Чжэн Тин-юй Знак "Терпение"

Онлайн чтение книги Классическая драма Востока
Чжэн Тин-юй Знак "Терпение"

Пролог

"Чунмо" в роли Ананды [134] Ананда — один из ближайших учеников Будды. Не вдаваясь в сложности буддийского учения, к тому же разнящегося в зависимости от школы, следует отметить, что в народных представлениях, преимущественно отраженных в пьесе, главным среди будд является Сакьямуни (Гаутама) — в тексте перевода: Будда (с большой буквы). Вообще же будд ("существ, достигших просветления") — великое множество. Архат — буддийский святой, один из пятисот учеников Будды, избранных, чтобы возвестить его учение и спасти мир. Шило (санскр. Майтрейя) — будда будущего, которому предстоит прийти на землю после Сакьямуни. Изображается толстым и смеющимся. В китайском фольклоре часто воплощается в образе Монаха с мешком — толстобрюхого монаха, несущего на палке большой мешок, куда он складывает все, что выпросит у встречных. Учение Большой Колесницы — одна из двух главных ветвей буддизма, распространенная на Дальнем Востоке. Утверждает, что существа, достигшие определенной степени просветления, могут помочь другим обрести спасение. входит и говорит нараспев:

Не нужно цветком вразумлять того,

кто смотрит на мир просветленно,

Не нужно на пальмовом листе

начертанного канона.

Восходит солнце, тает лед —

оказывается, это вода.

Отсияет луна и за горы зайдет —

но не сойдет с небосклона.

Я, бедный монах, — блаженный Ананда. Однажды наш Будда собрал на горе Линшань всех архатов и возвещал им истинный Закон. Но дух созвездия Алчный Волк, он же тринадцатый архат, не стал внимать словам Будды, а предался суетным мечтаниям. За это его полагалось бы отправить мучиться в ад. Но Будда проявил великое милосердие и наказал его лишь тем, что послал на землю, в Бяньлян, дабы он возродился в человеческом облике в доме Лю. Его теперь зовут Лю Цзюнь-цзо. Он может отклониться от праведного пути, поэтому решено отправить будду Милэ в образе Монаха с мешком, чтобы наставлять его. И еще: вероучитель "Усмиривший тигра" в образе Лю Девятого будет послан с тем, чтобы побудить этого Лю раскаяться и уйти в обитель Юэлинь, где почтенный Дин-хуэй посвятит его в учение Большой колесницы. Когда же Лю отрешится от вина, похоти, жадности и гнева, перестанет отделять себя от других[135] …перестанет отделять себя от других…  — Чаньская (дзэнская) ветвь буддизма отвергает представление о том, что мир организован по принципу оппозиции ("я-не-я", "добро — зло"), противопоставляя ему идею изначальной гармонии бытия. Жулай (санскр. Татхагата) — "достигший высшей мудрости" — один из титулов Будды. Юаньвай — почтительное обращение к богатым людям (букв.: "внештатный чиновник"); богачи нередко покупали себе яз соображений престижа ничего реально не значащие звания. людей, правду от лжи, тогда исполнится срок его искуса, а что будет дальше — ведомо лишь мне. Воистину:

Стоило грешным мыслям предаться —

и вот ты в мирской пыли.

Знатности ищешь, копишь монеты,

шелка и мучные кули.

Будда Жулай просветит тебя —

мудрым словам внемли.

Срок искуса пройдет — и прямо в рай

ты попадешь с земли.

(Уходит.)

"Чжэнмо" в роли Лю Цзюнь-цзо входит в сопровождении жены, детей и слуг.

Лю. Я — житель Бяньляна Лю Цзюнь-цзо. Мне идет сороковой год, в семье у меня еще трое — жена из рода Ван, сын и дочь. Мальчонку зовут Фо-лю, "Предназначенный Будде", а девочку — Сэн-ну, "Служанка монахов". В Бяньляне я самый большой богач. Но при всех моих богатствах я всегда стараюсь не истратить ни одной лишней монетки. Отдать же связку монет для меня все равно, что отрезать кусок собственного мяса. Только благодаря своей прижимистости и бережливости я накопил столько добра. Сейчас у нас зима, хлопьями падает снег — залог благополучия страны. Иные богачи теперь сидят в теплых хоромах у раскаленных печек, пьют вино, любуются снегом и предаются радости. Но такое роскошество не по мне. А почему? Да потому, что я боюсь разорить свой дом.

Жена. Юаньвай! Недаром люди говорят, что снегопад — радость для кабатчика. Выпил бы и ты чарку-другую!

Лю. Не послушаться тебя, хозяюшка, вроде бы нехорошо, а послушаться тебя — придется тратиться. Ну, так и быть, выпью немного.

Жена. Вот и хорошо, юаньвай, выпей.

Лю. Эй, меньшие слуги, принесите вина, мы с хозяйкой выпьем по чарочке. Но сначала подойдите поближе, я вам что-то скажу: принесите не слишком много, хватит и двух наперстков.

Слуги. Слушаемся. (Приносят вино.)

Жена. Юаньвай, выпей первым.

Лю (пьет) . Дайте еще вина! Хозяйка, выпей и ты.

Жена (пьет) . Налейте еще!

Слуги. Больше нет.

Жена. Как это нет? Ведь налили всего две чарки. Давайте еще!

Лю. Хватит! Старые люди говорят: меньше пей вина, лучше пойдут дела. Посижу-ка я в своей закладной лавке, посмотрю, не придет ли кто-нибудь.

"Вай" в роли Лю Цзюнь-ю входит и говорит нараспев:

Нутром своим до конца я постиг

Весь мир, который столь велик.

Но по воле судьбы я — в Поднебесной

Несчастнейший из горемык.

Я родом из Лояна, зовут меня Лю Цзюнь-ю. Немного приобщившись к книжной премудрости, я в поисках знаний забрел в эти места. Кошелек мой совсем опустел. Тут как раз зима, повалил снег, а мне нечем прикрыть тело, и в животе пусто. Вот передо мной дом богача, попрошу-ка я чаю и рису. Ворота закрыты — придется запеть песню нищих "Опадают цветы лотоса": "В этом году весна прошла — вновь придет через год…" Ох, небо и земля закружились — сейчас упаду! (Падает на землю.)

Лю. Хозяйка, мы тут пьянствуем, а у наших ворот лежит замерзающий человек. Ребята! Принесите в дом этого господина, нагрейте на углях вина и дайте ему выпить горяченького! Странное дело, скажу я про себя. Ведь я обычно не жалостливый. Что там один — десятеро будут замерзать, а я не замечу. Но этот человек чем-то влечет меня к себе. Расспрошу-ка его. Господин! Ну как, вам полегчало?

Лю Цзюнь-ю. Кажется, прихожу в себя.

Лю. Откуда вы, господин? Как вас зовут и отчего вы упали у моих ворот?

Лю Цзюнь-ю. Уважаемый! Я — Лю Цзюнь-ю из Лояна, забрел сюда в поисках знаний. Кошелек мой опустел, нет ни одежды, ни еды. Увидев, что вы, уважаемый, пьете вино, я хотел попросить подаяния, но вдруг свалился от холода у ваших ворот. Если бы не вы, не быть мне живым.

Лю. Еще одно странное дело. Спросил я, кто он и откуда, — а он говорит, что из Лояна и зовут его Лю Цзюнь-ю. Но ведь говорят, что на одном дереве не растут разные цветы. Значит, лет пятьсот назад[136] …лет пятьсот назад…  — В Китае все люди, носящие одну фамилию, считаются пусть далекими, но родственниками. наши предки составляли одну семью, и он мне не безразличен. Лю Цзюнь-ю! Как ты посмотришь, если мы сделаемся побратимами?

Лю Цзюнь-ю. Юаньвай, не шутите над бедным студентом.

Лю. Я не шучу.

Лю Цзюнь-ю. Коли так, я готов быть не только младшим братом, но и прислуживать в вашем доме на конюшне.

Лю. Я буду тебе вместо старшего брата, а она — вместо родной невестки.

Лю Цзюнь-ю (кланяется) . Невестка, примите мои низкие поклоны!

Жена. Братец, не утруждайте себя.

Лю. Дети, подойдите сюда. Поклонитесь вашему дяде!

Дети кланяются.

Лю Цзюнь-ю. Не заслужил такой чести!

Жена. Юаньвай, ты поговори здесь с братом, а я пойду в задние покои, распоряжусь насчет чаю и рису. (Уходит.)

Лю. Коль скоро мы породнились, я хочу кое-что сказать тебе, брат.

Лю Цзюнь-ю. Говорите, брат.

Лю. Вот я спас тебя от неминуемой смерти, да еще предложил побрататься, и ты наверняка подумал, что этот юаньвай всегда такой благородный, готов последним поделиться. Так нет же! Твой брат с большим трудом накопил свое добро — рано вставал, поздно ложился, сколько горечи испытал! Вот послушай!

Лю Цзюнь-ю. Расскажите мне, брат!

Лю

(поет)

На мотив "Любуюсь цветами"

Нынче ценят одежды на человеке,

а его не ценят никак.

Что поделаешь, с каждым днем все дороже

становится каждый медяк.

Холодный ветер, колючий снег,

мучителен каждый шаг.

Прямо на главной улице ты

замерзнешь среди зевак.

Брат, подумай сам, я, такой богач, побратался с таким бедняком, как ты.

Ведь я так богат и знатен,

а ты бедняк.

Лю Цзюнь-ю. Брат, на мне одни лохмотья — не будут ли над вами смеяться?

Лю

(поет)

Ты всеми оставлен, беден,

ты хуже бездомных бродяг.

У меня — серебро, и злато, и жемчуг,

и не счесть житейских благ.

Брат, много добра — много забот!

Лю Цзюнь-ю. Я понимаю.

Лю

( поет)

Вот закладная лавка —

отныне твой дом и очаг.

Вот я по доброте души побратался с тобой, а другие богачи станут говорить: смотрите, Лю Цзюнь-цзо, всегда такой прижимистый, лишней монетки не потратит, и вдруг побратался с каким-то бездельником.

(Поет.)

Пусть говорят обо мне,

что попал я впросак.

Пускай смеются!

Итак,

Сегодня я — против правила — дам

тебе приют, чужак.

Оба уходят.

Действие первое

Лю Цзюнь-ю (входит в сопровождении слуг) . С тех пор как Лю Цзюнь-цзо побратался со мной, прошло уже полгода. Мой названый брат — человек скупой, прижимистый, лишней монетки не потратит. Давать деньги в рост, собирать долги — все это лежит на мне. Сегодня у брата день рождения. Обычно он его не справляет, а на этот раз я велел зарезать барана, приготовить вина и фруктов. Но придется сказать, что все это принесли родные, друзья и соседи. Ведь если он узнает, что все это приготовлено мною, он, чего доброго, с горя помрет. Меньшие слуги! Готово угощение?

Слуги. Все готово.

Лю Цзюнь-ю. Тогда просите брата и невестку пожаловать сюда.

Входит Лю с женой и детьми.

Лю. С тех пор как я побратался с Лю Цзюнь-ю, прошло полгода. Брат мой оказался работящим, заботливым — рано встает, поздно засыпает, отдает в рост деньги, собирает долги… Я на него не нарадуюсь! Хозяюшка! Сегодня мой день рождения, но ты же знаешь — мы его сроду не праздновали. Так что не говори ничего брату, а то он узнает и закатит такой пир, что вконец нас разорит.

Жена. Твой братец зачем-то зовет нас сегодня. Ты бы сходил, узнал.

Лю (встречается с братом). Ты звал меня с женой? Что случилось?

Лю Цзюнь-ю. Садитесь, брат. Сегодня ваш день рождения, и я приготовил кое-какое угощение, чтобы выразить свое почтение к старшему брату.

Лю. Ну, что я говорил хозяйке? Стоило ему узнать, как началось сущее разорение! Ох, умру с расстройства!

Лю Цзюнь-ю. Братец, вы еще не знаете: это все не куплено за деньги, а подарено родными, друзьями да соседями. Я их поблагодарил и проводил из дому, а приношения разложил на столах. Братец и невестка, выпейте чарочку-другую!

Лю. Что же ты сразу не сказал! Ну, коли так получилось, давайте выпьем по чарке.

Жена. До чего же ты скуп, юаньвай! На самого себя боишься потратиться.

Лю Цзюнь-ю. Вина сюда! Примите чарку, брат! Желаю, чтобы ваше долголетие и счастье были подобны вечнозеленым сосне и кипарису!

Лю. Благодарствую, братец!

(Поет.)

На мотив "Алые губы" в тональности "сяньлюй"

Спасибо друзьям,

что затратили столько труда

И рано, в пятую стражу [137] Пятая стража.  — В старину в Китае время делилось на стражи продолжительностью по два часа. Пятая стража — раннее утро.,

пришли сюда.

Ты говоришь, что отмечена счастьем

дней моих череда,

Что возраста сосен и кипарисов

достигли мои года?

На мотив "Замутивший реку дракон"

Перепутались кубки и фишки,

а я все пью до дна.

От ветра восточного пляшут завесы

из тонкого полотна.

Музыка барабанов

даже Небу слышна,

Свирель и флейта звучат в ушах

от доброй чаши вина.

Лю Цзюнь-ю. Осушите чарку, брат!

Лю. Хорошее винцо.

(Продолжает петь.)

Нефритовая чаша

весенним вином полна.

Над курильницами с "ароматом жизни"

дыма тонкая пелена.

Лю Цзюнь-ю. Эй, слуги, отгоните "отпускающего на волю живых тварей"[138] Отпускать на волю живых тварей — буддийский обычай; тому, кто выпустит птицу из клетки или рыбу из садка, в будущей жизни зачтется доброе деяние. Намо Эмитофо — формула веры у буддистов из секты Чистой земли. Букв.: "предаю себя Бесконечному Свету" (см. в разделе "Япония" с. 614, 718). Гатха — в буддийском ритуале — двустишия или четверостишия, исполняемые нараспев., чтобы не досаждал нам!

Лю.

(поет)

Пусть он спокойно себя ведет,

уймите же крикуна!

Пускай не смеет он шуметь

у моего окна!

Братец, знаешь, почему я сумел накопить столько добра?

Я деньги берег, экономил на всем,

оттого и толста мошна.

Я богатства достиг, и жизнь моя

роскошью окружена.

"Вай" в роли Монаха с мешком входит, сопровождаемый ребятишками.

Монах. Будда, Будда, Намо Эмитофо! (Смеется, произносит гатху.)

Я хожу — мешок со мной.

Я сижу — мешок со мной.

Вот сниму с себя мешок

И возрадуюсь душой!

Люди, следуйте за мной, бегите мирской суеты! Я каждого из вас сделаю Буддой, любому помогу стать патриархом. Я, бедный инок — глава обители Юэлипь в области Фэнсян. Сюда я пришел потому, что здесь обитает некий Лю Цзюнь-цзо, первейший богач. К несчастью, сей человек корыстолюбив и скуп, дрожит над каждой монеткой. Мне предстоит обратить его в истинную веру. Бот и ворота его дома. Эй, Лю Цзюнь-цзо, раб своего богатства! (Хохочет.)

Лю Цзюнь-ю. Брат, кто это глумит у наших ворот? Пойду взгляну. (Видит монаха.) Ну и толст же этот монах!

Монах (хохоча) . Нищий мерзляк, где раб своего богатства?

Лю Цзюнь-ю (в сторону) . Откуда монах знает, что я замерзал у ворот названого брата? Пойду скажу ему. (Видит брата, хохочет.) Ох, брат, умру со смеха!

Лю. Отчего ты так хохочешь?

Лю Цзюнь-ю. Отчего хохочу? А вот выйдите за ворота, сами смеяться будете.

Лю. Пойду посмотрю. (Видит монаха.)

Монах. Лю Цзюнь-цзо, раб своего богатства!

Лю (хохоча) . Ого, какой толстый монах! Можно со смеху умереть!

Монах. Ты над кем смеешься?

Лю. Над тобой!

Монах. Лю Цзюнь-цзо!

(Произносит гатху.)

Ты смеешься над бедняками,

Я смеюсь над твоими шелками,

Ибо смертный час мы оба

С пустыми встретим руками.

Лю. Братец, умираю со смеху! Чем кормили этого монаха, что он так разжирел?

(Поет.)

На мотив "Полевой сверчок"

Я посмотрел на него

и решил, что это сон.

Чуть не свалился под стол от смеха,

столь этот монах смешон!

Монах. Мальчишки и девчонки, не отходите от меня!

Лю

(поет)

За ним, смеясь, детвора бежит,

он насмешками окружен.

Монах. Накорми меня!

Лю

(поет)

Не тонкостями ль монастырской кухни

бедный монах огорчен?

(Говорит.) Я думаю,

Он сыт подношеньями добрых людей,

подаяньем откормлен он.

Поясница его на бочку похожа —

как, несчастный, он истощен!

Его живот толщиною в три чи

воистину непревзойден!

Появись тут верблюд, лев, или барс,

или даже огромный слон —

Даже им под тяжестью туши подобной

был бы смертный час предрешен!

Монах. Он издевается над бедным иноком!

Лю

(поет)

На мотив "Радость Поднебесной"

Тысяча фунтов мяса растет

на этом изящном стане.

Любопытно бы знать, что он ест?

Любопытно бы знать, сколько еды

помещается в этом болване?

С кем бы тебя сравнить, толстяк,

при твоем монашеском сане?

Ты напомнил мне о Трижды Веселом [139] "Трижды веселый"  — прозвище танского императора Сюань-цзуна (Мин-хуана, правил в 712–755 гг.), известного своей любовью к музыке, танцам и женщинам. Обрили голову — сделали монахом.

бритолобом Мин-хуане.

Эй, монах! Своей толщиной ты напоминаешь двух древних мужей.

Монах. Это кого же?

Лю

(поет)

Жира в тебе не меньше, чем было

в танском Ань Лу-шане [140] Ань Лу-шань — предводитель крупного мятежа во время царствования Сюань-цзуна. Дун Чжо — всесильный временщик при последнем ханьском государе (конец II в.). Традиция рисует их обоих отталкивающими внутренне и внешне. Как же избавишь птицу ты//от голода…  — Один из буддийских правителей накормил своей плотью орла, чтобы тот отпустил схваченную им голубку. Как же пройдешь по тростинке ты…  — Ученый монах Бодхидхарма, прибывший в 520 г. из Индии в Китай, согласно легенде, перешел по тростинке через реку Янцзы. …воробей… гнездо совьет…  — Будда однажды так глубоко погрузился в созерцание и так долго сидел неподвижно, что птицы свили на его голове гнездо..

Как не вспомнить еще и о Дун Чжо,

о коварном ханьском пузане?

Вот ты стоишь перед моей закладной лавкой. Если кто не знает, что ты просто-напросто — толстый монах, то может подумать —

(продолжает петь)

Что бог богатства пришел ко мне,

подумают поселяне.

Монах. Лю Цзюнь-цзо, глупые твои глаза! Не видишь, кто перед тобой, — ведь я будда Сакьямуни!

Лю. Это ты — будда Сакьямуни?

Монах. Да, я!

Лю. Ну, до Сакьямуни тебе далековато!

(Поет.)

На мотив "Песнь Ночжи"

Так толст и огромен

твой живот,

Как же избавишь птицу ты

от голода и невзгод?

Чтоб увидеть твою поясницу, нужно

долго идти в обход —

Как же пройдешь по тростинке ты

над пучинами вод?

Ты лыс, монах, на твоей голове

ни волоска не растет,

Как же в твоих волосах воробей

себе гнездо совьет?

Монах. Огорчает меня, что ты, погрязший в мирской суете, не хочешь внимать учению будды Жулай.

Лю

(продолжает петь)

Говоришь, мы не слушаем будды Жулай

среди наших мирских забот,

Мы едим, но сало у нас не растет —

скорее наоборот.

Монах. Лю Цзюнь-цзо, я не простой монах, я монах школы Чань[141] Чань — одна из школ буддизма, распространенная в Китае и Японии (где называется "дзэн") Народная молва приписывала некоторым ее последователям способность творить чудеса.. Я могу от восхода до заката пройти триста ли.

Лю

(поет)

На мотив "Сорока на ветке"

Трудно поверить, что можешь ты,

обойти даже малый храм.

Разве можешь ты поклоняться святым

и молиться по утрам?

Наверняка

Из монастырских дверей

твоим необъятным жирам

Тяжко небось на Небо

восходить по синим горам?

Монах. Лю Цзюнь-цзо, накорми меня!

Лю

(поет)

Сколько же нужно, чтоб насытить тебя,

копиться людским дарам?

Но в твоей толщине есть кое-что хорошее.

(Поет.)

Ведь ты наверняка легкосерд,

благодушен и неупрям.

Монах. Лю Цзюнь-цзо, я творю чудеса, власть моя велика. Я — живой Будда!

Лю

(поет)

На мотив "Худая трава"

Вот как?

Что за слова?

Ты говоришь — велика

мощь твоего волшебства?

Жаль, что живот у тебя маловат,

подрастил бы его сперва.

Слушай, монах!

(Продолжает петь.)

Я не думал, что ты — больной Вэймо [142] Вэймо — Вималакирти, отшельник, живший во времена будды Сакьямуни, Шэнь Дун-ян — супруга последнего государя из династии Чэнь (VI в.). Овдовев, ушла в монастырь. Сосуд с ветками ивы — атрибут буддийской богини (бодхисаттвы) Гуань-инь, живущей за Южным морем. Лотос — символ чистоты в буддизме. "Рог черного дракона"  — дорогой сорт туши; "Багряный иней"  — сорт кистей для письма.,

ушедший в суть естества,

И о том, что ты — худой Ананда,

тоже молчит молва.

Выходит, что ты — Шэнь Дун-ян,

императрица-вдова?

Монах, ты причиняешь мне страдания и беспокойство!

Я боюсь, что за Южным морем ты

не сдвинешь сосуда с ветками ивы, —

ведь плоть твоя чуть жива.

Я боюсь, что за Западным небом ты

бутоны лотоса повредишь,

к ним прикоснувшись едва.

Монах. Лю Цзюнь-цзо, если ты накормишь меня, я передам тебе учение Большой колесницы.

Лю. А что это за учение?

Монах. Дай мне бумагу, тушь и кисть, и я научу тебя.

Лю. У меня нет бумаги.

Лю Цзюнь-ю. Брат, у нас есть бумага, могу принести.

Лю. Братец, каждый лист бумаги стоит денег. Ты меня разорить хочешь?

Монах. Коли нет бумаги — давай кисть и тушечницу, я объясню учение Большой колесницы на твоей ладони.

Лю Цзюнь-ю растирает тушь.

Лю

(поет)

На мотив "Пьяному небо…"

"Рог черного дракона" — тушь он растер

в тушечнице резной,

Кисть "Багряный иней" в нее омакнул,

не постоял за ценой.

Монах. Дай мне руку, я научу тебя.

Лю. Вот моя рука.

Монах пишет на его ладони.

Монах. Вот это и есть учение Большой колесницы.

Лю (рассматривая написанное) . Ну, не смешно ли!

(Продолжает петь.)

Под "лезвием" "сердце" рисует он,

получается знак двойной.

Монах. Этот знак "терпение"[143] Знак "терпение"  — иероглиф, означающий "терпение", состоит из двух частей: верхняя означает "лезвие", нижняя — "сердце". Да-мо — сокращение имени Бодхидармы. Дань — мера веса, ок. 60 кг. будет твоим талисманом.

Лю

(продолжает петь)

И болтает: мол, этот знак — драгоценность,

что пребудет вечно со мной!

Испачкал мне руку, теперь опять придется тратиться.

Монах. А теперь на что?

Лю

(продолжает петь)

Чтоб смыть его — мыло потребно, вода,

придется тряхнуть мошной.

Чем плести словеса — лучше прямо сказать

и не ходить стороной:

Спасибо, Дамо, за посвященье

пред лавкою закладной!

Монах. Лю Цзюнь-цзо, покорми бедного инока!

Лю Цзюнь-ю. Брат, у нас столько добра! Что нам стоит покормить его разок?

Лю. Братец, взгляни на его брюхо. Его же двумя данями риса не ублажишь.

Лю Цзюнь-ю. У нас нет постной пищи.

Монах. А я не разбираюсь — скоромная или постная. Я и от мяса с вином не откажусь.

Лю. Как же так — ушел от мира, а пробавляется мясом и вином? Брат, поднеси ему чашу!

Лю Цзюнь-ю наливает вино.

Да не так полно, лей поменьше.

Монах. Давай сюда вино! (Совершает возлияние.) Намо Эмитофо.

Лю. Какая жалость — лить такое вино! Ведь на каждую каплю уходит больше ста зерен риса.

Монах. Лю Цзюнь-цзо, угости еще чаркой!

Лю. Вина больше нет.

Лю Цзюнь-ю. Брат, дадим ему еще!

Лю. Вот как ты меня разоряешь.

Лю Цзюнь-ю наливает.

Ну вот, пей, пей, пей!

Монах. Я не буду пить, это для послушника.

Лю (оглядываясь) . Какого послушника?

Монах. Вон того! (Исчезает.)

Лю. Так ведь там никого нет! Монах, где ты?

Лю Цзюнь-ю. Монах куда-то исчез!

Лю. Странно, очень странно!

(Поет.)

На мотив "Цветы на заднем дворике"

Он отвернуться меня

заставил обманом,

Сам же ни шагу не сделал,

стоял истуканом.

Я щедро полнил ямшовый кубок,

чтоб напоить его пьяным,

Он превратился в солнечный луч,

исчез за туманом!

Как это удивительно!

(Поет.)

Сдается мне, прикрываясь

монашеским саном,

Посетил нас волшебник из южных краев,

что привык скитаться по разным

странам,

Чтобы людей смущать

своим поведением странным!

Ну вот, только я хотел попить вина, пришел толстый монах и испортил пирушку.

Лю Цзюнь-ю. Брат, стоит ли вспоминать про безумного монаха! Пойдемте в дом, выпьем вина!

Лю. Раз толстый монах исчез, зачем мне этот знак "терпение"? Надо смыть его.

Лю Цзюнь-ю. Слуги, принесите брату воды для мытья рук.

Лю (моет руки) . Никак не смывается. Дайте мыла!

Лю Цзюнь-ю. Вот мыло.

Лю (трет руки) . Что такое? Чем больше тру, тем отчетливее виден знак. Дайте полотенце! Брат, смотри: теперь и на полотенце знак "терпение"!

Лю Цзюнь-ю. Тут что-то не так!

Лю. Удивительно!

(Поет.)

На мотив "Золотая чаша"

Не замешана эта тушь на клею

из рыбьего пузыря,

Эти знаки не выколоты иглой.

Короче говоря,

Почему не смываются они,

на старание несмотря?

Нарочно этот толстый прохвост

из монастыря

Ставит подобные метки на нас,

издеваясь и дуря.

Если вдруг на главной улице с ним

столкнусь я у фонаря

Или в глухом переулке даже,

у брошенного пустыря, —

Я велю молодцам отвести к судье

этого богатыря,

Пусть палками спину сломают ему,

чтоб людей не дурил зазря!

Лю Цзюнь-ю. Стоит ли об этом думать, брат?

Лю. Нет, все-таки это удивительно. Ладно, пойдем посидим в закладной лавке.

"Цзин" в роли Лю Девятого входит.

Лю Девятый. Приятели, подождите меня здесь; я получу с этого шлюхиного сына Лю Цзюнь-цзо связку денег и вернусь. Эй, Лю Цзюнь-цзо, скупердяй! Задолжал мне связку монет и никак не отдаешь!

Лю Цзюнь-ю. Кто там расшумелся? Пойду, посмотрю. (Выходит к Лю Девятому.)

Лю Девятый. А, Лю Цзюнь-ю, попрошайка! Твой братец, скупердяй, задолжал мне связку монет и не отдает.

Лю Цзюнь-ю. Нищий ублюдок! Просишь денег, так проси, нечего всех подряд ругать. Брат услышит, разгневается. Пойду скажу ему. (Приходит к Лю Цзюнь-цзо.) Брат, там у ворот стоит попрошайка Лю Девятый и говорит, будто вы должны ему связку монет.

Лю. Хорошо, братец. Я выйду к нему. (Выходит к Лю Девятому.) Почему ты так шумишь у моих ворот?

Лю Девятый. Скупердяй, отдавай мои деньги!

Лю. Вот не везет мне сегодня! Сначала толстый монах не давал покоя, а теперь явился этот сын нищей шлюхи. Эй, Лю Девятый! Ты что хочешь сказать: я, миллионный богач, занял у тебя, шлюхиного сына, связку монет?

Лю Девятый. Деньги-то у тебя есть, а вот жить в свое удовольствие, как я, не умеешь. А ну, посмей выйти из своей лавки!

Лю. А ну, посмей войти в мой дом!

Лю Девятый. Вот и посмею! Что ты сделаешь?

Лю. Думаешь, побоюсь ударить? (Бьет Лю Девятого, тот падает.) Сын нищей шлюхи уверяет, будто я ему задолжал, а теперь притворяется, чтобы выманить денежки! Можно лопнуть от злости!

Лю Цзюнь-ю. Брат, не нужно пререкаться с этим попрошайкой. Пойдите отдохните. А ты подымайся, нечего на людей лаяться, коли деньги нужны. (Выказывает испуг.) Брат, а ведь он дух испустил!

Лю. Что-то не верится! Стоило раз толкнуть этого грубияна, и он уже умер? Пойду взгляну. Наверняка он притворяется. (Кричит.) Эй, Лю Девятый! Деньги нужны, так попроси, а ты меня ругаешь. Даже если я тебе что-то должен, надо об этом сказать по-хорошему. Поднимайся, поднимайся! (Подносит руку ко рту Лю Девятого.) Братец, он и вправду умер!

(Поет.)

На мотив "Цветы на заднем дворике"

Стоило только его

толкнуть чуть-чуть

Он повалился на мостовую,

не успев и моргнуть.

Неужели же в самом деле

кончен твой путь?

Ни охнуть, увы,

ни вздохнуть!

Чуть не до смерти душу мою

пробрала жуть.

Видно, как в пене хрипит он, глаза

застилает муть.

Хлынула кровь из семи отверстий,

жизни ему не вернуть,

Оледенели руки и ноги,

застыла грудь.

Братец, из-за связки монет я убил человека. Теперь мне придется расплачиваться за отнятую жизнь. Братец, пожалей, спаси меня!

Лю Цзюнь-ю. Успокойтесь, братец. Я возьму это дело на себя. Смотрите, у него еще около сердца тепло, он не умер! (Вглядывается.) Брат, у него на груди отпечатан знак "терпение"!

Лю. Не может быть! (Смотрит.) Да на нем и вправду знак "терпение"!

(Поет.)

На мотив "Вспоминая знатных юношей"

Линии знака "терпение"

правильны и чисты.

Как же знак на груди у него оказался,

не знаешь ли ты?

К тому же тут совпадают

все до единой черты.

Тот же размер, и линии все

так же просты.

Когда придем к судье и начнется допрос,

(поет)

Мне придется сознаться в убийстве,

мне, грозе бедноты!

Лю Цзюнь-ю. Брат, успокойтесь, я возьму вину на себя.

Лю. Ты не должен страдать из-за меня.

(Поет.)

Видишь, — рука свидетель моей

неправоты!

Братец, я передаю тебе свой дом и имущество, нежную жену и детей. Хорошенько смотри за ними. А мне надо убегать.

Монах (врывается) . Лю Цзюнь-цзо, ты убил человека и хочешь убежать?

Лю. Наставник, спаси своего ученика!

(Поет.)

На мотив "Золотая чаша"

Очи мои отличать начнут

от черноты белизну.

Сердце узнает — что низко, что славно,

и обретет тишину.

Ничего мне отныне не нужно, я

Три Сокровища [144] Три сокровища.  — В буддизме ими считаются сам Будда, его учение и монашеская братия. чтить начну.

Монах. Я велел тебе терпеть, почему же ты убил человека?

Лю

(поет)

Стоило знак начертать тебе,

доброму колдуну,

Как я уже вижу плоды поступков

и сознаю вину.

Монах. Лю Цзюнь-цзо, я велел тебе терпеть, а ты не стерпел и убил человека.

(Произносит гатху.)

Терпение — плата за все труды,

Терпение принесет плоды.

А если тебе не хватит терпенья,

Горшей себе дождешься беды.

Если я оживлю убитого, ты пойдешь за мной в монастырь?

Лю. Если оживишь, пойду за тобой, наставник.

(Продолжает петь.)

Больше не буду я тратить сил

на то, чтоб набить мошну,

Страсти мирские угаснут во мне,

тебя я не обману.

Прятать в рукав только ветер чистый

учиться начну,

Как ты, наставник, на кончике посоха

буду носить луну.

Монах. Но ты должен решить твердо, чтобы после не раскаиваться! (Произносит заклинание над Лю Девятым.)

Тот поднимается, оглядывает присутствующих.

Лю Девятый. Хорошо же я поспал!

Монах читает буддийскую молитву.

Лю Цзюнь-цзо, отдай мои деньги!

Лю. Братец, отдай поскорее ему связку монет.

Лю Цзюнь-ю дает Лю Девятому деньги.

Лю Девятый. Он и вправду отдал мне связку монет! Эй, друзья, у меня завелись деньги, пошли выпьем! (Уходит.)

Лю. Братец, он ушел. Сколько ты ему дал?

Лю Цзюнь-ю. Связку монет.

Лю. Эх, братец. Коли он ожил, дал бы ему половину связки — пятьсот медяков.

Монах. Лю Цзюнь-цзо, иди за мной в монастырь!

Лю. Смилуйся надо мной, наставник! Как же я расстанусь с домом и имуществом, нежной женой и малыми детьми? Лучше твой ученик поставит себе хижину в саду за домом и будет там жить, как монах, — трижды в день есть постное и читать молитвы.

Монах. Значит, ты еще не готов уйти от мира. Но что бы ни случилось, ты должен проявлять терпение и повторять имя Будды.

Лю. Я понял, наставник! Братец, я передаю тебе все домашние дела и все имущество. Как следует смотри за моими детьми!

Лю Цзюнь-ю. Не сомневайтесь, брат, я все беру на себя!

Лю

(поет)

Заключительная ария

Сто и десять еще семей

мне задолжали.

Тридцать других заложили мне вещи,

предо мной от страха дрожали.

Эти деньги

(поет)

Ночью и днем

душу мою истязали.

Отныне террасы и павильоны

мне понадобятся едва ли.

Чтобы сутры [145] Сутры — священные книги буддистов. читать и постичь добродетель,

я шалаш поставлю подале,

Не буду бояться воров, что всегда

на богачей нападали,

По поводу паводков и пожаров

я знать не буду печали.

Подумай сам, Лю Цзюнь-ю!

(Поет.)

До старости — сгинет богатство, иссохнет,

словно вино в бокале.

(Смотрит на знак "терпение".)

Смотрю я на знак "терпение",

что вы мне нарисовали,

И благодарю вас за наставление

в благочестивой морали!

Монах. Но ты должен терпеть!

Лю. Я буду терпеть, наставник, буду терпеть!

(Поет.)

Нож убийцы был спрятан в сердце того,

кто погряз в житейском начале!

Монах. Вот видите — стоило показать Лю Цзюнь-цзо это маленькое чудо, и он уже согласился жить в своей семье по-монашески. Когда он отринет от себя все суетные помыслы, я вновь приду просветить его.

(Произносит гатху.)

Добродетель постичь — с коромыслом на гору

взойти, как путь ни далек,

Не размышляя о том, как вернешься,

и о том, как ты одинок.

Но в конце концов с коромысла груз

чуждой ношею упадет,

И ты станешь свободен меж Землею и Небом,

когда исполнится срок.

(Уходит.)

Лю Цзюнь-ю. Наставник ушел. Мой брат стал жить в своей семье по-монашески, а все имущество и домашние дела передал мне. Поеду за город собирать долги. (Уходит.)

Действие второе

Лю (входит) . Восприняв благие поучения наставника, я, Лю Цзюнь-цзо, поставил за домом в саду хижину для себя, трижды в день ем постное, читаю молитвы. Как быстро летят дни и месяцы!

(Поет.)

На мотив "Цветущая ветка" в тональности "наньлюй"

Ласточка с иволгой защебетали

над цветами возле ручья —

И вот уже лебеди, утки кричат,

по глади пруда снуя.

Над хризантемами дикий гусь

пролетел в родные края —

Ворона закаркала в диких сливах,

закрылась в реке полынья.

За сменой времен в раздумье слежу,

нежность в груди затая,

Щелкнешь пальцами — черную пашню сменяет

желтое море жнивья.

Кажется, сердцу не нужно ни славы,

ни шелкового шитья,

Я с усильем рву нефритовую цепь,

золотую цепь бытия.

Скакуна желаний, обезьяну страстей

навеки стреножил я.

На мотив "Седьмая песня из Лянчжоу"

Каждый день я Будде молюсь и вдыхаю

благовонные струи дымка,

Это лучше, чем рис и дрова покупать

и семью одевать в шелка.

Если бы не наставник, что стало бы со мною, с Лю Цзюнь-цзо!

(Поет.)

Бодхисаттвы и махасаттвы [146] Бодхисаттвы и махасаттвы — в буддизме существа, достигшие столь высокой степени просветления, что могли бы стать буддами, но не делающие этого, чтобы продолжать помогать другим обрести спасение.,

вам, чей приют — облака,

Спасибо вам и, наставник, тебе,

кто избавил меня от мешка,

Кто приблизил меня к себе,

недостойного ученика,

Теперь надо мною не властна

строгих законов рука,

Не подвержен я наказанью,

не завишу от пустяка.

Пустые надежды терзали меня,

снедала меня тоска,

Но от участи горькой, ждавшей меня,

ушел я наверняка.

Бесконечно учителю я благодарен,

чья мудрость столь высока.

Это он поведал мне слово Будды,

изреченное на века,

Чтобы стал я монахом, лишенным тревог,

в тиши своего уголка,

Если ж огонь страстей во мне

затлеет исподтишка,

Успокою себя, станет мысль моя

от желаний земных далека.

Буду четки перебирать

и слушать шум родника,

Буду молча сидеть, не шевеля

даже кончиком языка.

Буду вздыхать я над опавшими

лепестками цветка,

Буду в вечернем тумане бродить

под легкий шум ветерка.

Намо Эмитофо! Пора мне предаться созерцанию.

Сын (входит) . Я — сын Лю Цзюнь-цзо. С тех пор как отец стал жить по-монашески, мой дядя каждый день пьет вино и милуется с матерью. Надо сказать об этом отцу. Откройте, откройте!

Лю. Кто это там просит открыть ворота?

(Поет.)

На мотив "Браню милого"

Вот и завесы я опустил

из легкого бамбука,

У меня спокойно — ни суеты,

ни шума, ни малого стука.

Даже скрип одностворчатой двери здесь —

невыносимая мука.

Ничто не смущает меня,

с миром у нас разлука.

Смотреть ни на что не хочу,

пред собой гляжу близоруко,

Не хочу ничего больше слышать

и не слышу ни звука.

Сын. Откройте!

Лю

(поет)

На мотив "Тронут монаршей милостью"

Это, наверно, моя жена

сетует в миру,

Что под полог к ней я не вхожу,

забравшись в свою нору.

В курильнице жгу

благовонную палочку.

Одежду оправлю — кто там стучится,

к злу или к добру?

В руки четки

поспешно беру.

Может быть, свежей воды

принесли ко мне в конуру?

Может быть, свежий чай

мне принесли поутру?

Быстро иду по ступеням,

но, прежде чем отопру,

Гляну в окно через занавес,

что колышется на ветру.

Сын. Откройте!

Лю. Да кто там?

(Поет.)

На мотив "Песнь сборщиц чая"

От солнца в глазах зарябило —

кто это там?

Уж не будда ль, не бодхисаттва ли

явился к моим вратам?

Сын. Откройте мне!

Лю (открывает ворота, видит сына, продолжает петь)

Ах, это мой мальчишка,

избалованный не по летам?

Должно быть, в доме опять

нашлась работа кнутам?

И жаловаться ко мне

ныне явился сам.

Зачем ты пришел, сынок?

Сын. Без дела ваш сын не пришел бы! Отец, с тех пор как вы начали благочестивую жизнь, моя мать каждый день пьет вино и милуется с дядей. Об этом я и хотел сказать вам.

Лю. Это правда? Пьет вино и милуется с дядей?

Сын. Сущая правда, я не лгу!

Лю (гневаясь) . Хорош же этот мерзляк, сын нищей шлюхи! Полумертвым валялся на снегу, я его спас, сделал своим названым братом. Вижу, что он человек рачительный, доверяю ему все свое миллионное состояние, а он… Вот доберутся до него мои руки! (Видит знак "терпение".) Ладно, сынок, иди поиграй.

Сын. Папа, ты бы вернулся домой.

Лю

(поет)

На мотив "Застава пастуха"

Ты огорчил меня,

в сердце моем досада.

Не подвела ли тебя

юная зоркость взгляда?

Сын. Не подвела, я ясно видел!

Лю

(поет)

А может, наша соседка —

сердцу его отрада?

Сын. Да нет же, дядя пил вино с моей мамой.

Лю

(поет)

Правдивы ли слова твои,

мое чадо?

Не обманны ли речи твои,

нет ли в них яда?

Сын. Как я посмел бы обмануть?

Лю. Ну, коли не обманываешь, я так этого не потерплю!

(Поет.)

Не нужны мне ивовые канги,

и железной цепи не надо,

И к судье не пойду я по поводу этого

семейного разлада.

Знай — ты умрешь от моей руки,

и минует тебя пощада!

Оба уходят.

Лю Цзюнь-ю (входит вместе со своей невесткой) . С той поры, как мой брат ушел в сад за домом и зажил, как монах, мне доверено все его добро и домочадцы. Теперь можно пожить в свое удовольствие!

Жена. Верно говоришь, деверь! Вино и кушанья давно на столе, пойдем выпьем чарку-другую, повеселимся!

Лю Цзюнь-ю. Я и сам собирался выпить. Дай только затворю дверь спальной. (Пьют.)

Лю (входит) . У меня с собой не было ничего острого, пришлось взять нож на кухне. Подойду к дверям, прислушаюсь.

Жена. Деверь, все заботы о доме теперь лежат на тебе, с утра до вечера ты в хлопотах. Пей до дна!

Лю Цзюнь-ю. Твое расположение, невестушка, я до самой смерти не забуду. Пригубь и ты!

Лю. Значит, они и в самом деле завели шашни. Как я могу вынести такое!

(Поет.)

На мотив "Жалуюсь священному Небу"

Окна закрыты,

в сердце возникла дрожь.

Вышибу дверь ногою,

если ты, братец, не отопрешь!

Гнев из груди поднимается,

ничем его не уймешь.

Я сжимаю в руке

наточенный нож.

(Заглядывает в дом.)

Они безмятежно сидят на постели с видом святош…

Откройте!

Лю Цзюнь-ю. Кто-то пришел!

(Удаляется.)

Незаметно входит монах. Жена открывает дверь.

Жена. Юаньвай, ты вернулся домой?

Лю

(поет)

О блудодей, от этих дверей

не уйдешь,

Я расправлюсь с тем, кто с чужой женой

устроил кутеж!

Жена. Ты хочешь уличить меня в блуде? А где же любовник? Соседи! Лю Цзюнь-цзо хочет убить меня!

Лю

(поет)

Что это ты

орешь,

Будто вот-вот

умрешь?

(Хватает жену, та вновь кричит.)

А ну, иди сюда, потаскушка,

мерзкая вошь,

С глазу на глаз мне расскажешь

про подлость свою и ложь!

(Видит на ноже знак "терпение".)

Эх, не вовремя знак "терпение" вижу —

душе моей невтерпеж!

На мотив "Ворон кричит по ночам"

Черный оттиск на ручке ножа

отпечатался кое-как.

О Небо! Руки мне связал

этот противный знак!

Жена. Хорош аскет — истинный разбойник! Помогите, Лю Цзюнь-цзо хочет меня убить!

Лю

(поет)

Перестань вопить и метаться,

раз уж попала впросак!

Не станем спорить о законах страны,

о смысле имперских бумаг,

Поговорим о законах,

что диктует домашний очаг!

Жена. Лю Цзюнь-цзо, ты же ушел от мира, тебе полагается читать сутры и славить Будду, а ты убивать задумал!

Лю

(поет)

Разве цветная ряса на мне

и подрясник черный, как мрак? —

Разве стрижен я золотым ножом,

разве расторгнут наш брак?

Оставь свои увертки,

не думай, что я дурак.

Перестань молоть чепуху

и не тверди лжеприсяг.

Я твой супруг, ты моя жена, —

разве не так?!

Я не буду убивать тебя. Скажи, где любовник?

Жена. Сам ищи! (Уходит.)

Монах за пологом чихает.

Лю. Вот он, оказывается, где прячется! Ну, держись!

(Поет.)

На мотив "Красная гортензия"

Ухвачу-ка его за пояс,

осилю одной рукой!

Не думай прятаться и соседей

воплями не беспокой!

Монах. Лю Цзюнь-цзо, терпи!

Лю

(видит монаха, продолжает петь)

Предо мною монах, отлучивший меня

от суеты мирской!

В испуге руки мои дрожат,

душу пронзило тоской.

Все же надо бы лезвие в сердце вонзить

жене за грех такой!

Монах. Лю Цзюнь-цзо, какой получится знак, если над "сердцем" поместить "лезвие"?

Лю (задумывается) . Над "сердцем" поместить "лезвие"?

(Продолжает петь.)

Опять заладил, снова бубнит

про символ свой колдовской!

Я едва не схватил сластолюбца,

смутившего мой покой,

Но исчез он за краем неба,

пропал за далью морской!

Вот чудеса! Я думал схватить прелюбодея, а там оказался наставник.

(Поет.)

На мотив "Лянчжоуская песнь о бодхисаттве"

Два носа на одном лице,

совсем различную стать

В одном и том же человеке

мне довелось увидать.

Спешу, поклон отбив перед ним,

почтенье ему воздать.

Бодхисаттва-спаситель, ты вновь явил

мне свою благодать,

Ибо мне до совершенья убийства

оставалась едва ли пядь!

Мне нужно подумать, как сбросить с плеч

свою мирскую кладь,

Решить, как узы чувства и долга

навсегда разорвать,

Связующие ныне меня с женой,

будто с лезвием — рукоять.

Дозволь, учитель, все это мне

подробно обмозговать!

Монах. Лю Цзюнь-цзо, оставь жену, брось детей, иди за мной в монахи!

Лю. Он велит мне оставить жену и детей…

(Продолжает петь.)

Все равно отговорку какую-нибудь

выдумаю опять!

Монах. Лю Цзюнь-цзо, я велел тебе терпеть, а ты не захотел терпеть, на человека с ножом набросился. Жить монахом в своем доме ты не сумел, иди же, не медля, со мной в монастырь!

Лю. Наставник! Я всей душой рад бы пойти в монастырь, да некому смотреть за моим добром, нежной женой и малыми детьми. Когда такой человек отыщется, я пойду за вами, учитель.

Монах. Значит, мы договорились: как только отыщется человек, чтобы смотреть за твоим имуществом, ты уйдешь со мной в монастырь.

Лю Цзюнь-ю (входит) . Брат, я ездил собирать долги и только что вернулся.

Лю. Лучше бы ты вернулся позднее!

Монах. Лю Цзюнь-цзо, вот и человек, который может смотреть за твоим добром. Пойдем в монастырь!

Лю. Братец, как дела с долгами?

Лю Цзюнь-ю. Я собрал все сполна.

Лю. Молодец, недаром тебя зовут рачительным работником. А можно мне, братец, спросить тебя кое о чем?

Монах. Лю Цзюнь-цзо, терпи и повторяй имя Будды.

Лю. Конечно, конечно. Намо Эмитофо!..

(Поет.)

На мотив "Застава пастуха"

Сколько денег сумел ты собрать,

полноценен ли вес монет?

Лю Цзюнь-ю. Разный: кто отдал десять лянов, кто полляна.

Лю

(продолжает петь)

Ну, а золото и серебро —

настоящие или нет?

Лю Цэюнь-ю. Сплошь червонное золото и белое серебро.

Лю

(продолжает петь)

Все ли долг возвращали по доброй воле,

дай ответ!

Лю Цзюнь-ю. Все отдали по доброй воле. А кто не хотел отдавать, у тех я забирал все добро, даже котел для риса.

Лю. Верно говорят, что добряк не бывает ростовщиком. Намо Эмитофо! Братец, дай-ка мне взглянуть!

Лю Цзюнь-ю (передавая слитки) . Братец, вы только посмотрите, как блестит серебро — будто снег!

Лю (берет серебро и с испугом замечает на нем знак "терпение") .

(Продолжает петь.)

Только монет коснулся я,

белых, как солнечный свет,

Немедля на них появился знак,

словно немой запрет.

Не было здесь печатной доски:

и ни от кого не секрет,

Что тушью никто на монетах этих

не ставил подобных мет!

Монах. Этот знак призывает к терпению!

Лю

(продолжает петь)

Снова и снова терпеть —

наставник дает совет!

Лю Цзюнь-ю. Вот еще хорошая монета.

Лю

(продолжает петь)

Убери ее! Я и взял бы, конечно,

да не смею нарушить обет!

Монах. Лю Цзюнь-цзо, управляющий твоим имуществом нашелся, иди за мной в монастырь! Слушай гатху:

Не стоит любить полновесное

золото и серебро,

Ни к чему ублажать и холить

собственное нутро,

Даже если Северный ковш [147] Северный Ковш — созвездие Большой Медведицы.

деньгами наполнишь ты,

Заявится смерть — и другим отдашь

накопленное добро.

Лучше оставь свое добро, следуй за бедным иноком по стезе аскетов! Ты был жаден и корыстолюбив, Лю Цзюнь-цзо, а в монашеской келье ты станешь выше правды и лжи.

Лю. Довольно, довольно! Когда я побратался с Лю Цзюнь-ю, на сердце стало так радостно! А потом я из-за связки монет убил человека, другого чуть не убил, заподозрив в блуде. А ведь это было всего лишь видение… Брат, я вручаю тебе свой дом и все свое добро, нежную жену и малых детей… Хорошенько приглядывай за сыном и дочерью! Я же вслед за наставником пойду в монастырь. Довольно, довольно!

(Поет.)

Заключительная ария

О прошлых рожденьях, о будущих

буду я говорить,

о жизни, подобной сну.

Семь чашек чая выпив, "под мышками

почувствую весну".

Я полагаю, что вовсе

не прихвастну,

Если скажу — я богач, какие

были лишь в старину.

И вот с бедняком я пить готов

и хвалу возносить вину,

Выпить с бездельником чашку чая

тоже не премину.

Смеюсь над скупцом я — у собственных прибылей

он в плену,

Он склонен нарушить закон, но не склонен

свою осознать вину.

Спасибо, учитель, ты мне открыл

учения глубину.

Свое имущество я раздам

и спокойно вздохну.

Поручаю брату своих детей,

а равно — и жену.

Спасибо брату, спасибо ему,

доброму опекуну.

Отныне не буду я без конца

перетряхать мошну,

В дальних горах успокою сердце,

стану вкушать тишину

И сквозь окошко монашеской кельи

чистую зрить луну.

Монах. Повторяй имя Будды!

Лю. Повинуюсь, наставник! Каждый день буду повторять: Намо Эмитофо!

(Продолжает петь.)

Я стану выше истин и лжи,

я радоваться начну!

(Уходит.)

Монах. Итак, Лю Цзюнь-цзо было явлено новое чудо, и вот он решился бросить все свое имущество и пойти за мной в обитель Юэлинь. Там я открою ему учение Большой колесницы. (Уходит.)

Действие третье

"Вай" в роли настоятеля входит, декламирует:

Счастье, даримое Небом,

множат мои слова.

Светоч Будды в себе ношу,

благой закон божества,

С тех пор как ряса — одежда моя,

как смиренным монахом стал,

Но связь между мной и миром земным

и поныне жива.

Я — бедный инок Дин-хуай, настоятель бяньлянской обители Юэлинь. Как говорит нам учение Будды, некогда единая субстанция разделилась и дала начало трем мирам[148] Три мира — прошлый, нынешний и будущий. Четыре вида живых тварей — млекопитающие, птицы, живущие в земле и воде, рождающиеся из личинок и куколок.. Затем возникли четыре вида живых тварей, а в них — исток всего великого множества превращений. Бесконечной чередой шли годы, но, не умея познать свою истинную природу, все существа жили и умирали бессмысленно — будто муравьи, крутящиеся на жернове, будто попавшие в клетку птицы. Женщины превращались после смерти в мужчин, мужчины опять в женщин, люди в овец, овцы снова в людей — меняли обличье, как одежду. Умные создания должны стараться вырваться из этой сети. Но не просто снова переродиться в человека, трудно обрести учение Будды… Скорее же вставайте на стезю благочестия, остерегайтесь путей зла. Двадцать восемь патриархов[149] Двадцать восемь патриархов.  — Настоятель излагает историю буддизма и его деление на секты и школы согласно традиции школы Чань, к которой принадлежат все пять перечисленных здесь сект. Последний из перечисленных здесь чаньских патриархов, Хуэй-нэн, умер в 713 г. Шесть разбойников — пять видов ощущении: зрение, слух, обоняние, вкус, осязание, — и мышление. Все они отвлекают от благочестивого созерцания. несли с Запада слово Будды. Первым после них стал патриархом учитель До-мо, вторым — Хуай-кэ, третьим — Сэн-цань, четвертым — Дао-синь, пятым — Хун-жэнь, шестым — Хуай-нэн. Всего у нас тридцать шесть патриархов, пять сект и пять школ… Какие это пять сект? Линьцзи, Юньмэнь, Цаоси, Фаянь, Вэйшань. Какие пять школ? Наньшань, Цыэнь, Тяньтай, Сюаньшоу и Бими. Таковы правильные названия пяти сект и пяти школ.

(Произносит гатху.)

Подвизаться в учении —

все равно, что крепость стеречь.

Днем — "шесть разбойников" нас гнетут,

да и ночью — не вздумай лечь.

Но вот полководец

отдает разумный приказ —

И нерушимого мира годы наступят,

отдохнет и копье и меч.

Наш Будда явил мне свою волю. Здесь обретается некий Лю Цзюнь-цзо, человек, от природы корыстолюбивый, любивший богатство и знатность и не хотевший идти по стезе благочестия. Но Будда просветил его, научил читать сутры и молитвы, погружаться в созерцание. Что-то его все не видно. Лю Цзюнь-цзо, ты забыл о своем уроке!

Лю (входит) . Намо Эмитофо! Я, Лю Цзюнь-цзо, последовав за наставником в монастырь, каждый день читаю сутры и молитвы. Наставник велел старшему из своих учеников следить за моим благочестием. Как только он видит, что меня посетили суетные мысли, он бьет меня. Пора мне идти к нему. (Является к настоятелю.)

Настоятель. Лю Цзюнь-цзо, по велению наставника я помогаю тебе очистить сердце и избавиться от желаний, соблюдать заповеди и поститься, не подпускать к себе суетные мысли. Если же они придут, ты получишь пятьдесят ударов бамбуком. Ты должен все стерпеть. Слышишь — терпение превыше всего.

(Произносит гатху.)

Знак "терпе [150] Карма — "судьба" человека в буддийской трактовке, определяемая его деяниями в предыдущем рождении.ние" у тебя на руке —

ты постиг ли, что он такое?

Если будешь терпеть весь век —

пребудешь в чистоте и покое,

Почаще о знаке "терпение",

говорю тебе, вспоминай —

Бессмертье и молодость обретешь,

отвергнувши все мирское.

Повторяй имя Будды! Терпи! (Засыпает.)

Лю. Да, я терплю. Намо Эмитофо! Он заснул. Эх, Лю Цзюнь-цзо, ты загорелся, последовал за наставником в эту обитель, твердишь имя Будды. Да только рот твердит имя Будды, а сердце думает о миллионном богатстве, тобой оставленном, — как-то оно там?

Настоятель (гневно) . Тьфу, какие миллионные богатства могут быть в месте благочестивых размышлений? Верно говорят: ничего нельзя постоянно носить с собой, кроме своей кармы. Наставник велел тебе сидеть, погрузившись в созерцание, взбодрить свой дух, разобраться во всем до конца, отгоняя вздорные мечтания. Нужно собрать свои мысли воедино, стать похожим на больного, не замечающего вкуса пищи, которую ест, и чая, который пьет. Нужно уподобиться безумному и пьяному, не различать, где восток и запад, не знать, где север и юг. Сумеешь достичь этого — расцветет цветок твоего сердца, откроется твоя истинная природа и ты незаметно достигнешь скрещения путей жизни и смерти. Жизнь и смерть для каждого — самое важное, а конец быстро приближается. Пусть десятеро взбираются на гору, все равно каждый должен сам напрягать силы.

(Произносит гатху.)

Все люди видят сны,

монахи ли, миряне.

Изменчивых тысячи обликов

возникают, тонут в тумане.

А проснешься и поразмыслишь

над тем, что приснилось тебе, —

Поймешь — это сердце твое блуждает

в неведенье, в незнанье.

Погрузись в созерцанье, забудь о своей

сердечной ране,

И покоем проникнешься ты

у нас в глухомани.

Прими обет благочестия,

и, поверь мне, тогда

Истинною стезей

придешь ты прямо к нирване.

Читай молитвы, будь терпелив! (Засыпает.)

Лю. Намо Эмитофо! Он опять заснул. Что я оставил богатство, это полбеды, по моя жена, подобная цветку…

Настоятель. Тьфу, Лю Цзюнь-цзо! Какая может быть жена в обители благих помыслов? Наставник велел тебе совершенствоваться в добродетели, посадить на цепь обезьяну желаний, спутать ноги лошади страстей. Глупец!

(Произносит гатху.)

Заботься сам о себе, заботься,

забывши свой дом и двор.

Если не сам ты, то кто же сумеет

держать над тобой надзор?

Денно и нощно неси

ношу свою, но бойся

Споткнуться и демонам в руки попасть,

обету наперекор.

В любомудрии скрыт зародыш несчастья,

с предсказующего позор.

Совершишь недоброе — будешь вовеки

совести чуять укор.

Я смеюсь над мирянами — все они

предаются пустым заботам

И о том, что мое, что твое,

никак не могут окончить спор.

Ищут сотни путей, чтобы выгод достичь,

чтоб в соседях посеять раздор.

И железное сердце от этого может

разбиться, словно фарфор.

Если в землю ты смотришь — злое нажало

все глубже врастает в тебя,

Все труднее адских печей избежать,

все тяжелее взор.

Старик Яньло не знает жалости,

суров его приговор,

У него поймешь, что заботы мирские —

суета и бесплодный вздор.

Лю Цзюнь-цзо, молись, будь терпелив! (Засыпает.)

Лю. Намо Эмитофо! Он опять уснул. Без похожей на цветок жены можно обойтись, по мои дети, подобные игрушечным статуэткам, где они?

Настоятель. Тьфу, Лю Цзюнь-цзо, какие дети могут быть в обители благих помыслов? Наставник ждет от тебя сосредоточенности и мудрости, неотделимых друг от друга; они подобны свету и лампе. Лампа — основа света, свет — порождение лампы. Так же и сосредоточенность — основа мудрости, мудрость же — порождение сосредоточенности. Молись и терпи!

Лю (бросая четки) . Учитель, я не могу терпеть!

(Поет.)

На мотив "Свежая вода" в тональности "шуандяо"

Я бежал из краев, где правда и ложь

не живут наравне.

Учитель, я думаю, что моя жена

(продолжает петь)

С тех пор, как мы расстались,

жива и здорова вполне.

Я постиг этот мир — красную пыль,

приют муравьиной возне,

Прошлое пронеслось,

промчалось, будто во сне.

Но все былые волненья

и желанья ныне вдвойне,

Учитель мой, ударили

в голову мне.

Настоятель. Слушай, Лю Цзюнь-цзо: когда твоя истинная природа станет подобна великой пустоте и многокрасочное тело исчезнет, как сон, — ты увидишь, что в пустоте не бывает цветов, и уйдешь навсегда за границы жизни и смерти. Легко поддаться житейским страстям, трудно завершить дело благочестия. Не давай внешним соблазнам свести на нет духовные приобретения, не давай огню желаний погубить семя просветления. Когда твои собственные стремления будут совпадать с требованиями учения Будды, оно всегда будет пребывать в тебе. Делай для других то же самое, что и для себя, и ты освободишься от забот и страданий.

(Произносит гатху.)

"Намо Эмитофо" тверди —

и станешь сильней сплачей,

Исчезнут "гора ножей" [151] "…гора ножей… дерево мечей…"  — орудия мучения грешников в аду. Играть на свирели…  — Согласно преданию, некто Сяо Ши искусной игрой на свирели привлек к себе сердце дочери царя Цпиь (VII в. до н. э.). Царь построил для них Террасу фениксов. Они счастливо прожили много лет и затем улетели на паре фениксов. …спрятать луну и солнце…  — Согласно даосской легенде, у древнего святого Ши Цуня был большой сосуд из тыквы. Когда святой располагался в нем на ночлег, сосуд превращался в целую вселенную со своим солнцем и луной. Лю Чэнь — герой популярной легенды. Вместе со своим другом Жуань Чжао он отправился в горы Тяньтай собирать лекарственные травы. Друзья заблудились и тринадцать дней искали дорогу. Наконец им встретились две красавицы, угостившие их вином и музыкой. Друзья пробыли у девушек шесть месяцев, а когда вернулись домой, оказалось, что там уже сменилось семь поколений. —

и "дерево мечей".

За то, что содеешь, — не минет

расплата тебя!

И ничего не поправишь ни мощью деяний,

ни многословьем речей.

Молись и терпи!

Лю. Намо Эмитофо! (Засыпает.)

Настоятель. Лю Цзюнь-цзо заснул. Сейчас ему будет чудесное явление. Сюда, демон-искуситель этого человека!

Жена (входит вместе с детьми) . Я, жена Лю Цзюнь-цзо, пришла проведать юаньвая. (Видит его.) Юаньвай!

Лю. Хозяйка, как ты здесь очутилась?

Жена. Я с детьми пришла навестить тебя.

Лю. Как я тоскую по тебе, хозяйка!

(Поет.)

На мотив "Дикий гусь"

Я не могу не страдать

и не плакать в силах едва ли,

Не в силах я укротить

растущей в сердце печали.

Ведь мы же были такой

прекрасной парой вначале,

Откуда же взялся монах-мужлан,

погрязший в собственном сале?

Жена. А почему ты его боишься?

Лю. Как объяснить это тебе…

(Поет.)

На мотив "Одержана победа"

Он хочет, чтоб от палки его

неразлучницы-утки взлетели.

Разве, чтоб фениксов соединить,

он станет играть на свирели?

Жена. Как мне больно слушать тебя, юаньвай!

Лю

(продолжает петь)

Ты говоришь о тоске своей,

что боль твоя бесконечна,

А я что ни день

нежность твою вспоминаю!

(Берет руку жены, на ней отпечатывается знак "терпение".)

Жена. Смотри, у меня на ладони знак "терпение"!

Лю

(продолжает петь)

Когда помыслю о том,

что случилось со мной доселе,

Словно лезвие входит в сердце мое,

и на сердце все тяжелее.

Как ни стараюсь придумать,

хоть что-нибудь, в самом деле.

Остается лишь нашу любовь оборвать,

не мечтать об ином уделе.

Жена. Наши дети пришли посмотреть на тебя!

Лю. Дети, как часто я думаю о вас! (Касается лиц детей, и на них появляются знаки "терпение".)

(Поет.)

На мотив "Нарцисс"

Я едва коснулся бровей,

едва лишь коснулся глаз —

Вот он, знак, в коем горя — больше,

чем радости, в тысячи раз!

Сумей я даже в пустую тыкву

спрятать луну и солнце,

На твою ладонь, хозяйка, смотреть

отказался б я наотказ!

(Видит на ладони жены знак "терпение".)

Лань Ин (XVI–XVII вв.). В осеннем пейзаже ищет стихи.

На Лю Чэня, разлученного с феей Тяньтай,

стал я похож сейчас.

У мальчика — этот знак на бровях

выставлен напоказ.

У девочки — светится тот же знак

в уголках прищуренных глаз.

Терпенье, ты рвешь нить отцовской любви

ты разлучаешь нас!

Настоятель. Исчезните!

Жена и дети уходят.

Монах проходит в сопровождении двух женщин и двух детей и удаляется.

Лю. Наставник, кто это проходил? Наш почтенный учитель?

Настоятель. Да, наш учитель.

Лю. А что за женщины были с ним?

Настоятель. Это его первая и вторая жены.

Лю. А те двое ребятишек?

Настоятель. Это сын и дочь нашего учителя.

Лю (гневно) . Хорош монах! А еще заставлял меня бросить жену, покинуть детей, расстаться с несметным богатством и идти за ним в монастырь! Можно лопнуть от злости. Не обижайся на меня, учитель. Я больше не буду монахом, я возвращаюсь домой.

(Поет.)

На мотив "Река колышет весла"

Выходит, монах еще сумасброднее,

чем показался сначала!

Как он ловко меня заманил в западню!

В чем же сила его, пахала?

Были рисовые поля у меня,

было прудов немало,

Озера с рыбой и камышом,

ясные, как зерцало.

Маслобойни, харчевни — не одного

моего квартала.

В винных лавках — вина, в чайных лавках — чая

всегда хватало.

Как парча, изукрашены были в дому

галерея любая и зала,

В местах моих богаче меня

богача не живало!

Когда я, недостойный, день рождения свой

справлял, бывало,

О великих удачах моих

все застолье болтало!

Мы пили вино, вдруг брат говорит: смотри, какой толстый монах стоит у ворот.

(Поет.)

На мотив "Семь братьев"

Я вышел из лавки закладной,

трудами утомлен,

Тут-то мне, увы,

и повстречался он,

Монах, дожравшийся до того,

что толстым стал, как слон!

На край огненной ямы меня заманил

сей пустозвон!

Настоятель. Лю Цзюнь-цзо, надо терпеть!

Лю. Тут не то, что я…

(Продолжает петь.)

Сам Сакьямуни покинул бы в гневе

свой лотосовый трон!

На мотив "Вино из цветов сливы"

Он дом заставил меня покинуть,

уйти из моих палат,

Отречься от любимой жены,

отрады, из отрад.

Бросить моих неразумных

малых чад,

У самого же — две жены

и куча ребят.

Вот какой печальный итог,

ему я и сам не рад.

И вам, наставник, я причинил

столько душевных затрат!

Настоятель. Лю Цзюнь-цзо, потерпи, не сердись!

Лю

(продолжает петь)

Вы можете не сердиться,

но я сердит стократ!

Настоятель. Лю Цзюнь-цзо, потерпи, не спеши!

Лю

(продолжает петь)

Вы можете не спешить,

но я спешу стократ!

Когда это я возжигал куренья

и вдыхал дорогой аромат?

А он велел мне средь бела дня

совершать за обрядом обряд.

Всю свою жизнь я любил торговлю,

ценил только звон деньжат,

Но в келью монашью меня он загнал

на много дней подряд.

Я изменил свое сердце,

стал добродетелен, свят,

А он оказался таким негодяем,

что место ему — ад!

Вы, учитель, должны понять меня,

я хочу вернуться назад!

Учитель, как же это: монах, а имеет жен и детей?

(Продолжает петь.)

На мотив "Радуюсь Цзяннани"

О Небо! Я лишился родных и богатства!

С чем я вернусь домой?

Кто поверит, что Сакьямуни жене

подводит брови [152] …жене//подводит брови…  — Признак сильной влюбленности. Лю хочет сказать, что монах забыл об обете безбрачия и увлекся супружескими радостями. сурьмой?

Жена, с которой мы некогда бедность делили,

ждет у врат, окутана тьмой.

Сегодня же путь к ней

направлю мой,

Пока шпильку златую не стерла она,

считая зиму за зимой.

Настоятель. Лю Цзюнь-цзо, ты оставляешь путь благочестия? Куда же ты пойдешь?

Лю. Не обижайтесь, наставник, я больше не буду монахом и сегодня же возвращаюсь в свой Бяньлян.

Настоятель. Ну, если ты хочешь вернуться в родные края, лучше сегодня же трогаться в путь.

Лю

(поет)

На мотив "Утки-неразлучницы"

Если бы знал я, что за пологом скрыты

его жена, сыновья, —

Разве бросил бы я свой корабль,

полный золота и серебра?

Его окружала здесь

счастливая семья,

В то время как там в нищете и горе

пребывает семья моя.

И вот покидаю я монастырь,

стыд в душе затая,

И в Бяньлян возвращаюсь после стольких

дней

монашеского житья.

Закатным солнцем озарена

тропинка в траве пожухлой.

Вдаль в бесплодной тоске

ныне взираю я.

С полной смущенья душой

возвращаюсь в родные края.

Созерцанье и проповеди для меня

отныне — галиматья.

Настоятель. Вот видите, Лю Цзюнь-цзо были явлены чудеса, и он решил вернуться в свой Бяньлян — туда, где есть пьянство и похоть, корыстолюбие и гнев, различие между собой и другими, между правдой и ложью, жадность и злоба, глупость и порок. Когда наш учитель просветит его, он окончательно приобщится к учению.

(Произносит гатху.)

Всемогущий Будда выделил

пять священных школ.

Созерцая, следует разобраться,

как он их возвел.

Когда завершится срок

твоего земного искуса,

Ты предстанешь пред буддой Жулай,

свободен от мук и зол.

(Уходит.)

Действие четвертое

"Цзин" в роли старика входит в сопровождении ребятишек.

Старик. Я — житель Бяньляна по имени Лю Жун-цзу, мне идет восьмидесятый год. У меня много детей и внуков, обширны мои поля, велики мои достатки. В Бяньляне я первый богач. Мой отец рассказывал, что моего деда Лю Цзюнь-цзо какой-то толстый монах увел за собой в монастырь. У дедушки была особая примета — знак "терпение" на ладони. В нашей семье по сей день хранится полотенце со знаками "терпение", и мы все от мала до велика почитаем его, как самого дедушку. Сегодня как раз праздник великого равноденствия, вот я и иду с этим полотенцем на могилы предков, чтобы сжечь там номинальные деньги. (Уходит.)

Лю (входит) . Я — Лю Цзюнь-цзо, обманутый одним лысым негодяем. Теперь я решил вернуться в свою семью.

(Поет.)

На мотив "Белая бабочка" в тональности "чжунлюй"

Что мне сказать? Для злости моей

нет подходящих мерил.

Мошенник-монах меня обманул,

исчадие адских сил.

Понапрасну я бросил все,

что так долго копил.

Жена и дети решили, что мне

домашний очаг не мил,

Что я — на лотосовом престоле,

среди цветов и светил.

Испытанье послано мне за то,

что многих я погубил,

Что слишком жадность во мне велика

и корыстолюбивый пыл.

На мотив "Опьянен весенним ветром"

Я ненавижу монаха

из обители, скрытой в горах,

В сердце моем огонь сильней,

чем в пограничных кострах.

Этот толстяк, этот безумец

и вертопрах

Сумел надуть меня,

до смерти напугать!

Не пример мне — Пань Юнь [153] Пань Юнь — богач, живший в VIII–IX вв. Обратившись в буддизм, он погрузил все свои богатства на корабль и пустил его плыть по течению реки. Сунь Дэн — даосский отшельник (III в.), живший на горе Су-мэнь в Хунани, Се Ань-ши (320–385) — сначала жил в уединении в Восточных горах (Чжэцзян), позже вернулся на государственную службу., что корабль

с богатством

обратил во прах,

Ни цзиньский Сунь Дэн, что на кряже Сумэнь

пел о высших мирах,

Разве я Се Ань-ши, что спокойно

возлежал в Восточных горах?

Вот уже несколько дней, как я расстался с обителью, где-то здесь должны быть могилы моих предков. Но почему все выглядит как-то необычно? Поищу получше. Ага, вот они, могилы предков. Чуть было не прошел мимо. Подойду к ним поближе.

(Поет.)

На мотив "Встреча бессмертных"

Вплотную к кладбищу я подошел

с благочестивым приветом.

Почему здесь такое запустение? И таких высоких деревьев, когда я уходил, не было!

(Продолжает петь.)

Повсюду зеленые иглы —

над моей головой.

Были сосны и кедры ростом с меня,

когда я уходил отсюда.

И вот они уже так густы у

и так высоки!

Должно быть, выпало много дождей,

это ясно по всем приметам.

Иначе зачем бы им так тянуться

ввысь, за солнечным светом?

Ведь всего три месяца, как я ушел,

связан монашьим обетом.

Что ж, я осмотрел могильник, теперь можно и посидеть — ведь я шагал почти весь день.

Старик (входит) . Вот я, Лю Жун-цзу, пришел на кладбище. Там сидит какой-то молодой парень. Придется окликнуть его. Эй, парень, зачем ты пришел на наше кладбище?

Лю. Это мое родовое кладбище, почему я не могу сидеть здесь?

Старик. Шлюхин сын, расселся на нашем кладбище, да еще говорит, что оно принадлежит его роду!

Лю. Старый невежа! Мешает мне посидеть на моем кладбище!

Старик. Да откуда оно твое? Ну, говори!

Лю

(поет)

На мотив "Поднимаюсь на башенку"

Давай, деревенщина, разберемся,

ссориться нам ни к чему,

He то я в суд на тебя подам

и быстро тебя уйму!

Кто позволил тебе на кладбище нашем,

словно в своем дому,

Располагаться и сеять хлеба —

и кто и почему?

Старик. Если это твое кладбище, скажи, сколько земли оно занимает?

Лю

(продолжает петь)

Порядочный кусок земли —

целых пять му.

Не то ты смельчак, не то дурак —

никак не пойму,

Раз ты посмел вспахать тут землю,

не боясь угодить в тюрьму.

Старик. Это могилы нашей семьи!

Лю. Нет, нашей.

Старик. Ну, если вашей, расскажи, как они расположены.

Лю

(поет на прежний мотив)

Могилы дедов моих — там,

могилы прадедов — тут.

Почему я должен их отдавать,

во имя каких причуд?

Можешь идти, если хочешь

в суд,

Можешь кричать и вопить,

плут,

Ничего у тебя не выйдет,

все на тебя наплюют!

Старик. Шлюхин сын, ты собираешься бить меня?

Лю. Вот и побью, подумаешь, какая важность!

(Продолжает петь.)

Я больше но в силах терпеть

и буду с тобою крут.

Ах, отлупить его не сочту

за великий труд!

Но нельзя! "Терпения" знак на нем

увидит почтенный люд.

Раз ты говоришь, что это твое родовое кладбище, назови свое имя.

Старик. Я из семьи Лю.

Лю. Из какой семьи Лю?

Старик. Из семьи Лю Цзюнь-цзо, того самого, которого толстый монах увел с собой в монастырь.

Лю (в сторону) . Это обо мне! (К старику.) А кем тебе приходится тот Лю Цзюнь-цзо?

Старик. Он мне дедушка.

Лю. Как располагаются твои могилы?

Старик. Вот здесь пустая могила дедушки Лю Цзюнь-цзо.

Лю. А это чья?

Старик. А это — дедушкина брата Лю Цзюнь-ю.

Лю. Того самого, что чуть не замерз в большой снегопад?

Старик. Не смей говорить о нем так непочтительно!

Лю. А это чья?

Старик. Это — моего отца.

Лю. Значит, это могила Фо-лю?

Старик. Откуда он знает детское имя моего отца?

Лю. А это чья?

Старик. Это могила моей тетки.

Лю. Неужели этой девчонки Сэн-ну?

Старик. Ты, видно, хранишь волосы новорожденных[154] …хранишь волосы новорожденных.  — По старинному обычаю, когда младенцу исполнялся месяц, ему сбривали волосы на голове и хранили их в мешочке, на котором было обозначено имя ребенка. всей нашей семьи!

Лю. Ты видел своего дедушку Лю Цзюнь-цзо?

Старик. Нет, не видел.

Лю. Так раскрой глаза: я и есть твой дедушка.

Старик. Да ведь я тебе в прадеды гожусь! Как ты можешь быть моим дедушкой?

Лю. Если я сейчас скажу правду, признай меня своим дедушкой. Скажу неправду, можешь не признавать.

Старик. Говори, я слушаю.

Лю. Когда я праздновал свой день рождения, толстый монах написал на моей ладони знак "терпение", который нельзя было ни смыть, ни стереть. Я ушел за монахом в монастырь, а дома оставил полотенце, на котором отпечатался знак "терпение". Есть оно у вас?

Старик. Полотенце-то есть, да то ли самое?

Лю. Давай его сюда. Смотри, коли не веришь: знак "терпение" на моей ладони точно такой же, как на полотенце.

Старик. Это и вправду мой дедушка! Дети, бегите сюда, поклонитесь дедушке!

Дети (падают ниц) . Дедушка, откуда вы пришли?

Лю. Поднимитесь, дети!

(Поет.)

На мотив "Ароматом полон двор"

Вот вы пришли поклониться мне,

и вот я не одинок.

Между нами, родичи, веселье и радость,

нет ни забот, ни тревог.

Но кто из вас почтенней всех,

признаться, мне невдомек.

Старик. Я самый старый.

Лю

(продолжает петь)

Да, его волосы белее,

чем белого шелка клубок!

Старик. Вот это — моя племянница.

Лю

(продолжает петь)

Она же годится мне в матери,

я перед ней — сосунок!

Старик. А это — ваш правнук.

Лю

(продолжает петь)

Это скорей мой старший брат,

а не правнук и не внучок!

Теперь открыта мне истина,

что прежде учитель изрек.

Сколько же длится

человеческой жизни срок?

Столько же, сколько сон о Нанькэ [155] Сон о Нанькэ.  — В новелле Ли Гун-цзо (VII–IX вв.) "Правитель Нанькэ" рассказывается о человеке, который в коротком сне прожил целую жизнь и, в частности, был правителем области Нанькэ. Проснувшись, он увидел, что лежит под южной веткой (нань кэ) акации, а расположенный неподалеку муравейник своими очертаниями напоминает виденную во сне страну. Чжуан-цзы — даосский философ (IV в. до н. э.). Когда у него умерла жена, он пел, отбивая такт ударами по горшку, ибо считал, что бессмысленно печалиться, когда осуществляется закон бытия.,

что на сердце печаль навлек.

Старик. Дедушка, как случилось, что ты не постарел?

Лю. И ты не будешь больше стареть, если вслед за мной станешь молиться Будде.

Старик. А как нужно молиться Будде?

Лю. Просто повторяй за мной: Намо Эмитофо! Эх, Лю Цзюнь-цзо, а ведь твой учитель — вовсе не обманщик! Я пробыл с ним три месяца, а в суетном мире прошло сто с лишним лет! Как же мне теперь быть? Учитель, почему ты не приходишь просветить своего послушника?

(Поет.)

На мотив "Двенадцатая луна"

Учитель, приди и спаси меня,

я понял, все в мире — тщета!

Не оставь меня, пусть вовеки

не иссякнет твоя доброта!

Когда я помыслю, что время — вода,

убегающая из-под моста,

Что светила небесные снуют,

как челнок на основе холста,

Мне целыми днями тогда

открывать не хочется рта,

Только во славу Будды

я отверзаю уста.

На мотив "Песнь времен Яо"

Нет, он не Будда-пустослов,

чьи поступки смешны,

Это я — как Чжуан-цзы, что по горшку

лупил после смерти жены.

Учитель, неужто ты на Небо ушел?

Глаза мои слез полны.

Довольно, довольно! Зачем мне эта жизнь?

(Продолжает петь.)

Только мне и осталось, что голову

разбить о ствол сосны.

Монах (входит) . Лю Цзюнь-цзо, теперь ты все понял?

Лю. Учитель, ваш послушник все понял.

Монах. Послушник, сегодня истинное просветление достигнуто, ты действительно уверовал.

Лю

(продолжает петь)

Неужели все это правда

и нет на мне вины?

Виной всему знаки "терпенье",

что были мне всюду видны!

Если бы вы, учитель, дольше не приходили,

(продолжает петь)

Еще бы десятка три

отпечаталось тут, у стены.

Монах. Внимай же, Лю Цзюнь-цзо! Ты не простой человек, а святой Пиндола[156] Пиндола — буддийский архат; богиня горы Лишань, Золотой отрок и Яшмовая дева — персонажи даосских легенд. Пример религиозного синкретизма. Сань-цзан — Сюань-цзан, знаменитый монах (VII в.), совершивший паломничество в Индию и привезший оттуда буддийские священные книги., Тринадцатый архат с вышних небес. Твоя жена тоже не простая женщина, а воплощение богини горы Лишань. Ваши дети — это Золотой отрок и Яшмовая дева. За грешные помыслы ты был низвергнут на землю, чтобы самому видеть, к чему ведут вино, похоть, корыстолюбие, гнев, различение между собой и другими, правдой и ложью. Теперь срок твоего искуса исполнился, ты можешь обрести свой первоначальный облик, вернуться на путь Будды и навсегда стать архатом. А ты знаешь, кто перед тобой?

Лю. Нет, не знаю. Кто вы, учитель?

Монах

(произносит гатху)

Не вероучитель Дамо

тебя примирил с судьбой,

Не танский Сань-цзан тебя отучил

соваться в ссору и в бой —

Я не просто Монах с мешком,

которого ты угощал, —

Узнай же: будда Милэ

ныне перед тобой!

Лю (падает ниц) . Намо Эмитофо!

(Поет.)

На мотив "Заключительная ария"

Хотел вернуться, я к жизни мирской,

не дано было сбыться чуду,

Ничего подобного не ожидая,

вдруг обратился в Будду.

Я ушел в монастырь, от страданий бежав,

что царят повсюду, —

Но высшего просветленья достиг

и прославлен отныне буду!

Главная сцена пьесы: "Просящий милостыню обращает в веру скупца".

Полное название пьесы: "Монах с мешком пишет знак "терпение"".

Конец. [157]Примечания В.Сорокин


Читать далее

Индия
Классический театр Индии 16.04.13
Бхаса. Убиенная во сне Васавадатта 16.04.13
Шудрака. Глиняная повозка 16.04.13
Калидаса. Шакунтала, или перстень-примета 16.04.13
Харша. Ратнавали, или Жемчужное ожерелье 16.04.13
Бхавабхути. Малати и Мадхава 16.04.13
Вараручи. Влюбленные 16.04.13
Китай
Китайская классическая драма 16.04.13
Гуань Хань-цин. Обида Доу Э 16.04.13
Ma Чжи-юань. Осень в Ханьском дворце 16.04.13
Чжэн Тин-юй Знак "Терпение" 16.04.13
Неизвестный автор. Убить собаку, чтобы образумить мужа 16.04.13
Тан Сянь-цзу. Пионовая беседка. Фрагменты 16.04.13
Хун Шэн. Дворец вечной жизни. Фрагменты 16.04.13
Кун Шан-жэнь. Веер с персиковыми цветами 16.04.13
Ян Чао-гуань. Отмененный пир 16.04.13
Япония
Классический японский театр 16.04.13
Каннами Киецугу (?)Гробница Комат 16.04.13
Дзэами Мотокиё 16.04.13
Кандзэ Кодзиро Нобумицу 16.04.13
Фарсы-Кёгэн 16.04.13
Тикамацу Мондзаэмон 16.04.13
Мифологический словарь (Индия) 16.04.13
Чжэн Тин-юй Знак "Терпение"

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть