Онлайн чтение книги Железная коляска
Глава седьмая. ПРОПАСТЬ

На следующий день я встретил Асбьёрна Крага, который нес под мышкой пачку газет. Он показал мне немецкую газету.

– Здесь пишут о железной коляске, – сказал он.

Я просто кивнул. Однако почувствовав, что должен проявить большую заинтересованность этим экипажем, я обратился к детективу.

– А что там пишут о железной коляске? – спросил я.

Асбьёрн Краг спокойно положил газету в карман.

– Тут люди живут совершенно обособленно и ничего не ведают о железной коляске. А тем временем в Берлине обо всем этом можно прочитать в утренней прессе. Вам не кажется это странным?

– Просто невероятно, – ответил я. – Как они разузнали?

– Очевидно, кто-то должен был телеграфировать в берлинские газеты.

– Откуда?

– Из ближайшей отсюда телеграфной конторы. – И кто это мог быть?

– Вы еще не догадались? – спросил Асбьёрн Краг, усмехаясь.

– Нет, – ответил я.

– Это был, конечно, я. Я телеграфировал.

– В таком случае вы должны все знать! – воскликнул я. – В чем же тайна железной коляски?

– Вас в самом деле так это интересует?

– Да.

– Так почему вы не пошли на море, чтобы посмотреть железную коляску? Все постояльцы отеля там уже побывали.

– Не успел, – сказал я. – Написал несколько важных писем.

– Значит, у вас более важные заботы на уме. Что это за дело? Что-то важное?

– Быть может.

– Будет нескромно спросить – что это такое?

– Во-первых, думаю завтра выехать, – ответил я.

Детектив задумался.

– Гм… Уже завтра… – пробормотал он. – Это, пожалуй, немного рано, но… увидим.

– Что вы этим хотите сказать? Разве вы тоже уезжаете?

– Быть может. Если получится, то поедем вместе. Откровенно говоря, мне бы этого очень хотелось. Я ценю общество умного человека, с которым можно поговорить в свободные от работы часы.

Детектив попросил, чтобы я проводил его до пароходной пристани. Он ожидал прибытия корабля.

Меня удивило то, что Асбьёрн Краг никогда не интересовался пароходом, в отличие от курортников, для которых прибытие корабля всегда было радостным событием. Самое правдоподобное, он кого-то ожидал, возможно, должен был прибыть кто-нибудь из его коллег.

Белый пароход рассекал воду, медленно приближаясь к пристани, на которой было почти пусто. Экспедитор и его люди суетились с ящиками и бочками. На берег вместе с другими пассажирами сошли несколько новых курортников. Были это солидные женщины с детьми и детскими колясками. Оказались также несколько мужчин, один в очках, с бледным лицом, скорее всего от сидения над книгами и городской пыли, за ним сошли двое молодых людей, похожих на спортсменов.

На этих последних я обратил особенное внимание. Создавалось впечатление, будто они очень спешили. Они ни о кем не поздоровались, багажа у них не было, зато у них были велосипеды. Они исчезли в клубах пыли на дороге.

– Ваши знакомые? – спросил Асбьёрн Краг.

– Нет, – ответил я. – Никогда раньше я их не встречал.

– А создалось впечатление, что вы смотрели на этих парней с особенным вниманием.

– Это совершенно непроизвольно…

– Ясно… Прошу извинить за любопытство. Но к числу прочих мелких радостей моей жизни относится и то, что я обращаю внимание на все, даже на совсем незначительные вещи. В этом случае я заметил у вас в глазах блеск, и ВТО позволило мне сделать вывод, что вы знаете этих парней.

– В таком случае мы бы обязательно поздоровались.

– Ну, можно кого-нибудь знать, но не здороваться с ним, снимая с головы шляпу.

– А вы, Асбьёрн Краг, зачем пришли на пристань?

– Я просто хотел увидеть корабль, – сказал детектив. – О, прошу заметить, уже время, корабль отчаливает. Значит, это удовольствие уже миновало.

Недоумение, наверное, отразилось у меня на лице. Асбьёрн Краг явно скрывал свои действительные намерения.

Теперь он хотел взять меня с собой, чтобы посмотреть железную коляску. Я решил составить ему компанию.

– Через гору пойдем? – спросил я.

– Нет, – ответил Асбьёрн Краг. – Нам лучше пойти полевой дорогой. В горах сегодня будет очень жаркое солнце.

Я мог бы заявить, что внизу солнце не менее жаркое, но решил промолчать. У детектива, видимо, была какая-нибудь причина, чтобы не идти горной дорожкой. Шли мы бодрым шагом. Если мы хотели успеть на обед, нам следовало обернуться за полтора часа.

По пути Асбьёрн Краг завел разговор о моем вчерашнем поведении.

– Теперь я понимаю, что вы должны были удалиться с того места, – сказал он. – Очень жаль, что я так сильно втянул вас в эти неприятные события. Вчера я увидел по вашему поведению, что вы действительно боитесь.

– Чего?

– Человека в железной коляске. Вы прямо сбежали от меня. Может, было бы лучше, если бы взяли с собой это.

– Что это? Что вы имели в виду?

– Конечно, револьвер.

Я остановился и посмотрел на него. В глубине души я удивился его наглости. Он делал теперь вид, что забыл обо всей этой истории с воем собаки. Ведь именно Асбьёрн Краг своим рассказом об убитом охотничьем псе нагнал на меня страха. И сейчас делал вид, будто ничего не случилось. Лицо его было спокойным, он как бы во всем шел мне навстречу, сердечно улыбался.

– Надеюсь, я вам докажу, что в этот момент совершенно не боялся, – сказал я.

– Я тоже так думаю. Вообще я вовсе не считаю, что вы по характеру трусливы, просто так на вас подействовала цепь ужасных событий. Вы из-за этого утратили уверенность в себе. Надеюсь, вы хорошо выспались сегодняшней ночью?

– Превосходно.

Минуту мы шли рядом молча.

– Вы не хотите сказать мне, что пишут в этой немецкой газете? – затем спросил я. – Я бы немного подготовился.

– Сейчас вы все, дорогой друг, узнаете. Я люблю эффект, обожаю мелкие сюрпризы. Одно могу вам сказать заранее – железная коляска ничего общего с убийством не имеет.

– С убийством лесничего.

– Да. И вообще не имеет отношения к убийствам. Но вот по стечению обстоятельств произошел несчастный случай, она стала причиной смерти старого человека.

– Допускаю, что вы, Асбьёрн Краг, сейчас уже распутали все?

– Да. Загадка смерти старого Гарнеса уже разгадана. Он был убит железной коляской, когда пересекал плато, намереваясь снова исчезнуть. Это был несчастный случай. Этот же несчастный случай привел к смерти владельца железной коляски.

– А что этот человек делал вечером на плато? Асбьёрн Краг похлопал ладонью по пачке газет.

– Здесь все подробно описано, – сказал он. – Человек с железной коляски – самый важный из всех троих погибших. Немецкая газета пишет, что с его смертью наука понесла большую утрату. Вы, дорогой друг, не читали в последнее время газет?

– Нет, – ответил я. – Во время летнего отдыха я не интересуюсь событиями, происходящими в мире.

– Вообще-то я не знаю, была ли эта информация в норвежских газетах. Сам я постарался, чтобы заметку об этом происшествии поместили в немецкой. Видите ли, дорогой друг, человек из железной коляски был немец.

Мы приблизились к опушке леса, к склону, ведущему с плато вниз к морю.

Мы остановились наверху и посмотрели вниз на берег. Меня поразила толпа людей, собравшихся на пляже. Там белели летние платья женщин, поблескивали желтые соломенные шляпы. Водолазное судно по-прежнему стояло на якоре в заливе, однако на этот раз оно собрало вокруг себя все лодки, как наседка цыплят.

Собравшиеся с любопытством осматривали предмет, который лежал на пляже. Издалека это походило на кучу поломанных металлических жердей и колес.

Подойдя ближе, я решил, что это остов маленького парохода, так как заметил два винта и, как мне показалось, небольшую блестящую палубу.

Я высказал свои предположения Асбьёрну Крагу, но он лишь рассмеялся и попросил, чтобы я подождал, когда подойдем ближе.

Протиснувшись сквозь толпу любопытных, я тут же увидел, что это такое. Это не было ни пароходом, ни железной коляской.

Вообще не было никакого железного остова корабля. То, что я посчитал железными прутьями, оказалось красивыми рычагами из никеля и алюминия.

Это была летательная машина, моноплан. То, что мне казалось палубой парохода, было недвижимыми крыльями машины.

Асбьёрн Краг тронул меня за плечо.

– Теперь вы понимаете? – спросил он.

– Да, – ответил я. – Теперь я все понимаю.

– Той ночью мы слышали летающую машину, это она кружилась так низко, что убила старого Гарнеса. И эту летательную машину вы слышали в ту несчастную ночь, когда произошло убийство. Теперь вы понимаете, что означал тот рокот над нами, то удаляющийся, то приближающийся, – это в темноте работала машина. Теперь вы также понимаете, почему железная коляска не оставляла за собой следов.

Пока Асбьёрн Краг говорил, вокруг него собралась группа любопытных. Ему было совершенно не по вкусу, что он стал объектом всеобщего внимания. Он вытащил меня из толпы.

– Пройдемся немного вдоль берега, – сказал он. – Я изложу вам все.

Курортники поняли, что мы спасаемся бегством, и оставили нас одних.

– Столкновение со старым Гарнесом привело к аварии летающей машины. Легкие чувствительные ее части не были рассчитаны на неожиданный удар, и она сразу потеряла равновесие. Машина с грохотом покатилась вдоль по склону, прямо к морю. Представляю себе, как воздушный пилот пытался восстановить равновесие, но ему это не удалось. Так он и погиб па своем посту, как капитан на капитанском мостике.

– Вот только непонятно, почему он проводил свои эксперименты здесь, в горах, – заметил я.

– Я объясню вам это, – сказал Асбьёрн Краг, вынимая из пачки несколько заграничных газет. – Вот здесь «Ивнинг ньюс» за 24 августа. Видите эту маленькую заметку? Она излагает следующие факты.

«Как сообщают, – начал читать детектив, – известный немецкий авиатор доктор Брамс сделал достойное внимания изобретение в области самолетной техники. Мы пока не знаем, в чем заключается это изобретение, но хорошо информированные круги сообщают, что доктор втайне продолжает свои эксперименты. В связи с тем, что за секретами авиации охотятся, доктор Брамс для своих опытов выбрал безлюдную местность и окружил эксперимент самой высшей секретностью. Так, например, части для его самолета перевозились в больших ящиках с надписью „Пианино „Бакштейн“. Кто-то из хорошо информированных корреспондентов сообщил, что для полетов Доктор Брамс использует ясные летние ночи на севере, как правило, то время, когда люди обычно спят“.

– Эта телеграфная заметка, напечатанная в газете, привлекла мое внимание, – сказал Асбьёрн Краг. – И я сделал определенные выводы. А теперь послушайте текст моей телеграммы.

Детектив вытащил из пачки немецкую газету.

«От нашего внештатного корреспондента получена информация, – читал он, – которая – если, конечно, основана на фактах – повергнет в горе и сожаление широкие круги общественности. Она состоит в следующем: вчера ночью погиб в результате несчастного случая воздушный пилот доктор Брамс, который проводил в безлюдной местности испытательные полеты. Машина была повреждена, потеряла равновесие и упала прямо в море. С целью достать самолет из моря вызван спасательный корабль с отрядом водолазов».

Вот вам и вся загадка, – закончил Асбьёрн Краг. Мне показалось, что все звучит очень странно. Если бы я собственными глазами не видел разбитой машины, ни за что бы не поверил этой информации.

– Если вы задумаетесь хотя бы немного, – вновь заговорил Асбьёрн Краг, – то увидите, как все сложное стало простым. Исчезла таинственная железная коляска. Теперь вы прекрасно знаете, откуда возникал шум, отлично понимаете, почему произошел несчастный случай со старым Гарнесом.

– И с лесничим, – добавил я. Детектив наморщил лоб.

– О нет, только не с лесничим, – возразил он. – Я уже вам говорил, что лесничий был убит.

– Но вам будет трудно доказать это.

– Да. Это будет очень трудно, – пробормотал Асбьёрн Краг серьезным тоном. – Но в конце концов мы сделаем это.

– Это может продлиться очень долго, – заметил я. – Для кого-то другого – да. Для меня – нет.

– Если вы уверены в своих утверждениях, дорогой Асбьёрн Краг, то скажите, сколько еще времени потребуется, чтобы вы назвали этого человека?

Детектив посмотрел вверх, будто хотел сорвать звезду с неба.

– Через двенадцать часов, – сказал он.

– Вы уверены, что это будет именно тот человек, который совершил убийство?

– Абсолютно.

– И вы покажете его мне?

– Да, – ответил детектив, окидывая меня странным взглядом. – Если, конечно, вы очень стремитесь его увидеть.

– А он не умер?

– Нет. Он еще жив.

Возвращались мы той же самой дорогой, какой пришли. Я наседал на Асбьёрна Крага, выспрашивал об убийце, но он избегал прямого ответа.

Я внимательно изучал его лицо, мне казалось, что на нем появились признаки усталости и напряжения. Он стал очень бледным, кожа на висках и затылке совершенно побелела. Наверное, в последнее время усиленно работал, а может, ночами страдал бессонницей.

А как выглядел я? Уже несколько суток я неважно спал. Я чувствовал, что у меня болят глаза, дрожат губы. Нервы были истрепаны до конца. Ох, как мне был необходим долгий отдых. Ну, сейчас этому всему придет конец. Завтра отходит пароход, и я, не заботясь о том, что скажет детектив, покину это ужасное место.

На обратном пути он снова вернулся к странному стечению обстоятельств, когда три равных дела с самого начала переплелись так тесно друг с другом и все выглядело весьма загадочно.

– Если бы мне не удалось разделить дело на отдельные случаи, – сказал он, – я бы по-прежнему блуждал в темноте.

Для меня это явилось поводом опять обратиться к убийству.

– Вы уже давно сказали мне, что могли указать пальцем на преступника, – заметил я. – Если вы уверены в своей правоте на сто процентов, почему вы его до сих пор не арестовали?

– Не хватает доказательств. Но… Еще раз повторю, что это дело занимает в моей работе исключительное место.

Детектив остановился и посмотрел на меня, прищурив глаза.

– Я жду, – сказал он. – Плод вот-вот дозреет.

– А сейчас еще не созрел?

– Скоро дозреет. Через несколько часов. И тогда яблоко упадет мне прямо в руки.

Мы добрались до отеля, который жарился на солнце; солнечные лучи играли на красных шторах.

– Вижу ваш интерес, – сказал детектив. – Но вы ничего не узнаете до наступления вечера.

Я попросил назвать время поточнее.

Асбьёрн Краг остановился, сделал про себя подсчеты.

– Часов в десять, – сказал он.

– Очень хорошо. Я смогу найти вас в отеле?

– Да.

Я хотел уже уйти, но, когда детектив начал смеяться, задержался еще на минуту.

– Вы чрезвычайно мало любопытны, – сказал он.

Я покачал головой, не понимая, что он имеет в виду.

– Я ожидал, – пояснил детектив, – что вы спросите, почему вам надо прийти именно в десять.

– Видимо, у вас для этого свои причины.

– Да. Конечно. У меня одна конкретная причина. В это время, в десять, начинает опускаться темнота.

– Обязательно нужна темнота?

– Обязательно.

Я отошел на несколько шагов. Детектив окликнул меня по имени.

– Послушайте, – сказал он. – Может случиться, что вы не застанете меня в отеле.

– Подождать вас?

– Нет. Тогда вы идите на место, где я буду вас ждать. Конечно, если меня не будет в отеле.

– А куда?

Асбьёрн Краг указал пальцем в сторону моря.

– Вы видите ту большую группу деревьев внизу?

– Вы сможете меня там найти. Но сначала должны зайти в отель-пансион.

– Это там, где начинается горная тропа? – уточнил я.

– Да, – ответил детектив.

Он кивнул на прощанье и удалился широким шагом. Я стоял и смотрел ему вслед. Потом побрел по лугу фиолетового клевера, который отделял отель от дороги. Поднялся на веранду и с шумом открыл стеклянную дверь. Услышал громкие безмятежные голоса из глубины салона.

Знойный день догорал. Я лежал праздно в качающемся кресле в моем домике и чувствовал, как уплывает время. Долгое время скрип кресла был единственным звуком, который я слышал. Потом поднялся ветер, налетел со всех сторон на мой домик, ворвался в комнату через открытое окно. Зной пропитал мои бумаги, и они сделались горячими и твердыми, будто высохли на кафельной печи. Я сидел, повернув лицо к окну, смотрел на море, синева которого заливала раму окна. Зеленая густая листва и синева моря создавали чудесную красочную картину. Время от времени листья шевелились под тяжестью севшего на них жука или стрекозы, время от времени между листьями мелькал белый парус лодки, плывущей по морю. Доносились голоса, щебетанье детей, барахтающихся в песке, играющих с металлической банкой. В воздухе летали блестящие синие мухи и, будто жужжащие пули, садились на стену домика.

В комнате стало невыносимо душно и жарко. Я вышел из дома и растянулся на траве, заложив руки за голову. Я смотрел в небо, пробовал обнять взглядом небесный свод. Подумал: глазам, которые смогли бы разом охватить все это необъятное небо в его непревзойденной красоте, открылась бы вечность. Легкие белые облака проплывали мимо солнечного шара, как кольца дыма от горящей папиросы. У горизонта громоздилась целая армия, трепеща белыми покрывалами. Но вот и трепетание исчезло. Движение на небе замерло, облака повисли совершенно неподвижно, отдыхая в воздухе. А над всем этим распростерлась голубая бесконечность, которая уходила куда-то далеко вверх, куда никогда не воспрянет человеческий дух. Какой же могучий свод над землей! И как все остальное, вся земля, убого, мрачно, несовершенно… На земле все тянется, растет вверх, а на самой вершине горы стоит сосна с ободранным стволом, погрузив свою верхушку в свет.

Я понимал, что это один из последних дней торжества лета. Когда солнечная колесница скатится с горизонта, настанут сумерки. Ночи уже стали холоднее, а в темноте уже затаилась осень со своими длинными холодными щупальцами. Когда чувствуется, что лето уходит, возникает непреодолимое ощущение, что оно никогда не вернется и полная горсть последних дней лета исчерпана… Когда тени достигли моей комнаты, когда листья зашелестели на вечернем ветру и море стало серым, меня внезапно охватила глубокая грусть. В моем сердце что-то задрожало, и мной овладело предчувствие перемен в жизни.

Очень медленно шло время до семи вечера. Потом я закрыл окно, кровавые отливы в стеклах привели меня в удивление. Это отражался закат солнца. Заходящее солнце тянуло вслед за собой к морю целый веер ржавых туч. Этот зловещий цвет осени разливался в воздухе, рассеивался и проникал через окно в мою комнату. Пальцами я коснулся оконного стекла и снова с удивлением увидел, что и пальцы стали кровавого цвета.

Опускались сумерки. Темнота медленно подкрадывалась, занимала углы, густела, захватывала все пространство. Золоченая рамка картины на стене какое-то время мерцала в слабом свете, падающем из окна, а круглый циферблат Часов напоминал распухший глаз, неподвижно взирающий на комнату. В начале десятого исчезли последние отблески дня, в комнате стало совершенно темно, только у окна подрагивала седая мгла, которая становилась все более серой, все больше сгущалась. Последний час я сидел и думал над тем, что делать. Я знал, что ночью произойдет что-то решительное, и отчетливо ощущал, что это мои последние сутки здесь. Во всяком случае, с меня вполне достаточно встрясок и нервных потрясений.

Теперь я уже не боялся. Ничуть. Не боялся лица с ужасными губами и белым, как мел, лбом, как и остального, связанного с ними.

Я собирался заняться деятельностью, которая могла показаться странной, но которая вполне объяснялась последующими событиями.

Я покинул домик в половине десятого. Хотел набросить на себя весенний плащ, но тут же отложил его в сторону. Вместо этого застегнул на все пуговицы пиджак. Плащ сковывал бы мои движения, а мне этого не хотелось.

Перед уходом я заполнил патронами барабан револьвера и положил его в правый карман, чтобы иметь под рукой. Однако, когда я заметил, что карман оттопыривается и может вызвать подозрения, переложил револьвер во внутренний карман. Здесь он никому не бросался в глаза.

Я уже отошел на несколько метров от дома, когда кое-что вспомнил. Я вернулся, чтобы взглянуть на бумаги, лежащие на столе. Они показались мне слишком аккуратно разложенными, слишком большой порядок был на письменном столе. Немного разбросал их, дописал несколько строчек в одной статье, над которой работал в последнее время. Теперь создавалось впечатление, что хозяин внезапно встал из-за письменного стола и оставил комнату.

Наконец, я отправился в дорогу. По пути посмотрел на часы, потому что хотел быть точным. Было 21.40, когда я переступил порог сельской лавки. Там было пять человек. За прилавком стоял владелец лавки, который отмерял какую-то цветную ткань. Его дочь взвешивала сироп в кувшине. Перед прилавком стоял брат торговца, рыбак, он держал руки в карманах брюк, изо рта свисала трубка. Покупателей было всего двое: какая-то старая женщина, которая укладывала в корзинку наполненные бумажные пакеты, и стоящий рядом с нею маленький мальчик, мерзнущий, так как у него не было ничего па ногах. Мальчик держал в одной руке жестяную кружку, а в другой – смятую кредитную книжку.

Я вошел в лавку так стремительно, что все должны были обратить внимание на мое появление. Я поздоровался с братом владельца лавки, которого давно знал. Торопливо в нескольких словах сказал ему, что хочу выбраться на длительную рыбную ловлю под Хвассодден, в миле отсюда. Собираюсь выйти в море через полчаса, потом вздремнуть часок у рыбака на мысу, а в четыре снова отправиться на рыбную ловлю.

– Хорошее дело, – одобрил моя намерения рыбак. – Поплывете один?

– Нет, хочу забрать с собой кого-нибудь из отеля.

– Да, кто-нибудь нужен еще, чтобы грести быстрее.

– Это я учту, – согласился я с улыбкой. – Но и один могу.

Рыбак кивнул головой.

– Да, вы сильный, – сказал он, глядя на мои плечи. – Благодарю Бога, – проговорил я без особого пафоса. Потом я обратился к сельскому лавочнику. Купил у него различные рыболовные снасти, крючки и несколько лесок. Объяснил, что те, что у меня есть, ненадежны. Торговец дал мне добрые советы, сказал, какую нанизывать приманку, где стать на якорь.

В конце разговора я попросил его дать мне свою лодку, на что он сразу же согласился.

– Приду за лодкой через полчаса или около этого, – сказал я. – Может, прихвачу кого-нибудь из отеля, а может, поплыву один. Отправлюсь в любом случае… Уж очень хочется порыбачить.

Уложил покупки и оставил лавку. Ее владелец и его брат пожелали мне хорошего улова. Теперь я направился к отелю.

Во всех окнах горел свет, горел он и в номере Асбьёрна Крага. Это меня разочаровало. Я должен был убедиться, что его здесь не будет. Я считал, что у него есть определенная причина, чтобы встретиться со мной на горной тропке. Если же застану его в отеле, мне придется изменить свои намерения, конечно, в определенном отношении. Мне было все равно, так или иначе, я принял решение и хотел провести его в жизнь.

Внизу, в зале столовой, я встретил нескольких курортников. Спросил у них, не хотел ли кто-нибудь поехать на рыбную ловлю, но никто не высказал желания. А я, со своей стороны, добавил, что надо будет хорошо погрести.

Сообщил время отплытия. Через полчаса. Поплывем на лодке сельского лавочника. Но никто желания не изъявил.

По коридору я прошел к номеру, который занимал Асбьёрн Краг. Ровно в десять я постучал в дверь.

Тишина.

Я постучался снова. Когда понял, что ответа не будет, торопливо вошел в комнату.

Комната была пуста, по на письменном столе стояла зажженная лампа.

Я знал, что Асбьёрн Краг, оставляя номер, обязательно запирает дверь на ключ. Значит, он должен быть где-то поблизости.

Я ждал его у двери несколько минут. Никто, однако, не пришел, нигде не слышались шаги. Меня окружала абсолютная тишина.

Это было странно. Открытая дверь и горящая лампа на столе… Детектив, который был ходячей точностью, знал, я приду в установленное время – ровно в десять. А я к тому же знал, что детектив старается хранить тайны, хотел любой ценой оградить свои бумаги от того, чтобы в них копались. И, возможно, особенно от меня. Но почему в таком случае он не принял меры предосторожности? Я открыл дверь в коридор. Номер Асбьёрна Крага находился в конце коридора. Скорее узнаешь, с какой стороны шаги, и услышишь, если кто-нибудь подошел к двери номера. Я снова закрыл дверь с внутренней стороны и прислушался. Никаких звуков. Я подошел к письменному столу детектива, где лежали бумаги.

На столе, ближе к окну, стояло овальное зеркало в посеребренной рамке. Вокруг зеркала было рассыпано множество разных мелких предметов, между ними лежал тюбик губной помады. Когда я увидел его, я встревожился.

Увидел я кое-что и другое. Рядом с зеркалом, в рамке из осинового дерева, стояла фотография.

Это была фотография умершего лесничего. Блинда. Было не совсем попятно, давно ли ее сделали, видимо, все-таки незадолго до смерти.

Я взял фотографию в руки и долго всматривался в нее. И снова на момент возникло у меня то самое чувство, которое овладело мной при виде лица за зеленым стеклом. Но длилось это ощущение недолго, я снова успокоился. Я понял, что Асбьёрн специально не закрыл дверь номера на ключ. Он хотел, чтобы я вошел в комнату и увидел то, что лежало на столе.

Но меня это вовсе не потрясло так сильно, как он предполагал. Вид фотографии, зеркала и предметов, лежащих рядом, не задел моих нервов, как это было при появлении за стеклом ужасного лица. Во всяком случае, теперь я был уверен, уверен на сто процентов в том, что мое предположение является не фантазией, а реальным фактом.

Я размышлял, что сейчас следует предпринять. Знал, что Асбьёрн Краг ждет меня в эту самую минуту у группы старых деревьев. Вскоре мы встретимся с ним, и я услышу его сдавленный квакающий смех.

Я решил сделать что-нибудь такое, что бы соответствовало моей предшествующей манере поведения. Ведь я действовал по определенному, заранее выработанному плану. Я взял лист чистой белой бумаги и положил его перед собой на стол. У меня возникло желание написать Асбьёрну Крагу несколько слов. На подставке лежало много карандашей и одна-единственная ручка. Чернильницы не было. Ручка была автоматическая. Я писал ею размашисто и удивлялся сам себе, как это просто, буквы быстро выходили из-под моей руки.

«Дорогой господин Краг!

Искал Вас сегодня вечером около одиннадцати (на часах в настоящее время десять минут одиннадцатого), хотел забрать Вас на рыбную ловлю под Хвассодденом. Выплываю в одиннадцать с пристани возле сельской лавки. Если Вы до того времени увидите эту записку и у Вас будет желание поехать, прошу Вас прийти».

Я поставил подпись и отложил осторожно автоматическую ручку на подставку. Потом торопливо просмотрел бумаги детектива. Он писал быстро, много, о самых различных делах, но я не нашел ни слова на тему о смерти лесничего. Не было ни слова также о летательной машине доктора Брамса.

Минуты быстро улетали, мне было уже время идти.

Я прошел в столовую, в которой сидели несколько постояльцев. Напевая веселую песенку и позвякивая рыболовным снаряжением, я делал все, чтобы на меня обратили внимание.

– Значит, никто не хочет составить мне компанию? – спросил я в последний раз.

– Нет, нет! – прозвучали ответы.

Я вышел на дорогу, удивленный своим необычным самообладанием. Вспомнил, что сказал брат сельского торговца о моей силе. Вытянул руку и почувствовал, как крепки мои мускулы. Я знал, что меня ждет.

Шел я медленно. Надеялся, что встречу кого-нибудь курортников или из сельских жителей. Хотелось, чтобы люди увидели меня еще раз. И мне повезло. Я встретил рыбака в соломенной шляпе. Я не видел этого рыбака с той самой поры, когда произошло убийство лесничего. Узнав меня в темноте, он замедлил шаги и нерешительно поздоровался. Было похоже на то, что у него есть желание обменяться со мной несколькими словами.

Я остановился и протянул ему руку. – Что так поздно в пути? – спросил я.

– О, только десять, – ответил он. – Был я в лавке сельской. Говорят, что вы выбираетесь на рыбную ловлю.

Я был доволен, что уже начали говорить о моей поездке за рыбой.

– Я думал, что вы уже уплыли, – продолжал рыбак – Нашли вы товарища?

– Нет. Считал, что со мной поедет детектив, но нигде его не смог найти. Хочу попросить вас: если его встретите, передайте, что выплываю через четверть часа, если он хочет, пусть подходит.

– Хорошо. Конечно, передам.

Рыбак стоял на месте, переминаясь с ноги на ногу. Было явно видно, что у него что-то лежит на сердце.

– Вы видели железную коляску? – наконец спросил он.

– Да, видел, – ответил я, усмехаясь. – И таким образом, дорогой друг, выяснил, что такое тайна коляски. Какая там железная коляска? Это летательная машина.

Но создавалось впечатление, что рыбак слышит это сообщение впервые. И… по-прежнему верит в железную коляску.

– Я ее слышал очень часто, – сказал он. – Слышал еще четыре года назад.

– Но оказалось, что старый Гарнес тогда не умер.

– Нет, нет. Но я слышал тарахтенье коляски.

Он по-прежнему держался своих убеждений и, уходя от меня, был глубоко разочарован тем, что во мне потерял единомышленника.

Лодку обнаружить было нетрудно. Она была привязана у пристани. Рыболовные снасти я положил в ящичек на корме лодки. Когда укладывал, то старался произвести как можно больше шума. Заметил, что свет в окне дома сельского лавочника один раз засветился сильней, а через минуту побледнел. Я знал, что это значило. Торговец открыл окно, чтобы убедиться, кто там копошится и шумит у лодки. Понял, что это я, и закрыл окно.

До этих пор все шло как по маслу. Была четверть одиннадцатого, и торговец слышал, как я отплыл от пристани.

Единственное, что мне сейчас мешало, – это тишина. Хотел, чтобы шум ветра и волн заглушал плеск весел. Зато темнота мне помогала. Отплыл несколько сажен от берега, и дома уже утонули в густом мраке. Тут и там поблескивали желтые яркие точки, которые отражались на поверхности воды длинными полосами. Я поплыл в сторону черной, как смола, тени. Море делилось на черную и серую части. Целые слои имели какой-то непонятный серый оттенок. Я не знал, откуда возникал этот блеск, однако он имел вид пятен цвета серебра с чернью. Я держал лодку подальше от них. Я отлично знал, что на этих более светлых участках моя фигура и лодка отчетливо вырисовываются черными силуэтами.

Выйдя в открытое море, я почувствовал затылком холодное дыхание ветра, дующего с плато, раскинувшегося сзади. Лодка вздымалась на гребнях длинных волн. Я должен был держать курс сильно налево, направляясь к опустившемуся горизонту, чтобы добраться до запланированного мной места лова. Но вместо этого я повернул направо, в сторону скалистой стены берега, и отчетливо чувствовал, как исчезаю в большой густой тени. Вот теперь ни за что на свете мне не хотелось никого встретить. Я знал, что рыбак часто туда плавал. Я греб изо всех сил, чтобы побыстрее и поосторожней добраться до места назначения. С полным напряжением мышц налегал на весла, чувствуя, как дрожат рукоятки, как погружаются в воду лопасти.

Лодка направлялась прямо на какой-то черный столб. Я попробовал затормозить веслами, но лодка, несмотря на это, ударилась в мостки пристани. Глухой шум потряс помост, на котором, как мне показалось, даже гвозди затрещали. Минуту сидел неподвижно в лодке и прислушивался. Но до моих ушей не доходил ни один звук, поблизости не было ни одной живой души.

Я оставил свою лодку недалеко от других, качающихся в темноте тихо, как тени. Мое прибытие несколько нарушило спокойствие воды, тени закачались, волны с хлюпаньем ударили о сваи. Я вышел на помост и набросил веревку так, чтобы можно было ее быстро отцепить снова.

Я огляделся. Вдалеке, на фоне серого, как пепел, неба, вырисовывался черный могучий силуэт дерева. В его тени я должен был встретить человека и узнать от него имя убийцы.

Время, видимо, приближалось к половине одиннадцатого. Значит, через час, а может, через полчаса все будет позади. Я не чувствовал ни малейшего колебания или беспокойства, я был весь во власти неистового желания. Ничто на свете не могло меня остановить. Я помнил, что действовать надо умело, без лихорадочной спешки. Вышел из оцепенения, все мои чувства были напряжены и открыты, направлены на восприятие звуков. Мозг был холодным и ясным.

Я прошел по помосту, он слегка скрипел под ногами. Это меня разозлило, И я постарался идти бесшумно. Сошел на берег и направился дальше через лужайку, поросшую травой. Здесь я остановился и прислушался. До меня не долетал ни один звук.

Но куда же подевалась дорога? Я должен был любой ценой избежать встречи с людьми. Осмотрелся вокруг. Вон там вырисовывался маленький дом, он выступал из темноты, как серая доска, далее было что-то похожее на сплошную серую массу. Это, видимо, какой-то дом, окруженный фруктовыми деревьями. Справа от меня находился узнанный мной домик купальни. Это была старая надстройка с корабля. Ее просто сняли с палубы и опустили на поверхность воды, на которой она удерживалась плавающей пустой бочкой. Теперь, когда я обнаружил кабину, я уже знал, как действовать дальше. Я пользовался ею много раз во время купания, знал, что от нее можно узкой тропкой добраться до валуна, который был всегда освещен солнцем. А оттуда уже было недалеко до дороги и до большой теки…

Я пробирался как можно тише. Меня раздражало все – и маленький зверь, и маленький камешек, заскрипевший под моими ногами. Я ступал легко и осторожно, как волк, крадущийся на своих мягких лапах. Достигнув валуна, я запыхался и дальше двинулся уже на четвереньках. Я не хотел, чтобы мой черный силуэт вырисовывался на фоне горизонта, там, где над открытым морем небо слегка посветлело.

Наконец я добрался до группы валунов, которые подступали вплотную к дорожке. Ухватился за ивовый куст, влажный у корня от росы, и подтянулся наверх. Потом ухватился за ствол дерева и снова за ивовый куст, чтобы уцепиться за валун, который в любой момент мог обрушиться вместе со мной в море. Я прижимался к валуну что есть силы, опираясь коленями о камень. Чувствовал, как сдирается кожа, как колени делаются влажными от крови. Но сейчас мне осталось уже немного, чтобы закончить свое восхождение, добраться до дорожки. Ослабил обхват вокруг валуна, лежал неподвижно. Когда пальцами уцепился за кусты малины, почувствовал облегчение. И через минуту я уже стоял на краю дороги, тут у камня начинался путь. Мне нужно было оказаться за ним. Я крепко обеими руками обхватил его, еще раз рванулся вверх… Мне потребовалось еще одно крепкое усилие, и я оказался на самой дороге.

Вскоре послышались шаги.

Шаги… Сердце мое напоминало дрожащее деревце, на которое обрушился ветер. Никогда раньше я не чувствовал такого сильного, дикого страха. Страх будто отобрал силу у моих мускулов, сделал дряблыми сухожилия. Шаги двигались из темноты, были быстрые, шаги шли по дороге. Передо мной возвышалась мощная скалистая стена, с которой стекала вода, черная пасть мрака, преграждающая доступ любому свету. В тени, отбрасываемой скальной стеной, кто-то уверенно печатал шаги. Я не мог даже разглядеть силуэта идущего. Слышал только, что он приближался, что шел удивительно размеренно, что ботинки крепко ставил на поверхность дороги. В минуту, когда мне показалось, что шаги меня миновали, я подумал, будто идущих двое. Немного выше дорога делала кольцо вокруг горы, и место поворота выделялось на фоне серого неба. Я начал лихорадочно всматриваться в эту точку. Знал, что там пешеходы будут видны.

Действительно, через минуту я увидел две фигуры (их в самом деле было двое!). Сначала я увидел шляпы, потом целиком силуэты. Они не разговаривали между собой, шли размеренным шагом, как два черных солдата. Штанины у них были стянуты у щиколоток. Это были те самые два велосипедиста, которые приехали последним пароходом. Никто не видел их после прибытия целый божий день, никто не замечал их присутствия. Мне показалось очень странным, что они появились именно тут, что они шли в полном молчании, напоминая двух мертвецов. Вскоре они исчезли за скальной стеной, которая еще некоторое время передавала звук их шагов.

Я должен был минуту полежать спокойно, чтобы преодолеть страх. Но вот я успокоился. Два велосипедиста не заметили меня. Переждал еще минуту. Потом быстро поднялся на дорожку и приблизился вплотную к скальной стене, отбрасывающей густой мрак.

Так же удачно мне удалось миновать отрезок дороги, бегущей между домами, на которой я мог встретить кого-нибудь из жителей. Теперь мне оставалось только сделать десяток шагов вниз, к большим деревьям, где меня ждал Асбьёрн Краг. Я шел совершенно тихо, мои шаги не вызывали никакого шума. Мне никогда не приходилось раньше ходить так бесшумно.

Наконец я остановился под деревьями. Но где этот человек? Вокруг меня царила совершенная тишина. И абсолютно ничего не было видно, таким плотным был мрак. Детектив исчез. Ни с близкого расстояния, ни издалека не долетало ни единого звука. Даже деревья не шумели. Громадные кроны как бы застыли и обуглились. Казалось, я нахожусь на кладбище.

Наконец я увидел лицо.

Лицо вынырнуло передо мной внезапно. Это было костистое бледное лицо детектива, с выступающими скулами, с его характерными узкими губами. За стеклами очков блестели глаза. Он вырос как из-под земли. Бог знает, откуда, будто из самого застывшего ядра мрака. Может, шел по моим следам? При мысли об этом у меня по спине забегали мурашки.

Вдруг меня охватило уныние, мне не хотелось говорить ни слова. Я не был уверен в своем голосе. Зато был совершенно спокойным, но, ей-Богу, у меня было впечатление, что кто-то за мной следит, кто-то готовится к прыжку на меня… Это впечатление усиливалось еще больше от того, что детектив молчал целую вечность.

– Я вас долго жду, – наконец сказал он.

– Я искал вас в отеле, – ответил я. – И минутку побыл в вашем номере.

– Идемте.

Детектив сделал несколько шагов по горной тропке. Я шел за ним осторожно, как и перед этим. Он сразу догадался, о чем я думаю.

– Вы можете быть совершенно спокойны, – сказал он. – Вокруг ни живой души.

– Вы уверены?

Да. Я стоял тут долго. Когда мы вышли в густой мрак под скальную стену, детектив остановился.

– В конце концов вам не кажется странным, что мы отправляем торжественное богослужение вокруг тайны? – спросил он, и в его голосе были явно слышны насмешливые нотки.

Вопрос смутил меня. С моей точки зрения, вся эта таинственность была к месту, да, да, даже необходима. Однако у меня и мысли не мелькнуло о том, что Асбьёрн Краг также имеет причину для того, чтобы действовать тихо, тайком от других. Он хотел мне назвать имя убийцы, и за этим не было ничего. Почему не рассказывал мне обо всем? Почему не мог рассказать об этом сразу? В эти минуты? Я только теперь обратил внимание на его странную скрытность сегодня вечером, только теперь у меня возникло подозрение, которое охватило меня холодной дрожью. Знал ли Асбьёрн Краг, чего он хочет? Или этой скрытностью подталкивал меня к действию? Неужели он был таким дьяволом, что загонял меня в ловушку?

Все эти мысли родились в моей голове в одну секунду.

– Преклоняюсь, да, да, преклоняюсь перед вашим изумительным способом продвигаться вперед, – ответил я невнятно на вопрос детектива.

– Но почему вы такой таинственный? Почему крадетесь ночью, как вор?

– Сожалею, что это необходимо, – ответил я. – Сожалею, что надо помнить об осторожности, потому что убийца до сих пор не схвачен.

Детектив рассмеялся. Он отвернулся и хохотал. Хохот звучал издевательски. Казалось, он возникает где-то во мраке.

Потом Асбьёрн Краг взял меня дружески под руку и медленно пошел по тропе. Мы подошли как раз к крутому обрыву. Скала здесь вертикально падала вниз, метров на двести, прямо в море.

– Бедняга, – сказал детектив с сочувствием. – Вы совершенно устали и нервно измотаны. Вам нужен отдых и смена обстановки. И одно и другое вы найдете, когда расследование будет доведено до благополучного конца…

– Вы не могли бы немного поторопиться? – спросил я. Через несколько минут мы остановились на вершине.

Тут и должно было все разыграться. Мы оба посмотрели вниз, в черную бездонную пропасть, которая дышала холодом.

– Так, сейчас вы услышите то, что я хочу вам рассказать, – произнес Асбьёрн Краг. – Но сначала я должен задать вам несколько вопросов. Вы сможете на них ответить?

– Почему бы и нет?

– У меня впечатление, что ваш голос охрип и неуверен, как голос пьяного… Но это, наверное, от волнения и от того ужаса, который вами овладел. Значит, сегодня вечером вы были в моем номере?

– Да.

– Вас не удивило, что дверь была открыта?

– Удивило.

– Могу вам сказать, что я сделал это намеренно.

– Я тоже так понял, потому что раньше вы постоянно запирали дверь на ключ.

Детектив снова засмеялся.

– Восхищаюсь вами, – сказал он. – Хочу отметить, что вы стараетесь поступать осторожно. Кроме того, вы выказываете завидное присутствие духа. Вы можете мне сообщить, какую я преследовал цель, оставляя дверь открытой?

– Нет.

– Тогда скажу я. Хотел, чтобы вы увидели мою комнату.

– Я?

– Гм… Сейчас голос ваш стал снова чужим и хриплым. Вы не видели моего письменного стола?

– Да, видел.

– И что вы там обнаружили?

– Может, хватит рассказывать, что я нашел?

– Ха-ха! Вы не хотите говорить… Вы обнаружили там тюбик губной помады? Не так ли?

– Да.

– А искусственные волосы и бороду?

– Да. Я уже к тому времени был абсолютно уверен в том, что это вы ходили вокруг моего домика и заглядывали в окно в виде призрака убитого лесничего.

– И вы догадались о причине, почему я это делал?

– Вы все время говорите загадками. Я вообще не понимаю вас.

Детектив положил руку на мое плечо.

– Эге! – воскликнул он. – Кажется мне, что я слышу… Мы оба усиленно прислушались.

Из самой глубины бездны, от моря, доносился скрип уключин. Кто-то греб в полной темноте. Звук доносился снизу, как через тоннель. Слышалось позвякивание, одиночные отрывистые слова, которые казались странно чужими и хрупкими… «Лучше при такой погоде, когда…»

Это было все, больше ничего не было слышно. Остальное поглотили мрак и пропасть.

– Глубоко, глубоко внизу, – пробормотал детектив. И через минуту, когда мне уже не удавалось разобрать ни слова, добавил: – Как я уже вам говорил, дорогой друг, над этим скверным делом я работал особенно тщательно. Для меня с самого начала было ясно, что лесничий убит. Убит человеком, доведенным до бешенства. Это не было заранее спланированное убийство. У меня сразу возникла мысль о ревности. Когда я наблюдал усмешку на лице умершего, ликующего даже в минуту смерти, я подумал: «Если он так усмехался, говоря со своим соперником, то здесь и находится объяснение тому, почему он минуту спустя оказался опрокинутым на землю…» Из этого сразу следовало, что в этом деле самое трудное – добыть доказательства. Можно сделать много предположений, но добыть убедительные доказательства будет почти невозможно. Преступление было совершено не нарочно. Случилось это внезапно, и подготовка была чрезмерно короткой. Мне не оставалось ничего другого, как проводить расследование иначе, чем обычно. А сейчас, дорогой друг, я вам приведу маленький пример. Два года назад на Ривьере таинственным образом исчез богатый англичанин. Расследование показало, что дело идет об убийстве на фоне грабежа. Убийцу нигде не могли обнаружить, так как не имели никаких его примет. Что в таком случае делает скромный умный французский детектив, который ведет следствие? Он решил сыграть роль убитого. Он тщательно загримировался, оделся, как убитый, и отправился путешествовать по всем столицам Европы. Он гулял по заполненным людьми улицам и площадям. И в конце концов в Петербурге произошло то, что он предвидел. Какой-то мужчина, увидев его, остановился пораженный. Был это убийца, убежденный в том, что видит призрак своей жертвы. Бледный, как смерть, в ужасе, он попытался скрыться, но уже в следующую минуту был схвачен.

Ну, так вот, дорогой друг, я использовал этот метод, Лишь несколько изменив его. У меня возникло конкретное подозрение. Понял, – так как ясно видел в отличие от других, – что в игру входит только один человек, который убил лесничего. И с тех пор следил за этим человеком. То, что такие побочные дела, как летающая машина, смерть старого Гарнеса, сильно осложнили мою работу, не имело существенного значения.

В связи с тем, что я не имел никаких доказательств, я должен был добиться того, чтобы данное лицо само выдало себя. Тут моим ближайшим помощником стал страх. Надо сказать, что таким образом детектив нигде никогда не действовал. Если я был жестоким, то теперь я прошу за это прощения, но правда заключается в том, что я говорил недавно… Я – подлинный поэт, если говорить о теме страха. Но я и способствовал тому, что он себя выдал… Должен ли я теперь говорить, кто убийца?

Рука детектива тяжело легла на мое плечо. Я почувствовал, как у меня проваливается сердце, как кружится и уносится куда-то тело.

Я услышал свой голос. Это был странный головой звук.

– Нет, не надо, – сказал я.

– Ах, нет! – со смехом воскликнул Асбьёрн Краг. – Убийцей являетесь вы! Считал это с первой минуты, как только услышал, что вы стояли вблизи двери и видели лесничего, своего соперника, выходящего из комнат фрёкен Хильды. Когда вы шли через плато, вы были глубоко несчастны. Вы не думали об убийстве, но несчастье вызвало ярость, вы ударили его по голове, и лесничий умер…

Асбьёрн Краг замолчал.

Его слова пролетали мимо моего сознания. Я видел, что он что-то говорит, по не мог связать разрозненные слова. Его глубокий, торжественный голос звучал в моих ушах траурно, как приглушенный звук тарелок в похоронном марше. Из пропасти доносились удары весел о воду. Сейчас мне отчетливо показалось, что лодка удаляется. Подошло время…

– Если я был жесток по отношению к вам, – продолжал Асбьёрн Краг, – то прошу извинить. Я должен был так поступать, иначе не мог. Начал я с бесед с вами, потом удивлял вас своим поведением. В конце концов сыграл роль призрака погибшего, который приходил к вам по вечерам и заглядывал в окно. Если вы хорошо все припомните, то поймете, что мои взаимоотношения с вами, все мои слова, рассказы, явные и скрытые эксперименты были не чем иным, как соединением, сплетением звеньев, ведущих к Цели. Я знаю, как с каждым днем вы становились все более нервным и раздражительным. Возможно, у вас даже закралось сомнение: что-то не так. Вы помните историю с револьвером? Вы хотели застрелить призрак, точно? Но я вынул патроны из барабана в то время, когда заходил к вам и внимательно осматривал оружие. Тогда вы и утвердились в своих сомнениях? Не так ли? Я увидел это по вашему лицу на следующий день. Ну, и наконец, вы выдали себя…

– Я ничем себя не выдавал, – прошептал я.

– Ну, что вы… Это очевидно. А сейчас советую вам признаться…

– Никогда!

Детектив опередил меня. Он стоял теперь между мной и пропастью. Он играл с судьбой.

– Мы стоим сейчас лицом к лицу, – сказал он. – Неужели вы и дальше будете отрицать вину?

– Я не признаюсь! – закричал я в бешенстве. – У вас нет никаких доказательств, и вы никогда их не найдете!

– Убийца! – процедил Асбьёрн Краг.

Вот тогда и наступил момент. Я решил действовать, как планировал весь вечер.

Я бросился на детектива, обхватил его своими жилистыми сильными руками.

Через минуту во мне заклокотало чувство радости, я видел свое преимущество. В следующую секунду я сброшу его вниз, в пропасть. Единственного человека, который знал все.

Но в этот решающий момент я почувствовал, как меня крепко схватили за руки. Послышался металлический щелчок, и мои руки оказались в тисках.

Потом на мое сознание упала завеса… Я отмечал блики, долетающие сюда от маяка… В этом свете я увидел две фигуры. Это были те черные солдаты, велосипедисты… Я слышал, как Асбьёрн Краг благодарил их за четкие действия и отдавал распоряжения… Немного позже мне показалось, что детектив обращается ко мне. Ну, наконец-то вы выдали себя, сказал он, вы должны были совершить нападение на меня… вы думали лишить меня жизни… Я следил за вами сегодня весь вечер… ваш маневр с отправлением на рыбную ловлю… это было бы для вас алиби, если бы нашли мое изувеченное тело… Но вместо этого, дорогой друг, вы попали как раз в центр моих расчетов. Я запланировал эту вашу попытку устранить меня как доказательство убийства… и стал для этого говорить об этом опасном месте… ну, и это удалось, с блеском, дорогой друг, с шумом, с каким защелкнулись наручники на ваших руках…

Голос детектива постепенно удалялся и наконец совершенно пропал во мраке. Мое сознание погрузилось в безмолвие.

* * *

Когда я сижу и просматриваю свои записки, меня охватывает странное чувство. Первые страницы написаны в лихорадочном состоянии, неровно. Буквы бегут криво, некоторые слова вообще нельзя прочесть. Со временем, однако, почерк выровнялся, успокоился вместе со мной, по мере того как я занимался изложением событий.

В самом деле, сейчас изложение спокойное и легкое. Я – в тюрьме, у меня нет свободы, и ничто меня не должно огорчать.

Настала осень, утром чувствуется холод, пока нагревательная установка не разнесет тепло с этажа на этаж… Мои сны и фантазия кружатся вокруг картин, связанных с осенью. Я представляю себе мир за стенами тюрьмы, деревья, толстые безлистные ветви которых торчат, как обугленные пальцы рук… Небо не черное, не голубое, оно бесцветное и матовое, оно низко висит над землей, от негр веет мрачным холодом, который как бы исходит из чего-то злого и ужасного. Мое ухо уже уловило, что мороз тронул металл колоколов собора и приглушил их звон.

У меня появилась способность сидеть часами и смотреть бессмысленно прямо перед собой. Мне кажется, что я все больше отдаляюсь от людей, как бы плыву в бесконечности, переношусь к иному бытию. Сознание того, сколько лет тюрьмы меня еще ожидает, вызывает все чаще мысли о вечности. Вечность кажется мне светом, чудесным, незнакомым, который светит далеко в безбрежном пустынном море.

Я полюбил свою камеру. Моя камера – моя каюта. В ней я совершаю большое путешествие. Я оставил людей, подсознательно я еще слышу суматоху и гул голосов, как будто монотонно ударяют о берег волны, приносимые приливом и отливом. Звуки становятся, однако, все слабее… И скоро удалятся совсем, превратившись в молчание и тишину, в безбрежные дни.