Онлайн чтение книги К своей звезде
13

Тревога осторожно подкрадывалась к нему, но он был занят – на посадку шли один за другим молодые летчики – и не обратил на нее внимания. Она постучалась настойчивее, подступила ближе к сердцу и лизнула его своим шершавым языком.

«Уж не забыл ли чего?» – подумал Чиж и неторопливо осмотрелся. Вся смена была спокойной, все шло по плану, погода не внушала никаких опасений. Но коль тревога вошла в тебя – беда рядом. Она только задышала над его ухом, а он уже знал, с какой стороны ждать удара. Знал потому, что интуитивно чувствовал неладное в затянувшемся молчании Новикова, хотя голос его отсутствовал в эфире не так и долго.

Чиж посмотрел на дежурную смену. Тревога еще не коснулась ни одного лица. Юля, покусывая губу, что-то сосредоточенно подсчитывала, помощник уткнулся в плановую таблицу, дежурный штурман возился со своей хитроумной линейкой, планшетист вычерчивал неизменные загогулины, ничего не видя и не слыша, кроме голоса в наушниках. Бездельничал лишь солдат у прибора наблюдения, смотрел на летное поле, а в мыслях витал далеко за его пределами.

Чиж умышленно медлил с запросом, очень хотелось ошибиться в своих предположениях. И хотя с момента, когда он почувствовал опасность, до принятия решения хронометр отсчитал не более пяти секунд, ему почудилось, что ждет он манну небесную преступно долго. Уже давно надо действовать.

– «Полсотни второй», доложите обстановку. Я «Медовый», прием.

На ответное молчание он уже никак не среагировал. Был готов к нему, и запрос повторил механически:

– Ответьте, «полсотни второй», я – «Медовый». Ответьте, как слышите… – Помолчав, Чиж распорядился не терпящим возражения голосом: – Внимание всем! Работать только на прием. Если заметите взрыв или пожар, докладывать немедленно… «Полсотни второй», Сергей Петрович, если слышите меня, дайте знать о себе. Любым способом. Прием!

Эфир отвечал зловещим потрескиванием. Юля напряглась и смотрела на отца умоляющими глазами, будто он бог и все может. Виновато скис наблюдатель, отложил в сторону свою линейку штурман, помощник нервно кусал губы, ожидая новых сообщений. И лишь планшетист продолжал чертить маршруты летающих в небе самолетов. Он еще не заметил, что одна из точек на его планшете неподвижно зависла.

– Командный пункт, доложите обстановку по «полсотни второму».

– «Пятьдесят второй» работал на малых высотах в зоне три. Из-за местников наблюдать его не могли.

– Понял… – И снова в эфир: – «Полсотни второй», Сергей Петрович, мы вас не слышим, дайте знать о себе.

Он отложил микрофон. Вся смена сидела как загипнотизированная, и Чиж впервые повысил голос:

– В чем дело, товарищи? Готовность стартового командного пункта никто не отменял! Он может в любую секунду появиться. Другие в воздухе. Что за разболтанность? Особое внимание за посадочным!

По ступенькам лестничных пролетов уже грохотал Волков. Он влетел на СКП как ветер.

– Что с Новиковым?!

– Нет связи.

– Последний доклад?

– Попросил эшелон для второго режима. Я разрешил. Это в зоне три на малых высотах. И все.

Волков взял микрофон.

– Объявляю готовность всем аварийным службам. Инженеру обеспечить транспорт для группы поиска. Радиостанцию в мой автомобиль.

И, повернувшись к Чижу:

– Вызывайте, вызывайте его непрерывно. И слушайте, вдруг что-то прорвется.

Он отошел к аппарату дальней связи и стал вызывать «Бумажник». Чиж, как всегда, сверил действия командира со своей моделью и удовлетворенно одобрил их. «Бумажник» – позывной вертолетчиков. Поиск в зоне необходимо контролировать с высоты. Осталось совсем немного времени возможного пребывания Новикова в воздухе.

– Остаток горючего, – сказала Юля, будто чувствовала ход размышлений Чижа, – примерно на три минуты.

Если за эти три минуты он не появится на посадочном курсе, значит все – или катапультировался, или пошел на вынужденную, или уже нет ни самолета, ни летчика.

Волков договаривался. Вертолетчики готовы поднять звено. Нужна команда вышестоящего штаба. Волков просит соединить его с командующим. Тоже верно. Когда беда, когда нет времени, можно и так. Даже нужно.

– «Полсотни второй», «полсотни второй», ответьте, мы ждем, мы готовы принять вас, ответьте, прием…

– Остаток топлива на одну минуту, – дрожащим голосом говорит Юля, зная, что руководителю это известно так же, как и ей.

– Я прошу еще раз «Бумажник», – требует Волков.

– «Дизельный», «Клубничный», я «Медовый». Потеряна связь с бортом «полсотни два» МИГ-двадцать один, облет после регламента. Работал в зоне три на малых высотах. Прошу немедленно сообщать все, что станет известно. Как поняли, прием.

По ответам чувствовалось – там уже знали.

– «Бумажник», соедини с командиром… Гаврилыч, Волков опять. Командующий дал добро… Уже знаешь?.. Ну что ж, два звена лучше, чем одно. Поднимай, я выезжаю в зону… Рация в моей машине. Это хорошо. Спасибо.

– Топливо кончилось, – тихо сказала Юля и опустила руку с секундомером. И Чиж почувствовал, как шевельнулся под лопаткой острый, горячий металл. И боль разветвилась в плечо и через грудь к позвоночнику. Словно его проткнули горячей шпагой и тут же ее выдернули. Он вдыхал, вдыхал воздух, а легкие не наполнялись – словно воздух выходил сквозь оставшиеся от прокола отверстия.

– Папа! Тебе плохо? – глаза Юли были перед самым лицом. Не хватало только руководителю грохнуться на пол.

Неимоверным усилием воли Чиж заставил себя улыбнуться Юле:

– Вот увидишь, все будет хорошо. Запомни, с ним все будет хорошо. Это – Петрович.

Он повернулся к помощнику:

– Всех на точку. Полеты закончены, – и стал осторожно спускаться вниз, потому что боль не отпускала и хотелось вволю, на полную грудь вдохнуть свежего воздуха.

У вышки уже столпился народ. На лицах еще читалось ожидание, люди еще верили в какое-то чудо, еще надеялись, что вот-вот из-за горизонта вынырнет сверкающий в вечерних лучах солнца самолет и, как всегда, ювелирно притрется к взлетно-посадочной полосе. Верили, что может весело затрезвонить какой-то телефон и трубка успокоительно скажет: «Не волнуйтесь, сел у нас живой и здоровый».

Чиж и сам умел вот так верить в чудо. Уже возвратятся даже те самолеты, что вылетали позже, а он все глядит и глядит за горизонт, поджидая товарища или подчиненного. Умел верить, наверное, не только по молодости – жизнь, война давали тому многочисленные прецеденты. Прилетали без хвостов, без горючего, прилетали на честном слове. Опыт реактивной эпохи позволял верить в чудеса уже не так безоглядно.

– Что могло случиться, Павел Иванович?

Муравко не заметил его состояния, значит, не так все страшно. Еще живет.

– Случиться в авиации может все, о чем мы даже не подозреваем, Коля. Но я верю в Петровича.

– Может, еще прилетит?

– Нет, Руслан, у него уже даже при самом оптимальном режиме кончилось топливо.

И только теперь Чиж увидел в сторонке группу милицейских ребят, приехавших в полк по приглашению Новикова.

– Вы только не думайте, что в авиации такие сюрпризы каждый день.

– Может, если бы не мы…

– Ну при чем здесь вы?

– Он обещал нам экскурсию, – сказал розоволицый младший лейтенант, – может, спешил из-за нас, гнал.

– Вы какую-то причину предполагаете? – майор милиции хотел услышать что-то успокоительное. И если сказать ему, что в голове уже перетасованы сотни предположений и ни на одном из них Чиж не остановился, потому что у этих предположений не было фактической основы, он не успокоится. А успокоить его надо. И Чиж сказал наиболее предпочтительный вариант:

– Мог остановиться двигатель. Он облетывал самолет после ремонта.

– Почему же он не сообщил?

– Малая высота, большая скорость. Пока будешь сообщать, земля рядом. В подобной ситуации на счету каждое мгновение. Сразу за красную ручку хватаешься.

– Нам рассказывали, что в парашютной системе есть аварийная радиостанция.

– По закону подлости бутерброд всегда маслом вниз падает…

– Мы, пожалуй, поедем. – Майор милиции все еще был под гипнозом комплекса вины. – Все это надо было сделать в другой день.

Чиж кивнул. У него не было сил разубеждать этого человека. Причины случившегося известны пока одному господу богу. Чиж достал из кожанки свою обкусанную трубку и крепко сжал зубами мундштук. Милицейский «рафик» медленно удалялся к воротам. Боль немножко отступила, и Чиж подозвал Ефимова.

– Организуй, дорогой, магнитофончик в класс. Катушку с записью не снимать.

Просьба Чижа словно подстегнула летчиков. Они надеялись услышать нечто такое, чего не услышали во время полетов, на мгновение поверили, что именно в магнитофонной записи ключ к разгадке тайны.

Нет, Чиж не мог проворонить в эфире Новикова. Это были бы слова, выбивающиеся из привычной тональности. На фоне ровного рабочего диалога земли и неба такие слова выперли бы, как сломанная пружина в матрасе.

Не было этих слов. Не успел он их сказать. Врасплох был застигнут. Или в цепочке отказов систем первым звеном был передатчик. Может, и хотел сказать, да не мог. Как все было – еще предстоит узнать. А может, и вообще не удастся узнать. Таких тайн авиация унесла немало.

А сколько та же авиация подарила приятных сюрпризов? Сколько летчиков до сих пор живы и здоровы, хотя по логике событий у них был один шанс из ста? Только на летном веку Чижа подобных неожиданностей было столько, что он и сам научился верить в лучшее и других этому всегда учил.

Дело иногда доходило до анекдотов. В одном из полетов на доске приборов вспыхнуло сигнальное табло «пожар». Летчик сразу доложил руководителю полетов о случившемся и включил систему, нейтрализующую огонь. Но табло не гасло. И Чиж приказал летчику катапультироваться. Самым поразительным в этой истории было то, что оставленный летчиком самолет не разбился, а совершил четкую посадку на фюзеляж неподалеку от аэродрома.

Тишина над зеленым полем звенела, как натянутая струна. Летчики сидели возле распахнутых окон и ждали. Где-то, черт знает где, глухо отмолотил на стыках поезд. Никому больше не нужный магнитофон молчал. Прокрученная несколько раз запись уже никого не интересовала. Слушали ее все. Любой подозрительный звук исследовали на разных скоростях. Новиков словно сквозь землю провалился. Был и нет…

Чиж, сутулясь над аппаратом, несколько раз опросил всех соседей – никто ничего не видел, никто ничего не слышал.