Онлайн чтение книги Книга о верных и неверных женах
Рассказ

Художники речи и живописцы слова начертали на шелку изложения этот занимательный рассказ. Жил-был в одной стране правитель. Он любил драгоценные каменья так, как пылинка любит красоваться на солнце. Вид румийского рубина опьянял его, как вино сорта райхани, лал, жемчуг и яхонт он ценил больше, чем уста, зубы и щеки красавиц. Каменья, которые царь собрал у себя, он любил всегда держать под рукой и наслаждаться, глядя, как переливаются они искрами. Хранители сокровищниц и казны еле успевали беспрестанно приносить каменья из казны к падишаху. В силу ограниченности человеческих способностей они не могли угодить ему, и он постоянно бранил и порицал их нерасторопность, а порой даже приходил в ярость и сильный гнев. И вот правитель, чтобы это его желание исполнялось без промедления и задержки, приказал ювелирам и мастерам, искусным как самаритянин, овладевшим всеми тайнами своего ремесла, смастерить изящную и красивую рыбу из золота, инкрустировать ее самыми лучшими и ценными каменьями и жемчугами из шахской сокровищницы, чтобы тем самым прославить дары морей и копей. Изготовленная ими рыба была бесценной сокровищницей, в которой вместо золота были яхонты и жемчуга, а вместо медяков были рубины. От Луны до Рыбы [100]«От Луны до Рыбы», т. е. вся вселенная; по мусульманским представлениям, на гигантской рыбе держится бык, на котором стоит земля. В оригинале автор еще использует здесь игру слов, построенную на сходном звучании «луны» — мах и «рыбы» — махи. все люди дивились бесподобной красоте этой золотой рыбы, море от зависти к ее красе заснуло на прибрежных песках, а алмазные россыпи превратились в презренный прах. Видя совершенство ее жемчугов, Рыба на небесах погрузилась в ведро Водолея [101] «Рыба на небесах погрузилась в ведро Водолея» , т. е. созвездие Рыбы, устыдясь своего несовершенства перед золотой рыбой, спряталось в «ведре» созвездия Водолея., а рыбы в Каусаре и Тасниме годились разве что в рабы ей. Плавая в чистой воде своих каменьев, она упивалась водами Каусара, поражая своим благородством мужей, подобных Искандару, она не нуждалась в источнике Хызра [102] «Не нуждалась в источнике Хызра», т. е. сама была бессмертна и ей не было надобности в источнике живой воды (см. Словарь, «Хызр»)..

Вскоре слава об этой рыбе распространилась по всем горизонтам, словно слава о победах самого падишаха, и о ней прослышал один искусный и расторопный вор. Этот вор мог бы украсть само солнце, которое плавится на небе, словно золото в тигле, он похищал рубины из лучей солнца, прежде чем они успевали превратиться в драгоценный камень в глубине рудника [103]По одному восточному поверью, драгоценные каменья в россыпях образуются из обыкновенных камней под воздействием солнечных лучей., воровал жемчуг из раковины, прежде чем она успевала затвердевать, и ловил Рыбу в небесном океане одними пальцами, без крючков и удочек. Он счел своим долгом похитить эту рыбу падишаха и тем самым достичь высшей степени воровского мастерства и искусства.

Приняв такое решение, вор словно сел на коня намерения и погнал его по широкой улице исполнения. Он изучил как следует стены падишахского дворца, нашел место для засады и входа и взвесил все обстоятельства.

Когда золотая рыбка небес погрузилась в водоем на западе и ночь набросила на горизонты темное покрывало, знаменитый вор взял с собой необходимые инструменты, пришел к дворцу и стал кружить вокруг него. Сначала он проверил, бодрствует ли стража: отовсюду слышались окрики «Слушай!» да «Стой на страже!». Тогда он сел в сторонке, дожидаясь удобного случая. Наконец, настала полночь и машшате-время разбросало в волосах ночи-красавицы украшения из росы, а стражники от сырости и холода набросили на голову кожаные накидки. Они то спали, то бодрствовали и перекликались по временам, словно из хума. Как раз в такой момент вор осторожно и со страхом пополз по земле на животе, словно змея, и достиг стены дворца. Он достал аркан, извивающийся, как локоны красавиц, забросил его вверх, зацепил за зубец башни и стал подниматься по нему, словно канатоходец. С крыши он так же спустился в падишахские покои. Падишах возлежал на троне и спал, как счастье его врагов, рядом с ним бодрствовал светильник, словно верный страж, а рыба, ради которой вор поднялся по лестнице из аркана почти до самых небес, лежала в изголовье падишаха. Прекрасная, как пери, наложница гладила пятки падищаха ладонями, нежными как лепестки роз. Вор быстро незаметно вошел в покои, спрятался за завесой и стал ждать, когда наложница уснет. Наконец, она села у подножия трона властелина и заснула, положив голову на колени, а вор осторожно снял с ее головы покрывало, набросил его с себя и принялся гладить пятки падишаху. Вскоре падишах перевернулся набок. Тут вор ловко вытянул из-под подушки золотую рыбу и вышел из дворца тем самым путем, каким пришел, миновал стражников, обманув их бдительность и ушел своей дорогой.

Рыба была длинная, ее невозможно было нести за пазухой, а городские ворота закрывались на ночь, и вор подумал: «В это время, когда ночь на благо воров и молящихся по ночам праведников набросила темное покрывало, остаться в городе, ничего не придумав, значило бы добровольно броситься навстречу собственной гибели. Ведь как только падишах узнает о пропаже рыбы, он прикажет произвести розыск, и тогда никакие предосторожности мне не помог, и рыба превратится в западню. А когда улыбнется утро, когда откроются двери дня и отворят городские ворота, едва ли разумно выносить на виду у всех такую рыбу, ела о которой распространилась по всему свету». После таких размышлений вор решил прибегнуть к хитрости, завернул рыбу в покрывало служанки, которое он прихватил во дворце, наподобие тела грудного ребенка, стащил у продавца цветов букет белых роз, положил их на сверток и, причитая, как человек, которого постигло тяжелое горе, пошел к городским воротам.

— Кто ты такой? — спросили его стражники. — Что делаешь здесь в неурочный час?

— Я бедный и несчастный человек, — отвечал он сквозь рыдания. — Меня опалили и поразили насилия неба и несправедливой судьбы. Был у меня сын, красноречивый, как попугай, он говорил слова, подобные розам, его соловьиные трели озаряли мою бедную лачугу блеском лужаек, и мои помыслы расцветали розами. А сегодня ночью он умер от оспы, поверг меня в вечную скорбь и наложил на мое сердце клеймо горя и печали, как на тюльпане. У меня нет средств похоронить его, как принято в нашем городе, мне стало стыдно злословия врагов и укоров друзей, и я решил похоронить его сегодня же ночью и уложить навеки в могилу, словно в колыбель, чтобы мои родные не догадались о моей бедности и не растравляли моей сердечной раны своими попреками, жалящими как скорпион. Ведь это только усугубит мое горе, а насмешки и злорадство врагов тем паче.

В ответ один стражник с прескверным характером залаял как собака:

— Нельзя в полночь открывать ворота для такого, как ты несчастного, без разрешения начальника стражи! Подожди здесь до утра и перестань реветь без пользы, не прерывай моего сладостного сна. Впрочем, реви, коли хочешь ударов.

Вор тяжко вздохнул, сел в уголок и стал причитать еще громче. Стражники принялись бранить и ругать его, а хитрый вор начал умолять их.

— О вы, чья поклажа на берегу беспечности легка! — сказал он. — Сжальтесь надо мной, упавшим в пропасть скорби и несчастия. Остерегайтесь вздохов несчастных, в душе которых есть горечь печали.

Стражники убедились, что им от него не избавиться, пока они не откроют городские ворота, что только так они спасут себя от его причитаний и стенаний и спокойно заснут. И они поневоле открыли ворота и выгнали его из города. А в городе был другой искусный вор, состоявший в любовных сношениях с одной блудницей. В ту ночь он бодрствовал и, услышав притворные причитания первого вора, сразу смекнул, в чем дело. Он не раздумывая побежал за ним и поспел к воротам до того, как их успели закрыть.

— Что тебе нужно? — спросили его стражники. — Зачем ты хочешь так поздно выйти из города?

— Человек, который только что вышел отсюда, — мой брат, — ответил он. — Его сын, который учил красноречию самих попугаев, в младенческом возрасте покинул этот тесный мир и отправился в просторный мир вечности, повергнув своего отца в скорбь и горести. Я хочу последовать за братом, чтобы помочь ему похоронить сына.

С помощью этой выдумки он тоже вышел из города и побежал за первым вором. Тот же отправился прямо к виселице, где висело три вора. Одна перекладина была пустая. Вор отсчитал от виселицы несколько шагов в сторону, зарыл там золотую рыбу, поднял из-под виселицы окровавленный камень и положил сверху, для приметы, чтобы потом не искать и не трудиться. А второй вор, когда первый копался в земле и зарывал рыбу, поднялся на виселицу и повис на свободной перекладине. Когда вор покончил с золотой рыбой, он из предосторожности снова вернулся к виселице. На этот раз там висело уже четыре человека, и его изумлению не было границ. «Ведь только что эта перекладина была пуста» — подумал он. — Как же теперь там очутились четыре человека? Может, сначала я ошибся? Или память мне изменяет?» Изумление охватило его, он решил проверить все и выяснить, в чем тут дело, провел рукой по груди и носу повешенных, чтобы убедиться, все ли они мертвы и не дышит ли кто-нибудь. Все четыре повешенных были на один лад и ничем не отличались друг от друга. Вор удивился пуще прежнего и остановился как вкопанный, а потом вновь подошел к перекладине, которая вызывала его сомнения, крепко схватил повешенного за нос и продержал целый час, не давая дышать. Но второй вор приучил себя подолгу не дышать и останавливать пульс, так что даже Ифлатун не мог бы почувствовать его. Первый вор, испробовав все возможности, решил прибегнуть к крайнему средству и согласно изречению «последнее лекарство — прижигание, а последняя хитрость — меч» [104]Арабская пословица (см. Хусейн Рагиб, Хадаик ал-амсал, Каир, 1939, стр. 28)., он обнажил свой кинжал и исполосовал лицо висевшего. А тот плут и виду не подал и терпеливо снес удары кинжала, не шелохнувшись. Тогда первый вор отринул сомнения, убедился в полной безопасности и пошел своей дорогой.

После его ухода второй слез с перекладины и откопал рыбу, молва о сказочной стоимости которой распространилась от Рыбы до Луны. Ликуя, он похвалил свою расторопность и сообразительность, потом зарыл рыбу в другом месте, сел в уголке и стал перевязывать раны на лице. Когда же рыба-день выплыла на поверхность из глубин моря и осветила мир своими блестящими жемчугами, он вошел в город и отправился к своей любовнице. Блудница, увидев раны на лице любовника, стала расспрашивать его, но он, соблюдая осторожность, не открыл ей своей тайны.

— Что толку распространяться об этом, — сказал он, — вели-ка лучше привести лекаря, пусть он перевяжет мои раны.

Блудница позвала своих служанок, которые занимались тем же, что и хозяйка.

— Вы уже долгое время промышляете этим ремеслом, — обратилась она к ним. — Нет ли среди ваших посетителей искусного лекаря?

Одна служанка с ужимками и гримасами вышла вперед и сказала:

— Ко мне приходит один искусный лекарь, прославившийся своим умением лечить раны. Каждую ночь он прикладывает бальзам надежды к ранам моих желаний и перевязывает мои внутренние раны.

Госпожа расспросила ее как следует, а потом велела скорей привести лекаря. Тот осмотрел раны вора, похвалил его за стойкость и выносливость и принялся лечить.

А тот вор, который стащил рыбу из падишахских покоев, чтобы убедиться в ее сохранности, отправился однажды туда, где он зарыл рыбу, но увидел, что ее словно водой смыло и что все его труды пошли прахом. Поскольку с перекладины исчез, словно Анка, висельник, лицо которого он исполосовал, он понял, что сам попал, словно рыба, в сети скорби и вернулся в город печальный и горестный, подобно человеку, придавленному великим несчастием. Согнувшись в три погибели, пораженный насилием вращающегося небосвода, он сел в отдаленном уголке, потрясенный печалью и горем, положил голову на колени, словно мяч, по которому ударили чоуганом. Он стал придумывать всякие неразумные решения и выискивать необдуманные шаги, как вдруг услышал громкие крики глашатая, который объявлял, что из падишахского дворца украли бесценную рыбу и что нашедшему ее падишах окажет великие почести и одарит несметными дарами. Несчастный и скорбный вор встал с места и побежал к падишахскому дворцу. Он попросил начальника стражи допустить его во дворец, вымолил сначала пощады, а потом рассказал падишаху все как было.

— Рубцы тех ран, которые я нанес негодяю, — заявил вор, — служат прямой уликой и помогут поймать этого ловкого мошенника. Но пусть властелин наш, которому подчиняется весь мир, издаст указ, чтобы мне никто не мешал разыскивать его.

Падишах предоставил вору в помощь начальника стражи и дал ему полную свободу действий.

Вор начал ходить по городу, он заглядывал во все дворы и закоулки, разузнавая, кого лечат городские лекари. Наконец, в один прекрасный день вслед за тем лекарем он вошел в дом блудницы и увидел ее любовника, который восседал, словно царь, на ложе, вытянув небрежно ноги, и пил одну за другой чаши вина. Раны его уже почти зажили. Первый вор, как только завидел его, рассыпался в похвалах.

— Тысяча славословий такому искусному и ловкому вору, как ты, — говорил он. — В этом мире еще не рождался такой способный человек. Сама судьба никогда не видала столь умелого и совершенного мошенника, как ты. В этом мире искусство воровства благодаря тебе достигло вершины и совершенства. Воистину, мастерство увеличивается исполнителем! А теперь вставай и ступай в шаханшахский дворец, подобный раю, ибо властелин всего мира дожидается твоей милости.

Этот мошенник понял, что нет иного пути, кроме правды, и сказал:

— Слава Аллаху и благодарность, что я заслужил похвалы от такого прославленного и искусного вора, как ты, который обучает воровскому ремеслу всех других воров, поднимается по лестнице во дворец небес и крадет у этого фокусника-небосвода солнце. Ты воздал мне по справедливости, и пусть процветает мое счастье, пусть процветает мой удел. Но благородство и великодушие требовали оставить меня в покое и пощадить, пока не заживут мои раны, так поступили бы великие мужи. Тогда я бы сам по велению своей счастливой звезды и по твоему указанию отнес бы рыбу к падишаху, чье сердце щедро, как море. Но раз ты поступил не по-человечески, а скорей всего глупо, то мне не остается ничего другого, как смириться. По-видимому, кровожадная судьба решила, что жемчужина моей жизни должна быть разбита мечом. Поскольку в воровском искусстве я победил всех, то рок окропил моей кровью перекладину виселицы.

Проговорив это, вор встал и отправился к падишаху, плечом к плечу со смертью, и рыба его жизни поплыла в его собственной крови.

Те, кто следует по стезе разума, кто измерил пробным камнем каждую вершину и низину человеческих отношений и достиг тем самым конечного пункта истины, хорошо знают, что если бы второй вор был в безопасности от мести первого и поселился бы в таком месте, где тот не мог его найти, то жизнь его не оборвалась бы.