».

— Не стоит. Пускай чернила высохнут. А это Берти Вустер, племянник миссис Траверс, — сказала Бобби, и на мой взгляд, чересчур извиняющимся тоном.

Если уж у Роберты Уикам и есть недостатки, так это то, что если она представляет меня кому-то, то всегда чувствует себя виноватой. «Берти очень любит ваши книги», — зачем-то добавила она. Тут Кримша оживилась, как бойскаут при звуках горна.

— О, это правда?

— Всегда счастлив приткнуться где-нибудь с вашей книжкой, — сказал я, надеясь, что она не спросит меня, какая из ее книг мне понравилась больше.

— Когда я сказала ему, что вы здесь, он страшно обрадовался.

— Ах, это так приятно. Всегда рада встретить своих почитателей. А какая из моих книг вам понравилась больше?

Я успел только сказать «Ээ», соображая, устроит ли ее ответ «все», как на лужайке появился Поп Глоссоп, с телеграммой на подносе, адресованной Бобби. Я так думаю, что телеграмма была от ее матери, в которой она называла меня очередным именем, которое успела подобрать с момента отправления прошлой депеши.

«Благодарю вас», Сордфиш [Сордфиш — от английского «swordfish» — «меч-рыба».], — сказала Бобби, забирая телеграмму.

Слава богу, что в этот момент у меня не было в руках чашки с чаем, поскольку я опять вскочил, услышав, как обращаются к сэру Родерику Глоссопу. Я бы мог оказаться сеятелем, распрыскивающим живительную влагу под открытым небом, но, за неимением чашки, вдаль полетел сэндвич с огурцом: это было все, что оказалось у меня в руках. «Ах, извините,» — сказал я, т.к. сэндвич едва не задел Кримшу.

Какая же это Бобби! — она могла бы меня пожалеть и не заметить этого инцидента, но не тут то было. "Ах, не обижайтесь, сказала она, — «я забыла предупредить вас, что Берти готовится к единоборству по метанию огурцовых сэндвичей на следующих Олимпийских играх. Он старается поддерживать спортивную форму.»

Тут мамаша Крим наморщила лоб в мысленном усилии, как будто не могла переварить подобного объяснения. Но я быстро понял, что ее озадачило не мое поведение, а Сордфиш. Пристально уставившись на удаляющуюся фигуру дворецкого, она произнесла:

— Этот дворецкий миссис Траверс… Мисс Уикам, вы не знаете, где она его заполучила такой экземпляр?

— Я не думаю, что в магазине рыбок.

— У него есть рекомендательное письмо?

— О да. Раньше он очень долго работал у известного психиатра, сэра Родерика Глоссопа. Помнится, миссис Траверс говорила мне, что в рекомендательном письме сэр Родерик очень, очень лестно отзывался о своем дворецком. Это решило ее выбор.

Мамаша Крим фыркнула.

— А письмо не было поддельным?

— Что вы, что вы, разве можно!

— Что-то мне не нравится этот человек. У него лицо преступника.

— Скорей уж у Берти лицо преступника.

— И все же миссис Траверс следует предостеречь. В моей книге «Темень Ночи» тоже есть один дворецкий, он потом оказывается бандитом: он нанимается в одну семью, чтобы потом их ограбить. Это называется подсадная утка. У меня есть сильное подозрение, что ваш Сордфиш здесь за тем же: вполне вероятно, что он работает один, без сообщников. Но только я абсолютно уверена, что это не настоящий дворецкий.

— С чего вы взяли, — сказал я, прикладывая платок ко лбу, который оросился нервным потом.

Что-то мне не нравились ее догадки. Уж если эта мамаша Крим вобьет себе в голову, что сэр Родерик Глоссоп не дворецкий, это уже катастрофа. Она начнет распутывать это как детективную историю, и мы глазом моргнуть не успеем, как правда выплывет наружу. А в таком случае прощай легкие денежки для дяди Тома. Уж я-то знаю: если от него уплывают денежки, он становится как в воду опущенный. Я не думаю, что он меркантильный человек. Просто он испытывает к деньгам высокое духовное чувство привязанности.

Заданный мной вопрос между тем только распалил детективный раж миссис Крим.

— Вы спрашиваете, с чего я взяла? Что он не профессионал — тому множество подтверждений. Например, сегодня утром, я застала его за проникновенной беседой с Уилбертом. Настоящий дворецкий не станет этого делать. Он посчитает это вольностью.

Я попытался ей возразить.

— Позвольте. Я бы с вами тут поспорил. Я проводил много радостных часов в беседах с дворецкими, и почти всегда инициаторами оказывались именно они. Бывало, подловят меня и давай рассказывать про свой ревматизм. Мне кажется, что Сордфиш тоже человек такого склада.

— В отличии от вас, я прекрасный знаток в криминалистике. У меня наметанный глаз, я никогда не ошибаюсь. Это человек здесь неспроста.

Я видел, что Бобби начинает потихоньку злиться. Пока ей удавалось сдерживаться. Она очень любит Ти Порталингтона Траверса: по ее словам, он очень напоминает ей кудрявого терьера, которого она тоже любила, но который издох, — и в честь памяти покойного песика она поклялась не гладить Кримов против шерсти.

«Не кажется ли вам, миссис Крим», — заворковала она, как голубка, — «что вы все это выдумали? Ведь у вас такое богатое воображение. Берти на днях как раз восхищался, как это вы здорово все сочиняете. У вас получаются такие захватывающие книжки. Правда ведь, Берти?»

— Точно.

— Ну а если у вас есть воображение, то оно у вас все время работает. Правда, Берти?

— Точно. Работает.

Но Бобби напрасно изливалась в комплиментах. Кримша продолжала бить копытом, как Валаамская ослица.

«То, что этот дворецкий что-то задумал, вовсе не плод моего воображения», — упрямо продолжала она. — «И я бы даже сказала, что знаю, что именно он замышляет. Вы разве забыли, что у мистера Траверса одна из лучших в Англии коллекций старинного серебра».

Я это подтверждаю. Здесь дядюшке Тому напрочь отказал врожденный вкус к деньгам. Сколько я себя помню, он действительно коллекционировал старинное серебро. Одна из его комнат на первом этаже буквально забита этой поистине царской коллекцией. Я знал о ней не только потому, что он часами мог рассказывать мне о серебряных канделябрах, о лиственном орнаменте, о завитках, выполненных горельефом, о романском орнаменте, но и потому, что я сам поставил в эту коллекцию один из экспонатов: однажды мне довелось случайно украсть серебряный кувшинчик для сливок восемнадцатого века (Сливки конечно не 18 века. Но это долгая история. Об этом вы потом как-нибудь почитаете)

— На днях миссис Траверс показывала эту коллекцию моему Вилли, он был просто потрясен, он ведь сам собирает старинное серебро.

Личность Уилберта Крима становилась для меня все более непонятной. Оказывается, он артист и снаружи, и внутри. Сначала его любовь к поэзии, теперь он еще и знаток серебра. Я-то раньше думал, что плейбоев не интересует ничего, кроме блондинок и хорошей бутылочки из дверцы холодильника. Вот так одна половина человечества не знает, как живут остальные две трети…

— Вилли сказал, что у мистера Траверса есть вещи, за которые он многое бы отдал. Например, кувшинчик для сливок восемнадцатого века [Сравни: фамилию Крим, от «cream», сливки, и «creamer» — сливочник.]. Так что не сводите с этого дворецкого глаз. Я же со своей стороны займусь им лично. Что ж, я пожалуй пойду еще поработаю. Я всегда набрасываю следующую главу, чтобы знать, над чем работать завтра.

На этом миссис Крим удалилась, а за столом воцарилось минутное молчание. Потом Бобби сказала: «Нда!» «Истинная правда — нда!» — согласился я.

— По-моему, нам лучше убрать отсюда Глоссопа.

— Но как? Это может решать только твоя тетушка, а она уехала.

— Тогда я сам отсюда убираюсь. Здесь могут произойти суровые события. Наш Бринкли, тихий милый загородный дом, грозится превратиться в место действия по Эдгару По, у меня прямо все внутри холодеет. Я уезжаю.

— Ты не можешь этого сделать до возвращения тетушки. Должен же здесь кто-то остаться за хозяина, а я не могу, а мне ведь нужно завтра съездить к маме. Так что стисни зубы и терпи.

— Тебе не кажется, что для меня это слишком сильная психическая нагрузка?

— Отнюдь. Тебе даже на пользу. Способствует хорошему обмену веществ.

Может быть я бы и сказал в ответ что-либо меткое, но я воздержался за отсутствием такового.

— Какой адрес у тетушки Далии?

— Отель «Ройал», Истбурн. А что?

— А ничего, — сказал я, протягивая руку к очередному сэндвичу с огурцом, — Просто я дам телеграмму, чтобы она мне позвонила завтра утром, а я ей расскажу, что тут происходит в ее доме…