Онлайн чтение книги Капля воды - крупица золота
Глава тридцать третья. КАК СНЕГ НА ГОЛОВУ

о небу плыли облака, белые и серые, легкие и грузные. Одни походили на горы собранного хлопка, другие на вороха шерсти, которые образовываются после стрижки овец.

Солнце, прорывавшееся сквозь облака, яркими вспышками освещало поле битвы, развернувшееся на одном из рахметских участков — там, где трасса канала пролегла по-новому и тянулась к полукилометровой низине.

Армия скреперов и бульдозеров вела яростное наступление на пустыню.

Бабалы стоял на невысоком бархане и, приложив козырьком ладонь ко лбу, наблюдал за работой мощных механизмов.

Внимание его привлекли два скрепера, с алыми, трепетавшими на ветру флажками на радиаторах. Они двигались поперек русла канала, бок о бок, словно кони на скачках. Или, подумал про себя Бабалы, как волы в одной упряжке.

Он знал, что один из скреперов вел Нуры, другой — Володя.

И Володя не отставал от Нуры…

По лицу Бабалы скользнула улыбка. Дагвно ли этот Володя, качаясь из стороны в сторону, бродил по Рахмету с «Гришей» в кармане. Все на него рукой махнули — и прежде всего сам Володя. А Бабалы поверил в него, поверил, что Володя не пропащий человек, что его можно спасти, и вот теперь фамилия Гончарова красовалась в списке передовиков участка.

Немалую роль сыграла тут и дружба Володи с Нуры. Ах, какой он молодец, Нуры! Фронтовая косточка…

Скреперы шли по направлению к Бабалы — приближались, как сказочные дэвы, грозящие все смять на своем пути.

Перед барханом они остановились, на песок соскочили Нуры и Володя. Бабалы спустился к ним.

Володя поздоровался с начальником участка, вытянувшись по струнке, а Нуры обхватил Бабалы обеими лапищами, оторвал от земли, закружил, не обращая внимания на его крики, а потом поставил на место и вежливо протянул руку:

— Здравствуйте, товарищ начальник!

Бабалы, казалось, хотел ответить на приветствие, но вместо того чтобы пожать ладонь Нуры, воспользовался тем, что тот не ожидал подвоха, уцепился рукой за его пояс, сильно и быстро потянул на себя и подножкой повалил скрепериста на песок.

— Вай! Хрустнуло что-то! — закричал Нуры, хватаясь за поясницу.

Бабалы засмеялся:

— Знаю я тебя, притворщика! Вот крутану еще разок — все мигом пройдет.

— Не надо, не надо! — Нуры вскочил на ноги, отряхнулся. — Мы в разных весовых категориях!

— По-моему, мы весим одинаково. Ты, с твоим аппетитом, даже больше.

— Я говорю о другом весе — общественном. Ей-богу, я бы мог запросто бросить тебя на песок. Плевое дело! Но какой дурак станет тягаться со своим начальником? Сегодня ты полетишь на землю — а завтра я полечу со скрепера.

— Все равно ты меня не переборол бы, кишка тонка.

— Я поддался тебе только из уважения к твоей должности! На нас народ смотрит! — Нуры ткнул пальцем в Володю, который улыбался во все лицо. — Вместе с тобой упал бы твой авторитет!

Нуры и Володя стояли рядом, и Бабалы, широко раздвинув руки, обнял их за плечи:

— Орлы мои боевые!.. Спасибо вам за мужество, упорство, самоотверженность в труде! Вы в первых рядах атакующих! Вы ведете за собой всех бойцов участка! Я горжусь вами, друзья!

Володя, смущаясь, сказал:

— Это вам спасибо, Бабалы Артыкович. За все, за все.

А Нуры, напустив на себя грусть, тяжело вздохнул:

— Я бы тоже поблагодарил тебя, товарищ начальник, если бы ты командировал меня в Ашхабад.

— По каким надобностям, Нуры? За машинами?

— За домашним комбайном — за женой!..

Бабалы хотел было что-то сказать, но Нуры не дал ему и рта раскрыть:

— Честное слово, начальник, надоело мне жить бобылем. Забота нужна, ласка нужна… К Володе вон собирается приехать невеста. Ваша пери, по слухам, уже озарила Рахмет своим появлением… — Он лукаво глянул на Бабалы: — Когда же мы зазвеним пиалами, начальник?..

Бабалы с сокрушенным видом развел руками:

— Не получается пока, Нуры!..

— Может, пиалы потрескались, стоя так долго без употребления?

— С пиалами все в порядке.

— За чем же дело стало?

— Ты знаешь, что такое ручные весы? Плохо ведь, когда они испортятся? Поднимешь одну чашу — другая опускается. Другую поднимешь — падает первая. Никак, понимаешь, не могу я их отладить…

— Это весы шайтана, начальник! — Нуры почесал в затылке — Да-а, жизнь, гляжу, у тебя не веселее моей.

— Ну, твои весы легче исправить. Я как раз собирался сообщить тебе, что скоро сам привезу твою жену из Ашхабада. Да разве такая балаболка, как ты, даст другим слово сказать!..

Нуры подпрыгнул на месте:

— Ты это серьезно, начальник?

— А когда я тебя обманывал?

— Ай, спасибо!

Он кинулся к Бабалы распростерши руки для объятья, но тот, опасаясь, как бы Нуры снова его не закружил, уперся в грудь скрепериста ладонями:

— Осади, медведь!..

И обернулся на шум подъехавшей машины.

Из нее вылез шофер, торопливо проговорил:

— Бабалы Артыкович, меня послал за вами Иван Петрович. Из Ашхабада какая-то комиссия приехала. Вас ждут.

— Комиссия? Мда…

Нуры, заметив, как насупился Бабалы, сочувственно цокнул языком:

— И чего они вас тормошат? Проверяли бы таких, как мы.

— Вот-вот. На каждый скрепер — по комиссии. — Бабалы потер щеку ладонью. — Ничего, Нуры. Я уже привык ко всяким ревизиям да проверкам. А вы работайте спокойно. До свиданья, друзья!

Нуры и Володя долго махали руками вслед «газику», тащившему за собой пышный хвост пыли.

Зотов, встретивший Бабалы у конторы, прошел с ним в его кабинет.

Каково же было изумление Бабалы, когда он увидел за своим столом Меллека Веллека, который развалился в кресле в хозяйской позе. Перед ним, согнувшись, стоял главный бухгалтер, показывая Меллеку какие-то бумаги и папки. Весь стол был завален ими. Вокруг восседало на стульях несколько человек, незнакомых Бабалы, — видимо представителей министерства.

От одного вида Меллека Бабалы замутило — уже одно то, что тот покровительствовал Мурруку Гышшиеву, давно уже настораживало Бабалы. Однако, проявляя минимум вежливости, он поздоровался со всеми кивком головы — но руки никому не протянул, не желая обмениваться рукопожатием с Меллеком Веллеком.

Зотов пытался ему что-то объяснить, но Бабалы, не слушая его, обратился к бухгалтеру:

— Что здесь происходит? Разве бухгалтерию перевели без меня в мой кабинет?

Бухгалтер принялся оправдываться:

— Бабалы Артыкович, мне приказали…

— Пока, по-моему, вы подчиняетесь мне. Или меня уже сняли с должности начальника участка?

— Бабалы Артыкович, что вы такое говорите…

Вид у бухгалтера был жалкий и беспомощный.

Бабалы смотрел на него в упор:

— Если я еще начальник… Забирайте свои бумаги и ступайте к себе. Вы не имели права раскрывать нашу кухню перед посторонними людьми.

— Бабалы Артыкович… Это комиссия из министерства…

— Комиссия дождалась бы моего возвращения и представилась бы мне. А не врывалась без разрешения в мой кабинет и не распоряжалась бы тут, как дома!

Слова эти были адресованы, естественно, не бухгалтеру, а Меллеку Веллеку, и тот беспокойно зашарил руками по столу.

Бабалы все глядел на бедного бухгалтера, который трясущимися руками собирал папки.

— Скорее, скорее. Когда понадобитесь, я вас вызову.

Только после того как бухгалтер ушел, Бабалы повернулся к Меллеку Веллеку:

— По какому праву вы хозяйничаете здесь?

Тот успел уже оправиться, острые его глазки зло сверлили Бабалы:

— Вы этот тон оставьте, Бабалы Артык! Я член коллегии министерства.

— Но, насколько мне известно, не являетесь моим непосредственным начальством.

— Но я облечен высокими полномочиями. Я возглавляю комиссию, созданную министерством для проверки дел на Рахметском участке. Вот приказ министра.

Бабалы брезгливым жестом отстранил бумагу:

— Мне незачем его читать. Поскольку председателем комиссии назначены именно вы — приказ заранее вызывает у меня сомнения. Я сомневаюсь в вашей беспристрастности и добросовестности, Меллек Веллек! Вы уже пытались оклеветать меня на коллегии. — Он обвел взглядом членов комиссии: — Меллек Веллек получил тогда отпор, товарищи. Вы это должны знать.

Меллек негодующе всплеснул руками:

— Вы слышали, товарищи?! Бабалы Артык не желает с нами считаться. Для него приказ министра — клочок бумаги.

Один из членов комиссии, рыжеватый, в очках с желтой оправой, неторопливо проговорил:

— Видите ли, Меллек Веллекович. Если у вас с Бабалы Артыковичем какие-то счеты, то он вправе выразить вам недоверие.

Меллек устремил на него яростный взгляд:

— Вас ввели в комиссию не за тем, чтобы подрывать авторитет ее председателя!

— Наш долг — разобраться во всем с полной беспристрастностью. Это главная задача комиссии. А я слышал о вашем столкновении с Бабалы Артыкови-чем… Вы, по-моему, вообще имеете на него зуб. Какая же тут может быть беспристрастность?

Бабалы снова обратился к членам комиссии:

— Прошу понять меня правильно, товарищи. Я ничего не имею против того, чтобы вы проверяли нашу работу и этим помогли нам. Вам на участке не будут чинить никаких препятствий. Но я буду настаивать на том, чтобы Меллека Веллека отозвали обратно в Ашхабад.

— Еще посмотрим, кому отсюда придется убраться! — выкрикнул Меллек.

— Я постараюсь доказать, что вы преследуете свои цели, далекие от задач, которые стоят перед комиссией. А пока попрошу освободить мое место. Я хочу побеседовать с членами комиссии.

— Значит, со мной вы не желаете разговаривать?

— Нет. Не желаю. А если вы уж очень жаждете с кем-либо поговорить, то можете наведаться в местную тюрьму, где томится в одиночестве ваш друг Муррук Гышшиев. Я, товарищи, потом подробно ознакомлю вас с биографией этого человека и историей его ареста.

У Меллека глаза горели как угли:

— Ты еще ответишь за свои слова, Бабалы Артык! Я найду способ связаться с Ашхабадом, и тебе не поздоровится.

Он как ошпаренный выскочил из кабинета.

С места поднялся рыжеватый мужчина в очках:

— Вы извините нас, Бабалы Артыкович. Комиссия наша была создана наспех, меня, например, включили в неё перед самым отъездом из Ашхабада, так сказать, скоропостижно. Теперь я вижу: председатель хотел использовать нас как орудие в неблаговидных целях. Без него, к сожалению, мы не имеем права приступить к исполнению своих обязанностей. Но с вами постараемся еще встретиться, хотелось бы, чтобы вы обрисовали нам обстановку…

Другой член комиссии, мрачный, носатый, прервал его:

— Говорите только за себя, уважаемый.

— Так или иначе, но с Бабалы Артыковичем нам придется пока проститься. Все, надеюсь, в этом со мной согласны?

Когда Бабалы и Зотов остались одни, Иван Петрович покачал головой;

— Не хватили ли вы через край, Бабалы Артыкович? Все-таки приказ министра… И как-никак Меллек Веллек член коллегии министерства.

— Я уверен, что он и добился создания этой комиссии. Уверен, что большинство в ней — его люди. Вы-то понимаете, зачем они прибыли? Меллек Веллек не трогал меня, пока не заварилась эта каша с Мурруком Гышшиевым. И ему надо меня скомпрометировать, чтобы бросить тень и на все мои действия, в том числе — на действия, направленные против этого жулика.

— Я все понимаю, Бабалы Артыкович. Но ваш тон… Меллек Веллек вам этого не простит.

— Иван Петрович, дорогой, только не пугайте меня последствиями нашей стычки!.

— Все-таки и о них надо думать…

— А я вот не думаю. Это во мне, наверно, отцовское. И еще неизвестно, прощу ли я Меллеку его самочинное вторжение. Приказ министра, приказ министра… Это так, для прикрытия. Меллек способен выбить любой приказ из самого аллаха.

На столе длинно зазвонил телефон. Бабалы поднял трубку, узнал, что его вызывает Мары, и тут же услышал раскатистый бас Новченко:

— Бабалы, появился у тебя Меллек Веллек со своей комиссией?

— Только что был.

— Гони его в три шеи! Ишь, министерские решили в следователей поиграть. Даже меня не поставили в известность. Ты их и на порог не пускай, слышишь? Всю ответственность я беру на себя.

Голос Новченко раздавался на весь кабинет.

Зотов стоял, боясь шевельнуться. А Бабалы рассмеялся:

— Сергей Герасимович, я на расстоянии чувствовал вашу поддержку. И к хвосту Меллека привязал трещотку. Унесло его от меня, как перекати-поле. Я думаю послать министру письмо с протестом…

— Не подставляй шею, я сам с ним поговорю.

Новченко поинтересовался, как идут дела на участке. Бабалы сказал, что все в порядке, строители трудятся, не жалея сил, и особенно ему хотелось бы отметить работу скреперистов, спрямляющих трассу; если есть такая возможность — неплохо было бы представить несколько человек к наградам.

Новченко пообещал сделать все, что в его силах.

Положив трубку, Бабалы повернулся к Зотову:

— Слышали, Иван Петрович?! Я, выходит, действовал правильно.

Зотов вздохнул:

— Как будто Сергей Герасимович всегда прав!..

— Но я-то прав в данном случае?

— В принципе — да. Однако можно было бы держаться и помягче. Зачем дразнить гусей? Вас же и заклюют…

— Что ж, Иван Петрович, в большом деле без жертв, видимо, не обойдешься. Но когда сознаешь свою правоту, не страшно пойти и на жертвы. Ладно, хватит об этом. По-моему, Иван Петрович, мы с вами давно не были в бригаде Мухаммеда Сарыева? Не съездить ли нам туда?

— Я как раз собирался к ним, да тут эта комиссия нагрянула. Бабалы Артыкович, я поеду, а вы останьтесь. Мало ли что может случиться…

— Хорошо. Передайте привет всей бригаде и персонально Мухаммеду, Аннаму и Бостан-эдже.

Оставшись один, Бабалы задумался, но тут принесли свежую почту. Среда других были письма от Аджап и Артыка. Конверт с письмом Аджап Бабалы вскрыл первым…

Аджап коротко сообщала о своем переезде в Рахмет, о срочном вызове на семинар, о неудачном визите в дом Бабалы, а дальше следовал подробный рассказ о том, как к ним явился Меллек Веллек, как нападал он на Новченко, а потом и на Бабалы, и как возникла ссора между ним и Артыком Бабалы.

Бабалы крепко потер ладонью щеку… Вон какие новости. Отец-то, оказывается, в Ашхабаде, гостит у, родителей Аджап. А ему и знать об этом не дал. Ну, это-то как раз в его характере. Жаль, конечно: оба были в Ашхабаде — и не увиделись. И с Аджап он мог бы встретиться, не поспеши на поезд. А поспешил из-за нее же, из-за Аджап. Весы шайтана, как сказал Нуры…

Но Меллек-то — каков негодяй! Знай Бабалы о его разговоре с отцом, он бы обошелся с этим мерзавцем еще круче. Впрочем, может, это и к лучшему, что письмо Аджап пришло не перед появлением комиссии, а после. Иначе, действительно, неизвестно, чем бы закончилась его стычка с Меллеком Веллеком. И к чему бы все это привело… Но Меллек за все поплатится!

Письмо отца вызвало у Бабалы улыбку и привело его в добродушное настроение.

Артык ни словом не упоминал о своем конфликте с Меллеком Веллеком — возможно, он взялся за перо раньше, чем Аджап, еще до встречи с Меллеком.

Артыка заботило одно: свадьба сына.

Писал он, как всегда, лаконично: мол, с родителями Аджап он обо всем договорился, и дело теперь за женихом и невестой. По его мнению, которое разделяла и Айна, свадьбу следовало сыграть не в Рахмете, а в Теджене, чтобы можно было пригласить на нее всех родных, друзей и знакомых.

Ну да, усмехнулся про себя Бабалы, весь Теджен. А к тому же ещё весь Ашхабад и весь Рахмет. Ведь Отец писал, что свадебный той должен быть пышным и торжественным.

Свадьба, свадьба…

К сожалению, невеста пока в Ашхабаде. И в письме ее не было и намека, когда она вернется в Рахмет. Может, она и сама не знала, на сколько дней рассчитаны семинарские занятия.

А в Рахмете — Меллек Веллек. Он еще устроит Бабалы «свадьбу»! Бог весть, с какими неприятностями способен этот подлец его сосватать…