Онлайн чтение книги Кловис Дардантор
ГЛАВА XIV, в которой осмотру Тлемсена уделено незаслуженно мало внимания

Себду — городок со смешанным населением в тысячу шестьсот человек, среди коих — лишь несколько дюжин французов, — расположен в центре чудесного края с на редкость целебным климатом и тучными нивами. Не будет преувеличением сказать, что это селение, именуемое туземцами Тафрауа, просто очаровательно. И, однако, Жану местные красоты были «все равно, что осетру — зубочистка», как мог бы выразиться Кловис Дардантор, рискуя оскорбить тонкие чувства своего верного слуги.

Неужто бедный Жан никак не мог избавиться от досады и после прибытия в Эль-Гор, а потом и в Себду? Весь остаток дня, проведенный караваном в последнем городке, молодого француза невозможно было извлечь из гостиничного номера. После нескольких попыток сделать это Марсель поневоле предоставил кузена самому себе. Жан никого не хотел видеть и принимать, ясно осознавая, что не испытывает ни благодарности к мужественному перпиньянцу, ни, тем более, желания выразить ее. Если бы юноша обхватил руками шею своего спасителя, то ощутил бы сильнейшее искушение задушить его!

И поэтому только месье Дардантор, Марсель да еще несколько туристов, верных программе путешествия, добросовестно осмотрели Себду. Женщины же, не вполне оправившись от волнения и усталости, решили посвятить этот день отдыху, что весьма огорчило Марселя, встречавшегося с Луизой лишь за завтраком и обедом.

В Себду, для ознакомления с которым туристам хватило и часу, не было ничего примечательного — но не для Кловиса Дардантора, обнаружившего здесь типичный набор печей для обжига извести, черепичных заводиков и мельниц, встречающихся почти во всех населенных пунктах провинции Оран. Перпиньянец обошел со спутниками и стену с бастионами, окружавшую это селение — аванпост французской колонии в течение нескольких лет. Кроме того, как раз в тот день, во вторник, состоялся большой арабский базар, и наш герой выказал живейший интерес к экзотическому коммерческому предприятию.

На следующее утро, 19 мая, караван снова двинулся в путь, чтобы пройти сорок километров, отделявших Себду от Тлемсена. За Уэд-Мерджа, притоком Тафны, экскурсанты проследовали вдоль обширной плантации алжирского ковыля, пересекли ручьи с прозрачной водой, прошли насквозь рощу, позавтракали в караван-сарае — на высоте в тысячу пятьсот метров, миновали деревню Терни и Черные горы и, переправившись через Уэд-Сакаф, добрались наконец до места назначения. После столь тяжелого перехода туристы устроились в хорошей гостинице, чтобы провести там весь следующий день.

В дороге Жан держался в стороне ото всех и едва отвечал на знаки почти отцовского внимания со стороны месье Дардантора. К отчаянию юноши примешивался стыд: он оказался обязанным тому, кого хотел сделать своим должником!

Утром, едва вскочив с кровати, обиженный парижанин разбудил Марселя:

— Ну, что ты об этом скажешь?

Но его кузен не мог ничего сказать хотя бы по той простой причине, что еще не отошел ото сна.

Жан расхаживал по комнате взад и вперед, жестикулировал, скрещивал руки на груди и горько упрекал судьбу. Нет, он уже не сможет относиться ко всему весело, как обещал раньше! Теперь он будет воспринимать жизнь только трагически!

На еще раз настойчиво поставленный вопрос Марсель ответил, вставая:

— Об одном прошу тебя, Жан, успокойся! Раз неудача столь неотступно преследует нас, то лучше смириться…

— И отказаться от нашего замысла?! — возразил незадачливый мечтатель. — Я знаю, что такое невезенье, но склонять перед ним голову не собираюсь — это было бы уж слишком! Тем более что из трех возможностей усыновления, оговоренных в кодексе, нам представились только две: огонь и вода. Правда, несносный Дардантор, который мог бы попасть в поезде в объятия пламени, а в Саре очутиться в волнах и дважды быть спасенным нами, сам оказывается спасителем!.. Поскольку пожар почему-то в качестве жертвы выбрал тебя, а водная стихия — меня!

— Хочешь знать мое мнение, Жан?

— Говори!

— Все это очень забавно.

— Вот как, ты действительно так считаешь?

— Да! И думаю, что если и произойдет на завершающем этапе нашего путешествия третье происшествие — к примеру, нападение, то Дардантор спасет нас тогда обоих разом!

Жан топнул ногой, отшвырнул стул и стукнул кулаком по оконному стеклу, едва не разбив его. Как ни удивительно, но такого мечтателя и фантазера, как он, охватила неистовая ярость.

— Видишь ли, старина, тебе следовало бы отказаться от мысли заставить месье Дардантора усыновить тебя, как сделал это я, — увещевал разбушевавшегося юношу Марсель.

— Никогда!

— К тому же, став твоим спасителем, этот новоиспеченный соперник бессмертного Перришона[108]Перришон — герой пьесы «Путешествие господина Перришона» французского драматурга Эжена Марена Лабиша (1815–1888). так же полюбит тебя, как и меня!

— Я не нуждаюсь в его благосклонности. Мне нужно только, чтобы он усыновил одного из нас, и пусть меня покарает Магомет, если я не найду способа стать его приемным сыном!

— И каким же образом ты добьешься этого, если удача неизменно оказывается на стороне месье Дардантора?

— Столкну его в первый же встреченный нами поток… Если понадобится, подожгу номер, в котором он будет спать… Найму банду туарегов,[109]Туареги — один из берберских народов. чтобы напала на караван… Наконец, устрою ему западню…

— Да знаешь ли ты, что ждет тебя с западней?

— Что именно?

— Ты сам попадешь в нее, и извлечет тебя оттуда не кто иной, как тот же месье Дардантор, любимец добрых фей, фаворит Провидения, прототип удачливого человека, которому все в жизни нипочем и для которого колесо госпожи Фортуны всегда вращается в желаемом направлении…

— Пусть так, но при первой же возможности я поверну это чертово колесо туда, куда захочу…

— Не забывай, Жан, сейчас мы находимся в Тлемсене…

— Ну и что?

— А то, что через три-четыре дня мы вернемся в Оран, и самое разумное, что сможем сделать, — это зашвырнуть наши мечты о будущем в корзину забвения и, подписав контракт, начать службу в Седьмом полку! — Заметим, точности ради, что, когда Марсель произносил эту фразу, голос его дрогнул.

— Бедный мой друг, — поддел кузена Жан, — я думаю, что мадемуазель Луиза…

— Да, Жан, да!.. Но… к чему грезить о том, что никогда не станет реальностью… Как бы там ни было, я сохраню об этой девушке неизгладимые воспоминания…

— Ты что же, совсем покорился судьбе?..

— Да, это так…

— Наверное! Так же, как я смирился с тем, что не стану приемным сыном месье Дардантора! — вскричал Жан. — И если хочешь знать мое мнение, то из нас двоих именно у тебя больше шансов на удачу…

— Ты с ума сошел!

— Нет… Посуди сам, злосчастье не ополчилось против тебя, и, я думаю, мадемуазель Элиссан легче будет стать госпожой Лориан, нежели Жану Таконна — Жаном Дардантором, хотя в моем случае, казалось бы, речь идет лишь о простой смене фамилии!

Пока кузены беседовали в преддверии завтрака, Кловис Дардантор при помощи слуги неспешно занимался своим туалетом, поскольку осмотр Тлемсена и его окрестностей наметили на послеполуденное время.

— Патрик, что ты думаешь об этих молодых людях? — спросил хозяин.

— О месье Жане и месье Марселе?

— Да.

— Думаю, что один из них мог погибнуть в воде, а другой — в пламени, если бы вы, сударь, рискуя собственной жизнью, не бросились самоотверженно спасать их от страшной смерти!

— И было бы очень жаль, случись такое: ведь оба заслуживают долгой и счастливой жизни! Обладая столь добрым нравом, умом, чувством юмора, они могли бы проложить себе дорогу в этом мире, не правда ли, Патрик?

— Мое мнение в точности совпадает с вашим. Не позволит ли мне сударь поделиться с ним выводом, к коему пришел я в результате собственных размышлений?

— Позволю… если только не будешь щеголять витиеватыми фразами!

— Что? Может, сударь заранее усомнился в справедливости моего вывода?

— Давай без разглагольствований, не ходи вокруг да около!

— Разглагольствований! — повторил Патрик, оскорбленный этим вульгарным словом.

— Откроешь ты, наконец, свои шлюзы?

— Не соизволит ли сударь сформулировать для меня свое мнение о сыне месье и мадам Дезирандель?

— Об Агафокле?.. Это славный юноша… немного, конечно… и недостаточно… да и слишком… малый, но ко всему подходит не с того боку! Один из незрелых характеров, которые раскрываются только после женитьбы! Возможно, он несколько дубоват… Дай-ка мне расческу для усов!

— Извольте, сударь!

— Но это такой дуб, из каких делают самых лучших мужей. Ему подобрали превосходную партию, и я уверен, что этой супружеской паре счастье было бы обеспечено во всех отношениях… Кстати, ты так и не родил своего вывода, Патрик…

— Он родится естественным образом, когда сударь ответит милостиво на второй вопрос, если ваша снисходительность разрешит мне его поставить…

— Ставь, ставь, переставляй!

— Что думает сударь о мадемуазель Элиссан?

— Она очаровательна, привлекательна и добра, и хорошо сложена, и возвышенна, и умна, одновременно смешлива и серьезна… Мне недостает слов… так же, как щетки для волос… Куда же она запропастилась?

— Вот она, сударь.

— Если бы я был женат, хотел бы иметь подобную…

— Щетку?..

— Нет, негодник ты эдакий! Такую жену, как дорогая Луиза!.. И повторяю, Агафокл сможет похвастать, что вытащил у судьбы счастливый билетик!

— Таким образом, сударь считает возможным утверждать, что брак сей — дело решенное?

— Да, как если бы рука мэра уже соединила эти юные создания! Кстати, только затем мы и прибыли в Оран! Конечно, я надеюсь, что путешествие сблизит суженых. Все уладится, Патрик! Молодые девушки всегда колеблются чуток… Это в их натуре! Ты потом вспомнишь, о чем я тебе сейчас говорю: через три недели мы будем танцевать на свадьбе, и я выкину такие антраша,[110]Антраша — прыжок в танцах. что только ахнешь!

Патрик с явным отвращением воспринял намерение «выкинуть антраша» во время столь торжественной церемонии!

— Ну вот, я готов, — заявил месье Дардантор. — Но я так и не услышал вывода, подсказанного твоими собственными размышлениями…

— Да, верно. Однако я удивлен, как подобное могло ускользнуть от проницательности сударя…

— Да скажешь ли ты, наконец, что за вывод ты сделал?

— Он столь очевиден, что сударь и сам придет к нему… после моего третьего вопроса…

— Третьего?..

— Если сударь не желает…

— Ну, бери же быка за рога, сукин ты сын! Похоже, ты хочешь меня разозлить!

— Сударь отлично знает, что я неспособен сделать что-либо подобное, направленное против его особы…

— Так выскажешь ты или нет свой третий вопрос?

— Не обратил ли сударь внимания на перемены в поведении месье Марселя Лориана после отъезда из Орана?

— Нашего дорогого Марселя?.. И правда… похоже, он очень благодарен мне за ту маленькую услугу, что я был счастлив оказать ему… а также его кузену…

— Речь идет только о месье Марселе Лориане, а не о месье Жане Таконна, — заявил Патрик. — Не заметил ли сударь, что мадемуазель Элиссан бесконечно нравится этому юноше и что он уделяет ей больше внимания, чем позволительно по отношению к девушке, которая уже наполовину связана брачными узами и за которой супруги Дезирандель ходят, как настоящие законные тени, и не без резона?..

— Ты это видел, Патрик?

— Как это ни неприятно сударю.

— Да… мне уже говорили… Эта добрая мадам Дезирандель… Я думаю… Ба, да это же чистая игра воображения!

— Осмелюсь утверждать, что мадам Дезирандель не единственная, кто это замечал…

— Вы не отдаете себе отчета в том, что говорите — ни одни, ни другие! — воскликнул месье Дардантор. — А если это правда, то до чего можно дойти?! Нет, я советовал устроить брак Агафокла и Луизы и буду и впредь ему способствовать, и он обязательно состоится!

— Сожалею, что приходится вступать в противоречие с сударем, но вынужден настаивать на моем видении вещей…

— Настаивать… и за спиной играть мелодию на кларнете!..

— Обвиняя людей в слепоте, — произнес сухо Патрик.

— Но это бессмыслица, ничтожество ты эдакое!.. Марсель… парень, которого я вырвал из бушующего пламени… добивается Луизы!.. Это так же глупо, как если бы ты утверждал, что обжора Орьянталь намерен просить ее руки!

— Я ни словом не обмолвился о месье Эсташе Орьянтале, — ответил Патрик. — Месье Эсташ Орьянталь не имеет ничего общего с этим делом, касающимся, прежде всего месье Марселя Лориана.

— Где моя труба?

— Труба сударя?..

— Да, то есть моя шляпа…

— Вот шляпа сударя. Шляпа, а не труба, — промолвил сердито оскорбленный Патрик.

— Запомни хорошенько, ты не знаешь, что говоришь! Ты в этом ни капельки не смыслишь и бесцеремонно запускаешь лапу в чужую душу!

Взяв шляпу, месье Дардантор разрешил слуге удалиться.

Однако не исключено, что перпиньянец чувствовал себя несколько поколебленным в своей уверенности… Да, этот лентяй Агафокл не продвинулся ни на шаг… И, кстати, Дезирандели вознамерились напустить на него холоду, словно он несет ответственность за мысли Марселя Лориана!..

Месье Дардантору вспомнились кое-какие мелкие факты, и в результате он дал себе зарок смотреть на все открытыми глазами.

Но в то утро во время завтрака перпиньянец не заметил ничего подозрительного. И, уделив Марселю несколько меньше внимания, чем обычно, все свое дружелюбие перенес на Жана, своего «последнего спасенного».

Что же касается Луизы, то она выказывала искреннюю привязанность к месье Дардантору, и тот стал, наконец, догадываться, что она слишком уж хороша для ничтожества, предназначенного ей в мужья… и что они сочетаются не лучше, чем соль и сахар…

— Месье Дардантор! — окликнула перпиньянца мадам Дезирандель во время десерта.

— Слушаю вас, дорогая, — отозвался он.

— Проходит ли железная дорога между Тлемсеном и Сиди-бель-Аббесом?

— Да, но только строящаяся…

— Жаль!

— Почему же?

— Потому что месье Дезирандель и я предпочли бы возвратиться по ней в Оран…

— Ну что вы! — возразил Кловис Дардантор. — До Сиди-бель-Аббеса — отличный тракт! Никакой усталости… никакой опасности… ни для кого…

И он улыбнулся Марселю, не заметившему этого, и Жану, скрипнувшему зубами, словно его обуяло желание укусить своего спасителя.

— Да, — вступил в разговор месье Дезирандель, — путешествие нас очень утомило, и жаль, что нельзя его сократить… Мадам Элиссан и ее дочь так же, как и мы…

Фраза еще не была закончена, когда Марсель посмотрел на девушку и встретил ее взгляд. И на этот раз месье Дардантору пришлось признать: «Так и есть!» И, вспомнив тонкую мысль поэта, что «Бог даровал женщине уста, чтобы вопрошать, и очи, чтобы отвечать», он спросил себя, какой же ответ дали глаза Луизы.

— Тысяча чертей! — пробормотал перпиньянец и затем произнес: — Что делать, друзья мои! Железнодорожная линия еще не действует, и поэтому мы не сможем разделиться!

— А нельзя ли отправиться в путь сегодня же? — не успокоилась мадам Дезирандель.

— Сегодня?! — воскликнул месье Дардантор. — Не осмотрев бесподобный Тлемсен, его склады, крепость, синагоги и мечети, бульвары, окрестности, все те чудеса, о которых рассказал мне проводник! Тут и двух дней едва хватило бы…

— Наши дамы слишком устали, чтобы совершить эту экскурсию, месье Дардантор, — холодно возразил месье Дезирандель. — Да и я тоже. Одна прогулка по городу — это все, на что мы способны! А вы как хотите… Можете осматривать свой бесподобный Тлемсен, сколько душе угодно… но только… с господами, спасенными вами из бушующих волн и пламени. Как бы там ни было, мы договорились отправиться завтра рано утром!

Это, видно по всему, было уже делом решенным, и Кловис Дардантор, несколько озадаченный насмешками месье Дезиранделя, увидел, как одновременно покраснели лица Марселя и Луизы. Чувствуя, что настаивать не стоит, он вышел из-за стола, успев, однако, бросить взгляд на погрустневшую девушку.

— Пойдемте, Марсель! Пойдемте, Жан! — позвал перпиньянец.

— Идем! — откликнулся Марсель.

— Кончится тем, что мы перейдем на «ты», — язвительно прошептал Жан.

В создавшихся условиях молодым людям не оставалось ничего иного, как последовать за Кловисом Дардантором.

Сын же Дезиранделей успел уже дать тягу, и можно было видеть, как они с месье Эсташем Орьянталем обходили продуктовые магазины и кондитерские лавочки. Вне всякого сомнения, президент Астрономического общества Монтелимара распознал в Агафокле естественные склонности к гурманству.

Кузены ввиду их душевного состояния не могли всерьез заинтересоваться таким любопытным селением, как Тлемсен — Баб-эль-Гарб арабов, расположенный в центральной части бассейна реки Иссера, в районе Тафна, хотя этого преемника древнеримской Помарии на юго-востоке и Таграрта на западе прозвали за его красоту африканской Гренадой.[111]Гренада, или Гранада, — город на юге Испании, славящийся, в частности, своими архитектурными памятниками. Тщетно месье Дардантор, с путеводителем в руках, вещал своим юным друзьям, что в XV веке берберские племена сделали Тлемсен притягательным для промышленников, купцов, художников и ученых местом обитания, в котором проживало двадцать пять тысяч семей, включая три тысячи французов и три тысячи евреев, что ныне это пятый по численности населения город Алжира, что в 1553 году его захватили турки, в 1836 году — французы, затем Абд аль-Кадер и что в 1842 году он был окончательно завоеван Францией, после чего приобрел значение исключительно важного в стратегическом отношении пункта близ марокканской границы. Несмотря на все усилия перпиньянца, молодые люди едва слушали его и на все вопросы давали маловразумительные ответы.

И этот достойный человек спрашивал себя, не лучше ли предоставить двух печальников самим себе, и пусть они томятся, сколько душе угодно. Но нет, перпиньянец любил молодых людей и старался не замечать их плохого настроения.

Конечно, уже не раз месье Дардантор испытывал желание выспросить все у Марселя, прижать его к стенке, крикнуть ему:

«Это правда?.. Это серьезно?.. Откройте же мне сердце, и я пойму ваши чувства!»

Но промолчал. Поскольку понимал, что все равно практичная и корыстолюбивая мадам Элиссан не примирится с таким бедным зятем, как Марсель. И к тому же он, Дардантор, — друг Дезиранделей.

Из-за всего этого наш перпиньянец не получил тех знаний и впечатлений, какие ждал от города, удачно расположенного на террасе, вознесенной на восемьсот метров над уровнем моря, у подножия отрогов Терни, обособленных от горного массива Надор, откуда открывался вид на долины Иссера и Тафна и на лежавшие ниже лощины, где одни сады сменялись другими, образуя двенадцатикилометровую зеленую зону, славившуюся апельсиновыми плантациями и настоящим лесом вековых ореховых и пышно цветущих фисташковых деревьев, не говоря уже о разнообразных фруктовых посадках и о сотнях тысяч гектаров, занятых под оливами.

Стоит ли упоминать о том, что все колесики и винтики французской администрации и в Тлемсене действовали безотказно и безостановочно. Что же касается промышленных предприятий, то месье Дардантор смог выбрать для осмотра мельницы, маслобойни, ткацкие фабрики, производившие в основном ткань для черных бурнусов, а в магазине на площади Кавеньяк даже приобрел пару изысканно красивых восточных туфель.

— Мне кажется, они немного малы для вас, — насмешливо заметил Жан.

— Черт подери!

— И дороговаты?

— Пришлось раскошелиться!

— Для кого же все-таки вы их купили? — поинтересовался Марсель.

— Для одной милой особы, — ответил месье Дардантор, едва заметно подмигнув.

Такой покупки Марсель, конечно, не мог себе позволить, хотя и был бы счастлив все свои наличные деньги истратить на подарки для девушки своей мечты.

Заметим попутно, что Тлемсен — место встречи европейских и марокканских товаров. Здесь продают зерно, скот, кожи, ткани, страусовые перья. Любителям античности предлагаются ценные сувениры. Всюду видны в том или ином состоянии памятники арабского зодчества. Сохранились руины трех старинных оград, замененных современной четырехкилометровой стеной с девятью вратами. Интересны и мавританские кварталы с крытыми улочками и шестьюдесятью мечетями с многочисленными белыми минаретами, мозаичными башенками, живописью и фаянсом. Особенно большой известностью пользуются мечети Джема-Кебир и Аббуль-Хасим со сводами, опирающимися на ониксовые колонны. В этих святилищах арабские мальчишки обучаются чтению, письму и счету, и здесь же умер Боабдиль, последний из королей Гренады. И хоть бы краешком глаза взглянули молодые люди на почтенную цитадель Мешуар, дворец XII века, и Киссариа, ставшую казармой для спаги,[112]Спаги — во французских колониальных войсках в Северной и Западной Африке — кавалерийские части из местного населения. где собирались вместе женевские, пизанские и провансальские торговцы.

Наша троица прошлась по улицам, пересекла правильно спланированные площади с бесчисленными фонтанами, и в том числе самую красивую из них — Сен-Мишель, посетила район, где с европейскими домами соседствуют постройки туземцев, и побывала в более современных кварталах. С эспланады[113]Эспланада — здесь: широкая улица с аллеей посредине. Мешуар, укрытой под сенью росших четырьмя рядами деревьев, туристы перед возвращением в гостиницу любовались расстилавшейся перед ними равниной.

Что касается окрестностей Тлемсена — деревень, знаменитых Сиди-Дауди и Сиди-абд-эс-Салам, водопада Эль-Ури, где река Саф-Саф, оглушительно грохоча, низвергается с высоты восьмидесяти метров, и еще многих других достопримечательностей, — то месье Дардантор мог созерцать их, замирая от восторга, лишь на страницах путеводителя.

Перпиньянцу потребовался бы не один день для изучения города с прилегающей местностью. Но предлагать задержаться здесь людям, спешившим удрать прочь, — дело безнадежное. И каким бы авторитетом — кстати сказать, значительно пошатнувшимся — ни пользовался уроженец Восточных Пиренеев среди своих спутников, он на это не решился.

— Что вы думаете теперь, дорогой мой Марсель и дорогой мой Жан, о Тлемсене?..

— Красивый город, — рассеянно ответил первый.

— Да, очень красивый, — нехотя подтвердил второй.

— Что ж, друзья, я хорошо сделал, что поймал вас, одного за ворот, а другого за штанину! Иначе скольких чудес вы бы не увидели!..

— Но при этом вы рисковали собственной жизнью, месье Дардантор, — сказал Марсель, — и поверьте, наша признательность…

— Кстати, месье Дардантор, — перебил друга Жан, — не правда ли, ваша привычка спасать таким образом людей…

— Ну, такое со мной случалось не раз, и я мог бы нацепить на грудь какую-нибудь симпатичную самодельную медаль! Именно по этой причине, несмотря на мое желание стать приемным отцом, я никого не могу усыновить!

— И даже если бы оказались в условиях, когда смогли бы стать им? — спросил Жан.

— Кто знает, дитя мое! — откликнулся Кловис Дардантор. — Но нам пора восвояси!

Обед в гостинице опять прошел невесело. У сотрапезников, судя по всему, было чемоданное настроение. И все же за десертом перпиньянец решился, наконец, преподнести изящные восточные туфельки мадемуазель Элиссан.

— Это вам на память о Тлемсене, дорогая Луиза! — сказал он.

Мадам Элиссан одобрила улыбкой трогательное внимание со стороны бывшего земляка, а в группе Дезиранделей мать Агафокла обиженно поджала губы, а отец недоуменно пожал плечами. Лицо девушки посветлело, в глазах просияла радость.

— Благодарю, месье Дардантор, — промолвила она. — Вы позволите мне поцеловать вас?

— Черт возьми… ради этого я их и купил! За каждую туфельку — поцелуй!

И Луиза от души обняла месье Дардантора.