Онлайн чтение книги Княгиня Монако
XVIII

Внезапные удары судьбы вечно сыпались на меня тогда, когда этому суждено было случиться и когда никто этого не ожидал. Так, напоминание о Филиппе в ту минуту прозвучало как укор, а соединенное с ним имя короля — как верный признак того, что пора возвращаться на землю с заоблачных высот, куда меня завел Биариц.

Карлик меня не видел, но он ощущал мое присутствие и понял, довольна ли я тем, что меня потревожили; он настойчиво повторил свой вопрос.

— Готов ли ужин? — спросила я, вновь преисполнившись достоинства, насколько это было возможно.

— Он уже давно ждет вас, госпожа княгиня. Мы не смели вам об этом доложить. Но этот господин так спешит, он хочет отбыть завтра утром; к тому же он показал приказ короля. Я подумал, что следует…

— Ты правильно сделал. Вероятно, мои горничные сейчас у себя; пусть господин де Сен-Map немного побудет с людьми из моей свиты, а затем я его приму.

У меня было предчувствие, что, низвергнувшись с высот, на которые поднял меня Биариц, я впаду в немилость. Сен-Map неспроста прибыл в Монако на одну ночь: очевидно, о нашем сговоре с Филиппом стало известно; возможно, речь шла о ярости короля, сокрушающей все на своем пути. Мои безрассудные выходки, мои рискованные затеи в духе Ла Кальпренеда начинали внушать мне опасение. Окружающие смотрели на них вовсе не моими глазами; я понимала, что оказалась замешанной в какую-то интригу, цель которой была недоступна моему разуму, как и ее причина. Тем не менее отсутствие г-на Монако придавало мне уверенность — я была здесь хозяйкой, и мне не терпелось все узнать; горничные быстро меня одели, устранив следы ночного беспорядка в моем внешнем виде, и я направилась в парадный зал, так как тюремщик прибыл от имени короля, который был, во-первых, нашим государем, а во-вторых, сюзереном княжества Монако.

Сен-Map ждал меня там. Наши итальянские и французские дворяне всячески старались развеселить этого мрачного человека, но это им не удавалось. Увидев меня, Сен-Мар устремился мне навстречу, почтительно поклонился и спросил без всяких предисловий, не соблаговолю ли я с ним побеседовать.

— Конечно, господин комендант, после ужина, это доставит мне истинное удовольствие.

— Нет, сударыня, перед ужином; приказы короля не терпят отлагательства.

— Оставьте нас, господа.

Я отпустила собравшихся и, когда мы остались одни, села в кресло, указав на другое посланнику — его полномочия давали ему право сидеть напротив меня. Я возместила несоблюдение этикета хорошими манерами, и даже императрица не осведомилась бы более надменно, чем я:

— В чем дело, сударь? Я вас слушаю.

Ничто не могло смутить этого каменного человека. Он поклонился мне не ниже, чем это было положено, и заговорил:

— Сударыня, да простит меня ваше высочество, но я обязан исполнить свой долг: вот приказ его величества. Покорнейше прошу вас дать мне ответ.

— Посмотрим, сударь.

— Подумайте: королевская милость избавляет вас от традиционных формальностей, она избавляет вас от предупредительных мер и неуместной огласки, пусть и неявной. Я отнюдь не считаю вас виновной; возможно, вы просто слишком много знаете; не пытайтесь ничего утаить, отвечайте чистосердечно, и, если вы сумеете в дальнейшем хранить молчание, я надеюсь на этом остановиться. Вступление было не особенно утешительным.

— Будучи в Пиньероле, вы встречались с моим узником. Я колебалась, понимая, что тюремщику известно об этой встрече, а затем подумала, что лучше молчать, и на всякий случай решила все отрицать.

— Он проник в ваши покои ночью, под видом цыгана, и вы провели вместе несколько часов. Что он вам сказал?

— Сударь, я вас не понимаю.

— Я повторяю еще раз, сударыня: вот приказ его величества, я говорю с вами от его имени, вас спрашивает сам король.

— Ваш узник не сообщил мне ничего, что могло бы заинтересовать короля или вас.

— Что вы о нем знаете?

— Ничего.

— Что известно ему самому?

— Не знаю.

— Не вы ли передали ему портрет, на основе которого он делает ложные заключения?

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

— Вы не получали от него вестей, с тех пор как прибыли в Монако?

— Нет.

— И от цыгана тоже?

— Никаких.

— Вы знали этого человека в детстве, вы встречали у него ее величество королеву-мать, что вы об этом думали?

— То, что мог думать ребенок в моем возрасте.

— А потом?

— То, что с его происхождением связана какая-то важная тайна и что мне не следует знать больше.

— Вы никому не рассказывали об этой встрече?

— Никому.

— Даже господину Пюигийему, даже господину маршалу де Грамону?

— Никому.

— Берегитесь, сударыня! Волею случая вы стали обладательницей государственной тайны, одной из тех, что губят нас, если мы ее раскрываем. К счастью, вам известна лишь незначительная ее часть, в противном случае вас не спасли бы ни ваше положение, ни ваша молодость, ни ваша красота.

Я начала сожалеть о Биарице и его сообщниках — лучше было убежать с ними, нежели оказаться в Бастилии. Тем не менее я не растерялась и в свою очередь спросила:

— С какой целью, сударь, вы задаете мне эти странные вопросы?

— Это приказ короля.

— Неужели с Филиппом или преданным цыганом произошла какая-нибудь беда?

— Мне не велено вам это сообщать.

Боже мой! До чего же противным был этот приученный к повиновению тюремщик!

— Я принимаю участие в этом молодом человеке, сударь, я принимаю в нем живейшее участие; у него беспримерно злополучная судьба, и он достоин всяческой жалости; успокойте меня, пожалуйста, ибо весьма жестоко молчать, когда тревога за его участь терзает мне сердце.

— Сударыня, вы молоды и очаровательны, только бесчувственный человек мог бы слушать вас без умиления. Да будет вам известно: если вы желаете жить, если вы хотите избежать страшной темницы, где вам суждено будет оставаться погребенной заживо до самой смерти, то никогда — слышите? — никогда, даже наедине со мной, когда мы снова встретимся, вы не должны ни единым словом, ни единым жестом или взглядом позволить заподозрить вас в том, что вы проникли в тайну этой судьбы, иначе все будет кончено и вы погибнете. Если тот, кого вы называете Филиппом, еще жив, ни вы, ни кто-либо другой на земле отныне этого не узнает; никакой человеческий взор не увидит его больше, ибо он уже не от этого мира, даже если он еще здесь. Данный совет заставляет меня выйти за рамки моих полномочий, но, тем не менее, я не могу удержаться, чтобы не дать его вам. Не благодарите меня за эти слова, я уже сам хочу забыть то, что вы услышали. Вам не следует говорить господину Монако о цели моего визита; если он об этом спросит, придумайте какой-нибудь предлог, лишь бы он не догадался о ней. Я повторяю: от этого зависит ваша свобода и ваша жизнь, сударыня, а также благополучие или гибель вашей семьи.

— Я молчала столько лет, сударь, даже в те годы, когда люди большей частью не умеют молчать. Я ничего никому не скажу. Вы до конца исполнили свое поручение?

— Да, сударыня.

— В таком случае, пойдемте ужинать, если вам угодно, так как уже пора. Я пошла впереди, сделав вид, что не заметила руки, которую протягивал мне тюремщик; возможно, эта рука лишила жизни Филиппа! Этот человек внушал мне ужас.

Впоследствии я узнала о случившемся от Лозена, выяснившего истину неведомо какими путями, — он был осведомлен обо всем, этот любимец нашего государя; итак, я узнала, что бедный узник попытался бежать ночью из Пиньероля вместе с цыганом, спустившись по веревке в страшную пропасть. Беглецов обнаружили. Сначала подвергли пытке цыгана, но он ни в чем не признался и умер как герой. Возмущенный и разъяренный Филипп не стал молчать; он рассказал о нашей встрече и своей любви — словом, обо всем, о чем он мог рассказать. После этого его вместе со смотрителем перевели в другую тюрьму, не знаю, в какую именно. Я полагаю, что теперь он вернулся в ту же крепость, так как там командует Сен-Map, который держит в заточении Фуке, Лозена и многих других!

Представьте себе: проведав об этом, Пюигийем ополчился на меня! Это произошло как раз в пору романа графа с г-жой де Монтеспан, и, очевидно, именно она и Лувуа снабжали его столь точными сведениями, ничего не сообщая об имени и звании узника — этого они не знали. Кузен ополчился на меня и с тех пор постоянно упрекал меня в этом благодеянии, словно я не имела права на жалость к тем, кто страдает. Он же сам полагал, что любить надо только тех, кто счастлив!

Мы отужинали, и затем мои дворяне решили показать этому человеку дворец при свете факелов. Это довольно красивый дом, не слишком старый ~ он был переделан примерно сто пятьдесят лет тому назад, В нем сохранилось немало следов прежней постройки, но они довольно неплохо сочетаются с нынешним зданием. Четыре крыла дворца обращены на все четыре стороны света — другими словами, они смотрят на площадь, на мыс д'Альо, на Монегетти и мыс Мартен. Южное крыло представляет собой причудливое сооружение: по бокам его расположены две башенки, а в центре находится удивительно красивая дверь (творение язычников, как утверждают здешние сплетницы). Парадный зал Гримальди, украшенный фресками какого-то великого художника, с великолепным камином, славится на всю Италию. Это подлинный шедевр, которым господа Монако чрезвычайно гордятся.

Как я уже говорила, это дивный край: скалы и лужайки, простирающиеся до синих вод Средиземного моря, являют взору восхитительное зрелище, как нельзя более способное воодушевить разум и чувства человека. Я понимаю, почему Биариц выбрал это место в качестве сцены для своих героических деяний. Сен-Map же во время своего визита ничему не удивлялся и ничего не говорил; мой карлик утверждал, что гость даже не смотрел по сторонам — это в его духе.

На следующий день тюремщик отбыл обратно, распрощавшись с нами накануне. Я приказала сопровождать его и незаметно следить за ним, но хитрец разгадал мой замысел и отправился прямо в Ментону, где сел на каботажное судно; он нанял его для себя и своих слуг и не позволял посторонним подниматься на борт. Нам так и не удалось больше ничего узнать о его дальнейших действиях.

В тот же вечер, гуляя с Ласки по саду, раскинувшемуся на берегу моря, я увидела Биарица в облачении монаха из обители святой Девоты, покровительницы здешних мест; эти вездесущие монахи вхожи даже к самому князю и почти всегда являются без разрешения. Узнав его, я страшно разволновалась. В то время как он приближался ко мне, карлик, игравший поблизости с моей собачкой, воскликнул, обернувшись в мою сторону: — Высочество! Вот идет его светлость.

Я не раз устраивала Ласки порку, чтобы отучить его от подобного обращения ко мне, но так принято в его отечестве, и он не в силах избавиться от этой привычки — в конце концов я махнула на него рукой. Появление мужа заставило меня опомниться; я встретила князя приветливо, и он так этому удивился, что даже пришел в замешательство.

— Как! — воскликнула я. — Вы уже приехали из Рима?

— Я получил письма, мы должны вернуться во Францию, если вы не возражаете.

— Письма из Франции, присланные вам в Рим! Должно быть, это послания от каких-то чародеев, только они могли догадаться, что вы находитесь там. Что касается того, не возражаю ли я против возращения на родину, мне нечего на это ответить. Когда же мы уезжаем?

— Ну… скоро… завтра.

— Завтра! Пусть будет так. И все же, боюсь, это слишком поспешное решение. Разве вам не следует отдать распоряжения, чтобы уладить свои дела? Ваш государственный секретарь, ваш главный управляющий и все ваши министры ни о чем не предупреждены, ваши подданные рассчитывают видеть вас здесь еще некоторое время — чем вы собираетесь их утешить?

Князь терпеть не мог насмешек по поводу своей маленькой державы, немногочисленных подданных и крошечного двора; как правило, в подобных случаях он начинал сердиться и покидал меня, но в тот день он лишь улыбнулся. Я тогда не вполне еще понимала всю важность происходящего и не знала, в какой зависимости от г-жи де Мазарини и супруги коннетабля находился мой муж, но вскоре мне все стало ясно. Тем не менее этот внезапный отъезд продолжал меня удивлять — нелегко было тотчас же уяснить и свыкнуться с мыслью, что князь Монако направляется в Париж в качестве чрезвычайного посла супруги коннетабля Колонны и г-жи де Мазарини к любовникам этих дам: поистине в Европе не было более обремененного делами дипломата!

Мой муж наговорил мне бесчисленное множество глупостей, чтобы утаить еще большую глупость. Он рассказывал мне небылицы в духе сказок Матушки Гусыни, а я делала вид, что верю ему. Я догадывалась, что он мне изменяет, но это не вызывало у меня досады. Довольно легко с чем-то смириться, когда тебя обуревают собственные чувства. Мы преувеличиваем грехи наших мужей по сравнению со своими или, по крайней мере, по сравнению с теми, что нам приписывают. Люди не скупятся на упреки — только в этом они и проявляют щедрость.

Через три дня после этого разговора мы сели в карету и отправились в Париж. Я больше не видела Биарица; не выходя из своей комнаты под предлогом недомогания, я соблюдала тем самым учтивость по отношению к нему и к остальным. Ласки беспрестанно говорил мне о привидениях и криках, раздававшихся по ночам. Призрак Лучано прогуливался по галереям, производя страшный шум — горничные и пажи не могли из-за этого спать. Я понимала, как к этому следует относиться, но в то же время содрогалась при воспоминании об увиденном мною; по моему мнению, этот грозный призрак предвещал гибель дому Монако. Я не ошиблась: с тех пор он стал вырождаться. Мой муж под влиянием двух страстей — любви к этой Манчини и павлиньей ревности в мой адрес — совершал только глупости, а мой сын, бедняжка, достигнув возраста, когда глупости совершают, наделает их быстрее и больше.

Я была рада тому, что покидаю Италию и вновь увижу Францию, деюр, своих друзей и прежде всего Лозена. Думая о Филиппе, я испытывала страх и тревогу; думая о Биарице, я содрогалась от ужаса, представляя его рычащим, как лев. В день моего отъезда Блондо получила адресованное мне письмо и передала его мне. Я прочла следующее:

«Вы уезжаете, Вы покидаете меня, Вы не удостаиваете меня на прощание даже взглядом! Теперь Вы уже не рядом со мной, я не могу до Вас добраться, и, стало быть, Вы будете жить. Не радуйтесь этому, Ваша жизнь будет хуже смерти, я отомщу Вам, лишив Вас всего, что Вам дорого, если только Вам хоть что-то дорого. Вам поневоле придется обо мне вспоминать; я же перестану о Вас думать, не считая тех мгновений, когда месть заставит учащенно биться это сердце, которое Вы столь бесчеловечно топчете ногами. Я приду к Вам, когда Вы отнюдь не будете меня ждать, но я приду лишь для того, чтобы проклясть Вас и вернуть Вам все то зло, что Вы мне причинили. Лгунья, изменница, предательница! Не оставить мне ничего, даже иллюзии сожалений! Я уже не понимаю, за что я так сильно Вас любил! Прощайте».

Я не особенно испугалась этих угроз. Мне казалось, что Биариц, подобно старушке-королеве, выжил из ума; и он и она отчаянно вопили — это было самое явное проявление их безумства и рухнувших надежд. На этот раз мы выбрали прямую дорогу и не стали заезжать в Пиньероль; мы двигались быстрее, чем прежде, когда я была беременной. Нас повсюду чествовали и принимали как коронованных особ; даже г-н Савойский, которого мы приветствовали по пути, оказал нам знаки уважения. Мне хотелось задержаться у герцога на две недели, но г-н Монако наотрез отказался: ему не терпелось выполнить поручение этих Манчини и заслужить их благодарность. Мы прибыли в Париж на пятнадцатый день после отъезда из Монако, чрезвычайно быстро проделав долгий путь.

В Лионе мы встретили г-на де Вильруа, сосланного в губернаторство его отца за некие любовные шалости; то была первая из его ссылок. В ту пору он был одним из самых учтивых и красивых мужчин двора; его прозвали Чаровником. Однако г-жа де Куланж, принимавшая нас в доме своего отца, лионского интенданта дю Ге-Баньоля, уверяла меня, что г-н де Вильруа скорее был зачарованным, нежели чарующим. Эта женщина наделена одним из тех острых умов, благодаря которым последняя из дурнушек кажется красавицей. Ее семья и общество, к которому она принадлежит, наиболее приятные люди при дворе и в городе. Ее муж — всего лишь докладчик кассационного суда, к тому же он не смог там оставаться после своей достопамятной речи в защиту некоего бедняка по имени Грапен, который то ли протестовал против какой-то лужи, то ли отстаивал ее. Куланж сбился в один из самых важных моментов своей речи; спохватившись, этот необычайно жизнерадостный и забавный человечек оборвал себя на полуслове, но, вместо того чтобы смутиться, не в пример какому-нибудь глупцу, он повернулся к судьям и произнес: — Господа, простите, но я утонул в луже Грапена. То было его последнее выступление в суде.

Невзирая на свою принадлежность к судейскому сословию и сомнительный титул, супруги Куланж являются близкими друзьями королевы и госпожи дофины; г-жа де Куланж задает тон в обществе. К этому кругу принадлежат г-жа де Севинье, которая обладает искрящимся остроумием (она неприступна и чопорна, хотя и не кажется такой); г-жа де Лафайет (ее лучше узнали благодаря прелестному роману «Принцесса Клевская», который все рвут друг у друга из рук); а также г-жа де Маран, ныне ставшая святошей и раздающая милостыню, — это редкостная гордячка. Здесь же г-н де Ларошфуко и все вольнодумцы, в этот круг входил и Бюсси-Рабютен, до того как его сослали; я хотела бы оказаться знакомой с этим человеком в пору его молодости; с какой радостью я бросила бы ему вызов и сбила бы с него спесь! Он очень умен и был бы еще умнее, если бы не это чванство: оно его губит.

Когда у меня есть силы, я отправляюсь во дворец Карнавале, где обитает г-жа де Севинье; там можно отвести душу за беседой, как нигде во Франции. Госпожа де Гриньян — кумир этого храма, и все там ей поклоняются; я не знаю, насколько она этого заслуживает, но бесспорно одно: она не подает вида, что ее это интересует, и живет, преисполненная блаженством от сознания собственной красоты. Таким образом она дольше сохранится. Тем лучше для нее!


Читать далее

ПРЕДИСЛОВИЕ 13.04.13
Часть первая
I 13.04.13
II 13.04.13
III 13.04.13
IV 13.04.13
V 13.04.13
VI 13.04.13
VII 13.04.13
VIII 13.04.13
IX 13.04.13
X 13.04.13
XI 13.04.13
XII 13.04.13
XIII 13.04.13
XIV 13.04.13
XV 13.04.13
XVI 13.04.13
XVII 13.04.13
XVIII 13.04.13
XIX 13.04.13
XX 13.04.13
XXI 13.04.13
XXII 13.04.13
XXIII 13.04.13
XXIV 13.04.13
XXV 13.04.13
XXVI 13.04.13
XXVII 13.04.13
XXVIII 13.04.13
XXIX 13.04.13
XXX 13.04.13
XXXI 13.04.13
Часть вторая
I 13.04.13
II 13.04.13
III 13.04.13
IV 13.04.13
V 13.04.13
VI 13.04.13
VII 13.04.13
VIII 13.04.13
IX 13.04.13
X 13.04.13
XI 13.04.13
XII 13.04.13
XIII 13.04.13
XIV 13.04.13
XV 13.04.13
XVI 13.04.13
XVII 13.04.13
XVIII 13.04.13
XIX 13.04.13
XX 13.04.13
XXI 13.04.13
XXII 13.04.13
XXIII 13.04.13
XXIV 13.04.13
XXV 13.04.13
XXVI 13.04.13
XXVII 13.04.13
XXVIII 13.04.13
XXIX 13.04.13
XXX 13.04.13
XXXI 13.04.13
XXXII 13.04.13
XXXIII 13.04.13
XXXIV 13.04.13
XXXV 13.04.13
XXXVI 13.04.13
КОММЕНТАРИИ 13.04.13

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть