Онлайн чтение книги "Казарменные баллады" и "Семь морей" (книги стихов)
Казарменные баллады. ч. 1. (1892 год)

2. ПОСВЯЩЕНИЕ К «КАЗАРМЕННЫМ БАЛЛАДАМ»

Во внешней, запретной для солнца тьме, в беззвездье пустого эфира,

Куда и комета не забредет, во мраке мерцая сиро,

Живут мореходы, титаны, борцы — создатели нашего мира.

Навек от людской гордыни мирской они отреклись, умирая:

Пируют в Раю они с Девятью Богинями щедрого края,

Свободны любить и славу трубить святому Властителю Рая.

Им право дано спускаться на дно, кипящее дно преисподней

Где царь — Азраил, где злость затаил шайтан против рати Господней,

На рыжей звезде вольно им везде летать серафимов свободней.

Веселье земли они обрели, презрев ее норов исконный,

Им радостен труд, оконченный труд и Божьи простые законы:

Соблазн сатанинский освищет, смеясь, в том воинстве пеший и конный.

Всевышний нередко спускается к ним, Наставник счастливых ремесел,

Поведать, где новый Он создал Эдем, где на небо звезды забросил:

Стоят перед Господом и ни один от страха не обезголосел.

Ни Страсть, ни Страданье, ни Алчность, ни Стыд их не запятнают вовеки,

В сердцах человечьих читают они, пред славой богов — человеки!

К ним брат мой вчера поднялся с одра, едва я закрыл ему веки.

Бороться с гордыней ему не пришлось: людей не встречалось мне кротче.

Он дольнюю грязь стряхнул, покорясь Твоим велениям, Отче!

Прошел во весь рост, уверен и прост, каким его вылепил Зодчий.

Из рук исполинских он чашу приял, заглавного места достоин, —

За длинным столом блистает челом еще один Праведник-Воин.

Свой труд завершив, он и Смерти в глаза смотрел, беспредельно спокоен.

Во внешней, запретной для звезд вышине, в пустыне немого эфира,

Куда и комета не долетит, в пространствах блуждая сиро,

Мой брат восседает средь равных ему и славит Владыку Мира.

Перевёл Роман Дубровкин

3. ПОСВЯЩЕНИЕ ТОМАСУ АТКИНСУ *

Для тебя все песни эти

Ты про них один на свете

Можешь мне сказать где правда где враньё,

Я читателям поведал

Твои радости и беды

Том, прими же уважение моё!

Да настанут времена

И расплатятся сполна

За твое не слишком лёгкое житьё,

Будь же небом ты храним,

Жив здоров и невредим.

Том, прими же уважение моё!

Перевёл Василий Бетаки

4. ДЭННИ ДИВЕР *

«Ещё заря не занялась, с чего ж рожок ревёт?

«С того, — откликнулся сержант, — что строиться зовёт!»

«А ты чего, а ты чего, белее мела стал?»

«Боюсь, что знаю отчего!» — сержант пробормотал.

Вот поротно и повзводно (слышишь трубы марш ревут?)

Строят полк лицом к баракам, барабаны громко бьют.

Денни Дивера повесят! Вон с него нашивки рвут!

Денни Дивера повесят на рассвете.

«А почему так тяжело там дышит задний ряд?»

«Мороз, — откликнулся сержант, — мороз, пойми, солдат!»

«Упал там кто-то впереди, мелькнула чья-то тень?»

«Жара — откликнулся сержант, — настанет жаркий день».

Денни Дивера повесят… Вон его уже ведут,

Ставят прямо рядом с гробом, щас его и вздёрнут тут,

Он как пёс в петле запляшет через несколько минут!

Денни Дивера повесят на рассвете.

«На койке справа от меня он тут в казарме спал…»

«А нынче далеко заснёт»— сержант пробормотал.

«Мы часто пиво пили с ним, меня он угощал.

«А горькую он пьёт один!» — сержант пробормотал.

Денни Дивера повесят, глянь в последний на него,

Спящего вчера прикончил он соседа своего.

Вот позор его деревне и всему полку его!

Денни Дивера повесят на рассвете.

«Что там за чёрное пятно, аж солнца свет пропал?

«Он хочет жить, он хочет жить — сержант пробормотал»

«Что там за хрип над головой так жутко прозвучал?»

«Душа отходит в мир иной» — сержант пробормотал.

Вот и вздёрнут Денни Дивер. Полк пора и уводить,

Слышишь, смолкли барабаны — больше незачем им бить,

Как трясутся новобранцы, им пивка бы — страх запить!

Вот и вздёрнут Денни Дивер на рассвете.

Пер. В. Бетаки

5. ТОММИ

В пивную как-то заглянул я в воскресенье днём.

А бармен мне и говорит: «Солдатам не подаём!»

Девчонки возле стойки заржали на весь зал,

А я ушёл на улицу и сам себе сказал:

«Ах, Томми такой, да Томми сякой, да убирайся вон!

Но сразу «Здрассти, мистер Аткинс, когда слыхать литавров звон»

Оркестр заиграл, ребята, пора! Вовсю литавров звон!

И сразу «Здрассти, мистер Аткинс — когда вовсю литавров звон!

Зашёл я как-то раз в театр (Почти что трезвым был!)

Гражданских — вовсе пьяных — швейцар в партер пустил,

Меня же послал на галёрку, туда, где все стоят!

Но если, черт возьми, война — так сразу в первый ряд!

Конечно, Томми, такой-сякой, за дверью подождет!

Но поезд готов для Аткинса, когда пора в поход!

Пора в поход! Ребята, пора! Труба зовёт в поход!

И поезд подан для Аткинса, когда пора в поход!

Конечно, презирать мундир, который хранит ваш сон,

Стоит не больше, чем сам мундир (ни хрена ведь не стоит он!)

Смеяться над манерами подвыпивших солдат —

Не то, что в полной выкладке тащиться на парад!

Да, Томми такой, Томми сякой, да и что он делает тут?

Но сразу «Ура героям», когда барабаны бьют!

Барабаны бьют, ребята, пора! Во всю барабаны бьют!

И сразу «Ура героям!», когда барабаны бьют.

Мы, может, и не герои, но мы ведь и не скоты!

Мы, люди из казармы, ничуть не хуже, чем ты!

И если мы себя порой ведём не лучше всех —

Зачем же святости ждать от солдат, и тем вводить во грех?

«Томми такой, Томми сякой, неважно, подождет…»

Но: «Сэр, пожалуйте на фронт», когда война идёт!

Война идёт, ребята, пора, война уже идёт!

И «Сэр, пожалуйте на фронт», когда война идет!

Вы всё о кормежке твердите, о школах для наших детей —

Поверьте, проживем мы без этих всех затей!

Конечно, кухня — не пустяк, но нам важней стократ

Знать, что солдатский наш мундир — не шутовской наряд!

Томми такой, Томми сякой, бездельник он и плут,

Но он — «Спаситель Родины», как только пушки бьют!

Хоть Томми такой, да Томми сякой, и всё в нём не то и не так,

Но Томми знает, что к чему — ведь Томми не дурак

Пер. В. Бетаки

6. ФУЗЗИ-ВУЗЗИ

(Суданские экспедиционные части)

Знавали мы врага на всякий вкус:

Кто похрабрей, кто хлипок, как на грех,

Но был не трус афганец и зулус,

А Фуззи-Вуззи — этот стоил всех!

Он не желал сдаваться, хоть убей,

Он часовых косил без передышки,

Засев в чащобе, портил лошадей

И с армией играл, как в кошки-мышки.

За твое здоровье, Фуззи, за Судан, страну твою,

Первоклассным, нехристь голый, был ты воином в бою!

И тебе билет солдатский мы уж выправим путем,

А захочешь поразмяться, так распишемся на нем!

Вгонял нас в пот Хайберский перевал,

Нас дуриком, за милю, шлепал бур,

Мороз под солнцем Бирмы пробирал,

Лихой зулус ощипывал, как кур,

Но Фуззи был по всем статьям мастак,

И сколько ни долдонили в газетах

"Бойцы не отступают ни на шаг!" —

Он колошматил нас и так и этак.

За твое здоровье, Фуззи, за супругу и ребят!

Был приказ с тобой покончить, мы успели в аккурат.

Ну, винтовку против лука честной не назвать игрой,

Но все козыри побил ты и прорвал британский строй!

Газеты не видал он никогда,

Медалями побед не отмечал,

Но честно скажем, до чего удал

Удар его двуручного меча!

Он нà головы из кустов кувырк

А щит навроде крышки гробовой —

Всего денек веселый этот цирк,

И год бедняга Томми сам не свой.

За твое здоровье, Фуззи, в память тех, с кем ты дружил,

Мы б оплакали их вместе, да своих не счесть могил.

В том. что равен счет — клянёмся мы, хоть Библию раскрой:

Потерял побольше нас ты, но прорвал британский строй!

Ударим залпом, и пошел бедлам:

Он в дым ныряет, с тылу мельтешит.

Это ж, прям, порох с перцем пополам!

Притворщик, вроде мертвый он лежит,

Ягненочек, он — мирный голубок,

Прыгунчик, соскочивший со шнурка, —

И плевать ему, куда теперь пролёг

Путь Британского Пехотного Полка!

За твое здоровье, Фуззи, за Судан, страну твою,

Первоклассным, нехристь голый, был ты воином в бою!

За здоровье Фуззи-Вуззи, чья башка копна копной:

Чертов черный голодранец, ты прорвал британский строй!

Пер. Сергей Тхоржевский

7. «СОЛДАТ, СОЛДАТ»

«Солдат, солдат, воротился ты — А мой что ли, там остался?»

— Да ведь было нас битком, я не знаю ни о ком,

Заведи-ка ты себе другого!

Снова! Другого!

Другого поищи.

Раз уж мертвому не встать, так чего ж тут горевать,

Заведи-ка ты себе другого.

«Солдат, солдат, воротился ты — А мой-то был с тобою?»

— Королеве он служил, с честью свой мундир носил…

Заведи-ка ты себе другого.

«Солдат, солдат, воротился ты — А мой-то что там делал?»

— Я видал, как дрался он, враг палил со всех сторон, -

Заведи-ка ты себе другого.

«Солдат, солдат, воротился ты — А мой-то как там дрался?»

— Дым глаза мне разъедал, я и боя не видал, -

Заведи-ка ты себе другого.

«Солдат, солдат, воротился ты — А мой-то где там помер??»

— Лёг в истоптаной траве, с вражьей пулей в голове, -

Заведи-ка ты себе другого.

«Солдат, солдат, воротился ты — А мне бы к нему в могилу!»

— В яме вместе с ним лежат двадцать человек солдат, -

Заведи-ка ты себе другого.

«Солдат, солдат, воротился ты- А мой-то что послал мне?»

— Ничего я не привез, только прядь твоих волос, -

Заведи-ка ты себе другого.

«Солдат, солдат, воротился ты —

А мой никогда не вернется…»

— Говорю тебе опять — мало проку горевать,

Может, мы с тобой и сговоримся?

Снова! Другого!

Раз уж мертвому не встать,

Так чего уж горевать, -

Надо завести себе другого!

Перевела Галина Усова

8. ГОРНАЯ АРТИЛЛЕРИЯ

Куря обгоревшую трубку, вдыхая и ветер и дым,

Шагаю в коричневых крагах за коричневым мулом моим;

За мной шестьдесят канониров, и Томми ничуть не соврет,

Коль скажет, что к пушкам приставлен

лишь самый отборный народ.

Тсс! Тсс!

Вы все обожаете пушки, они в вас души не чают!

Подумайте, как бы нас встретить: вас пушки салютом встречают!

Пришлите Вождя и сдавайтесь — другого вам нет пути,

Разбегайтесь в горах или прячьтесь в кустах

Но от пушек вам не уйти!

Нас гонят туда, где дороги, но чаще туда, где их нет,

Хоть на на крыши могли б мы взобраться, но нам утомляться не след.

Мы Нага смирили и Лушай, Афридиям дали сполна,

Нас, думаете — две тыщи? А нас-то всего — два звена!

Тсс! Тсс!

Вы все обожаете пушки…

Как? Не хочет работать он? Ладно… Забудет у нас баловство!

Он не любит походного марша? Прибьем и зароем его!

Не треплитесь без толку, братцы, пожалуйста, без болтовни!

В полевой артиллерии трудно? Попотей-ка у нас и сравни!

Тсс! Тсс!

Вы все обожаете пушки…

Орлы раскричались над нами, реки замирающий рёв

Мы выше тропинок и сосен, — на скалах, где снежный покров

И ветер, стегающий плетью, доносит до самых степей

Бряцание сбруи и топот, и звяканье звонких цепей

Тсс! Тсс… Вы все обожаете пушки…

Колесо на Созвездие утра, от другого до Бездны — вершок

Провал в неизвестность под нами —

прямей, чем солдатский плевок

Пот застилает глаза нам, а снег и солнце слепят.

И держит орудье над бездной чуть ли не весь отряд

Тсс! Тс! Вы все обожаете пушки…

Куря обгоревшую трубку, вдыхая прохладу и дым.

Я лезу в коричневых крагах за коричневым мулом моим

Знаком обезьяне маршрут наш, и знает коза, где мы шли.

Стой, стой, длинноухие!

К пушкам!

Прочь цепи! Шрапнелью — Пли!

Тсс! Тссс…

Вы все обожаете пушки, они в вас души не чают:

Подумайте, как бы нас встретить, вас пушки салютом встречают!

Пришлите Вождя и сдавайтесь — другого вам нету пути

Прячьтесь в ямы и рвы, там и сдохнете вы,

Но от пушек вам не уйти.

Перевёл Михаил Гутнер

9. ГАУПТВАХТА

В мозгу от пьянки поют шарманки,

язык тяжел, как бревно

Синяк под глазом, мутится разум, —

неделю в глазах темно.

Патруль мне, сука, попал под руку;

а я на расправу крут.

И вот на старых скрипучих нарах

с клопами воюю тут.

В головах — обноски (им в обед — сто лет).

Двор тюремный. (Всё, кончен бал.)

Две недели губ-вахты — не с бухты-барахты:

Я «был пьян и устроил скандал».

Ого-го! — уж скандал так скандал!

Патрулю от души наподдал!

Две недели губ-вахты — не с бухты-барахты:

Я «был пьян и устроил скандал»!

Вначале пиво я дул лениво,

но друг разошелся вдруг.

Всучил, вражина, мне кружку джина,

и… все поплыло вокруг.

Когда я трезвый, я парень резвый,

но пьяный — резвей стократ.

Схлестнись, попробуй, с такой особой,

век жизни не будешь рад!

Где шлем казенный? Вопрос резонный…

Но с пьяных — велик ли спрос?

А где ботинки? По ним поминки

я справил без лишних слез,

Мундир свой хаки порвал я в драке,

но главное — суд в полку:

За все пропажи, за сопли вражьи

нашивки мои — ку-ку!

Жена, стервоза, пустилась в слезы,

и следом за ней — малец.

И черт бы с ними, но, сучье вымя,

узнает майор — конец.

Покаюсь срочно; скажу: «Так точно,

на пьянстве я ставлю крест!»

Но за бутылкой я с клятвой пылкой

покончу в один присест!

В головах — обноски (им в обед — сто лет).

Двор тюремный. (Все, кончен бал.)

Две недели губ-вахты — не с бухты-барахты:

Я «был пьян и устроил скандал».

Ого-го! — уж скандал так скандал!

Патрулю от души наподдал!

Пер. Евгений Фельдман

10. ГАНГА ДИН

Радость в джине да в чаю —

Тыловому холую,

Соблюдающему штатские порядки,

Но едва дойдет до стычки —

Что-то все хотят водички

И лизать готовы водоносу пятки.

А индийская жара

Пропекает до нутра,

Повоюй-ка тут, любезный господин!

Я как раз повоевал,

И — превыше всех похвал

Полковой поилка был, наш Ганга Дин.

Всюду крик: Дин! Дин! Дин!

Колченогий дурень Ганга Дин!

Ты скорей-скорей сюда!

Где-ка там вода-вода!

Нос крючком, зараза, Ганга Дин!

Он — везде и на виду:

Глянь — тряпица на заду.

А как спереди — так вовсе догола.

Неизменно босиком

Он таскался с бурдюком

Из дубленой кожи старого козла.

Нашагаешься с лихвой —

Хоть молчи, хоть волком вой,

Да еще — в коросте пота голова;

Наконец, глядишь, привал;

Он ко всем не поспевал —

Мы дубасили его не раз, не два.

И снова: Дин! Дин! Дин!

Поворачивайся, старый сукин сын!

Все орут на бедолагу:

Ну-ка, быстро лей во флягу,

А иначе — врежу в рожу, Ганга Дин!

Он хромает день за днем,

И всегда бурдюк при нем,

Не присядет он, пока не сляжет зной;

В стычках — Боже, помоги,

Чтоб не вышибли мозги! —

Ну а он стоит почти что за спиной

Если мы пошли в штыки —

Он за нами, напрямки,

И всегда манером действует умелым

Если ранят — из-под пуль

Вытащит тебя, как куль:

Грязнорожий, был в душе он чисто-белым.

Опять же: Дин! Дин! Дин!

Так и слышишь, заряжая карабин,

Да еще по многу раз!

Подавай боеприпас,

Подыхаем, где там чертов Ганга Дин!

Помню, как в ночном бою

В отступающем строю

Я лежать остался, раненый, один

Мне б хоть каплю, хоть глоток —

Все ж пустились наутек,

Но никак не старина, не Ганга Дин.

Вот он, спорый, как всегда;

Вот — зеленая вода

С головастиками, — слаще лучших вин

Оказалась для меня!

Между тем из-под огня

Оттащил меня все тот же Ганга Дин!

А рядом: Дин! Дин! Дин!

Что ж орешь ты, подыхающий кретин?

Ясно, пуля в селезенке,

Но взывает голос тонкий:

Ради Бога, ради Бога, Ганга Дин!

Он меня к носилкам нес.

Грянул выстрел — водонос

Умер с подлинным достоинством мужчин,

Лишь сказал тихонько мне:

«Я надеюсь, ты вполне

Был водой доволен», — славный Ганга Дин.

Ведь и я к чертям пойду:

Знаю, встретимся в аду,

Где без разницы — кто раб, кто господин;

Но поилка наш горазд:

Он и там глотнуть мне даст,

Грешных душ слуга надежный, Ганга Дин!

Да уж — Дин! Дин! Дин!

Посиневший от натуги Ганга Дин,

Пред тобой винюсь во многом,

И готов поклясться Богом:

Ты честней меня и лучше, Ганга Дин.

Пер. Евгений Витковский

11. ВЕРБЛЮДЫ

(Товарные поезда Северной Индии)

Когда сердца солдат сильней забиться бы могли?

От слов команды: «Заряжай!» — а после: «Ляг!» и «Пли!»?

Нет: вот когда у тесных троп все с нетерпеньем ждут,

Чтоб интендантский груз привез снабженческий верблюд.

Ох, верблюд! Ох, верблюд! С важным видом идиота

Он раскачивает шеей, как корзиной злобных змей.

Не ворчит он, не кричит, делает свою работу.

Нагрузите-ка побольше, приторочьте поплотней!

Что заставляет нас, солдат, всё в мире проклинать?

И что солдат-туземцев заставит задрожать?

То, что патаны в эту ночь нам разнесут палатки?

Да нет, похуже: вдруг верблюд над ней раздует складки!

Ох, верблюд! Ох, верблюд! Волосатый и косматый,

За оттяжки от палаток спотыкается в пыли.

Мы шестом его бьем, мы орём ему: «Куда ты?»,

Ну а он ещё кусает руки, что его спасли.

Известно: лошадь-то чутка, а вол совсем дурак,

Слон — джентльмен, а местный мул упрямей, чем ишак.

Но вот снабженческий верблюд, как схлынет суета,—

И дьявол он, и страус он, и мальчик-сирота.

Ох, верблюд! Ох верблюд! Ох, кошмар, забытый богом,

Где приляжет — вьется птичка и мелодию свистит.

Загородит нам проходы — и лежит перед порогом,

А как на ноги поднимем — так, скотина, убежит!

Хромает, весь в царапинах, воняет — просто страх!

Отстанет — потеряется и пропадёт в песках.

Он может целый день пастись, но в ночь — поднимет вой,

А грязь найдет — так уж нырнет аж чуть не с головой!

Ох, верблюд! Ох, верблюд! Шлеп и хлоп — в грязи забавы,

Только выпрямил колени — и во взгляде торжество.

Племя дикое налево, племя дикое направо,

Но для Томми нет заторов, раз верблюд везет его!

Но вот закончен трудный марш, и лагерь впереди.

И где-то выстрелы гремят, и крики позади,

Тут расседлаем мы его — испил он скорбь до дна,

И так мечтает он за всё нам отомстить сполна,

Ох, верблюд! Ох, верблюд! Как горбы в пустыне плыли!

У источника приляжет, где фонтанчиком вода,

А когда к нему подходим так не ближе, чем на милю:

В бочку мордой он залезет — пропадём ведь мы тогда!

Пер Галина Усова

12. МАРОДЁРЫ

Если яйца ты фазаньи хоть однажды воровал,

Иль белье с веревки мокрое упер,

Иль гуся чужого лихо в вещмешок к себе совал —

Раскумекаешь и этот разговор.

Но армейские порядки неприятны и несладки,

Здесь не Англия, подохнешь ни за грош.

(Рожок: Не врешь!)

Словом, не морочься вздором, раз уж стал ты мародером,

Так что —

(Хор.) Все — в дрожь! Все — в дрожь! Даешь!

Даешь! Гра-беж!

Гра-беж! Гра-беж!

Ох, грабеж! Глядь, грабеж!

Невтерпеж прибарахлиться, невтерпеж!

Кто силен, а кто хитер,

Здесь любой — заправский вор,

Все на свете не сопрешь! Хорош! Гра-беж!

Хапай загребущей лапой! Все — в дрожь! Даешь!

Гра-беж! Гра-беж! Гра-беж!

Чернорожего пристукнешь — так его не хорони,

Для чего совался он в твои дела?

Благодарен будь фортуне — да и краги помяни,

Коль в нутро твое железка не вошла.

Пусть его зароют Томми — уж они всегда на стреме.

Знают — если уж ограбим, так убьем.

И на черта добродетель, если будет жив свидетель?

Поучитесь-ка поставить на своем!

(Хор.) Все — в дрожь!.. — и т. д.

Если в Бирму перебросят — веселись да в ус не дуй.

Там у идолов — глаза из бирюзы.

Ну, а битый чернорожий сам проводит до статуй,

Так что помни мародерские азы!

Доведут тебя до точки — тут полезно врезать в почки.

Что ни скажет — все вранье: добавь пинка!

(Рожок: Слегка!)

Ежели блюдешь обычай — помни, быть тебе с добычей

А в обычай — лупцевать проводника.

(Хор.} Все — в дрожь!., и т. д.

Если прешься в дом богатый, баба — лучший провожатый

Но — добычею делиться надо с ней.

Сколько ты не строй мужчину, но прикрыть-то надо спину

Женский глаз в подобный час — всего верней.

Ремесло не смей порочить: прежде чем начнешь курочить

На кладовки не разменивай труда:

(Рожок: Да! Да!)

Глянь под крышу! Очень редко хоть ружье, хотьстатуэтка

Там отыщется, — поверьте, господа.

(Хор.) Все — в дрожь!., и т. д.

И сержант и квартирмейстер, ясно, долю слупят с вас

Отломите им положенную мзду.

Но — не вздумайте трепаться про сегодняшний рассказ,

Я-то сразу трачу все, что украду.

Ну, прощаемся, ребята: что-то в глотке суховато,

Разболтаешься — невольно устаешь.

(Рожок: Не врешь!)

Не видать бы вам позора, эх, нахлебнички Виндзора,

А видать бы только пьянку да дележ!

(Хор.) Да, грабеж!

Глядь, грабеж!

Торопись прибарахлиться, молодежь!

Кто силен, а кто хитер,

Здесь любой — матерый вор.

Жаль, всего на свете не сопрешь! Хо-рош! Гра-беж!

Гра-беж!

Служишь — хапай! Всей лапой Все — в дрожь!

Все — в дрожь! Гра-беж! Гра-беж! Гра-беж!

Пер. Е. Витковский

13. ВОРЧУН **

Вот что в жаркой битве было с батареей полковой,

Что зовётся Первой Леди и Богиней вставших в строй;

В битве… только — черт! — не помню что была там за война,

Но второго в той упряжке знали все как «Ворчуна».

Пропал пехтура — так никто и не глядит;

А конный погибнет — полковник сердит;

Но коль в колесе отскочила чека,

Храбрец — бомбардир послабее щенка!

Их ввели в сраженье сразу, чуть призвали, ей же ей!

Чтобы дать урок примерный толпам здешних дикарей;

Встали крепко на высотах, нам любая цель видна.

Вдруг — бабах — ядро шальное в бок лягнуло Ворчуна.

Шлепнув, тут же отскочило — конь почти напополам,

Но, стараясь долг исполнить, попытался встать он сам;

Передок перекосило, возчик крикнуть смог едва:

'Ворчуна спасайте, братцы: меж коленок голова!'

Спрыгнул тут его помощник, колесо сдержать сумел

Только пушка неподвижна, а кричат — 'Сменить прицел!'

Грит: «Тебя водил я всюду, и любил, без хвастовства,

Но теперь ты бесполезен, меж коленок голова!»

Не успел сказать, что думал — грохнул разрывной снаряд

В середину батареи, меж орудий в аккурат;

А как дым-то разогнало, у колес красна трава,

И валяется помощник — меж коленок голова.

Еле слышно грит помощник, речь невнятна, но проста:

Милость Божья будь со мною, вижу райские врата'.

Видят все — смертельна рана; «Ну, дружок, не обессудь»,

И под передок подсунул умирающего грудь,

И ни слова больше возчик — буркнул что-то, сжав ладонь,

И управился с орудьем услыхав приказ: 'Огонь!'

Если с колеса сочилось, то клянусь похмельным днём —

Полилось с врагов стократно, как ударили огнём.

А мораль? Да что ж, на этом сказка кончена моя:

Если служишь Королеве — позабудь, что есть семья,

О жене, о детях, братьяах позабудьте, солдатьё,

Ежели победы хочешь, крепче обнимай ружьё!

Пропал пехтура — так никто и не глядит;

А конный погиб, так — полковник сердит;

Но коль в колесе отскочила чека,

Храбрец-бомбардир послабее щенка!.

Пер. Эдуард Ермаков

14. ВДОВА ИЗ ВИНДЗОРА

Кто не знает Вдовы из Виндзора,

Коронованной старой Вдовы?

Флот у ней на волне, миллионы в казне,

Грош из них получаете вы

(Сброд мой милый! Наёмные львы!).

На крупах коней Вдовьи клейма,

Вдовий герб на аптечке любой.

Строгий Вдовий указ, словно вихрь гонит нас

На парад, на ученья и в бой

(Сброд мой милый! На бойню — не в бой!).

Так выпьем за Вдовье здоровье,

За пушки и боезапас,

За людей и коней, сколько есть их у ней,

У Вдовы, опекающей нас

(Сброд мой милый! Скликающей нас!)!

Просторно Вдове из Виндзора,

Полмира числят за ней.

И весь мир целиком добывая штыком,

Мы мостим ей ковёр из костей

(Сброд мой милый! Из наших костей!).

Не зарься на Вдовьи лабазы,

И перечить Вдове не берись.

По углам, по щелям впору лезть королям,

Если только Вдова скажет: "Брысь!"

(Сброд мой милый! Нас шлют с этим "брысь!").

Мы истинно Дети Вдовицы!

От тропиков до полюсов

Нашей ложи размах! На штыках и клинках

Ритуал отбряцаем на зов

(Сброд мой милый! Ответ-то каков?)!

Не суйся к Вдове из Виндзора,

Исчезни, покуда ты цел!

Мы, охрана её, по команде "В ружьё!"

Разом словим тебя на прицел.

(Сброд мой милый! А кто из вас цел?)!

Возьмись, как Давид-псалмопевец

За крылья зари — и всех благ!

Всюду встретят тебя её горны, трубя,

И её трижды латаный флаг

(Сброд мой милый! Равненье на флаг!)!

Так выпьем за Вдовьих сироток,

Что в строй по сигналу встают,

За их красный наряд, за их скорый возврат

В край родной и в домашний уют

(Сброд мой милый! Вас прежде убьют!)!

Пер. Александр Щербаков

15. БЛЯХИ

Мы подрались на Силвер-стрит: сошлись среди бульвара

С ирландскими гвардейцами английские гусары.

У Гаррисона началось, потом пошли на реку.

Там портупеи, сняли мы и выдали им крепко.

Звон блях, блях, блях — грязные скоты!

Звон блях, блях, блях — получай и ты!

Звон блях!

Тррах! Тррах!

Удар! Удар! Удар!

Пускай ремни свистят на весь бульвар!

Мы подрались на Силвер-стрит: схватились два полка.

Такого, верно, в Дублине не видели пока.

"Индусские ублюдки!" — ирланцы нам кричали.

"Эй, тыловые крысы!" — кричали англичане.

Мы подрались на Силвер-стрит, и я был в этом деле

Там на бульваре вечером — зззых! — ремни свистели.

Не помню, чем все началось, но помню, что к рассвету

Я был заместо формы одет в одни газеты.

Мы подрались на Силвер-стрит — и нас патруль застукал.

Мы чересчур перепились, и заедала скука.

Ирландцев морды постные нам что-то не понравились:

Одних мы в реку сбросили, с другими так расправились.

Мы подрались на Силвер-стрит… Дрались бы и сейчас,

Да вот револьвер на беду схватил один из нас.

(Я знаю, это Хуган был.) Мы смотрим: лужа крови…

Хотели поразмяться — и парня вот угробили.

Мы подрались на Силвер-стрит, и выстрел кончил драку,

И каждый чувствовал себя побитою собакой.

Беднягу унесли; мы все клялись: "не я стрелял",

И как нам было жаль его, он так и не узнал.

Мы подрались на Силвер-стрит — еще не кончен бал!

В кутузке многие сейчас, пойдут под трибунал.

И я вот тоже на губе сижу с опухшей рожей.

Мы подрались на Силвер-стрит — но черт! Из-за чего же?

Звон блях, блях, блях — грязные скоты!

Звон блях, блях, блях — получай и ты!

Звон блях!

Тррах! Тррах!

Удар! Удар! Удар!

Пускай ремни свистят на весь бульвар!

Пер Георгий Бен

16. БРИТАНСКИЕ РЕКРУТЫ

Если рекрут в восточные заслан края —

Он глуп, как дитя, он пьян, как свинья,

Он ждет, что застрелят его из ружья, —

Но становится годен солдатом служить.

Солдатом, солдатом, солдатом служить,

Солдатом, солдатом, солдатом служить.

Солдатом, солдатом, солдатом служить,

Слу-жить — Королеве!

Эй вы, понаехавшие щенки!

Заткнитесь да слушайте по-мужски.

Я, старый солдат, расскажу напрямки,

Что такое солдат, готовый служить,

Готовый, готовый, готовый служить…

Не сидите в пивной, говорю добром,

Там такой поднесут вам едучий ром,

Что станет башка — помойным ведром,

А в виде подобном — что толку служить,

Что толку, что толку, что толку служить…

При холере — пьянку и вовсе долой,

Кантуйся лучше трезвый и злой,

А хлебнешь во хмелю водицы гнилой —

Так сдохнешь, а значит — не будешь служить,

Не будешь, не будешь, не будешь служить… — и т. д.

Но солние в зените — твой худший враг,

Шлем надевай, покидая барак,

Скинешь — тут же помрешь, как дурак,

А ты между тем — обязан служить,

Обязан, обязан, обязан служить… — и т. д.

От зверюги-сержанта порой невтерпеж,

Дурнем будешь, если с ума сойдешь,

Молчи, да не ставь начальство ни в грош —

И ступай, пивцом заправясь, служить,

Заправясь, заправясь, заправясь, служить… —

Жену выбирай из сержантских вдов,

Не глядя, сколько ей там годов,

Любовь — не заменит прочих плодов:

Голодая, вовсе не ловко служить,

Неловко, неловко, неловко служить… — и т.

Коль жена тебе наставляет рога,

Ни к чему стрелять и пускаться в бега;

Пусть уходит к дружку, да и вся недолга, —

Кто к стенке поставлен — не может служить.

Не может, не может, не может служить… —

Коль под пулями ты и хлебнул войны —

Не думай смыться, наклавши в штаны.

Убитым страхи твои не важны,

Вперед — согласно долгу, служить

, Долгу, долгу, долгу служить… — и т. д.

Если пули в цель не ложатся точь-в-точь,

Не бубни, что винтовка, мол, сучья дочь, —

Она ведь живая и может помочь —

Вы вместе должны учиться служить,

Учиться, учиться, учиться служить… — и т.;

Задернут зады, словно бабы, враги

И попрут на тебя — вышибать мозги,

Так стреляй — и Боже тебе помоги,

А вопли врагов не мешают служить,

Мешают, мешают, мешают служить… — и т. д.

Коль убит командир, а сержант онемел.

Спокойно войди в положение дел,

Побежишь — все равно не останешься цел,

Ты жди пополненья, решивши служить,

Решивши, решивши, решивши служить… — и т. д.

Но коль ранен ты и ушла твоя часть, —

Чем под бабьим афганским ножом пропасть,

Ты дуло винтовки сунь себе в пасть,

И к Богу иди-ка служить,

Иди-ка, иди-ка, иди-ка служить,

Иди-ка, иди-ка, иди-ка служить,

Иди-ка, иди-ка, иди-ка служить,

Слу-жить — Королеве!

Пер Е. Витковский

17. МАНДАПЕЙ

Смотрит пагода Мульмейна на залив над ленью дня.

Там девчонка в дальней Бирме, верно, помнит про меня.

Колокольцы храма плачут в плеске пальмовых ветвей:

Эй, солдат, солдат британский, возвращайся в Мандалей!

Возвращайся в Мандалей,

Слышишь тихий скрип рулей?

Слышишь ли, как плещут плицы из Рангуна в Мандалей,

По дороге в Мандалей,

Где летучих рыбок стаи залетают выше рей,

И рассвет, внезапней грома,

Бьёт в глаза из-за морей!

В яркой, как листва, шапчонке, в юбке, жёлтой, как заря…

Супи-Яулат её звали — точно, как жену Царя.

Жгла она какой-то ладан, пела, идолу молясь,

Целовала ему ноги, наклоняясь в пыль да в грязь.

Идола того народ

Богом-Буддою зовёт…

Я поцеловал девчонку: лучше я, чем идол тот

На дороге в Мандалей!

А когда садилось солнце и туман сползал с полей,

Мне она, бренча на банджо, напевала "Кулла-лей",

Обнял я её за плечи и вдвоём, щека к щеке,

Мы пошли смотреть, как хатис грузят брёвна на реке.

Хатис, серые слоны,

Тик весь день грузить должны

Даже страшно, как бы шёпот не нарушил тишины

На дороге в Мандалей.

Всё давным-давно минуло: столько миль и столько дней!

Но ведь омнибус от Банка не доедет в Мандалей!

Только в Лондоне я понял: прав был мой капрал тогда:

Кто расслышал зов Востока, тот отравлен навсегда!

Въестся в душу на века

Острый запах чеснока,

Это солнце, эти пальмы, колокольчики, река

И дорога в Мандалей…

Моросит английский дождик, пробирает до костей,

Я устал сбивать подошвы по булыжникам аллей!

Шляйся с горничными в Челси от моста и до моста —

О любви болтают бойко, да не смыслят ни черта!

Рожа красная толста,

Не понять им ни черта!

Нет уж, девушки с Востока нашим дурам не чета!

А дорога в Мандалей?..

Там, к Востоку от Суэца, где добро и зло равны,

Десять заповедей к чёрту! Там иные снятся сны!

Колокольчики лопочут, тонкий звон зовёт меня

К старой пагоде Мульмейна, дремлющей над ленью дня.

По дороге в Мандалей.

Помню тихий скрип рулей…

Уложив больных под тенты, — так мы плыли в Мандалей,

По дороге в Мандалей,

Где летучих рыбок стаи залетают выше рей

И рассвет, внезапней грома,

Бьёт в глаза из-за морей…

Пер. Вас. Бетаки

18. К ТРАПУ!

К трапу, к трапу, к трапу дружно прем:

Шесть лет служил — окончил срок минувшим сентябрем.

Лежат убитые в земле — что ж, их Господь призвал.

А наш пароход набит углем: солдат отвоевал.

Помчим вот-вот, помчим вот-вот

Прочь по волне морской;

Время не трать, тащи свою кладь,

Сюда нам опять — на кой?

Сыграем свадьбу, Мэри-Энн

Теперь пойдет житье!

Есть у меня шиллинг на три дня:

Солдат отслужил свое!

И «Малабар» и «Джамна» сейчас поднимут якоря,

Матросы лишь приказа ждут — и в даль, через моря!

Что, с пьяных глаз займем сейчас Хайберский перевал?

Нет, нынче поплывем домой: солдат отвоевал.

Нас в Портсмут отвезут, в туман, в дожди и в холода.

Мундир индийский — смех и грех; да, впрочем, не беда.

Нас очень скоро съест плеврит, и все пойдет вразвал.

Но — но к черту сырость и болезнь: солдат отвоевал!

К трапу, к трапу, если не дурак!

Ишь, новичков понавезли — знать, будущих вояк!

Что ж, постреляйте вместо нас, а срок в шесть лет — не мал.

Эй, как там в Лондоне дела? Наш брат — отвоевал!

К трапу, к трапу — бьются в лад сердца

Во славу всех британских дам и доброго жбана пивца!

Полковник, полк и кто там еще, кого я не назвал, —

Спаси вас Господи! Урра! Наш брат — отвоевал!

Помчим вот-вот, помчим вот-вот

Прочь по волне морской;

Время не трать, тащи свою кладь,

Сюда нам опять — на кой?

Сыграем свадьбу, Мэри-Энн,

Теперь пойдет житье!

Есть у меня шиллинг на три дня:

Солдат отслужил свое!

Пер. Е Витковский

19. ПИКНИК У ВДОВЫ

"Эй, Джонни, да где ж пропадал ты, старик,

Джонни, Джонни?"

"Был приглашен я к Вдове на пикник".

"Джонни, ну, ты и даешь!"

"Вручили бумагу, и вся недолга:

Явись, мол, коль шкура тебе дорога,

Напра-во! — и топай к чертям на рога,

На праздник у нашей Вдовы".

(Горн: "Та-рара-та-та-рара!")

"А чем там поили-кормили в гостях,

Джонни, Джонни?"

"Тиной, настоянной на костях".

"Джонни, ну, ты и даешь!"

"Баранинкой жестче кнута с ремешком,

Говядинкой с добрым трехлетним душком

Да, коли стащишь сам, — петушком

На празднике нашей Вдовы".

"Зачем тебе выдали вилку да нож,

Джонни, Джонни?"

"А там без них уж никак не пройдешь".

"Джонни, ну, ты и даешь!"

"Было что резать и что ворошить,

Было что ткнуть и что искрошить,

Было что просто кромсать-потрошить

На празднике нашей Вдовы".

"А где ж половина гостей с пикника,

Джонни, Джонни?"

"У них оказалась кишка тонка".

"Джонни, ну, ты и даешь!"

"Кто съел, кто хлебнул всего, что дают,

А этого ведь не едят и не пьют,

Вот их птички теперь и клюют

На празднике нашей Вдовы".

"А как же тебя отпустила мадам,

Джонни, Джонни?"

"В лёжку лежащим, ручки по швам".

"Джонни, ну, ты и даешь!"

"Приставили двух черномазых ко мне

Носилки нести, ну а я — на спине

По-барски разлегся в кровавом говне

На празднике нашей Вдовы".

"А чем же закончилась вся толкотня,

Джонни, Джонни?"

"Спросите полковника, а не меня".

"Джонни, ну, ты и даешь!"

"Король был разбит, был проложен тракт,

Был суд учрежден, в чем скреплен был акт,

А дождик смыл кровь — да украсит сей факт

Праздник нашей Вдовы".

(Горн: "Та-рара-та-та-рара!")

Пер А. Щербаков

20. ПЕРЕПРАВА У КАБУЛА

Возле города Кабула —

Шашки к бою, марш вперед! —

Нас полсотни утонуло,

Как мы пёрли через брод —

Брод, брод, брод у города Кабула,

Брод у города Кабула в эту ночь!

Там товарищ мой лежит,

И река над ним бежит

Возле города Кабула в эту ночь!

Возле города Кабула —

Шашки к бою, марш вперед! —

Половодьем реку вздуло.

Боком вышел нам тот брод,

Не забуду за бедой

То лицо под той водой

Возле города Кабула в эту ночь.

Зной в Кабуле, пыль в Кабуле —

Шашки к бою, марш вперед! —

Кони вплавь не дотянули,

Как мы пёрли через брод,

Брод, брод, брод у города Кабула, Брод у города Кабула в эту ночь!

Лучше мне бы лечь на дно,

Да теперь уж все равно

После брода у Кабула в эту ночь.

Нам велели взять Кабул —

Шашки к бою, марш вперед! —

Я б не то еще загнул,

Так им сдался этот брод,

Брод, брод, брод у города Кабула,

Брод у города Кабула в эту ночь!

Там сухого нет подходу, —

Не хотите ль прямо в воду —

В брод у города Кабула в эту ночь?

К черту-дьяволу Кабул —

Шашки к бою, марш вперед! —

Лучший парень утонул,

Как поперся в этот брод,

Брод, брод, брод у города Кабула,

Брод у города Кабула в эту ночь!

Бог, прости их и помилуй,

Под ружьем пошли в могилу

С этим бродом у Кабула в эту ночь.

Прочь от города Кабула —

Шашки в ножны, марш вперед! —

Так река и не вернула

Тех, кто лезли в этот брод.

Брод, брод, брод у города Кабула,

Брод у города Кабула в эту ночь!

Там давно уж обмелело,

Но кому какое дело

После брода у Кабула в эту ночь!

Пер. М. Гаспаров.

21. ДЖЕНТЛЬМЕН-ДРАГУН

Отверженным и падшим легионам,

а также вам, пропащая когорта,

Собратьям, что с проклятьем там, за морем,

влекут свое солдатское ярмо

Вам джентльмен поет позавчерашний

отборного, но гибнущего сорта.

Сегодня он — драгун Императрицы,

слуга страны, а попросту — дерьмо.

Он был знаком с телятинкой парною,

он выезжал в карете шестернею

С повязкой на глазах он жил, но сказка

к развязке шла, к законному концу:

Мошною тряс налево и направо,

и мир ему кричал на это: «Браво!»

И вот его сержантская расправа

настигла на казарменном плацу.

Мы — несчастные ягнятки, заблудились, ой, как гадко!

Бя-бя-бя!

Мы — овечки черной масти, заблудились, вот несчастье!

Бя-бя-бя!

К тем, кто в жизни быстротечной

Проклят ныне и навечно,

Отнесись, Господь, сердечно, —

Бя-бя-бя!

Нескучно жить, орудуя в конюшне,

нося к помойке кухонные ведра,

И слушать байки дружной шайки-лейки

простых императрицыных драгун,

И с горничной плясать на вечеринке,

и там без предисловий двинуть в морду,

Коль лясы про твои вертикулясы

точить начнет какой-нибудь шаркун.

«Ку-ка-ре-ку!» — кричишь, коль сотрапезник

сочтет, что первоклассный ты наездник,

Но если на плечах твоих не репка,

ты крепко позавидуешь тому,

Кто сроду нищий, но тебя почище,

хотя твои он драит голенища

И кличет «сэр», и этим угождает

дурному самолюбью твоему.

Коль клятвы, что на ветер мы бросали,

и близкие, кому мы не писали,

Виденья нашей матери, отца ли,

все дале уходящие от нас

Сквозь охи сослуживца-выпивохи

в разбуженном сознанье заплясали.

То вам стыдить едва ли нас уместно

за то, что мы так много пьем сейчас

Когда бормочет пьяное сословье,

и свечка догорает в изголовье,

И почему-то именно сегодня

нам драма по-особому ясна,

Тогда все то, что в нас еще таится,

на потолке саморазоблачится

И станет роковой и нестерпимой

висящая над нами белизна!

Чужие мы для Чести и Надежды,

чужие для Любви и к Правде глухи

Мы по ступенькам катимся всё ниже,

как ни вертись, куда ни колеси.

И время нашей молодости — время

душевной нескончаемой разрухи.

Так молоды, но столько всякой грязи

пристало к нам, что — Господи, спаси!

Горит позор, горит, как сожаленье,

за нашу жизнь, за наше преступленье

И наша гордость в том, что мы не горды:

нам только б жить да в дырочки сопеть,

Проклятье нас преследует упорно

до погребенья, до чужого дерна.

Мы умираем, и никто не скажет,

в каких местах придется нас отпеть

Мы — несчастные ягнятки, заблудились, ой, как гадко;

Бя-бя-бя!

Мы — овечки черной масти, заблудились, вот несчастье!

Бя-бя-бя!

К тем, кто в жизни быстротечной

Проклят ныне и навечно,

Отнесись, Господь, сердечно, —

Бя-бя-бя!

Пер. Евгений Фельдман

22. МАРШЕМ ПО ДОРОГЕ

Вот и мы в резерв уходим среди солнечных полей.

Рождество уж на носу — и позади сезон дождей.

«Эй, погонщики! — взывает злой трубы походный рев

По дороге полк шагает — придержите-ка быков!»

Левой-правой, впе-ред!

Левой — правой, впе-ред!

Это кто ещё там споты-ка-ет-ся?

Все привалы так похожи, всюду ведь одно и то же

Барабаны повторяют:

«Тара-рам! Тара- ро!

Кико киссиварти, что ты там не хемшер арджи джо?»

Ух торчат какие храмы, аж рябит от них в глазах,

И вокруг павлины ходят, и мартышки на ветвях,

А серебряные травы с ветром шепчутся весь день,

Извивается дорога, как винтовочный ремень.

Левой — правой, впе-ред, и т. д.

Был приказ чтоб к полшестому поснимать палатки вмиг,

(Так в корзины сыроежки клали мы, в краях родных)

Ровно в шесть выходим строем, по минутам, по по часам!

Наши жены на телегах, и детишки тоже там.

Левой — правой, впе-ред, и т. д.

«Вольно!» — мы закурим трубки, отдохнем да и споем;

О харчах мы потолкуем, ну и так, о том о сём.

О друзьях английских вспомним — как живут они сейчас?

Мы теперь на хинди шпарим — не понять им будет нас!

Левой — правой, впе-ред, и т. д.

В воскресенье ты на травке сможешь проводить досуг

И глядеть, как в небе коршун делает за кругом круг

Баб, конечно, нет, зато уж без казармы так легко:

Офицеры на охоте, мы же режемся в очко.

Левой — правой, впе-ред, и т. д.

Что ж вы жалуетесь, братцы, что вы там несете вздор?

Есть ведь вещи и похуже, чем дорога в Каунпор.

По дороге стер ты ноги? Не даёт идти мозоль?

Так засунь в носок шмат сала — и пройдет любая боль.

Левй — правой, впе-ред, и т. д

Вот и мы в резерв уходим, нас индийский берег ждет:

Восемьсот весёлых томми, сам полковник нас ведет.

«Эй, погонщики! — взывает злой трубы походных рёв —

По дороге полк шагает — придержите-ка быков!»

Левой-правой, впе-ред!

Левой — правой, впе-ред!

Это кто ещё там споты-ка-ет-ся?

Все привалы так похожи, всюду ведь одно и то же,

Барабаны повторяют:

«Тара-рам! Тара-ро!

Кико киссиварти, что ты там не хемшер арджи джо?»

Перевела Галина Усова

23. ШИЛЛИНГ В ДЕНЬ

Я старый О'Келли, мне зорю пропели

И Дублин и Дели — с фортов и с фронтов, —

Гонконг, Равалпинди,

На Ганге, на Инде,

И вот я готов: у последних… портов.

Чума и проказа, тюрьма и зараза,

Порой от приказа — мозги набекрень,

Но стар я и болен,

И вот я уволен,

Мой кошт хлебосолен: по шиллингу в день.

Хор: Да, за шиллинг в день Расстараться не лень!

Как его выслужить — шиллинг-то в день?

Рехнешься на месте — скажу честь по чести, —

Как вспомню о вести: на флангах — шиит,

Он с фронта, он с тыла!

И сердце застыло;

Без разницы было, что буду убит.

Ну что ж, вероятно, жене неприятно,

Но еду бесплатно — и счастлив без меры.

Чтобы мне, господа,

Не стоять в холода

Возле биржи труда, — не возьмете ль в курьеры0

Общий хор: Зачислить в курьеры:

О, счастье без меры, —

Вот старший сержант — он зачислен в курьеры!

На него взгляни, Всё помяни,

До воинской пенсии вплоть —

ГОСПОДЬ, КОРОЛЕВУ ХРАНИ

Пер. Е. Витковский