Онлайн чтение книги Капитан Памфил
X. КАК КАПИТАН ПАМФИЛ, ДУМАЯ, ЧТО ПРИСТАЛ К ОСТРОВУ, ВЫСАДИЛСЯ НА КИТА И СТАЛ СЛУГОЙ ЧЕРНОГО ЗМЕЯ

Когда капитан Памфил вынырнул на поверхность воды, бриг «Роксолана» был слишком далеко, чтобы его могли услышать, и он решил не расходовать напрасно силы, не кричать, а попытался определить, где он находится и какой берег ближе всего. Решив, что это должен быть остров Кейп-Бретон, капитан направился к нему, сверяясь с Полярной звездой, оставшейся справа от него.

Капитан Памфил плавал как тюлень, и все же через четыре или пять часов он начал уставать; впрочем, небо хмурилось, солнце, направлявшее его путь, скрылось, и он, подумав, что пора отдохнуть, перестал плыть матросским стилем на боку и перевернулся на спину.

В таком положении он провел около часа, делая лишь самые необходимые движения, чтобы удержаться на поверхности воды, и глядя, как одна за другой гаснут на небе звезды.

Читатель поймет, что, как бы философски ни был настроен капитан Памфил, он мало веселого мог найти в своем положении. Превосходно зная очертания берегов, он понимал, что до любого из них ему остается три или четыре льё. Почувствовав прилив сил после недолгого отдыха, который он себе позволил, капитан поплыл дальше, и тут он заметил в нескольких футах перед собой какую-то черную поверхность, которую раньше нельзя было увидеть в темноте. Он принял ее за островок или скалу, забытые мореплавателями и географами, и, направившись к ней, вскоре достиг берега. Но ему стоило большого труда на него выбраться, до того скользкой оказалась беспрестанно омываемая волнами земля. Все же после нескольких попыток он добился своего и оказался на маленьком выпуклом островке длиной от двадцати до двадцати пяти шагов, возвышавшемся над водой примерно на десять футов и совершенно необитаемом.

Капитан Памфил быстро обошел свои новые владения. Земля была голой и бесплодной; единственное исключение — деревце толщиной с палку от метлы, длиной от восьми до десяти футов и совершенно лишенное ветвей и листьев, а также несколько еще мокрых травинок, указывающих на то обстоятельство, что во время морских бурь волна полностью покрывала скалу; именно этим капитан Памфил и объяснил чудовищное упущение географов, пообещав себе, как только он вернется во Францию, написать для Общества путешествий ученый доклад и указать в нем на ошибку своих предшественников.

Он дошел до этого места в своих планах и замыслах, когда ему послышался поблизости говор. Капитан огляделся, но, как мы уже сказали, ночь была темной и ничего не было видно. Он снова прислушался и на этот раз ясно различил несколько голосов, однако слов нельзя было разобрать; капитан Памфил хотел окликнуть говоривших, но, не зная, кто приблизится к нему в темноте — враги или друзья, — решил подождать дальнейших событий. В любом случае остров, на который он высадился, был не так далеко от земли, чтобы стоило опасаться голодной смерти в таком оживленном месте, как залив Святого Лаврентия. Поэтому капитан Памфил решил сидеть смирно до рассвета, чтобы самому себя не выдать; в соответствии с этим решением он отправился на другой конец своего острова, как можно дальше от того берега, где слышалась человеческая речь, в некоторых случаях пугающая людей больше, чем рев дикого зверя.

Снова воцарилась тишина, и капитан Памфил начал надеяться на благополучный исход, когда почувствовал, что земля задрожала под его ногами. Прежде всего ему на ум пришло землетрясение, но на всем своем острове он не видел даже самой маленькой горки, напоминающей вулкан; тогда он вспомнил, что часто слышал рассказы о подводных образованиях, которые внезапно появляются на поверхности воды и остаются там иногда в течение нескольких дней, месяцев, а то и лет, дают время обосноваться колониям, засеять землю, построить хижины, а потом, когда пробьет их час, внезапно разрушаются, как и образовались, без видимой причины, мгновенно скрываются, увлекая за собой слишком доверчивое население, расположившееся на них. В любом случае капитан Памфил не успел ни посеять, ни построить, ему не приходилось сожалеть ни о хлебе, ни о домах, и он собрался продолжать свое плавание, радуясь тому, что чудесный остров пробыл над водой достаточно долго и он на нем отдохнул. Так вот, целиком положившись на волю Божью, он вдруг заметил, к большому своему удивлению, что земля не погружается в море, но как будто плывет, оставляя за собой след, подобный струе за кормой судна. Капитан Памфил оказался на плавучем острове; для него повторилось чудо Латоны, и он направлялся на каком-то неведомом Делосе к берегам нового мира.

Капитан Памфил столько всякого повидал в своей бродячей и полной приключений жизни, что такими пустяками его трудно было удивить; он только отметил, что его остров, проявив сообразительность, на какую никак нельзя было рассчитывать, направился прямо к северной оконечности Кейп-Бретона. Поскольку капитану безразлично было, куда направиться, он решил не возражать, позволив острову спокойно плыть по своим делам, и воспользоваться этим обстоятельством, чтобы передвигаться вместе с ним. Но движение сделало скользкую почву еще более опасной, и капитан Памфил, хоть и хорошо переносил качку, тем не менее поднялся на возвышенную часть острова и, держась за одинокое и лишенное листвы дерево, казалось отмечавшее его центр, стал смиренно и терпеливо ожидать дальнейших событий.

Временами, когда ветер прогонял тучи, показывалась какая-нибудь звезда, сияющая, словно алмаз в небесном уборе; в эти более светлые промежутки времени капитану Памфилу, который весь обратился в зрение и слух (и это легко понять), представлялось, будто он видит черную точку маленького островка, указывающего путь большому острову, двигаясь примерно в пятидесяти шагах впереди него, и, когда волна менее шумно билась о склоны его владений, до ушей капитана с дыханием ветра снова доносились те же голоса, что он уже слышал, неясные и невнятные, как шепот духов моря.

И только когда на востоке стало рассветать, капитан Памфил окончательно во всем разобрался и изумился: как же он, с его-то умом, не осознал своего положения? Маленький островок, двигавшийся впереди, оказался лодкой с командой из шести канадских дикарей; большой остров, на котором находился он сам, — китом, которого бывшие союзники Франции тащили на буксире; лишенное веток и листьев дерево, служившее ему опорой, было убившим морского гиганта гарпуном: войдя в рану на четыре или пять футов, он торчал вверх еще на восемь или девять.

У гуронов, увидевших, что им досталась двойная добыча, вырвался возглас изумления; но они тотчас рассудили, что показывать свое удивление недостойно мужчины, и продолжали молча грести к берегу, не обращая более никакого внимания на капитана Памфила. Сам он, видя, что дикари, несмотря на кажущуюся беспечность, не спускают с него глаз, изобразил полную безмятежность, хотя в действительности странное его положение внушало ему немалое беспокойство.

Когда кит был примерно в четверти льё от северной оконечности Кейп-Бретона, а лодка остановилась; но огромная туша, продолжая двигаться в заданном направлении, мало-помалу приблизилась к суденышку вплотную. Тогда тот, кто казался в команде главным, высокий и крепкий малый пяти футов восьми дюймов ростом, разрисованный синей и красной красками, с татуировкой в виде черной змеи на груди и хвостом райской птицы, вплетенным в единственную прядь волос, оставленную на его выбритой голове, сунул свой большой нож за пояс набедренной повязки, взял в правую руку томагавк и медленно, с достоинством направился к капитану Памфилу.

Со своей стороны, капитан Памфил, повидавший всевозможных дикарей — от тех, что покидают «Лa-Куртий» в первый день Великого поста, до обитателей Сандвичевых островов, злодейски убивших капитана Кука, — спокойно ждал его и, казалось, не обращал на него ни малейшего внимания.

Гурон остановился в трех шагах от европейца и стал смотреть на него; капитан Памфил, решив ни на шаг не отступать, в ответ уставился на гурона с тем же спокойным и безмятежным видом, какой напустил на себя дикарь. Наконец, после десяти минут взаимного изучения, гурон произнес:

— Черный Змей — великий вождь.

— Памфил из Марселя — великий капитан, — ответил тем же провансалец.

— Но почему, — продолжал гурон, — мой брат покинул свой корабль и сел на кита Черного Змея?

— А потому, — ответил капитан Памфил, — что команда выбросила его в море, он устал плыть и устроился отдохнуть на первом, что ему подвернулось, не заботясь о том, кому это принадлежит.

— Хорошо, — сказал гурон. — Черный Змей — великий вождь, и капитан Памфил станет его слугой.

— Ну-ка повтори, что ты сказал, — перебил его насмешливо капитан Памфил.

— Я говорю, — продолжал свою речь гурон, — что капитан Памфил будет грести на лодке Черного Змея, когда он будет на воде; понесет его палатку из бересты, когда он станет путешествовать по суше; разжигать для него костер, когда наступит холод, и отгонять мух в жару; починит его мокасины, когда они износятся; взамен всего этого Черный Змей даст капитану Памфилу остатки своего обеда и ненужные ему самому старые бобровые шкурки.

— А если эти условия не понравятся Памфилу и Памфил не согласится на них? — спросил капитан.

— Тогда Черный Змей снимет с Памфила скальп и подвесит его перед своей дверью рядом с теми скальпами семи англичан, девяти испанцев и одиннадцати французов, которые уже там находятся.

— Хорошо, — согласился капитан, видя, что сила не на его стороне. — Черный Змей — великий вождь, и Памфил будет ему служить.

После этих слов Черный Змей сделал знак команде, дикари тоже высадились на кита и окружили капитана Памфила. Вождь что-то сказал своим людям, и они немедленно принесли на тушу много маленьких ящичков, бобра, двух-трех птичек, убитых стрелами, и все, что необходимо для разведения огня. Тогда Черный Змей сел в пирогу, взял в каждую руку по веслу и стал грести к берегу.

Капитан засмотрелся на удалявшегося великого вождя, восхищаясь скоростью, с какой летела по воде маленькая лодка; тем временем к нему приблизились три гурона: один развязал его галстук, второй снял с него рубашку, а третий стащил с него штаны, в кармане которых были часы; на смену им пришли двое других, один из них держал в руке бритву, второй — своего рода палитру, составленную из маленьких ракушек, наполненных желтой, красной и синей красками; они знáком велели капитану Памфилу лечь; пока остальная часть команды раскладывала костер, как будто это был настоящий остров, ощипывала птиц и потрошила бобра, эти двое занялись туалетом нового своего товарища: один выбрил ему голову, оставив лишь прядь, какую дикари обыкновенно сохраняют, другой обмакивал свою кисть в разные краски и водил ею по всему телу капитана, разрисовывая его по последней моде щёголей с берегов реки Оттава и озера Гурон.

Покончив с этой предварительной обработкой, оба лакея капитана Памфила отправились: один — за пучком перьев, вырванных из хвоста птицы, которую тем временем опаливали, второй — за шкурой бобра, чье мясо начали жарить; вернувшись со всем этим к своей жертве, они укрепили пучок перьев в единственной пряди, оставшейся от прежней шевелюры капитана, и обвязали ему бедра шкурой бобра. Закончив процедуру, один из гуронов подставил капитану Памфилу маленькое зеркальце: он выглядел омерзительно!

Тем временем Черный Змей добрался до берега и направился к довольно большому дому, белевшему на фоне моря и заметному издали; вскоре он вышел оттуда вместе с человеком в европейском платье и, насколько можно было судить по его жестам, сын безлюдных степей показывал представителю цивилизации добычу, захваченную им в открытом море и привезенную ночью к берегу.

Вскоре житель Кейп-Бретона в свою очередь сел в лодку с двумя рабами и, подплыв к киту, обошел его кругом и осмотрел, но высаживаться все же не стал; затем — вероятно убедившись, что гурон не обманул его, — повернул обратно к острову, где его ждал неподвижно сидевший вождь.

Через минуту рабы белого человека отнесли разнообразные предметы, которые на таком расстоянии трудно было разглядеть, в пирогу краснокожего; вождь гуронов снова взялся за весла и стал грести к недолговечному острову, где он оставил свою команду и капитана Памфила.

Он высадился в то самое время, когда бобровое мясо и дичь в меру зажарились, съел хвост бобра и птичьи крылышки, а остатки своего обеда, по установившемуся обычаю, отдал слугам и, казалось, очень рад был среди них увидеть капитана Памфила.

Потом гуроны принесли вождю отнятые у пленника трофеи, чтобы он выбрал среди доспехов, полученных в качестве военной добычи, то, что больше всего ему понравится.

Черный Змей довольно презрительно осмотрел галстук, рубашку и брюки капитана; напротив, часы, которыми он явно не умел пользоваться, стали предметом его особого внимания. Покрутив и повертев их во все стороны, подвесив за маленькую цепочку, покачав на большой, он решил, что имеет дело с живым существом; он поднес часы к уху, внимательно послушал, как они идут, еще немного покрутил в руках, стараясь понять устройство, затем приложил одну руку к сердцу, а другой снова поднес хронометр к уху; окончательно убежденный в том, что часы — животное, поскольку пульс у них бьется наподобие его собственного, бережно уложил их рядом с черепашкой размером не больше пятифранковой монеты и толщиной с половинку грецкого ореха: он бережно хранил ее в коробочке, богато инкрустированной ракушками (легко догадаться — черепашка была частью личного сокровища вождя). Наконец он, как будто удовлетворенный своей долей добычи, оттолкнул ногой галстук, рубашку и брюки, великодушно предоставив их в распоряжение команды.

Покончив с едой, Черный Змей, гуроны и пленник сошли с кита в пирогу. Теперь капитан Памфил увидел, что принесенные дикарями предметы были: два английских карабина, четыре бутылки водки и бочонок пороха; Черный Змей, считая ниже своего достоинства самому возиться с китом, которого он убил, выменял на него у колониста алкоголь, оружие и боеприпасы.

В эту минуту обитатель Кейп-Бретона снова появился на берегу в сопровождении пяти или шести рабов, сел в лодку большего размера, чем та, в какой он совершал первую свою поездку, и опять вышел в море. В миг, когда он отошел от берега, Черный Змей приказал всем покинуть кита, чтобы не внушать никаких опасений новому владельцу туши. После этого началось обучение капитана Памфила. Один из гуронов, рассчитывая поставить его в затруднительное положение, дал ему весло; но Памфил, прошедший путь от юнги до капитана, так легко, умело и ловко управлялся с этим орудием, что Черный Змей в знак своего полного удовлетворения дал ему поцеловать свой локоть.

Тем же вечером вождь гуронов и его команда высадились на большом утесе, стоявшем посреди залива Святого Лаврентия на некотором расстоянии от другого, меньшего утеса. Одни немедленно начали ставить берестяную палатку (дикари Северной Америки почти постоянно носят с собой такие палатки, отправляясь в путешествие или на охоту). Другие, рассыпавшись вокруг скалы, принялись искать в углублениях устриц, мидий, морских ежей и прочие дары моря, набрав такое количество их, что, когда Великий Змей насытился, осталось еще довольно еды для всей команды.

Покончив с ужином, Великий Змей приказал принести коробку, в которую он спрятал часы, чтобы взглянуть, не случилось ли с ними чего-нибудь. Как и утром, он взял их с величайшей осторожностью, но тотчас же заметил, что сердце их перестало биться. Он поднес часы к уху и ничего не услышал; тогда он попытался согреть их своим дыханием, но, видя бесплодность всех своих стараний, с выражением глубокого презрения протянул часы прежнему владельцу со словами:

— Держи свою зверюшку, она сдохла.

Капитан Памфил, весьма дороживший своими часами — ведь их ему подарила жена, — не заставил вождя повторять это дважды и надел цепь себе на шею; он был счастлив вновь вступить в обладание своим брегетом; заводить его он поостерегся.

С рассвета они продолжили свой путь на запад, вечером высадились в маленькой уединенной бухточке острова Антикости, а на следующий день, около четырех часов пополудни, обогнув мыс Гаспе, вошли в реку Святого Лаврентия, по которой должны были подняться до озера Онтарио, откуда великий вождь рассчитывал попасть в озеро Гурон, на берегу которого стоял его вигвам.