Онлайн чтение книги Копи царя Соломона King Solomon's Mines
XII. Перед битвой

К счастью для нас, Инфадус и остальные вожди знали в совершенстве все ходы и переходы огромного города, так что мы быстро подвигались вперед, несмотря на совершенную темноту.

Мы шли таким образом час или дольше. Наконец затмение начало проходить, и тот самый краешек солнца, который исчез прежде всего, снова стал виден. Через пять минут стало уже настолько светло, что мы могли различать то, что нас окружало, и тут мы увидели, что находимся уже за чертой города Лоо и приближаемся к большому холму с плоской вершиной, занимающему площадь около двух миль в окружности. По строению своему этот холм был из тех, какие очень часто встречаются в Южной Африке; вышины он был незначительной, в самом высоком месте не более двухсот футов, но зато отличался особенной формой, в виде подковы, и необыкновенно крутыми склонами, усеянными камнем. Вершина у него была плоская, покрытая травой; на этой плоскости мог поместиться довольно обширный лагерь, чем и воспользовались, чтобы водворить здесь значительное военное поселение. Обыкновенно здесь стоял один отряд в три тысячи человек; но теперь, карабкаясь по склону холма при свете возрождающегося дня, мы заметили, что тут собралось гораздо больше войска.

Взобравшись наконец на вершину, мы увидели толпы воинов, теснившихся в величайшем ужасе при виде происходившего перед ними явления природы. Мы молча прошли между ними и подошли к хижине, расположенной в самом центре площадки, венчающей холм. Здесь, к удивлению, нашли мы двух воинов, ожидавших нашего прибытия со всеми пожитками и оружием, которые мы, разумеется, должны были бросить в своем поспешном бегстве.

– Я посылал за ними, – объяснил нам Инфадус, – а также вот и за этим. – И он показал на давно утраченное платье Гуда.

Гуд бросился к нему с неописуемым восторгом и немедленно начал надевать его.

– Как, неужели господин мой хочет спрятать свои прекрасные белые ноги! – воскликнул Инфадус с сожалением.

Но Гуд был неумолим, и с этих пор кукуанцы имели всего только один случай увидеть его «прекрасные белые ноги». Гуд человек не тщеславный. Отныне только его одинокая бакенбарда, прозрачный глаз да волшебные зубы должны были удовлетворять их эстетические стремления.

Затем Инфадус сообщил нам, что он приказал собраться всем нашим войскам, чтобы объяснить им подробно цель восстания, задуманного вождями, и показать им законного наследника престола, Игноси.

Через полчаса наши войска, всего около двадцати тысяч человек (в числе которых находился цвет кукуанской армии), собрались на открытой площади, куда пошли и мы. Воины выстроились по трем сторонам площади и представляли великолепное зрелище. Мы встали на той стороне, которая осталась свободной, и нас тотчас же окружили все вожди и военачальники. К ним обратился Инфадус; как и большинство знатных кукуанцев, он был оратором от природы. В сильных красноречивых выражениях изложил он историю отца Игноси, рассказал, как предательски умертвил его Твала и как жена его и маленький сын чуть не погибли от голода. Далее он напомнил, как страдает край под жестоким управлением Твалы, упомянул о происшествиях предыдущей ночи, когда благороднейшие, лучшие люди страны были преданы лютой смерти как злоумышленники. Рассказал он, как белые жители сияющих звезд воззрили на далекую страну, увидели ее тяжкое положение и решились облегчить ее участь во что бы то ни стало, и для этого протянули руку настоящему повелителю кукуанцев, Игноси, томившемуся в далеком изгнании, и привели его на родину через непроходимые горы. И возмутились белые люди злыми деяниями короля Твалы и показали свое великое чародейство: чтобы убедить малодушных и спасти жизнь прекрасной Фулаты, потушили они солнце и поразили злого змееныша, Скраггу, а теперь приготовились держать сторону возмутившихся и помогать им погубить Твалу и возвести на его место доброго и справедливого Игноси.

Он кончил свою речь среди всеобщего одобрения, после чего выступил вперед и заговорил сам Игноси. Повторив все, что сказал Инфадус, он заключил свое обращение к присутствующим следующими словами:

– Если вы примкнете ко мне в битве и я одержу победу, вы разделите вместе со мной и победу, и почести. Я одарю вас щедрыми дарами и дам вам почетные места; а если вы падете, я паду вместе с вами. А еще обещаю вам, что не будет больше кровопролития в стране, когда я сделаюсь вашим вождем. Вы перестанете напрасно взывать о правосудии, подвергаться казни; не будут колдуньи травить вас и обрекать беспричинной смерти. Только справедливый закон будет наказывать смертью. Ваших краалей не будут отнимать у вас, и всякий будет спокойно спать в своей хижине без страха. Что же вы скажете, о вожди и воины, что скажешь, народ мой? Решились ли вы стать на мою сторону?

– Решились, о король! – был ответ.

– Хорошо. Оглянитесь теперь, смотрите, как спешат во все стороны гонцы Твалы, как спешат они из великого города на восток и запад, на север и юг, чтобы созвать могучее войско на погибель мою и вашу, на погибель моих друзей и покровителей. Завтра или, быть может, еще через день он придет со всеми, кто остался ему верен. Тогда я увижу, кто не страшится умереть за правое дело; и еще повторяю вам: такие люди не будут забыты, когда настанет час торжества. Я сказал, о вожди и воины и весь народ мой. Теперь идите в свои хижины и готовьтесь к войне.

Наступила минутная пауза; затем один из вождей поднял руку, и громкий приветственный клич прогремел в рядах. Это значило, что войска признают Игноси своим вождем. Потом они зашевелились, построились и ушли, отряд за отрядом.

Через полчаса мы собрались на военный совет, в котором участвовали все предводители отрядов. Для нас было очевидно, что неприятель вскоре нападет на нас с превосходящими силами. С нашей наблюдательной позиции на холме было видно, как стягивались войска со всех концов и как из Лоо отправлялись гонцы по всем направлениям, несомненно, для того, чтобы вызвать подкрепления войскам короля. На нашей стороне было около двадцати тысяч войска, которое составилось из семи лучших полков страны. По расчету Инфадуса и других вождей, в распоряжении Твалы было по меньшей мере от тридцати до тридцати пяти тысяч войска, уже стоявшего наготове в Лоо, да, кроме того, к полудню следующего дня он мог собрать еще тысяч пять, если не больше, в подкрепление.

Между тем мы постарались укрепить, насколько возможно, нашу позицию. За эту работу принялись почти все наши наличные силы, и в те два часа, которые нам оставались до заката солнца, они сделали просто чудеса.

Наш холм был скорее санитарным лагерем, чем крепостью, и до сих пор употреблялся для стоянки тех полков, которые пострадали во время службы в нездоровых местностях страны. Все дороги и тропинки, ведущие на вершину холма, были теперь тщательно загорожены грудой камней. Во многих местах навалили огромные каменные глыбы, чтобы скатывать их вниз, на осаждающих; полкам были заранее отведены определенные места; словом, были сделаны все приготовления, какие только могла придумать наша общая изобретательность.

Перед самым закатом мы заметили небольшую толпу людей, приближавшихся к нам от города. Один из них держал в руке пальмовую ветвь, что означало, что он послан в качестве парламентера.

Когда он подошел ближе, Игноси, Инфадус, двое вождей и мы трое спустились к нему навстречу к подножию холма. Посланный был видный мужчина воинственного вида; как водится, на нем была мантия из леопардовой шкуры.

– Привет! – воскликнул он, приблизившись к нам. – Привет короля нечестивым, ведущим с ним святотатственную войну; привет царственного льва низким шакалам, завывающим вслед ему!

– Говори, – сказал я.

– Вот слова короля: покоритесь его королевской воле, чтобы не было вам хуже. Уже вырвано плечо у черного быка, и король влачит его по полю, истекающего кровью[8]Этот жестокий обычай практикуется и у других племен Южной Африки в случае объявления войны или другого важного общественного события..

– А какие условия предлагает нам Твала? – спросил я чисто из любопытства.

– Самые милостивые условия, достойные великого короля. Вот слова Твалы, одноглазого, могучего, супруга тысячи жен, повелителя кукуанцев, самодержца Великой Дороги, любимца Дивных, сидящих на страже в горах, тельца черной коровы, слона, потрясающего землю могучей стопой, устрашителя злодеев, страуса, попирающего пустыню быстрыми ногами, великого, черного, премудрого короля из рода в род! Вот слова Твалы: «Я милосерд и не требую много крови. Только один из десяти умрет, остальные свободны. Но белый человек, Инкубу, убивший моего сына, и черный человек, слуга его, объявивший притязания на мой престол, и Инфадус, брат мой, поднявший восстание против меня, – эти трое умрут лютой смертью, в виде жертвоприношения Дивным, стражам гор. Такова милосердная воля Твалы».

Посоветовавшись с другими, я отвечал как можно громче, чтобы слышали наши воины:

– Ступай к Твале, пославшему тебя, и скажи ему, что мы, то есть Игноси, законный владыка кукуанцев, Инкубу, Богван и Макумацан, мудрые жители звезд, потушившие солнце, Инфадус, вожди и воины и весь собравшийся здесь народ, велим сказать ему в ответ: «Мы ни за что не сдадимся, и прежде, чем зайдет солнце, обезглавленный труп Твалы простынет у его порога, а Игноси, отца которого он убил, воцарится на его месте». Теперь иди, пока тебя не прогнали, и подумай хорошенько, прежде чем поднимать руку на таких людей, как мы.

Парламентер громко засмеялся.

– Нас не запугаешь хвастливыми речами! – воскликнул он. – Покажите-ка завтра свою отвагу, о вы, затмившие солнце! Гордитесь себе, сражайтесь и веселитесь, пока вороны не обчистят ваших костей, так что они станут белее ваших лиц. Прощайте, может быть, мы с вами встретимся в битве. Прошу вас, подождите меня, о белые люди!

Отпустив нам эту насмешку, он удалился, и солнце почти тотчас же закатилось.

В эту ночь у всех у нас было очень много дела, так как мы продолжали наши приготовления к завтрашней битве, насколько это было возможно при лунном свете. От того места, где заседал наш военный совет, беспрестанно отправлялись гонцы и возвращались назад. Наконец около часу пополуночи все, что только возможно было сделать, было сделано, и весь лагерь погрузился в глубокий сон; только изредка раздавался оклик часового. Тогда мы с сэром Генри, в сопровождении Игноси и одного из вождей, спустились с холма и обошли наши аванпосты. Покуда мы шли, на самых неожиданных местах вдруг появлялись копья, сверкавшие при лунном свете месяца, и так же внезапно исчезали, как только мы произносили пропускной пароль. Было очевидно, что часовые не дремали на своему посту. Потом мы вернулись назад, пробираясь между рядами спящих воинов, из которых многие в последний раз вкушали покой на земле.

– Как вы думаете, много ли их останется в живых завтра к этому времени? – спросил сэр Генри.

Я покачал головой и опять посмотрел на спящих воинов. Моему усталому, но все-таки возбужденному воображению представлялось, что смерть уже коснулась их. Мой умственный взор невольно искал и старался угадать тех из них, которым суждено быть убитыми, и вдруг великое сознание таинственности человеческой жизни нахлынуло в мою душу вместе с безграничной скорбью о том, до чего эта жизнь ничтожна и печальна.

Много подобных мыслей роилось в моей голове, пока я стоял и смотрел на темные фантастические группы воинов, спящих «на острие копья», как это у них называется.

– Куртис, – сказал я сэру Генри, – меня одолевает самая жалкая трусость.

Сэр Генри погладил свою белокурую бороду и сказал, смеясь:

– Я уж это не в первый раз от вас слышу, Кватермэн.

– Ну так вот и теперь со мной то же самое. Знаете что? Ведь завтра ночью вряд ли кто-нибудь из нас будет жив. На нас нападут с превосходными силами, и потому весьма сомнительно, чтобы мы удержали за собой эту позицию.

– Как бы то ни было, а все-таки мы расквитаемся хоть с некоторыми как следует. По правде сказать, Кватермэн, это прескверная история, и по-настоящему нам не следовало в нее ввязываться; но уж раз мы вмешались, делать нечего – надо постараться. Мне лично гораздо приятнее умереть в битве, чем другой смертью, а теперь и подавно, раз осталось так мало шансов найти бедного Джорджа. Но судьба благосклонна к храбрым, а потому удача может быть и на нашей стороне. Во всяком случае, резня будет ужасная, и нам придется быть все время в самой свалке, так как мы должны поддержать свою репутацию.

Последние слова сэр Генри произнес совсем печальным голосом, но при этом глаза его говорили совсем другое. Мне сдается, что сэр Генри просто любит драку.

После этого мы проспали часа два. Перед самым рассветом нас разбудил Инфадус, который пришел сказать нам, что в столице заметна усиленная деятельность и что отряды королевских застрельщиков приближаются к нашим аванпостам.

Мы встали и снарядились в битву, надев свои стальные кольчуги, которые пришлись теперь как нельзя более кстати. Сэр Генри взялся за дело основательно и оделся туземным воином. «Когда живешь в Кукуании, надо все делать по-кукуански», – заметил он, облекая блестящей сталью свою богатырскую грудь; но этого мало. По его просьбе Инфадус снабдил его полным воинским нарядом. Он завязал на шее мантию из леопардовой шкуры, присвоенную военачальникам, надел на голову пучок страусовых перьев, носимый только знатнейшими из вождей, и опоясался великолепным поясом из белых бычьих хвостов. Пара сандалий, тяжелый боевой топор с рукоятью из кости носорога, круглый железный щит, обтянутый белой бычьей шкурой, и установленное количество метательных ножей (толла) довершали его вооружение, к которому он, впрочем, еще прибавил револьвер. Конечно, это был дикарский наряд, но я должен сказать, что никогда не видывал более красивого зрелища, чем то, какое представлял собой сэр Генри, одетый таким образом. Его великолепная наружность особенно выигрывала в этом костюме, и когда пришел Игноси в совершенно таком же наряде, я подумал, что до сих пор никогда не встречал двух таких удивительных молодцов. Нам с Гудом стальные кольчуги были далеко не так впору. Начать с того, что Гуд ни за что не хотел расстаться со своим костюмом, да и вообще, нельзя не согласиться, что плотный, низенький джентльмен, со стеклышком в глазу, с наполовину выбритой физиономией, наряженный в кольчугу, старательно заправленную в очень узкие панталоны, – должен был представлять зрелище действительно очень необычайное, но отнюдь не величественное. Ну а мне кольчуга была так велика, что я попросту надел ее сверх всего остального платья, отчего она топорщилась довольно неуклюже. Щит, с которым я совсем не умел обращаться, копье, пара ножей, револьвер да длинное перо, которое я воткнул за ленту своей охотничьей шляпы, чтобы придать себе по возможности зверски-воинственный вид, – довершали мой скромный костюм. Разумеется, кроме всех этих принадлежностей, каждый из нас держал про запас свой карабин, но так как зарядов было у нас немного и при рукопашной битве они были нам совершенно бесполезны, мы распорядились так, что за нами тащили их носильщики.

Снарядившись как следует, мы торопливо поели и отправились посмотреть, как идут наши дела. На нашей площадке была в одном месте куча темного камня, исполнявшая должность и главной квартиры, и сторожевой башни вместе. Здесь мы нашли Инфадуса, окруженного воинами его отряда – Белыми (так они назывались по цвету своих щитов), которые, несомненно, составляли цвет кукуанской армии. То были те самые, которых мы видели в пограничном краале, когда пришли в Кукуанию. Этот отряд, состоявший теперь из трех тысяч пятисот человек, мы назначили в резерв; воины лежали на траве и смотрели, как выходят из Лоо королевские войска, двигаясь длинными колоннами, черневшими издали, точно вереницы муравьев. Эти колонны казались просто бесконечными; всего их было три, и в каждой было по крайней мере тысяч одиннадцать или двенадцать человек.

Выйдя из города, они остановились и построились, после чего один отряд двинулся направо, другой налево, а третий медленно направился прямо на нас.

– А-а, они хотят напасть на нас с трех сторон сразу, – сказал Инфадус.

То была не особенно приятная новость, так как холм наш занимал по крайней мере полторы мили в окружности, и наша позиция была поневоле очень растянута, так что защищать ее с разных сторон было очень трудно: нам нужно было как можно больше сосредоточивать свои слабые силы. Но раз мы не могли заставить неприятеля нападать на нас, как нам хотелось, приходилось действовать сообразно с обстоятельствами, и мы немедленно послали сказать разным отрядам, чтобы они готовились отражать нападающих со всех сторон.