Онлайн чтение книги Капля воды - крупица золота
Глава одиннадцатая. С КЕМ РАБОТАТЬ?

удивлению Бабалы, навести порядок на станции, куда прибывали грузы для участка, оказалось легче, чем он предполагал. Во многом помог ему Иван Петрович, который возле Бабалы, да к тому же в более привычном инженерском качестве, чувствовал себя свободней и уверенней.

Сложнее было выполнить обещание, данное экскаваторщику Ивану Филипповичу. Бабалы посулил ему, что наладит дело с питанием…

На участке, однако, плохо было с продуктами: то одного не хватало, то другого, снабжение столовых, ларьков шло с перебоями, и Бабалы подозревал, что тут успел приложить руку Муррук… Сам Муррук по возможности избегал встреч с новым начальником, а когда все-таки сталкивался с ним, то выражал бурный восторг, клялся в преданности «великому народному делу», изъявлял готовность выполнить любое указание Бабалы, а как разговор касался конкретных огрехов, недостач, перебоев в его хозяйстве, так ничего толком не мог объяснить и начинал жаловаться на загруженность: работа у него, дескать, хлопотная, забот сверх головы, за всем углядеть невозможно, минуты свободной нет, вот как занят, — тут он обычно проводил ребром ладони по горлу и, сославшись на какую-то очередную неотложность, старался исчезнуть…

Как и ожидал Бабалы, главной проблемой на участке были кадры.

Большое строительство поначалу всегда походит на большой вокзал: одни приезжают, другие уезжают, многие «сидят на чемоданах»… И кого только здесь нет!

И на участке Рахмет обстановка пока была какая-то неустойчивая, как в необжитом доме.

Большинство строителей, и это Бабалы сразу увидел, прибыло сюда по зову сердца, с самыми высокими целями и намерениями. Они по-настоящему «болели» за успехи участка.

На в первое время тон задавали на участке не они, а те, кого Мухаммед в своем разговоре с Бабалы назвал «работничками». Подлинные труженики скромно делали свое дело, а «работнички» и вели себя более шумно, и выглядели куда колоритней.

В основном это были «перелетные птицы», как окрестил их про себя Бабалы. Иные прилетели сюда, потому что от них постарались избавиться в других местах, Иные — почуяв благоприятную для себя погоду. И стоило им прознать, что где-то «погода» еще лучше, в том смысле, что там и держать себя можно повольней, и карманы набить полегче, так они спешили перекочевать на новые гнездовья, сулящие им большие выгоды. К ним присоединялись те, кто успел крепко проштрафиться и потому предпочитал убраться подобру-поздорову…

Задерживать людей руководство было не вправе: летуны бессовестно использовали советские законы, советскую демократию.

Стройке же, как воздух, необходимы были стабильные кадры. Особенно требовались люди со специальностями бульдозеристов, экскаваторщиков, скреперистов. То есть строители, которые были бы на «ты» с современной техникой.

Бабалы и пришлось ломать голову над тем, как заполучить таких специалистов.

В ближайшее время первую их партию должны были выпустить курсы механизаторов, открытые в Ашхабаде и Чарджоу.

Бабалы готов был принять их с распростертыми объятьями — но специалисты нужны были стройке сегодня, сейчас!..

Как-то, когда он сидел в конторе, раздумывая как раз над проблемой кадров, в дверь постучали, и вошел парень, с которым Бабалы уже был знаком. На вид паренек был ладный, круглый, как пенёк, который срубили, чтобы сделать из него ступу. На тыльной стороне обеих ладоней голубели татуировки: на одной — якорь, на другой слово «Вера», Парень, как показалось Бабалы, был под легким градусом. А глаза смотрели сердито, и выражение лица было такое, будто он пришел требовать долг.

Бабалы глянул на него с насмешливым любопытством:

— Если не ошибаюсь, товарищ Волков?

— Ну, Волков.

— Проходите, пожалуйста. Садитесь.

Парень откинул со лба каштановую челку, похожую на подрезанный хвост жеребенка, в больших голубых глазах мелькнули колючие искорки:

— Я не рассиживаться пришел, товарищ начальник.

— Все-таки присядьте. В ногах, говорят, правды нет.

Парень неохотно примостился на стуле, который вежливо предложил ему Бабалы. Любезность начальника явно его смущала… А тот, как ни в чем не бывало, поинтересовался:

— Как жизнь, как дела, товарищ Волков?

— А!.. — парень махнул рукой. — Дела — как сажа бела. А жизнь скрипит, будто несмазанная телега.

— Что так?

— Долго рассказывать. Да и не затем я пришел. Почему бухгалтерия не хочет со мной рассчитаться? Я все сделал, как положено. Заявление подал пятнадцать дней назад.

Бабалы раскрыл папку, где были подшиты заявления увольняющихся со стройки, полистал их, кивнул:

— Верно, прошло уже пятнадцать дней.

— Так какого черта…

— Погодите, товарищ Волков. Не горячитесь. Это я придержал ваше заявление.

— Это почему?

— Хотелось потолковать с вами. Вы не очень торопитесь?

— Н-нет…

— Отлично. И у меня как раз выдался свободный часок. Вот и побеседуем…

— О чем?

— Есть о чем… — Бабалы потер ладонью щеку, не сводя с парня изучающего, пристального, насмешливо-сочувственного взгляда, под которым тот малость присмирел. — Тебе ведь известно, что на участке сейчас самая горячая пора. Так сказать, период становления. И каждый человек на счету.

— Какое мне до этого дело?

— Так-таки никакого? Такой уж ты несознательный?.. Не верю, товарищ Волков, не верю… Может, тебя что-то не устраивает? Заработки низкие?

— На заработки грех жаловаться,

— Кормят плохо?

— Я не привередливый, мне много не надо…

— Почему же ты тогда так торопишься покинуть стройку? Ведь это великая стройка, она войдет в историю нашей страны, а вместе с ней и все, кто принимал в ней участие.

— Я за славой не гонюсь.

— А зачем за ней гнаться? Как говорил русский поэт Гусев, «слава приходит к нам между делом, ежели дело достойно ее». Ну, ладно. В славе ты не нуждаешься, на заработок, на питание не жалу ешься… Что же тогда побуждает тебя бежать со стройки?

— Почему ж это бежать? Просто — ухожу.

— С таких строек не уходят — с них дезертируют.

— Вы это бросьте, товарищ начальник! — Челка снова упала парню на лоб, на этот раз он пригладил ее. — Демагогией меня не возьмешь. Ежели мне не по душе тут — имею полное право уйти,

— Что же тебе не по душе?

— А Мне жить еще не надоело. А тут — что за жизнь? Каждый день глотаешь по десять килограммов пыли да выдуваешь по пять ведер воды.

— Значит, трудностей испугался?

— Говорю: жить хочется.

— Ну, живи, живи… Я-то думал, ты малый еще не потерянный. А ты… Без таких, кто пасует перед первой же трудностью, стройка как-нибудь обойдется. Как говорится, скатертью дорога…

Вынув из папки заявление Волкова, Бабалы размашистым почерком наложил резолюцию. Волков потянулся было за заявлением, но Бабалы, не отдавая его, спросил:

— Ты ведь скреперист, товарищ Волков?

— Ну… скреперист.

— Где ты оставил свой скрепер?

— Ну… на участке.

Бабалы нажал на столе кнопку звонка и, когда в дверях появился секретарь, сказал ему:

— Найдите, пожалуйста, механика, пусть примет скрепер у товарища Волкова.

У парня забегали глаза:

— Зачем же… механик? Скрепер в исправности.

— Тогда тебе не о чем беспокоиться.

Бабалы уже понимал, что за фрукт перед ним. И почему он вдруг так заволновался.

Некоторые шоферы и механизаторы, как раз из тех, для кого стройка была лишь случайным привалом на их беспечном пути и кто уже готовился смазать пятки, с машинами, доверенными им, обращались бесцеремонно, и они быстро выходили из строя.

К перелетным птицам, судя по всему, принадлежал и Волков. Потому Бабалы и хотел, чтобы парень сдал свой скрепер механику. К самому же Волкову он потерял всякий интерес, лицо его сделалось отчужденным и озабоченным.

Волкову же, видно, было о чем беспокоиться. Он начал суетливо оправдываться:

— Товарищ начальник!.. Машины-то у всех не в порядке. Ну, поломалось кое-что в моем скрепере, и нож зазубрился, как пила, так разве я в этом виноват?

— Кто же, по-вашему, виноват?

— Песок этот проклятый!.. Ну, и грунт попадается такой твердый, что перекусывает железо, как баранью кость!

— Доложите об этом механику… И покажете, что там у вас поломалось. И почему. А у меня, простите, своих дел достаточно.

— Товарищ начальник!

— Я же сказал: я занят. Не мешайте мне, пожалуйста.

Волков сжал кулаки, угрожающе приподнялся:

— Для вас, значит, законы не существуют?

— Наши законы, я уверен, на стороне честных тружеников, а не летунов и разгильдяев. И хватит, Волков, поговорили! — Бабалы стукнул ладонью по столу так сильно, что карандаш, лежавший рядом с папкой, подпрыгнул и упал на пол, к ногам Волкова. — Сейчас же сдайте свой скрепер механику!.. Если он неисправен, придется вам его отремонтировать. Только после этого я передам ваше заявление в бухгалтерию. Ну!..

Парень встал, наступив на карандаш, который хрустнул у него под сапогом. Он еще хотел было что-то сказать, но, встретив строгий презрительный взгляд Бабалы, осекся и как ошпаренный выскочил из кабинета.

В это время затрещал телефон. Бабалы поднял трубку. Звонил Сергей Герасимович. Он сказал, что находится сейчас в Мары и только что побывал на участке Карамет-Нияз. Там острая нужда в бульдозеристах и скреперистах. Новченко просил, и просьба его звучала как приказ, направить в Карамет-Нияз трех-четырёх механизаторов.

Бабалы горько усмехнулся:

— Сергей Герасимович, вы слышали такую пословицу: тощая собака тощей собаке хвост лижет… Нечто похожее получается и в данном случае. В механизаторах я и сам нуждаюсь, и не меньше, если не больше, чем Карамет-Нияз!.. Мой долг — выполнять наши указания, но, как говорится, выше головы не прыгнешь. К тому же есть еще и такая пословица: больной паршой, достав лекарство, мажет им прежде всего свою голову. Два-три скрепериста и мне бы пригодились. На худой конец — один! Участок в прорыве, Сергей Герасимович. Людей нет!..

Положив трубку, Бабалы задумался. Он не преувеличивал, говоря Волкову, что на участке каждый человек на счету. Вот Волков надумал задать стрекача со стройки — о таком типе, казалось бы, не стоило и жалеть, но ведь из-за него застопорится работа на одном из важнейших отрезков трассы строящегося канала. Если скрепер там в простое, то нечего делать и экскаватору. А где взять другого скрепериста?..

От тягостных размышлений пробудил его голое Нуры, — Бабалы и не заметил, как тот вошел.

— Над чем толову ломаешь, начальник?

Бабалы поднял на него хмурый взгляд:

— Есть над чем…

— Ай, начальник, слышал пословицу, на сытый желудок никакие напасти не страшны! Ежели мы сейчас отправили бы в свои желудки по жирной лукме, так мигом решили бы все вопросы!

— Тебя, гляжу, один вопрос занимает: как бы брюхо набить…

— Так ведь недаром молвится: голодный — теряет рассудок.

Бабалы в раздумчивости потер щеку ладонью:

— А знаешь, Нуры… Ишак, говорят, вздыхает, когда легко навьючен. Вот и ты ноешь да вздыхаешь о лукме, потому что работа у тебя легкая.

— Легкая? — возмутился Нуры. — Ты считаешь, это легко — не знать покоя ни днем ни ночью, возить своего начальника по безводной пустыне, по бездорожью, без маковой росинки во рту, а когда машина поломается, часами из-под нее не вылезать?

Бабалы сочувственно поцокал языком:

— Вай, вай, бедняжка!.. Да, нелегко тебе приходится. Слушай, а что, если я поручу тебе работу менее трудную? А то, боюсь, выдохнешься ты за шоферской баранкой. Или, не дай бог, с голоду умрешь.

— Ха!.. Уж не хочешь ли ты взять меня в повара?

— Да нет, поваром быть — тоже не сахар. Это только на первый взгляд работа у него, как говорится, не пыльная.

— Тогда, может, заместителем своим сделаешь?

— Боже упаси!.. За что же мне тебя так наказывать? Нет, Нуры-хан, ты пойдешь… в скреперисты.

Нуры обалдело заморгал глазами:

— Я?.. В скреперисты?..

— Что ты удивляешься? Самое подходящее для тебя дело.

— Начальник, не шути так. У меня сердце слабое.

— Сердце у тебя — как мотор нашего «газика». Нет, Нуры, серьезно. Только что мне пришлось освободить от работы скрепериста с третьего участка. Участок важнейший — скреперу там ни минуты нельзя простаивать. Ты, к сожалению, последнее время тоже слишком часто находишься в вынужденном простое. Два минуса, как известно, дают плюс. Мы можем ликвидировать сразу два простоя. Сев за руль скрепера, ты и его заставишь работать, и сам займешь на стройке достойное место.

— Начальник, а если мы со скрепером не найдем общий язык? Я лично не питаю к нему симпатии. Как завижу его нож, так у меня поджилки трясутся. Да и скрепер, боюсь, не захочет мне подчиниться. Знаешь, чем все может кончиться? Или скрепер у меня на куски разлетится, или тебе придется справлять поминки по верному Нуры.

— Ножом скрепера язык бы тебе подрезать!.. Довольно пустой болтовни, Нуры. Все, как говорится, решено и подписано. Давай-ка сюда ключ от машины.

Нуры вздохнул:

— Верно говорится: невезучего собака и на верблюде укусит. Нуры на пустое брюхо пожаловался, а его тут же за горло схватили! — Он с жалостью посмотрел на Бабалы — Вай, начальник, как же ты-то без меня будешь?

— Ну, шофера подыскать легче, чем скрепериста. Ты что думаешь, мне с тобой легко расставаться? Да я с кровью отрываю тебя от своего сердца!.. Но ты пойми: на стройке у каждой профессии своя цена. Специальность шофера — нужная. А скрепериста — необходимейшая! В шофере легковой машины лично я нуждаюсь. А в скреперистах — вся стройка!.. Вот и будем думать о ее интересах.

— А твои и мои уже ничего не значат?

— Нуры-хан, я уверен, ты станешь отличным скреперистом и прославишь свое имя на всю стройку!.. Да и заработки будут повыше. Скреперист получает раза в три больше, чем шофер.

— Как бы мне не свалиться под тяжестью таких денег…

— Выдержишь!

— А как я не сделаюсь хорошим скреперистом?

— Я верю в тебя, Нуры-хан. Ума, силенок, энергии тебе не занимать стать. Поначалу, конечно, несладко придется. Если без шуток, то работать на скрепере ясно же потрудней, чем шоферить. Тут у тебя и мозг, и глаза, и руки, и ноги — все будет в постоянном напряжении. Да и пылищи наглотаешься…

— Ты только меня не пугай, начальник! Я в пыли и на свет появился, и вырос.

— Вот и сядешь на скрепер — чтобы избавить этот край от пыли и превратить его в цветущий сад!

Нуры, конечно, в шутку разыгрывал перед Бабалы роль этакого простачка, который к скреперу и подойти-то боится. Правда, когда он впервые увидел скрепер, глаза у него округлились в удивлении и испуге: вай, да это чудище из сказки, а не машина!.. Когда же он попробовал сесть за руль, то убедился, что «чудище» послушно его воле. Опытному шоферу не так уж трудно управлять скрепером или бульдозером.

И перепалку с Бабалы Нуры устроил так, для забавы. Он хорошо понимал, как важны на стройке механизаторские профессии. Возя повсюду Бабалы, он привык на все смотреть его глазами. И теперь ясно видел: да, пользы от него как от скрепериста будет куда больше, чем как от шофера. Что же, хоть и жалко покидать Бабалы и привычный «газик», да, видать, никуда не денешься. Раз Бабалы говорит: надо идти на скрепер — значит, надо.

И Нуры, словно примеряясь к будущей работе, принялся засучивать рукава.

Бабалы бросил на него подозрительный взгляд:

— Что это ты рукава закатываешь, будто быка собираешься кастрировать?

— Репетирую заранее, как я буду подниматься на скрепер.

— Еще не видя воды, уже штаны снимаешь?

— Начальник, ты знаешь своего Нуры. Уж если он сядет на скрепер, так будет вкалывать по три смены подряд!

— Ты еще скажи, что за три дня выкопаешь весь канал.

— Весь, не весь, но уж, во всяком — случае, не подкачаю.

— Знаю, Нуры-хан. Не надеялся бы на тебя, так ни за что не отпустил бы на скрепер.

Бабалы написал что-то на листе бумаги, протянул его Нуры:

— Вот тебе записка к механику третьего участка. Он сейчас принимает скрепер от одного любителя легкой жизни. Механик поможет тебе на первых порах.

Нуры задрал нос:

— Справлюсь и без посторонней помощи! — И озабоченно сдвинул брови: — Слушай, начальник, а что же с «газиком» будет, пока ты не найдешь шофера?

— Придется самому его водить.

— Ты успокоил мое сердце. Но ведь еще неизвестно, кого ты найдешь. Не могу же я передать «газик» в неопытные руки. В нем — моя жизнь…

— Теперь твоя жизнь в скрепере. Но не беспокойся, когда появится у меня новый шофер, так я позову тебя — чтобы ты устроил ему пристрастный экзамен.

— Все, начальник. Все. Больше вопросов нет. И мне думается, сейчас, после всего свершившегося, самое время — наполнить наши желудки.

— Что ж, пожалуй, ты прав. Пошли, Нуры-хан.

Бабалы предпочел бы обедать в столовой и несколько раз уже заглядывал туда, но быстро убедился, что поесть там ему не дадут. К нему то и дело подходил кто-нибудь с каким-либо «неотложнейшим» вопросом. Бабалы ничего не оставалось, как обедать дома. Еду ему приносили из столовой.

Но и дойти до дома он не мог спокойно, его на каждом шагу останавливали: у людей на стройке достаточно было и дел, и бед, и сомнений…

Дома, усадив Нуры за стол, Бабалы сказал ему:

— Учти, Нуры-хан: ты у меня всегда самый дорогой гость. И пусть дружба наша будет еще крепче!

Впрочем, и дома нельзя было спрятаться от тех, кто нуждался в совете и помощи Бабалы.

Только он и Нуры принялись за еду, как в комнату вошел Мухаммед, работавший сейчас со своей бригадой поблизости от Рахмета.

Едва дождавшись, пока закончатся взаимные расспросы о делах, о здоровье, Нуры хлопнул в ладоши:

— Начальник! Обед хорош — но чего-то нам, по-моему, не хватает…

— Чего тебе может не хватать, Нуры-хан, при твоем-то богатырском здоровье?

— Вай!.. Ведь не каждый день мы встречаемся с Мухаммедом.

— Ну?!

— И не каждый день дано тебе расставаться с любимым шофером!

— Ясно, Нуры. Можешь не продолжать. Но давай договоримся: мы чокнемся пиалами тогда, когда ты, как знаменитый скреперист, попадешь на Доску почета.

Нуры скорбно вздохнул:

— Ясно. Чует мое сердце, мы чокнемся вином из того винограда, который вырастет на земле, орошенной водами Большого канала. Ладно, подождем. Я терпеливый — если уж столько езжу с Бабалы-ага…

— Дай бог, чтобы вода в канале не иссякла так же, как болтовня Нуры! — отпарировал Бабалы и повернулся к Мухаммеду: — Что там у тебя? Неспроста ведь, наверно, пришел.

— Угадал. Мне срочно требуется экскаваторщик.

— Так… Не успел я найти скрепериста, как понадобился экскаваторщик. М-да… Но ведь бригада у тебя, по-моему, полностью укомплектована?

— Была. Но мне пришлось уволить Ивана Филипповича.

— Того самого, с претензиями?

— Ну да. Рвач он ненасытный. Мало ему денег, которые он зашибает на экскаваторе, — мошенничеством занялся. То лишний час, то лишний кубометр себе припишет. Ну, я его — по рукам. Ему это не понравилось, он отправился в Карамет-Нияз, надеясь, видно, что там бригадиры покладистей.

— М-да, нюх у него острый — в Карамет-Ниязе как раз не хватает механизаторов, мне только что Новченко звонил. Так что на его махинации там могут посмотреть сквозь пальцы. Экскаватор у тебя, значит, в простое?

— Пока нет.

— Кто же на нем работает?

— Я сам.

— За двоих, значит, надрываешься? М-да…

Нуры принялся убирать со стола посуду, а к Бабалы между тем пожаловал еще один гость — это был молодой джигит, смуглый, крепко сбитый, с черными, чуть косящими глазами и крупными скулами.

Остановившись в дверях, он поздоровался со всеми. Бабалы, приглядевшись к нему, сказал Мухаммеду:

— Слушай, а ведь я знаю этого парня. Только никак не могу вспомнить — откуда знаю. Тебе он, случайно, не знаком?

— Случайно — нет, а не случайно — еще как знаком! Ведь он же из нашего аула.

— Гм… Кто же это? Уж больно напоминает кого-то лицом…

Вошедший хотел было что-то сказать, но Бабалы жестом остановил его:

— Ты погоди!.. Сам хочу угадать. — Он наморщил лоб. — А, черт, не мастер я, видно, играть в юзек*!..

— Да не мучайся! — пожалел его Мухаммед, — Ты мог видеть его, лишь когда он был мальчишкой. Это Аннам Чары, внук Гандыма-ага.

Бабалы хлопнул себя по колену:

— Верно!.. Вылитый же дед!.. Видать, у меня уже склероз, не то я сразу должен был бы спросить: братец, кем ты приходишься Гандыму-ага?.. Незабвенному нашему Гандыму…

Ему припомнились далекие годы, когда сам он был еще желторотым птенцом. Он тогда часто заглядывал в кибитку Гандыма — чуть ли не самую бедную в ауле. Детей в семье была целая куча — мал мала меньше. Достатком же Гандым не мог похвалиться, семья не вылезала из нужды…

Бабалы знал, что Гандым отсек голову кровожадному Пелеч-хану, но помнил прежде всего его беззаветную доброту и отзывчивость. До сих пор звучали в его ушах слова Гандыма: «Сынок, пока мне самому не снесли голову, можешь чувствовать себя в безопасности, никто и пальцем тебя не посмеет тронуть». Так он утешал Бабалы в смутные, тревожные времена, и тот верил — если понадобится, Гандым защитит его от любой напасти. Только вот сам Гандым не уберегся, пал жертвой кровной мести: его убил и сбросил в яму сын Пелеч-хана. Убийцу судили и расстреляли — но это не могло вернуть Гандыма-ага…

Стряхнув с себя воспоминания, Бабалы обратился к гостю:

— Присаживайся, Аннам. Чувствуй себя как дома. Ты давно из аула?

— Да я прямо оттуда.

— Что там нового?.. Как мой старик живет-может?

— Да все идет своим чередом. А Артык-ага держится, как молодой джигит, право слово!

— Ты приехал поглядеть на нашу стройку?

— Да нет, Бабалы-ага, — работать. Это отец ваш меня сагитировал и добился от Тархана, чтобы тот отпустил меня из колхоза. — Аннам достал из внутреннего кармана пиджака аккуратно сложенный лист бумаги, протянул его Бабалы. — Вот бумага от правления. Тут рекомендация, характеристика…

Бабалы внимательно прочитал бумагу, вскинул голову, в глазах его искрилась радость:

— Аннам, так ты, значит, шофер?

— В колхозе грузовик водил.

Нуры живо повернулся к Бабалы:

— Вот и бери его на свой «газик»! Земляк все-таки.

Мухаммед не дал Бабалы ответить, торопливо проговорил:

— Нет, нет, Нуры, ты уж не соблазняй ни Бабалы, ни Аннама… Аннам пойдет в мою бригаду экскаваторщиком, на место Ивана Филипповича. Как, Аннам, согласен? Зачем тебе легкое дело, когда есть потрудней и попочетней?

Аннам вопросительно смотрел на Бабалы. Тот погладил ладонью щеку:

— Соблазнительно, конечно, поездить с земляком… Но Мухаммеду действительно нужен экскаваторщик. Так что ты, Аннам, вовремя приехал. Ступай к Мухаммеду.

— А справлюсь? — усомнился Аннам. — Я ведь только машину водить горазд.

— Мухаммед тебя подучит. И поможет на первых порах.

Аннам замялся:

— Бабалы-ага… Я не один приехал…

— Ещё лучше! Твой товарищ тоже шофер?

— Я мать привез, Бабалы-ага!

Мухаммед хлопнул его по плечу:

— Ай, молодец!.. Бостан-эдже — находка для бригады. Примем ее, как родную… Как она готовить умеет — пальчики оближешь! — И он даже причмокнул от предвкушаемого удовольствия.

Бабалы глянул на него с осуждением:

— Ты только о своей бригаде думаешь. А каково-то Бостан-эдже придется в пустыне? Она ведь не может похвастаться ни молодостью, ни здоровьем. В отличие от твоих богатырей, которым все нипочем!

— Ты полагаешь, у меня все — богатыри? Ошибаешься. А Марина Чернова? Она к нам из Гомеля прибыла. Хрупкая, как рюмка. Уж, во всяком случае, не мастер спорта. А не хнычет, не жалуется. Пустыня ей, конечно, в диковинку. И подруг нет. Вот Бостан-эдже и возьмет ее под свою опеку. Вдвоем-то им веселей будет.

— Может, ты и прав…

Аннам робко вставил:

— Да уж пускай мама со мной будет. В бригаде Мухаммеда. Она мне так и сказала: я на вашей стройке буду там же, где ты. Мать ведь, и я у нее единственный… — Он словно оправдывал Бостан-эдже. — Сперва она и слышать не хотела ни о какой стройке. Куда, говорит, тебя несёт, или в колхозе мало работы, не пущу — и все. А как увидела, что я стою на своем, так тоже стала собираться…

Нуры вздохнул с завистью:

— Счастливый ты, Аннам!.. Придешь с работы домой — ужин уже готов. Из казана жирной лукмой пахнет… — Он мечтательно закатил глаза и вздохнул: — А Нуры в это время, прислонившись к колесу своего скрепера, будет грызть сухари напополам с пылью и запивать их мутной водичкой.

Бабалы не дал ему развить любимую тему — чуть нахмурясь, спросил у Аннама:

— А где же Бостан-эдже?

— На станции меня дожидается. Я же не знал, когда и где вас найду.

— Мухаммед! Позаботься об обоих. Что ж, Аннам, удачи тебе на новом месте!