Онлайн чтение книги Князь лжи
Глава третья

...Наказав подбежавшему слуге позаботиться о коне, Эдрик Мардельт распахнул двери трактира, сквозь клубы испарений и табачного дыма равнодушно оглядел прищурившихся от солнечного света завсегдатаев и шагнул в полумрак общего зала.

Масляные лампы коптили воздух, бросая тусклые блики света на столы, измазанные жиром и подливой, на грязные, местами заплесневевшие от влаги стены. Тусклый свет падал на людей, медленно поднимавших головы вслед проходившему к стойке Эдрику. Ленивый, полусонный интерес вскоре сменился привычной скукой. Казалось, эти люди прилипли к своим местам и так и живут здесь, меняя только время от времени пустые кружки с пивом или брагой на полные.

Эдрик заказал себе вина, выбрал более-менее чистый столик, за который сел так, чтобы была видна дверь, а спину защищала стена. Он не опасался нападения, но лучший способ избежать конфликта – быть к нему готовым. По крайней мере, так его учили.

При более внимательном рассмотрении сонное царство пьяниц перестало казаться таковым. Кто-то приходил, кто-то уходил. Двое вышибал выкинули за порог алкаша, вздумавшего заблевать и так не особенно чистый пол. Обнищавший кавалер клеил живописно одетую дамочку, которая согласилась бы на все его предложения, предложи он деньги сразу. В Рендексе, столице Ирисмальского Княжества, составляющего западную окраину Речного Королевства, царили более свободные нравы, чем в остальных землях этой страны.

Эдрик допил вино, поставил кружку и поднялся. Следовало проверить, как устроили Светляка. Трактирные конюхи никакого доверия у Эдрика не вызывали.

Долгий переход через пустыню завершился, не принеся ничего, кроме усталости. Они (Эдрик рассматривал Светляка не как животное для верховой езды, а как верного товарища) сворачивали с тракта лишь раз, когда повстречали песчаного демона. В остальном дорога не принесла ожидаемых приключений в виде разбойников, самумов или скайферов, всегда бывших не прочь перерезать горло что одинокому путнику, что целому каравану. Путешествие прошло мирно, спокойно и скучно до безобразия.

Передвигались осторожно, без спешки, не минуя ни одного оазиса по пути. Проложенная двести лет тому назад дорога через Хеплитскую Пустыню до сих пор оставалась единственной более-менее надежной связью между Речным Королевством и многочисленными королевствами Велиморского Архипелага, в одно из которых входил Скальфальтар, хотя и располагался на материке.

Поручение, данное чародеем из Обсидиановой Башни, никакого восторга в душе Эдрика не вызвало. Семилетнее заточение также совсем не располагало к добрым чувствам в отношении хозяина темницы. Фремберг совершил настоящую глупость, выпустив его из Башни на таких условиях. Гордость Эдрика была задета. Эту гордость не смогла сломать даже Школа Железного Листа, которую Эдрик прошел полностью, сквозь боль, отчаянье и ужас, сквозь кровавое посвящение в Разбитом Храме, которого нет в реальном мире.

Однако пока стоило вести себя по возможности благопристойно. Даже предпринять поиски, на которые он послан. Не исключено, что Фремберг следит за ним при помощи заклинаний или каких-нибудь колдовских приборов, которых у него полно. Возможно, стоило бы прикончить колдуна сразу же, как только тот выпустил Эдрика из темницы. Но Эдрик слишком ценил свое слово, чтобы нарушить его по мелочам. С другой стороны, когда задание будет выполнено, ничто уже не помешает ему добраться до Фремберга. Если еще будет желание мстить. Кроме того, весьма вероятно, что в процессе расследования он натолкнется на подлинных врагов Пепельного Мага, о которых тот либо не знал, либо не захотел рассказывать. Если таковые обнаружатся, можно попробовать договориться с ними. Возвращаться в Скальфальтар только для того, чтобы убить владельца Башни, Эдрику было лень, но вот если недоброжелатели Фремберга ему хорошо заплатят, тогда можно и пересечь пустыню еще раз. Совместить полезное с приятным.

Аккуратно соскабливая и смывая грязь со Светляка, подкладывая сена в кормушку, расчесывая гриву, Эдрик еще раз обдумал свои дальнейшие шаги. Пообщаться с городским колдуном. Добиться аудиенции у князя либо у кого-то из его приближенных с целью получения доступа в библиотеку. Если удастся провернуть все втихомолку – очень хорошо. Не удастся – тоже неплохо. Дело слишком остыло за минувшие два месяца, чтобы вести его по «горячим следам». Следовало хорошенько все взбаламутить, чтобы заставить тех, кто был причастен к смерти Маскриба Рапхабельта, зашевелиться. Любопытно, кстати, что он был за человек? Зачем работал на Фремберга? Ради денег? Или ему Фремберг тоже обещал поделиться своими безмерными знаниями? Эдрика это предположение насторожило больше всего. Ни один колдун, если он только находится в более-менее здравом уме (а ни один колдун не может быть полностью нормальным), никогда и ни за что не станет делиться своими знаниями просто так. А тем более не с учеником, даже не с наемником, а с человеком, которого он заставил служить себе по принуждению. Вывод из всего этого напрашивался самый простой: либо Фремберг не собирался сдерживать своего обещания, либо эти знания – барахло. И какое из этих двух предположений ни было б истиной, выходило, что Фремберг явно собирался его, Эдрика, нагло обмануть.

Эдрик нашел в конюшне овес, подсыпал в кормушку и его, набрал Светляку воды, постоял, размышляя, не забыл ли чего, и отправился обратно в трактир. Следовало позаботиться о собственном ужине и ночлеге.

Получить аудиенцию у волшебника стоило меньших хлопот, чем ожидал Эдрик. В приемной его мурыжили недолго, а стоило упомянуть имя Пепельного Мага, как секретарь мигом отыскал свободный часок в расписании своего хозяина. Господин волшебник примет уважаемого господина Мардельта завтра, в середине дня. Или у господина Мардельта настолько срочное дело, что он желает увидеть господина Аронгобана сегодняшним же вечером?.. Да нет, что вы, хмыкнув, ответил Эдрик, господин Мардельт вполне может подождать и до завтрашнего дня.

Выспавшись, с утра он отправился на поиски гостиницы, в которой жил Маскриб. Найти ее не составило труда. О престарелом чудаковатом книгочее, помешанном на книгах и манускриптах, знали многие, но ни близких друзей, ни родственников в Рендексе у него не имелось. В общем зале он появлялся только утром и вечером, а все дневные часы просиживал штаны в княжеской библиотеке. Стража, обходившая улицы утром, не раз наблюдала, как Маскриб, стараясь держаться стен, топал в сторону княжеского замка, осторожно, чтобы не рассыпать книг, маневрируя в толпе мелких лавочников, работников и слуг. Вечером можно было видеть обратную картину: он так же осторожно выходил из замковых ворот и тут же шмыгал в ближайший переулок.

Гостиница, дававшая приют книгочею, с первого взгляда приглянулась Эдрику. Здесь было куда чище, чем в той дыре, в которой остановился он сам.

В ходе разговора с трактирщиком у последнего возник законный вопрос: кем является Эдрик и отчего так настойчиво интересуется обстоятельствами смерти Маскриба?

– Я его дальний родственник, – ответил Мардельт, рассчитывая таким образом не только объяснить свой интерес, но и получить доступ к имуществу покойного. «А что, если нужная Фрембергу книга по-прежнему находится среди вещей Маскриба?» – Пришла шальная мысль. Рассчитывать на такую удачу не следовало, но не проверить этот вариант было попросту глупо.

Владелец гостиницы разом оживился. Из его последующей экспрессивной речи стало ясно, что он прямо-таки жаждет содрать с прибывшего родственника деньги за ремонт комнаты Маскриба.

– ...за чей счет ее чинили? – Надрывался трактирщик. – Мясо со стен соскребали? Кто за мебель платил? Обратно я!..

– Милейший, – произнес Эдрик таким тоном, что хозяин гостиницы подавился собственными словами, – если говорить о долгах, то должны мне вы , и немало. Ведь именно в вашем заведении погиб мой родственник. Вы готовы дать виру за его смерть?

– Нет, но ведь я не...

– Вы это допустили, – тоном судьи, зачитывающего смертный приговор, оборвал его Эдрик, угрожающе постучав пальцем по стойке.

Про деньги трактирщик больше не заикался и по первому требованию молча отвел Эдрика в бывшую комнату книгочея.

Комнату до сих пор никто не занял. Ремонт был давно закончен, и последствия нанесенного ущерба можно было оценить только по запаху извести, чистым, совсем недавно выбеленным стенам, новой мебели и обстановке.

– Никто теперь селиться здесь не хочет, – мрачно глядя в пол, пробурчал трактирщик. – А комната хорошая, с видом из окна...

– Ну, считайте, что постояльца вы уже нашли, – снисходительно бросил Эдрик. – Сегодня же перееду... А где вещи моего дорогого дядюшки?

Из вещей «дорогого дядюшки» мало что осталось. Все, представлявшее хоть какую-то ценность, хозяин продал, чтобы возместить убытки. Наименее полезную часть имущества выкинули, а большую часть оставшегося – растащили.

Принесли книги – изодранные, окровавленные ворохи бумаг. Ничего не разобрать – тушь расплылась, страницы перепутаны, измазаны кровью и золой. Покопавшись немного в этой груде, Эдрик отложил пока бумажный мусор в сторону. Неизвестно, будет ли от него вообще хоть какой-то прок...

До встречи с городским волшебником оставалось еще два часа; Эдрик потратил это время на то, чтобы выжать из хозяина гостиницы максимум информации о Маскрибе Рапхабельте.

К сожалению, ничего интересного так и не всплыло. Друзей, как и врагов, у покойного не было. Единственный «подозрительный» (с точки зрения трактирщика) персонаж, который заявлялся в гости к Маскрибу приблизительно раз в месяц, на проверку оказался Ёнко Нарверишем – посредником, отвечавшим за доставку книг.

– Такой темноволосый, с крючковатым носом, по виду похож на торговца из Алмазных Княжеств? – устало спросил Эдрик. В промежутке между обедом и выдачей денег на дорогу Пепельный Маг подвел его к зеркалу и сотворил в нем два иллюзорных изображения: самого Маскриба и бесследно исчезнувшего Нарвериша.

– Во-во, точно. – Трактирщик со значением кивнул головой. – Это он, значица, Маскриба-то прикончил, как думаете?

Эдрик вздохнул. Объяснять, что никто Маскриба не убивал, что старикашечка решил самостоятельно попрактиковаться в магии, вызвал кого-то не того, за что и поплатился; что Нарвериш, с его крошечным колдовским даром, при всем желании не смог бы учинить с Маскрибом того, что произошло – объяснять все это трактирщику Эдрик почел совершенно излишним.

«Но, – подумал он затем, – Ёнко Нарвериш пропал сразу после смерти Маскриба. И спрятался так хорошо, что даже наш Великий и Могущественный Пепельный Мажонок не сумел его найти... Если Нарвериш не имеет никакого отношения к тому, что отправило на тот свет его приятеля, зачем ему исчезать?.. Хмм... А может, Нарвериша тоже убрали?.. Только без таких эффектов, как Маскриба, а тихо пришили и спрятали тело?..»

Эдрик снова вздохнул – на этот раз мысленно. Расследование начинало ему надоедать.

Так и не дождавшись ответа, трактирщик решил добавить еще кое-что.

– Беспокойный он какой-то ходил в последние дни...

– Маскриб?

– Ну да. Поест быстро, и – шмыг к себе. Все не терпелось за бумаги свои усесться. И пиво в последние дни пить перестал. Голова, говорит, ясная нужна. Вот до чего человека книжки доводят...

– Кошмар, – Эдрик насмешливо прицокнул языком. – А тот, второй... Когда он в последний раз здесь был?

– Который южанин? Да незадолго совсем до того дня... И на следующий день сразу. Ну так вот. В последний раз господин Маскриб даже не поужинал. Сразу к себе. И пришел раньше обычного...

– У него не было каких-нибудь новых книг?

– Татайгу его знает. Может, и были... Ночь та была странная, – продолжал гнуть свое трактирщик. – Проснулся я... темно совсем... проснулся и чую: не то!.. Происходит что-то. Собаки дворовые брешут – страсть прям. Потом уже один из конюхов, который не спал, вспомнил, что грохнуло что-то наверху, будто бы упало... Но не громко, а так... Да... А в ту ночь, значит, не я один проснулся, и жена, и все в доме... Ну, обошли дом – вроде спокойно все. Думали – воры. Так нет. Ну, походили-походили и обратно спать... А наутро чего-то не выходит он. Ну, Маскриб значит. Поначалу подумали: он раньше ушел, засветло, не заметили... или, может, отдохнуть от бумажек своих решил... А потом служанка глядит: кошка у его двери лужу лижет. Присмотрелась – а лужа-то красная! – Трактирщик сделал большие глаза. – Ну, та орать!.. Прибегаю: что такое? Так и так. Стучусь – ответа нет. А дверь изнутри заперта. Позвал Тирка – вышибала наш – тот дверь снес. Заходим. А там – мамочки мои родные!.. Все в крови. Вся комната измазана, мебель переломана и измазана тоже, Маскриба нет, и ошметки мяса повсюду... Что же это такое творится, думаю? Это ж во сколько ремонт-то мне влетит?.. Недавно совсем поганец какой-то в колодец кошку дохлую бросил, так как про это постояльцы узнали, так сразу съехало двое. А теперь еще и это. Чем же мы богам-то светлым не угодили, думаю, чем провинились?.. Службы, может, и не всегда посещаем, но десятину-то исправно даем!.. Да и как не дать, когда указ королевский большое наказание за неуплату ее определяет...

– Короче, – оборвал его Эдрик. – Вернемся к комнате Маскриба.

– Ах да. Ну да. Как будто изнутри его разорвало. Клейга – ну, служанка наша – в обморок, да и я чуть умом не тронулся, когда прикинул, во сколько ентово дельце мне влетит. Как сейчас помню: кровь, значица, а в подсвечнике целое ухо с куском челюсти болтается – натюрморт вам такой. Только нам таких вот натюрмортов не надобно. Оттащил Клейгу в коридор, вызвал стражу... Сколько мы эту комнату потом мыли! Стены отскабливали... да что стены – и пол, и потолок также. Белили потом все опять известью. И все равно никто въезжать не хочет...

– Я въеду, – нетерпеливо поморщился Эдрик. – Сказал уже...

– Вот и хорошо, вот и славно... А то – смешно сказать – боятся некоторые...

– Чего боятся?

– Да ничего! Пустое все! Нечего бояться... Глупость одна... И я говорю: с чего бы тут покойничку бродить, когда от него и куска целого не осталось?..

– А этот... приятель Маскриба, – Эдрик вновь постарался вернуть разговор в конструктивное русло. – Когда, говоришь, пришел?..

– Который южанин?

– Который, который... Нарвериш его зовут. Ёнко Нарвериш.

– А вы, извиняюсь, откуда про это знаете?.. – До трактирщика дошла очевидная несостыковка. – Если приехали недавно, да еще говорите, издалека...

– Дядюшка в своих письмах не раз упоминал про своего дорогого друга.

– А... понятно... А где он теперь, этот друг, не знаете?

– Не знаю, – процедил Эдрик, нацепив на свое лицо выражение «Еще-Один-Вопрос-И-Я-Сломаю-Тебе-Челюсть». – Но очень хочу узнать. Итак. Когда он пришел?

– Да... – Трактирщик растерянно почесал затылок. – В тот же день, с утра. Как пришел, так и ушел. Стража задержать его хотела, да отпустила потом... А народу в тот день много было. Только к вечеру разрешили убраться в комнате – до этого ходили, все осматривали, будто искали что-то. Даже комендант приезжал. И волшебник.

– Нашли что-нибудь?

– Да я-то ж откуда знаю, – трактирщик развел руками. – Рылись они у него целый день, а вот что нашли – про то мне не сказали.

Взяв на заметку, что надо будет пообщаться еще и с теми стражниками, которые осматривали комнату Маскриба, Эдрик задал несколько вопросов про Ёнко. Выяснилось, что ничего он из комнаты не выносил, смертью Маскриба был ошарашен не меньше, чем остальные. Даже чуть сознание не потерял, когда увидел окровавленную комнату. После чего позволил страже себя допросить, а затем и был отпущен на все четыре стороны.

– Когда вы вошли в комнату в самый первый раз, на полу ничего не было? Никаких кругов, пентаграмм, всяких знаков и символов?

– Может и были, – трактирщик пожал плечами. – Только под кровью не больно-то их разглядишь. Говорю ж вам: пол был залит весь, полностью. Какие уж там знаки...

Эдрик поразмыслил, есть ли еще вопросы, которые стоило бы задать; не обнаружил таких, поднялся и сказал:

– Ну хорошо. К твоему рассказу мы еще вернемся... а сейчас мне нужно идти. Всего доброго. Да... сколько, говорите, стоит эта комната?

–  Сикталь в неделю.

Эдрик выложил на стойку четыре крошечные золотые монеты[2]В конце Солнечной Эпохи золото в Кельрионе ценилось ниже серебра. Серебряных монет не существовало вовсе, зато этот металл из-за своих мистических свойств высоко ценился магами и широко использовался при изготовлении колдовских инструментов. В Речном Королевстве, Ильсильваре и Хальстальфаре были в обращении монеты одного типа и веса (хотя и с разными изображениями, в зависимости от того, где производилась чеканка). Большая золотая монета называлась экталь и равнялась 10—12 сикталям; один сикталь, в свою очередь, был равен 120—150 талям, обыкновенным медным монетам. Самой мелкой денежной единицей был сабталь, или просто саб (четвертинка), составлявший обычно четвертую часть таля. В Алмазных Княжествах действовало одновременно несколько денежных систем, и в некоторых из них наиболее крупными единицами являлись не монеты, а драгоценные камни (из-за обилия самоцветных месторождений на территории Княжеств)..

– За месяц.

Когда он вышел из трактира, рев больших труб, установленных на башнях, возвестил о полудне. Быстрым шагом Эдрик направился в северо-восточную, наиболее благоустроенную часть города. Следовало поторопиться – он опаздывал на встречу с волшебником.

* * *

Всадник пересекал равнину. Шлейф пыли отмечал его путь; россыпи каменных брызг поднимались в воздух под ударами копыт его чудовищного коня. Бешеная скачка длилась уже вторые сутки, но существо в обличье коня, существо, на создание которого было потрачено более двух месяцев кропотливой работы, не умело уставать. Его создатель знал, что только такой конь способен преодолеть Игольчатый Мост за время, пока восходящее Солнце будет подниматься над горизонтом.

Всадник был похож на живого еще меньше, чем его конь. Сухая кожа обтягивала череп. Там, где она была разорвана, белели обнаженные кости. На плечи сползали остатки высохших грязных волос – когда-то красивых, каштановых. Губ не было, иссохшие их ошметки хлестали по желтым зубам, скалящимся в вечной ухмылке. Одежда, прежде добротная, расшитая серебром, была порвана и запылена.

В полдень он остановился. Осмотрелся, спрыгнул с лошади.

Место показалось всаднику подходящим. Осталось только дождаться следующего рассвета.

Сомнения вновь одолели всадника. Выбор – идти к Слепой Горе Путем Демонов или Путем Людей – по-прежнему стоял перед ним. За ошибку придется платить дорого, а ошибиться очень легко... ведь в его теле сражались две души – демона и человека. Переходя Мост до летнего солнцестояния, демон становился человеком. Переходя Мост после солнцеворота, человек становился демоном.

«Я демон, – мысленно сказал прибывший самому себе. – И человек Ёнко Нарвериш – лишь моя оболочка. Значит, надлежит идти путем демонов, это неизбежно. И это хорошо... слишком хорошо, вот в чем причина моих сомнений. Я боюсь поверить в то, что – после всех лет мучений и тьмы – мне... подлинному мне... удастся вернуть себе человеческое естество».

Он повернул голову на запад – небосклон полыхал огнем заката. Отбросив сомнения, получеловек-полудемон начертил Круг Врат. Последняя черта, слово и жест – и будет открыт путь на вершину исполинской колонны, чье основание тонет в Озере Грез – кладбище богов и бессмертных.

Пришла ночь. Не шевелясь, полудемон-получеловек сидел на песке, равнодушно внимая воплям мучеников, бьющихся на шипах Игольчатого Моста. Реальность Моста была еще скрыта от него, переход еще не совершен, но страдание, насыщавшее это место, перехлестывало через грань между мирами. К утру вопли стали стихать. Демон обнажил изломанный, пропитанный злым волшебством клинок... Пора! Солнце готовилось выглянуть из-за горизонта. Пришелец открыл Врата и растаял посреди неровно очерченного на песке круга.

Миг небытия, чувство падения вверх, во вне. Затем мир собирается заново – но уже в иную картинку. Мутное, гнилостно-зеленое небо, измазанное пульсирующими багровыми пятнами. Серые облака. Синий, серый, черный камень. Грандиозной величины плато. Если выглянуть за край – отвесная стена. У подножья Мирового Столба клубится туман.

Слепая Гора зияет глазницами подобно старому, полежавшему в земле черепу. К горе ведет мост, свитый из агонизирующих тел, проткнутых серыми шипами. Под мостом бурлит кровавая река – движется, никуда не впадая и ни откуда не вытекая. Река собирается из крови, что набухает в телах, корчащихся на длинных иглах Моста. Кровь стекает вниз, поднимается вверх густыми испарениями, насыщая кровавые пятна на небе.

Конь, в которого демон перелил большую часть жизненной силы, позаимствованной у Нарвериша, вступил на Мост. Призрак пустыни, принадлежавшей миру смертных, сгинул, оставив последний блеклый образ – Солнце, восходящее над горизонтом.

Всадник бросил коня в галоп. Мечом он рубил тянущиеся к нему руки мертвых и стальные шипы Моста. Конь, мчавшийся по телам умирающих, но каким-то образом продолжающих жить людей и демонов, дробил кости и черепа, протыкал копытами спины, но был бессилен подарить полумертвым-полуживым, не знающим ничего, кроме адской боли, блаженное небытие. Когда-то Владыка Мертвых дал клятву, что не вступит на Гору до тех пор, пока не будет выполнено его условие. Что это за условие, все давно забыли, но выполнено оно не было, и Владыка сдержал свое слово.

Всадник одолел Мост за отпущенное ему время. Сломанной куклой упал заколдованный конь – сила, данная ему всадником, иссякла... Упал, чтобы ожить. Чтобы присоединить свое ржание к воплям умирающих.

Человек с двумя душами отшатнулся от того, кто вышел из недр Горы ему навстречу – от своего двойника. Начался бой, который ему не суждено было выиграть. Отсекая руку своему двойнику... и видя, как падает в кровавую реку его собственная рука... он понял, что проиграл. Придя сюда в чужом обличье, он не сумел обмануть создателей этого места. Слепая Гора поймала его. Сначала он дрался с двойником смертного, в теле которого ныне находился, затем пришел черед нематериальных сущностей.

...Он бежал, скрывшись в той лазейке, которую использовал и прежде. И приготовился ждать годы, пока кто-нибудь наверху, на земле, не коснется оставленного ключа и не вызволит его из добровольного заточения.

...А тело... Тело со второй, вопящей от ужаса человеческой душой, упало на Мост, пронзенное металлическим шипом. Мертвому не место на Слепой Горе. Тело начало оживать... Натянулась высохшая кожа, налились кровью щеки, глаза наполнились болью, и в сто крат больше – отчаяньем. Кровью засочились разорванные губы. Человек закричал, смешивая вопли боли и проклятия. И не был одинок.

Демоны годового круговорота, прикованные к золотым часам на вершине Горы, безучастно внимали этому хору.