Онлайн чтение книги
Классическая драма Востока
Каннами Киецугу (?)Гробница Комат
Действующие лица
Первый странствующий монах (ваки).
Второй монах, его спутник (вакидзурэ).
Старуха, затем поэтесса Оно-но Комати (ситэ).
Место действия: окрестности столицы; дорога, с которой виднеется Лавровая река; на обочине дороги разрушенная ступа — гробница.
Время действия: вечерний сумрак и ночь.
Действие первое
Звучит музыка, и тихой, важной поступью выходит странствующий монах и его спутник.
Монах и его спутник
(начальная песня)
Неглубоко в горах таятся
Наши скиты,
Неглубоко в горах таятся
Наши скиты,
Но в потайных глубях скитаются
Помыслы сердца.
Первый монах. Я монах из обители Алмазная Твердость [236] Обитель Алмазная Твердость на святой горе Коясан принадлежит буддийской секте Сингон. Прежний Будда — Будда Гаутама, провозгласивший четыре благородные истины: жизнь есть страдание; источник страдания — привязанности и желания; чтобы уничтожить страдания, надо отрешиться от желаний; достичь истины, истинного бытия в нирване — есть путь к достижению истины. Грядущий Будда (Мироку — санскр. Майтрейя) явится в мир, чтобы спасти все живое через многие-многие миллионы лет. Существование людей до этого срока — сон межвременья.на святой горе Коясан. Я спустился с горы и теперь иду в столицу.
(Говорит нараспев.)
Ведомо: Прежний Будда
навеки ушел,
А Грядущий Будда доселе
не является к нам.
Вместе
В сей межвременья сон рождены,
безнадежные,
Что признаем мы на земли
явью истинной?!
В миг случайный мы обрели
человеков обличие
среди тьмы обличий иных.
Набрели на Великое Слово
Просветленного Сакья
среди роя учительных слов.
Вот оно- семя прозрения,
постиженья начало! —
Так, сердцем надежду послышав,
В простые одежды,
Послушников черные рясы,
Смиренно оделись.
Монах и его спутник
(поют)
Мы прежде рожденья знали
Суть наших судеб,
Мы прежде рожденья знали
Суть наших судеб.
Путь жизни мгновенен, а путы
Страдания вечны.
Сквозь множество жизней гонимы
Стрекалом желаний,
В тенетах причин и следствий
Слепцы блуждают.
Мы ни к чему не привязаны,
Невозмутимо сердце!
Разрешили мы узы родства!
Жалость отринули
К родителям милым давно.
Так и о нас
Позаботиться более некому.
Мы забыли детей.
Что для нас тысяча ри —
Путь недалекий!
Мы в скитаниях передохнем
В одичалом поле.
Нам ночлегом простая скала,
Наша кровля — небо.
В нас прибежище заключено
Истинной правды!
В нас прибежище заключено
Истинной правды!
Монах и его спутник отходят в глубь сцены и садятся. На сцену вносится складное сиденье, означающее разрушенную гробницу-ступа. Звучит музыка, и, опираясь на клюку, медленно выходит "ситэ" в роли старухи, проходит по помосту, время от времени садится отдохнуть.
Старуха
(поет)
Плавучей, плакучей травы [237] Плавучей, плакучей травы… — В несколько измененном виде приводится часть стихотворения Комати: "Оборваны корни //
Плавучей, плакучей травы… Так и я бесприютна. С легкой душой поплыву по теченью. Лишь только услышу — плыви".
Оборваны корни,
Плавучей, плакучей травы
Оборваны корни,
Но уж не плыть ей покорно по зову
Текучей влаги!
(Говорит нараспев.)
Ах, какая владела в те давние дни
Мной надменная спесь!
Словно бы зимородка крыла,
Иззелена-черны,
Сияли струистою влагой речной
Пряди волос,
Извивались, как ивы тонкая ветвь
На весеннем ветру.
И была соловьиная лепота
В лепетанье речей,
И я красовалась прекрасней цветов
Хаги в полном цвету,
Когда они хладной росою полны
И вот-вот опадут!
А теперь служанка ничтожная,
Простая мужичка и та
Гнушается мной.
Всем — горчайший мой стыд
Выдает напоказ!
Безотрадные,
Налегли на меня
Луны и дни,
Столетней старухою
Пред вами стою!
(Поет.)
Я в столице от суетных глаз
В тень отступаю.
Так и жду: "Поглядите, она
Увяла, обвечерела!" —
Круглый день по заулкам кружу,
До предлунных теней.
И с луной заодно — к закату
Отхожу от столицы,
И с луной заодно — к закату
Отхожу от столицы.
Покидаю
Стоярусный Терем —
Облачную Обитель —
Гору Просторных Чертогов [238]Стоярусный терем, Облачная Обитель, Гора Просторных чертогов — метафоры императорского дворца.,
Где так тесны входы.
Даже горный страж не окликнет
Горестную старуху.
Он на луну смотрит, сокрытый
Тенью деревьев…
Я скольжу бесприютною тенью
От столицы прочь…
Так в тени пропали, сокрылись
Любви Могила,
Что в селении Птичьи Крылья,
И Гора-Осень [239]Любви Могила, Селение Птичьи Крылья, Гора-Осень — находятся близ столицы..
Вот луна в реке Лунного Лавра —
Ладья речная…
Но кто ее к берегу правит,
В лад опуская весла,
Кто ее к берегу правит,
В лад опуская весла?
Совсем я выбилась из сил. Сесть разве передохнуть на этом трухлявом пне?
Снимает шляпу, тихо приближается к складному сиденью и опускается на него. Монахи встают.
Первый монах. День смеркается. Нам должно спешить. Однако что это? Сия жалкая нищенка сидит — на чем бы ты думал — на благодатной ступе, святом надгробье?! Следует вразумить ее и попросить уйти.
Второй монах со словами: "Воистину, следует!" — обходит старуху со спины. Он, первый монах и старуха образуют на помосте треугольник.
Эй, почтенная нищая! Не грешно ли тебе сидеть здесь, ведь это ступа. Подобье святолепного облика Будды, насколько мы можем постичь его с помощью пяти наших чувств! Изволь встать и отдохни где-нибудь в ином месте.
Старуха. Подобье святолепного облика Будды, грешно — говоришь ты. Но здесь нет ни письменных знаков, ни резных изображений. Я вижу всего только обветшалый пень, и пени твои напрасны.
Первый монах
Пусть даже в горной глуши
Затаилось трухлявое древо,
По единственному цветку
Вишня откроется сердцу.
И разве нет на этом святом подобии облика Будды ни малейшего знака резных из дерева изображений?!
Старуха
Я никчемна давно — под землей
Окаменелое древо.
Но почуяло дивную красоту
Сердце — цветок остатний;
И разве не верный знак:
Сой цветок — приношенье ступе?!
Изъясните ж теперь, отчего она —
Подобье облика Будды?
Второй монах
Ведомо: ступа есть проявленье
Обетованья Будды, чье имя:
Познавший Суть Великого Света — Дайнити Нёрай,
А он воплотился на время в нашей юдоли
Бодхисаттвою Конгосатта —
Имя значит:
Чудотворный алмазный жезл!
Старуха. Сколько же статей у этого проявленья?
Первый монах
Земля, Вода, Огонь,
Ветер, Пустота.
Старуха
Пять ярусов, пять основ,
Как в человеческом теле?!
Значит, ступа и тело равны,
Где же между ними различья?!
Второй монах
Казалось бы, ты права:
Отличья явного нету.
Но мощь добротворная их
По сути неравнозначна!
Старуха. Какова же добротворная мощь ступы?
Первый монах
"Единый взгляд на ступу — отдаленье
Навечное от трех дурных путей!"
Старуха
Подумай сам: "Единое мгновенье
Рождает в человеке Просветленье,
И это Просветленье добротворией
Святых заслуг, рожденных от строенья
Ста тысяч ступ!"
Так чья добротворность мощней,
Человека иль ступы?
Второй монах
Если сердце твое
Просветленья так полно,
Отчего этот мир
Ты не покинешь?
Старуха
Да разве сей тщетный мир
Покидают телом?!
Покидают сердцем его…
Первый монах
Но сердца лишенный
Разве способен узнать,
Что подобие Будды
В этом дереве заключено?
Старуха. Именно потому, что я узнала в нем подобие святолепного облика Будды, я и приблизилась к ступе.
Второй монах
Тогда почему же
Столь бесчинно на ней улеглась?
Старуха
Ах, много ль бесчиния в том,
Что и я отдыхаю — вместе
С повалившейся наземь давно
Ступой святою.
Первый монах
Это ты давно отступила
От прямого к Будде пути.
Старуха
Но и обратной стезею
К Будде равно приходят.
Второй монах
Вспомни, злокозненный Дайба[240] Дайба всячески мешал распространению Закона Будды, но Будда предсказал, что когда-нибудь тот постигает Благую Истину (нёрай).…
Старуха. Помню! Он стал милосерден, словно Каннон.
Первый монах
А глупец Хандоку…
Старуха. Возобладал мудростью самого Мондзю[241] Мондзю — бодхисаттва Манджушри, олицетворение созерцания, мысли, знания..
Второй монах
Значит, то, что зовется Злом…
Старуха
От Добра неотделимо.
Первый монах
А то, что зовут заблужденьем…
Старуха
От Просветленья-бодхи.
Второй монах
Итак, Просветленье-бодхи…
Старуха
Не растет на дереве бодхи.
Первый монах
У Зерцала Великой Истины…
Старуха
Подзеркальника нет!
Хор
Да, Великие Чистые Истины
В этом мире чему уподобить?
Единосущны, не явлены —
Облика не имеют, —
Значит, в мире Великой Истины
Все живее и Будда — одно!
"С тех пор, как Нёрай обещал
Всех немудрых этого мира
От неведения спасти,
Жива милосердная клятва
В обете всех бодхисаттв —
Потому и кривой стезею
К Будде можно прийти".
Так убежденно Она сказала,
Что монахи тройной поклон
Перед ней совершили,
Лбами коснувшись земли.
"Поистине, — молвят, —
Прозренья сумела достичь
Жалкая нищенка!"
Старуха
Наконец-то я вновь ощутила
Силу, как встарь,
И ныне для вас забавную
Песню сложу.
(Говорит вполголоса, нараспев, с мгновенной легкостью складывая стихи.)
В пределах Блаженной земли
Почтенью великому к Будде
Пределы навряд ли сыскать,
А здесь, у священной ступы
Такой неприступный вид…
(Вдруг встает, с досадой отворачивается от монахов, затем вновь возвращается на свое место.)
О, эти докучные бонзы
С их проповедью несносной!
О, эти докучные бонзы
С их проповедью несносной!
Действие второе
Первый монах. Кем вы изволите быть? Скажите, кто вы?
Назовите ваше почтенное имя!
Старуха. Со стыдом называю вам свое имя.
Снисхождения просит
Дочь Оно-но Ёсидзанэ [242] Дочь Оно-но Ёсидзанэ… — Подлинное происхождение Оно-но Комати неизвестно. Дэва — провинция на северо-востоке острова Хонсю. Созидала искусно китайские строфы… — По воззрениям тех времен, японские стихи (тапка) были высказыванием сердца, тогда как китайские — построением духовного разума.,
Правителя Дэва, —
Оно-но Комати,
Ничтожная побродяжка!
Оба монаха
О, жалость! Комати несчастная!
Великая красавица
Старинных времен:
Сияла всем обликом,
Словно цветы.
Трехдневного месяца —
Бровей тонина.
Нити, зеленые,
Что Лунный Лавр.
Белоснежною пудрою
Шкатулки полны.
Одежды множество —
Легкий газ, плотный шелк:
В Лавровом Тереме
Уместится ли?!
Старуха
Я слагала японские пески,
Созидала искусно китайские строфы,
Хор
К веселью хмельному звала
В руке моей чарка,
И тогда на рукав мой с Небесной реки
Луна опускалась тихонько.
То были воистину времена
Младого цветенья!
О в какой же безвестный миг
Все изменилось?
На голове моей ныне
Спутанное былье
Заиндевелой полыни.
Темно-блестящие прежде,
Пряди волос на висках
Блекнут на старой коже,
Словно размазана тушь.
Тонко-летящие прежде —
О пара ночных мотыльков! —
Растаяли нежные брови —
Очертания дальних гор!
Черты единой [243] Черты единой… — Здесь приводятся первые три строки из стихотворения в шестьдесят третьей новелле "Исэ моногатари"; морская трава "девять-на-девять" (цукумо) белого цвета, — если к иероглифу "белый" добавить одну горизонтальную черту, получится иероглиф "сто".
Вам до сотни лет не хватает,
Белесые космы:
"Девять — на девять" — травы морские
Над горькой влагой
Растравили мне горечью сердце,
Печаль беспросветна!
Вот стою под рассветной луною,
О как мне стыдно!
Старуха закрывается зонтиком.
С шеи у нее свисает
Мешок ветхий.
Что ты в него положила,
Отвечай, не мешкай!
Старуха
Сколько жить мне осталось нынче,
По правде, не знаю,
Но если доживу до завтра,
Утолит мне голод
Эта пригоршня
Бобов толченых.
Я ее в мешок положила
И несу с собою.
Хор
Что в суме у тебя за спиною,
Сумей ответить!
Старуха
Замасленное грязное платье
Я в нее положила.
Хор
А что на руке за плетенка?
Но не плети неправды!
Старуха
Черного и белого стрелолиста
Я в нее положила,
Хор
Да плащ дырявый,
Старуха
Да зонт дырявый.
Хор
Ей даже лица нечем
От людей спрятать!
Старуха
Все пустое! Остались бы только
Рукава хоть какие!
Ведь ни иней, ни снег мне не страшен,
Ни дожди, ни росы:
Затаить бы мне только слезы
От суетных взоров!
Вдоль дорожных обочин
Брожу я ныне,
Я прошу прохожих о подаянье
Или молчу, не в силах
Вымолвить просьбу,
Всякий раз наважденьем безумным
Вдруг одержима:
Искажается голос,
Меняется облик!
Прошу вас, подайте, прошу вас…
Эй, монахи!
Первый монах. Чего ты хочешь?
Старуха. Свиданья с Комати!
Первый монах. А разве ты не Комати? Ты, верно, бредишь.
Старуха. Вот еще! Комати — это та, что слишком предавалась любовной страсти. Ливень сердечных посланий, любовных просьб обрушивался ей на голову — словно вся ее жизнь была порою майских ливней, но сердце ее не ведало приливов искренности, ни капли правды не было в ее ответных письмах. Взгляните же теперь на месть кармы — на ее столетнюю старость! О, я люблю Комати, я люблю ее!
Первый монах. Кто же это из любивших Комати, чей дух так томится обидой?
Старуха. Многие стремились к ней всем сердцем, но до самой глубины любовь к ней растравила сердце молодого Фукакуса из селения "Глубокие травы".
Хор
Кружится, кружится возмездия колесо,
Влечет к началу обид,
Чтоб у дома ее на подставку легли
Оглобли моего возка!
Солнце в небе высоко ль стоит?
Сумрак вечерний.
Солнце в небе высоко ль стоит?
Сумрак вечерний.
О луна, верный товарищ в пути
К ее дому,
Пускай надзирает над Заставою Встреч
Бессонный сторож [244] Пускай надзирает над Заставою Встреч // Бессонный сторож… В пятой новелле "Исэ моногатари" приведено стихотворение:
"О ты, страж заставы на моей тропе, неведомой людям, — если бы каждый вечер ты засыпал…"
Не страшись, он нынче пропустит нас,
Выходи скорее!
При последних фразах хора старуха отходит к задней стене сцены, отворачивается от зрителей… Она спускает с плеч свою одежду, вытягивает из-под нее рукава. Затем надевает высокую мягкую шапку знатного вельможи, берет веер; движется к прежнему месту — музыка затихает.
Старуха
Белоснежные закатаны
Хакама…
(Пристально глядя на концы хакама, ударяет ногой в пол. Звучит музыка, и старуха медленно идет к противоположному краю сцены, затем поворачивает к середине… Она идет, словно на ощупь, движения ее неосмысленны. Кажется, из глубины ее существа всплывает страсть к ней молодого Фукакуса.)
Белоснежные закатаны
Хакама…
Хор
Ветром набок заломлена
Черная шапка.
Закрывшись до глаз рукавом
Охотничьего кафтана,
Я пробираюсь украдкой
К ее дому.
Я здесь и при лунном свете,
Я здесь и в безлунном мраке,
И дождливою ночью,
И ветреной ночью,
И порой, когда сыплются мелким дождем
Увядшие листья,
И порою глубокого снега.
Старуха
"Току-току" — талая влага с крыш —
Нетерпелива капель!
Хор
Приехал и уезжаю вновь,
Уехал и вновь приезжаю.
Первая ночь, вторая ночь,
Третья, четвертая ночь,
Седьмая, восьмая, девятая…
Десятая — на исходе.
Во Дворце торжествуют встречу
Нового Урожая [245] Праздник Нового Урожая отмечался в день "дракона" в средине одиннадцатой луны. В этом месте игра слов: "тоё" означает "богатство, довольство, обилие" и — "десятая ночь".…
Только я никого не встречу,
Одинок у ее дома.
Вот зарю отмечает криком
Прилежный петел, —
Так и я на краю подставки,
Где возка моего легли оглобли,
Отмечаю новой чертою
Ночь ожиданья…
Сто ночей, она мне сказала,
Сюда являться…
Девяносто девятая ночь!
О, как вдруг тяжко,
Все пред глазами кружится…
Тяжко в груди…
О печаль!
Ночи одной не дождавшись,
Фукакуса умер!
И обида его не дает мне покоя,
Наважденьем безумным
Я одержима!
(Успокаивается.)
Силу возмездья внезапно познав,
Молюсь о грядущем рожденье
Буддой в Блаженном краю, —
И нет вернее молитвы.
Из песчинок деяний благих
Я воздвигну священную ступу,
Чтоб очистить суетный туск
Со Златотелого Будды.
Я стану цветы возлагать к алтарю —
Приношение сердца.
Следуя Будды стезей,
Истину я постигну,
Следуя Будды стезей,
Истину я постигну!
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления