XX. Нашли!

Онлайн чтение книги Копи царя Соломона King Solomon's Mines
XX. Нашли!

А теперь я дошел чуть ли не до самого невероятного приключения, которое с нами случилось в течение всей этой невероятной экспедиции и которое показывает, какие удивительные стечения обстоятельств бывают на свете.

Я спокойно шел вперед, немного поодаль от остальных, вдоль по берегу ручья, который вытекал из оазиса и терялся в пустыне, поглощенный ее жадными песками. Вдруг я остановился и начал протирать глаза. Да и было от чего! Шагах в двадцати от меня, в прелестном местечке под сенью фиговых деревьев и как раз напротив ручья, стояла прехорошенькая хижина, выстроенная, наподобие кафрской, из прутьев и травы, но снабженная не клеткой (как то устраивают в своих хижинах кафры), а настоящей дверью.

«Что за черт! Как это сюда могла затесаться хижина!» – подумал я. И как только я это подумал, дверь хижины отворилась и оттуда вышел, прихрамывая, белый человек с огромной черной бородой, одетый в звериную шкуру. Я подумал, что меня, должно быть, хватил солнечный удар. Это было совершенно невероятно. Конечно, в подобное место никогда не заходил ни один охотник. Да ни один охотник и не вздумал бы здесь поселиться. Я стоял и в изумлении таращил на него глаза, а он – на меня. Тут подошли и сэр Генри с Гудом.

– Посмотрите-ка, любезные друзья, – сказал я. – Ведь я не рехнулся, и это действительно белый человек?

Взглянул сэр Генри, взглянул и Гуд, и тут вдруг хромой человек с черной бородой громко вскрикнул и торопливо заковылял в нашу сторону. Приблизившись к нам, он упал и лишился чувств.

Сэр Генри в ту же минуту очутился около него.

– Что я вижу! – воскликнул он. – Мой брат, Джордж!

На этот шум вышел из хижины второй человек в звериной шкуре, с ружьем в руках, и подбежал к нам. При виде меня он сейчас же закричал:

– Макумацан! Макумацан! Разве вы меня не узнаете, баас? Я охотник Джим. Ведь я потерял ту бумажку, которую вы мне велели передать баасу, и мы с ним живем здесь вот уже два года!

И бедный малый бросился к моим ногам и начал кататься по земле, плача от радости.

Между тем чернобородый человек пришел в себя, и они с сэром Генри начали молча обниматься, будучи не в состоянии произнести ни одного слова. Из-за чего бы они ни поссорились в прошлом (сдается мне, что из-за женщины), очевидно, теперь все было забыто.

– Ведь я уже думал, что ты умер, друг ты мой дорогой! – сказал наконец сэр Генри. – Я ходил тебя искать по ту сторону Соломоновых гор и вдруг нахожу тебя посреди пустыни, точно какого-нибудь старого хищника!

– Около двух лет тому назад и я собирался перейти Соломоновы горы, – отвечал тот неуверенным голосом человека, разучившегося говорить с себе подобными. – Но когда я пришел сюда, мне раздробило ногу камнем, и я не мог уже двинуться ни туда, ни назад.

Тут подошел и я.

– Как вы поживаете, мистер Невилл? – сказал я. – Помните вы меня?

– Что такое?! – воскликнул он. – Да ведь это Кватермэн! Как, и Гуд? Поддержите меня, мне опять дурно… Все это так неожиданно!.. И когда человек уж совсем перестал надеяться… так необыкновенно хорошо!

В тот же вечер у походного костра Джордж Куртис рассказал нам свою историю, которая была почти так же богата событиями, как и наша, и вкратце сводилась к следующему. Около двух лет тому назад он выехал из деревни Ситанда-Крааль, намереваясь добраться до гор. О записке, которую я послал ему с Джимом, он ничего не слышал до сегодняшнего дня, так как этот дурень ее потерял.

Руководствуясь указаниями туземцев, он направился не к Грудям Царицы Савской, а к тому крутому перевалу, по которому мы только что пришли, по новой дороге, которая, очевидно, была лучше старой, нанесенной на карту дона Сильвестры. В пустыне они с Джимом претерпели большие лишения, но в конце концов достигли этого оазиса, где с Джорджем Куртисом случилось большое несчастье. Он сидел около ручья, дожидаясь, пока Джим доставал мед из гнезда лишенных жала пчел, которые водятся в пустыне. Пчелиное гнездо было как раз над ним, на высоком берегу. Ломая соты, Джим как-то толкнул большой кусок скалы, который обрушился на правую ногу Джорджа Куртиса и сильно ее раздробил. С тех пор он так сильно хромал, что не решался двинуться ни вперед, ни назад и предпочел лучше остаться в оазисе, чем идти на верную погибель в пустыне.

Впрочем, добывать пищу им было легко, так как зарядов у них оставалось довольно, а в оазис частенько наведывалось, особенно ночью, множество всяких зверей, приходивших сюда на водопой. Они их преблагополучно стреляли, ели их мясо и одевались в их шкуры.

– Так прожил я около двух лет, точно Робинзон Крузо со своим Пятницей, – заключил Джордж Куртис. – Мы надеялись, вопреки всякой вероятности, что какие-нибудь туземцы заглянут в наш оазис и помогут нам отсюда выбраться. Но так никто и не пришел. Не дальше как прошедшей ночью мы с Джимом решили, что он оставит меня здесь и попробует добраться до Ситанды за помощью. Он должен был отправиться завтра, и я не особенно надеялся снова его увидеть. И ведь надо же так случиться, чтобы ты, именно ты, про которого я всегда думал, что ты живешь себе преспокойно в старой Англии и совсем забыл про меня думать, вдруг очутился каким-то чудодейственным манером в этой пустыне и нашел меня там, где никак не думал! Это самый чудесный случай, о котором только я слышал, и самый благодетельный!

Тут и сэр Генри пустился рассказывать ему в общих чертах наши приключения, и таким образом мы засиделись до поздней ночи.

– Клянусь честью! – воскликнул он, когда я показал ему некоторые из моих бриллиантов. – По крайней мере, вы недаром ходили и получили нечто подороже моей особы в награду за свои труды!

Сэр Генри засмеялся:

– Все это принадлежит Кватермэну и Гуду. Такой уж у нас был уговор, что они разделят между собой все, что мы добудем.

Эти слова заставили меня призадуматься. Я переговорил с Гудом и сообщил сэру Генри, что по нашему обоюдному желанию он непременно должен взять третью часть бриллиантов, а если он не захочет, то мы отдадим следуемую ему часть его брату, который пострадал из-за них еще больше нашего. В конце концов мы уговорили его согласиться на это предложение, но Джордж Куртис некоторое время ничего об этом не знал.

А теперь я, кажется, могу закончить свою правдивую повесть. Наше обратное путешествие через пустыню назад в Ситанду, было очень трудное, тем более что нам приходилось нести Джорджа Куртиса; его правая нога была действительно в самом ненадежном состоянии, и из нее постоянно выделялись осколки раздробленной кости. Но так или иначе, мы совершили свое путешествие до конца, и описывать его подробно совершенно не сто́ит, так как при этом пришлось бы повторять многое, что уже случалось с нами прежде.

Ровно через шесть месяцев после нашего возвращения в Ситанду (где мы нашли свои ружья и все прочее в совершенной целости, хотя старый негодяй, у которого они были на сохранении, обнаружил великую досаду, когда увидел, что мы остались живы и вернулись за ними) все мы, целые и невредимые, снова собрались на моей маленькой Верейской дачке около Дурбана. Здесь я теперь сижу и пишу и здесь же намереваюсь проститься со всеми, кто сопровождал меня в самой невероятной экспедиции, которую мне когда-либо приходилось совершать в течение моей долгой жизни, вообще довольно богатой приключениями.

Только что я успел написать последнее слово, как увидел кафра, подходившего к дому по апельсиновой аллее, с обычной длинной тростью, в которой торчало защемленное письмо, принесенное с почты. Оно оказалось от сэра Генри, и я привожу его здесь целиком, так как оно говорит само за себя.

«Брэли-Голл, Йоркшир.

Дорогой Кватермэн!

Несколько дней тому назад я уже писал вам, что все мы трое, то есть Джордж, Гуд и я, благополучно приехали в Англию. Мы вышли на берег в Соутгэмптоне и сейчас же отправились в Лондон. Вот бы вы поглядели, в какого франта превратился наш Гуд на другой же день! Выбрит – на славу, фрак – с иголочки, монокль – на удивление и т. д. Мы ходили с ним гулять в парк, где я встретил нескольких знакомых и тут же рассказал им анекдот про его прекрасные белые ноги.

Он страшно взбешен, тем более что какой-то шутник напечатал эту историю в журнале.

Теперь о деле. Мы с Гудом носили оценивать наши бриллианты к Стритеру, знаменитому ювелиру, как у нас было заранее условлено, и я просто боюсь вам сказать, во что он их оценил, – такая это страшно громадная сумма! Он говорил, что оценил их только приблизительно, так как решительно не помнит, чтобы в продаже когда-нибудь было такое необычайное количество подобных камней. Оказывается, что все эти камни (за исключением двух-трех самых больших) самой чистейшей воды и во всех отношениях нисколько не хуже бразильских алмазов. Я справлялся, не купит ли он их у нас, но он заявил, что для этого у него не хватит денег и советовал нам продавать их по частям, чтобы не слишком наводнять рынок. Впрочем, нам предлагают сто восемьдесят тысяч фунтов только за некоторую небольшую часть.

Вы непременно должны сюда приехать, Кватермэн, и распорядиться всем этим, тем более что вы настаиваете на вашем желании сделать брату этот великолепный подарок, то есть отдать ему третью часть не принадлежащих мне бриллиантов, на которые я не имею никакого права.

Что касается Гуда, он ни на что не похож. Он слишком много занимается бритьем и всякими другими суетными заботами о своей наружности. Но мне кажется, что он до сих пор не утешился после смерти Фулаты. Еще на днях он говорил мне, что с тех пор, как вернулся в Англию, ни разу не встретил ни одной женщины, которая могла бы с ней сравниться по красоте фигуры или прелести выражения.

Я непременно хочу, чтобы вы сюда приехали, дорогой старый товарищ, и купили бы имение около меня. Вы уже достаточно потрудились на своем веку, и теперь у вас куча денег, а у меня по соседству как раз продается совершенно подходящее для вас имение. Приезжайте же, и чем скорее, тем лучше. Вы можете дописать историю наших приключений на пароходе. Мы никому не соглашаемся рассказывать о нашем путешествии, прежде чем вы его напишете: боимся, что нам никто не поверит. Если вы решитесь выехать тотчас по получении этого письма, вы приедете как раз к Рождеству, и я заранее прошу вас провести его у меня. На Рождество у меня будут гостить и Гуд, и Джордж, и ваш сын Гарри (надеюсь, это послужит вам достаточной приманкой). Я уже приглашал его на неделю поохотиться, и он мне очень понравился. Прехладнокровный малый: всадил мне целый заряд в ногу, сам вырезал из нее дробь и тут же заметил, как удобно иметь студента-медика в числе охотников…

До свидания, дружище. Больше ничего не могу вам сказать, но уверен, что вы приедете хотя бы только для того, чтобы сделать величайшее одолжение

вашему искреннему другу

Генри Куртису.

P. S. Бивни того огромного слона, что убил бедного Хиву, прибиты у меня в сенях над парой буйволовых рогов, которые вы мне подарили, и производят удивительный эффект. А топор, которым я снес с плеч голову Твалы, висит над моим письменным столом. Как жаль, что нам не удалось захватить с собой кольчугу!

Г. К.»

Сегодня вторник. В пятницу отходит почтовый пароход, и, право, мне хочется поймать Куртиса на слове и с этим же пароходом отправиться в Англию хотя бы для того, чтобы повидаться с Гарри и позаботиться о напечатании этого рассказа.


Читать далее

XX. Нашли!

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть