Онлайн чтение книги Поцелуй смерти Kiss the Dead
Глава пятая

Зебровски был занят разговором с позвонившим Дольфом, так что отвести еще семерых вампиров в большой грузовой лифт мне помогали Стивенс, Ульрих и Смит. Я решила держать Блондинчика рядом с собой, потому что раз он мне на мозги так сильно действует, непонятно, насколько он может другим заморочить голову, и доверять ему нельзя. К тому же убрать его от себя – значит признать, что он мне действует на мозг, и я не знаю, что с этим делать. Для меня единственный способ борьбы с чем бы то ни было – лицом к лицу, поэтому Блондин остался со мной. Но он даже вполовину не так меня доставал, как лифт. Это была голая металлическая клеть, в которой нужно было тянуть рычаг управления. Открывалась она в холодноватую темную шахту двойной дверью – решетчатой деревянной и второй, из металлической сетки, но в остальном была настоящей клеткой, открытой со всех сторон. Ящик смерти, если кто-то сможет забраться наверх.

Смита я поставила управлять лифтом. В прошлый раз он это уже делал и нас не разбил об стенку. Автомат я закинула на плечо, прижалась к нему щекой и выдохнула, так что стояла ровно, направив ствол вверх, в переплетения решетки.

– Почему вверх целишься? – спросил Стивенс.

– Бывают вампиры, которые умеют летать, – ответила я, не сводя глаз с шахты.

– Я думал, киношная чушь, – сказал он.

– Не киношная чушь. – Я расслабила глаза, рассматривая темноту над нами, высматривая движение. Любое движение, потому что не должно быть никакого.

– Поехали, – сказал Смит.

Я чуть согнула колени, приготовилась, все так же всматриваясь в темноту над головой.

– Поехали.

Лифт дернулся, ожил. Как будто под тобой закачалась палуба. Потом рывки кончились, мы плавно поехали вниз.

– Мало кто смотрит вверх, – сказал Блондин вопросительно.

– А я и есть мало кто.

Это было сказано тихо – мое внимание все было сосредоточено на уходящей от нас темноте. Пока что двигались только мы и тросы. Я заставила себя не фиксироваться на них, а смотреть рассеянно, ни на что конкретно – как высматриваешь в лесу зверей на охоте. Не оленя ищешь, а шевеление. Как только заметишь, так позволяешь мозгу сообразить, чем это шевеление вызвано и виден ли контур этого шевельнувшегося. «Не смотреть» ни на что конкретное, а все время заставлять глаза высматривать то, чего нет, на самом деле труднее, чем кажется, когда так много четких предметов, на которых можно остановить взгляд. Глаза хотят смотреть на что-то, и мозг тоже хочет определенности, а не зыбкости.

– Подъезжаем, Анита, – сказал Смит.

Я собралась, и лифт дернулся, стукнул, остановился. Я покачнулась – как и все мы – и стукнулась об Блондинчика. В этот самый момент я ощутила его страх. Он, собака, закрывался изо всех сил, будучи так близко ко мне, но прикосновение резко усиливает все вампирские ментальные штучки – я о своих штучках, не его. Двери открылись. Смит стоял ближе, значит, он их и открывал, наверное. Но я смотрела не на него, а на Блондинчика.

Мы встретились взглядами. Смит и Ульрих выводили из лифта передних вампиров.

– Ты перепуган, – сказала я тихо.

– Меня забрали в полицию по обвинению в убийстве. Так что удивительного, что я боюсь?

Но глаза у него слишком вылезали из орбит, рот раскрыт. Будь он человеком, он бы часто дышал и сердце у него бы колотилось как бешеное. Мертв он уже двадцать лет. Пора бы меньше проявлять признаков стресса. Или он меня от чего-то отвлекает?

Я глянула ему за спину, мелькнула вампирская бабушка – Смит, Ульрих и еще один патрульный выводили ее из лифта. Я снова посмотрела на Блондинчика.

– Только без глупостей, – сказала я.

– Ты это кому? – спросил Стивенс.

Мы пошли вперед, вроде как гоня перед собой гурт вампиров.

– Вот ему.

Блондинчик улыбнулся, и улыбка мне эта не понравилась. Совсем.

Я схватила его за руку и потащила прочь из лифта, догонять остальных, но с цепями быстро не побегаешь. Не хотелось мне оставлять Стивенса одного с прочими вампирами в лифте, но… кошки у меня на душе скребли.

Мы вышли в переднее помещение склада, а Смит и другие полицейские тем временем выводили скованных вампиров в ночную темноту. Когда мы вернулись, Ульрих стоял в дверях, пропуская их, Стивен шел впереди с уже вышедшими, а я замыкала шествие. Блондинчик, оказавшийся как раз передо мной, шел медленнее, чем позволяли цепи.

Бабушка оглянулась. Я посмотрела ей в глаза, увидела это , поняла, что она собирается сделать, но нас с ней разделяло несколько ярдов. Я увидела ее перепуганные глаза, увидела, как она собирается с духом. Ульриху пришлось подхватить вампира, который запутался в оковах. Он помогал задержанному выйти из дверей, и с оставшимися были Стивенс и я. Стивенс был ближе.

– Стивен, смотри за бабкой! – крикнула я.

Он обернулся, но пистолета не поднял, только взгляд. Мало он имел дела с вампирами.

– Бабуля, не надо, – сказала я. – Не дергайся.

– Ага, а то убьешь?

– Попытка к бегству позволяет нам бить на поражение. Не надо.

Стивен посмотрел на нее, на меня.

– Что происходит?

– Она собирается.

– Куда собирается?

– Бежать, – пояснила я.

– Откуда ты знаешь?

– Да просто знаю.

Тут не надо быть экстрасенсом – достаточно многолетнего опыта. Я знала точно.

– Да что знаешь?

– Стивенс, ты, главное, не дай ей сбежать, – сказал ему Ульрих.

Он вернулся в помещение и передернул затвор ружья – со смачным металлическим лязгом, от которого волоски на руках встают и плечи напрягаются в ожидании чего-то нехорошего. Вампиры вздрогнули – все, кроме нее.

– Не надо, – предупредила я.

– Стивенс! – скомандовал Ульрих.

Стивенс приставил пистолет к спине женщины. Она мне улыбнулась – уже без страха. Черт побери. Повернулась с улыбкой к Стивенсу – ни дать ни взять добрая бабушка. Просто излучала доброжелательность. Будто печеньем из духовки запахло.

– Никто ни с места! – рявкнул Ульрих голосом сержанта на плацу.

Она улыбнулась Стивенсу. Хотелось бы мне сказать, что это вампирские фокусы с сознанием, но она выглядела так безобидно, так по-человечески, такая была бабушка из детских сказок, что Смит опустил ствол. Я думаю, этот желторотый просто представить себе не мог, как это – застрелить в упор пожилую женщину в наручниках. Она была очень, очень похожа на человека.

Она повернулась и бросилась бежать, и Стивенс в нее не выстрелил. Ульриху перекрывали обзор другие вампиры, которые никуда не бежали, пустить в ход ружье он не мог.

– А, мать твою! – крикнула я и бросилась за ней. По дороге заорала на Смита. Снаружи загрохотали выстрелы. Много.

– Нет! – крикнула я, не очень понимая, что именно «нет», но одно я знала: то, что сейчас там снаружи происходит, – это как раз то, чего хотели вампиры. А если так, то это плохо.

Я чувствовала вампиров, ощущала их силу. Они все перешли в состояние вампирского бешенства. Я бежала к двери, подняв автомат. Темнота горела сакральным огнем, все освященные предметы во дворе светились белым холодным пламенем, как упавшие на землю, но не погасшие звезды, но звезды – это солнца, далекие пылающие солнца, и сейчас они пылали.

На земле валялись тела. Вампиры вопили, падали наземь, пытаясь заслонить глаза от света. Он был так ярок, что я не могла на него смотреть прямо, и все вокруг было – черные тени и ярко-белый свет.

Мой крест тоже ослепительно засиял. Я встала спиной к стене возле открытой двери и наставила автомат на оставшихся внутри вампиров. Так же поступил Ульрих по другую сторону дверного проема. Крест у него на галстуке пылал, мы оба щурились, потому что свет мешал целиться. Это серьезный недостаток освященных предметов: если вампиры падают наземь и прячутся от света, то хорошо, но если нет, в них трудно стрелять. Я почему-то знала, на какого именно вампира надо смотреть.

Блондинчик держал Стивенса перед собой, закрываясь им как щитом. Оба они были на полу, и разорванная цепь, соединявшая наручники с кандалами, болталась перед лицом Стивенса.

Глаза вампира светились, как подсвеченный луной серый лед.

– У этого молодого полисмена нет веры в собственный крест.

Крестообразная булавка на галстуке Стивенса не светилась.

– Стивенс! – позвал Ульрих.

Приклад ружья был у его плеча, но стрелять он не решался – слишком близко друг к другу были эти двое. Если кто-то и должен был стрелять, то это я. Умения у меня хватит (если верить результатам тира), чтобы попасть в голову Блондинчика, выгляни он из-за Стивенса, но то в тире. Если не попаду в семерку, поправлю прицел. Если промахнусь сейчас, попаду в Стивенса. Выстрел будет в голову, и второго шанса у Стивенса не будет. Но черт побери, крест мешал своим светом!

Я его сдернула и забросила в угол.

– Блейк! – тихим напряженным голосом сказал Ульрих.

Я не ответила, ожидая, пока привыкнут к темноте глаза.

Блондинчик еще тщательнее спрятал голову за Стивенсом – едва видна была полоска лица и один пылающий глаз, наполовину скрытый в коротких волосах Стивенса.

– Не надо, – сказал вампир.

Я первым делом замедлила дыхание – с него начинается все, – потом стала замедлять сердцебиение, делать его размеренным. «Блин… блин… блин… блин…» – думала я в ритме сердца.

– Даже если сможешь точно выстрелить, все равно не успеешь.

Я очень ровным голосом, видя только полоску его лица, сказала:

– От… пу… сти… его.

Старалась не видеть расширенных глаз Стивенса, а видеть только цель.

Он совсем скрылся за Стивенсом, стрелять мне было некуда. Я целилась туда, где была его голова в последний раз. Он выглянет еще раз – не выдержит.

Наверное.

– Ты говоришь в такт ударам сердца, – сказал он из укрытия.

– Да, – ответила я тихо.

– Не надо!

Голос Стивенса был сдавлен в буквальном смысле – рукой вампира на горле.

– Я сейчас вырву ему горло, а ты так и не выстрелишь.

– Убей его, – ответил Ульрих, – и я тебя застрелю сквозь его тело.

– Напугал, как же. Я и так мертвый.

– Ты… не… мертвый, – сказала я.

Мне трудно было держать прицел там, где, по моим расчетам, высунется его голова. Невозможно держать зрение в фокусе бесконечно, надо либо стрелять, либо дать глазам отдохнуть. Они сдадут раньше, чем руки откажутся держать стойку.

– Мертвый, – ответил вампир.

– Еще… нет… – сказала я.

Мелькнул край светлых волос. Дыхание у меня остановилось, и все остановилось. В колодце тишины, где пустота ждала удара моего сердца, я спустила курок.

Светлые волосы скрылись за Стивенсом, и я решила, что промахнулась. Понимая, что сейчас вампир выдерет ему горло, я рванулась вперед с прикладом у плеча, вопя:

– Черт тебя побери!

– Стивенс! – заорал Ульрих.

Стивенс рухнул вперед на четвереньки. Я смотрела, ожидая, что сейчас растечется из горла алое пятно. Он встал на ноги, пошел, шатаясь, прочь от вампира. А вампир лежал на полу, навзничь. Приклад автомата я крепко прижимала к плечу, и вдруг подумала, что всю ночь могу целиться в это тело, черт бы его побрал. Осторожно, но быстро я подошла к упавшему вампиру.

Ульрих приближался с другой стороны, крепко прижав приклад к плечу.

Посмотрев на тело, я увидела, что верхушка лба вскрыта, светлые волосы отброшены назад, из пробоины сочатся кровь и мозг. Попадание в мозг убило его немедленно. Если бы ранение пришлось только в череп, у него хватило бы времени вырвать горло Стивенсу.

Черт!..

– Ну и выстрел, маршал! – сказал Ульрих.

– Спасибо, – ответила я, несколько с придыханием. Руки покалывало до кончиков пальцев, будто булавками. Как будто сразу пульс вернулся в тело, будто я не просто замедлила сердцебиение на эти краткие минуты. Колени подгибались, в голове шумело. Глубоко вздохнув, я постаралась встать потверже.

Стивенс блевал в углу – не от страха, от того же чувства облегчения, которое вызывало у меня желание рухнуть на колени, а не целиться в вампира. Мозги наружу – это значит, вампир мертв. Да кто угодно был бы мертв при такой ране.

– Убит? – спросил Ульрих.

– Да, – ответила я. – Мозги наружу – значит, убит.

– А зачем ты тогда еще держишь его на мушке?

Я подумала об этом, еще раз перевела дыхание и заставила себя опустить оружие. Почему-то мне не хотелось, казалось, так надежнее. Логики нет, но желание держать его под прицелом было очень сильным. И желание всадить в него еще одну пулю – тоже. Хотя мозги растеклись по полу. Это значит – убит, хотя придется еще его обезглавить и сердце проткнуть. Мертв. Мертв всерьез и по-настоящему, но я все равно держалась так, чтобы все время видеть тело.

– Посмотри, как твой напарник, – сказала я.

Ульрих кивнул и пошел куда велено.

В дверях стоял Смит, с ним еще копы.

– Все живы? – спросил он.

– Ага, кроме этого вампира. Кого убили там на улице?

– Почти всех вампиров. Копы не пострадали.

– Как это было? – спросила я.

– Старуха бросилась бежать, освященные предметы вдруг запылали, кто-то стрельнул.

– И все решили, что вампиры нападают, а потому тоже начали стрелять, – сказала я.

– Ага, – ответил Смит.

– Вот блин!

– Слушай, ну копы все живы.

– Ну, да. Хорошая сторона дела, – кивнула я.

Подбежал патрульный:

– Там репортеры с телевидения.

– Блин, – выругался Смит. – Каким чертом они пролезли?

Я посмотрела на убитого вампира на полу, подумала обо всех этих вампирах, с виду так похожих на бабушек-дедушек, деток, мамочек из пригорода, и все они перебиты полицией, прямо на камеру. Вот же блин, блинский блин! Очень захотелось пнуть тело вампира. Они это планировали? Предупредили репортеров и готовы были ради этого умереть? Сделать себя мучениками? Бога ради, только не это! Потому что где один мученик, там обязательно будут еще.

Лифт у нас за спиной ожил, мы повернулись, вскидывая оружие. Я прижала приклад к плечу и стояла так, пока из деревянной двери не вышел Зебровски. У всех было оружие в руках. Он глянул на убитого вампира:

– Я пропустил самое интересное?

– Перестрелку – да, атаку репортеров – еще нет.

– Могу вернуться наверх, – сказал он.

– Ты здесь старший по званию; тебе с ними и разговаривать.

– Твою мать, – сказал он.

В общем, точная характеристика ситуации.