Онлайн чтение книги Книга о верных и неверных женах
Джафар ведет поиски по советам разума и узнает путь к цели, иными словами, он нападает на следы несравненной красавицы, так что Фаррухфал по его указанию достигает того, чего желает, и с помощью симурга, срывает плод желания с древа надежды

Природа Джафара была взращена в цветнике и орошена водой правды, и потому он готов был жертвовать собой ради Фаррухфала. Он проявлял рвение и умение, превышающие возможности человеческие, напрягал разум, в котором заключены все блага человека, и наконец нашел средство. Джафар открыл лавку на видном месте, где проходили скитальцы и путешественники со всех сторон, и стал торговать самыми редкими товарами. На стене лавки он повесил портрет, вызвавший безумие Фаррухфала. Джафар показывал портрет всем странникам и путешественникам, расспрашивая их о той, что была нарисована на портрете, выпытывая ее имя и приметы. И вот, наконец, долгое время спустя, когда от чрезмерного ожидания терпение его начало уже иссякать, а силы его от неблагосклонности неба стали ослабевать, в лавку вошел некий муж, прошедший в скитаниях почти весь свет, измеривший его шагами. Он видел все чудеса земли воочию, был осведомлен о тайнах семи кишваров, повидал и белое и черное золото двухцветного времени, испытал и тепло и холод этого мира. Как только пришелец взглянул на портрет, он тут же вручил Джафару ключи к вратам цели, передал ему нить желания, развязал на его душе узел томительного ожидания, сказав:

— Это замечательная и мудрая девушка. Словно кипарис, она благородна. Но она избегает общества мужчин и считает себя единственной и несравненной. Трон Сарандиба держится на ее славе, а на ее голове красуется падишахский венец той страны. Даже сердца мудрецов терзают ее косы, а своими локонами она как арканом пленяет солнце в небе. Она проводит много времени на охоте, ловит и поражает прелестных газелей. Она, словно Джамшид, постоянно устраивает роскошные пиры. На ее весенних празднествах волшебные музыканты и певцы мелодиями, как у Барбада, и песнями, как у Давуда, чаруют сердца солнцеликих красавцев, а кравчий прозрачным вином похищают разум у ученых мужей. Ее щеки от багряного вина краснеют, как тюльпаны, и она делается еще прелестнее. А вельможи ее и государственные сановники — сплошь луноликие девы, которые своей прелестью заставляют деву востока — солнце забыть о всяком целомудрии. Сорок тысяч воинственных копьеносцев и меченосцев поклялись верно служить ей, и они всюду сопровождают ее, словно тень. Она нежна и грациозна, но вершит подвиги, словно Рустам, и может выступить в бой против Исфандияра. И при всем этом она мягка характером, ее речи приятны, она умеет шутить и острить. Вокруг ее владений на сто фарсахов простирается ужасная безжизненная и безводная пустыня. Ни одно живое существо не дерзнет пройти через эту пустыню: там высятся зыбучие песчаные холмы до самых небес и нет никакой дороги, как нет пушка на лице красавиц. К тому же границы ее страны охраняют отряды воинственных дев, которые поражают львов и сокрушают слонов, и им приказано, едва покажется вблизи рискнувший жизнью мужчина, пронзить его грудь стрелами, рассекающими гранит, и облегчить его тело от бремени головы кровожадными мечами.

Джафар выслушал рассказ о владычице сердец, поспешил к Фаррухфалу и сообщил ему радостную весть.

— А теперь, — заключил он, — отринь горе и скорбь и готовься воссесть на троне счастья. Настала пора, когда на горизонтах надежды взойдет заря счастья и солнце желания засверкает лучами успеха.

Фаррухфал, услышав весть о счастье, так преисполнился ликованием, что забыл все на свете, выпустил из рук поводья терпения, хотел взлететь от счастья, словно птица, и в один день очутиться в стране возлюбленной. Но Джафар посоветовал ему пробыть в городе еще несколько дней и приготовил несколько красивых женских платьев. Оба они были искусными музыкантами и прекрасными певцами, и Джафар решил при помощи этого искусства проникнуть в Сарандиб и купил много всяких музыкальных инструментов. После этого они вновь пустились вдвоем в дальний путь, во всем положившись на бога и уповая на его милость. Они шли трудными дорогами и опасными путями, взяв себе в проводники провидение и божественный промысел.

Проведя в пути большую часть своей короткой жизни и пройдя долгий путь, они, наконец, прибыли к устрашающей пустыне и пустились дальше в путь по этой гибельной местности, наедине со смертью, позабыв о собственной безопасности и касаясь рукою бедствий. Шли они быстро, опьяненные предстоящим успехом.

Однажды, когда солнце находилось в зените, друзья оказались под деревом и, изнуренные зноем, сели отдохнуть в его тени. А на том дереве, оказывается, свил себе гнездо Симург. И как раз в это время полз по стволу дерева удав, чтобы проглотить его птенцов. Шахзаде пожалел птенцов, разрубил удава блестящим мечом на куски и бросил их под деревом, а сам лег поспать. Джафар, которого тоже утомила дорога, прилег рядом.

Когда златокрылая птица-солнце полетела за гору Каф на западе, к своему гнезду вернулся Симург, улетавший за пищей для птенцов, и принес для них разные плоды из всех садов земли. Вдруг Симург увидел спящих людей, принял их за врагов и уже готовился расправиться с ними, но птенцы догадались о его намерениях, рассказали ему, как их спас Фаррухфал, и стали благодарить юношу красноречиво. Симург раскаялся в своих поспешных подозрениях, подлетел к Фаррухфалу и, разбудив его, извинился и одарил его диковинными плодами.

— В награду за то, что ты спас моих птенцов, — сказал Симург, — я усыновляю тебя и беру на себя исполнение твоих дел. Если пред тобой встанет какая-нибудь трудность, поведай мне обо всем без утайки, и я постараюсь помочь тебе своим покровительством.

Фаррухфал, видя неожиданное участие и нежданную поддержку, расцвел, словно бутон от весеннего ветерка, уверовал в то, что небо стало покровительствовать ему, и рассказал Симургу о своих намерениях.

— О мое благословенное дитя! — сказал Симург. — Хоть ты взялся за тяжкое и трудное дело, но во имя любви мужайся, потерпи еще одну ночь. А завтра с божьей помощью твое желание будет исполнено, и все преграды будут преодолены.

Когда куропатка небосклона выпорхнула из гнезда на востоке и воспарила над голубой степью, Симург посадил Фаррухфала и Джафара к себе на крылья и полетел в страну Сарандиб. Перед закатом солнца они прилетели в город, который был столицей той владычицы, и Симург оставил их там. Он дал шахзаде перо из своего крыла и наказал ему спалить перо на огне, если с ним приключится какая-нибудь беда или возникнут затруднения.

— Тогда я узнаю, что с тобой случилась беда, — заключил Симург, — прилечу к тебе и мигом избавлю тебя от невзгод.

Фаррухфал привязал перо к руке наподобие амулета и отпустил Симурга. Потом он и Джафар оделись в женские одежды, взяли с собой музыкальные инструменты и направились прямо в город. На щеках их еще не пробился пушок, а волосы у них были длинные, так что их вполне можно было принять за юных дев, никто и не подумал бы, что это мужчины. Таким путем они оградили себя от кар царицы и вошли в город, уверенные в своей безопасности. По счастливой случайности они оказались в подобном раю саду, где собрались и пировали прекрасные девы-гурии. Опьяненные вином девы сняли с лица покрывала, позабыли обо всем на свете, предаваясь веселию. Вновь прибывшие немедля вошли в круг пирующих, по обычаю музыкантов пропели хвалебную песню в честь той, что украшала это общество, и попросили простить их за незваный приход. Девы, увидев, что это чужеземцы, сказали:

— Как будто от вас не веет ветер известности, благоухание и цвет ваших роз нам незнакомы. Если вы чужестранцы в нашем городе, расскажите нам немного о себе и назовите свои имена.

Фаррухфал вышел вперед и по обычаю людей воспитанных и знатоков этикета сначала воздал хвалу присутствующим, а потом сказал:

— Меня, скромную деву, называют Дилпазир Джадунава [169] «Дилпазир » значит «пленительная», такое имя может носить женщина, равно как и «Джадунава» — «обладательница волшебных мелодий»., а сестру мою зовут Нахид. Слава и молва о благосклонности владычицы всех цариц к чужестранцам и скитальцам распространились до горизонтов нашей земли, и мы решили служить ей, отважились на паломничество к ее престолу и пустились в дорогу. Мы проделали трудный, полный опасностей путь по горам и долам и пришли в эти подобные раю места из краев столь дальних, что и описать невозможно. Благодаря покровительству счастливой судьбы мы очутились в вашей прекрасной стране. Если владычица соизволит разрешить нам, то мы, бедные скитальцы, покажем свое искусство, словно розу в цветнике.

Пирующие обрадовались их предложению, обласкали их по законам гостеприимства, посадили на подобающее место. Тогда музыканты настроили свои арфы и заиграл мелодию в ладу ушшак, а потом запели на этот мотив такую песню:

Они отбросили смущение и играли так, что даже соперники похвалили бы их. Затем они отложили арфы и взялись за лютни, и полились такие звуки, что даже песнопения Давуда поблекли бы от зависти, а мелодии Барбада пред их мелодиями были бы подобны мычанию теленка, все равно что хитрые фокусы самаритянина пред пророческой силой Мусы. Пирующие то расплывались в улыбке, словно распустившийся бутон, то, словно весенняя тучка, проливали потоки слез от охватившей их грусти. Отовсюду раздавались возгласы восторга и хвалы, динары и дирхемы сыпались, словно лепестки роз в весеннюю пору.

Когда пир окончился и присутствующие начали расходиться, Дилпазир и Нахид [170]См. Словарь — иными словами, Фаррухфал и Джафар — вышли из дома и стали искать, где бы им расположиться на ночь.

Светлое утро со своим золотым бубном вышло из тайника на востоке, и тогда дева-везир царицы по имени Санаубар, которая славилась умом, догадливостью и приветливостью, прослышав о тех удивительных музыкантах, решила позвать их к себе. Они сочли это приглашение великим благом и поспешили немедля во дворец. Сначала они воздали везиру хвалу и славословия, а потом заиграли на танбуре такие пленительные мелодии и чудесные песни, что они свели бы с ума самаритянина и сотворили бы чудо, словно рука Мусы. Они показали такое волшебное мастерство, что другие музыканты и певцы признали их полное превосходство, отреклись от званий мастеров и объявили себя их учениками. Санаубар слушала как завороженная, не в силах оторвать от них взгляда.

За короткое время они стали в ее дворце своими людьми и самыми приближенными надимами. Наконец, о них сообщили во дворец царицы, и та повелела привести их к себе. Санаубар одела дев-музыкантов в роскошные платья, украсила драгоценностями и повела в царский дворец. Прах у порога его был для сердца Фаррухфала целебным бальзамом, ветерок от локонов царицы был для него добрым вестником, поэтому, когда возлюбленная открылась ему во всей лучезарной красоте, не скрытая за завесой, он бросил к ее ногам свою жизнь и перестал владеть собой. Он долго, словно в забытьи смотрел на ее блистающие щеки жадным взором, как звездочеты смотрят на небесные светила. Несравненная царица по его лицу догадалась об охватившем его волнении, удивилась, стала доискиваться причины, расспрашивать, почему пришелица так взволновалась. Фаррухфал, услышав ее слова, вознесся из бездны скорби на небо счастья, уразумел, что он поступает опрометчиво, и решил исправить положение. Он стал извиняться, говоря в свое оправдание:

— С тех пор как я помню себя, я не видала такого блестящего собрания и столь блистательного венценосца, от восхищения я онемела. Если царица соизволит простить мне этот грех, это будет великодушием и милостью.

Окончив извинительные речи, Фаррухфал тронул струны рубаба и сыграл несколько мелодий, таких, что даже Зухра на небе пустилась бы в пляс. Свита царицы и сановники ее забыли об этикете, одни стали подпевать, словно соловьи, его печальным песням, а другие, словно птицы на картине, застыли на местах, безмолвные. Царица же была так довольна, что описать невозможно, она расхвалила музыкантш, подарила им много золота и драгоценных каменьев, а потом сказала:

— Из какой вы страны, прелестные и пленительные музыкантши?

Дилпазир, по обычаю тех, кто знаком с правилами вежливого обращения, отвечала:

— Родина твоих скромных и смиренных рабов — благословенный индийский город Гвалиор. Мудрые путешественники, повидавшие мир, называют наш город рудником музыкантов. Слава о гостеприимстве и покровительстве твоем музыкантам распространилась до самых дальних окраин земли, и мы в надежде поцеловать подножие твоего трона пересекли огромные пространства, испытав тысячи мук и бед, и вот удостоились чести поцеловать прах перед тобой. Слава и благодарность Аллаху, я достигла того, чего желало сердце, и обрела высшее счастье!

Царица приказала великому везиру держать дев-музыкантш у себя и раз в неделю приводить их в царский дворец.

Прошло некоторое время, и в один прекрасный день Санаубар, опьяненная их музыкой, захотела одарить их, не жалея ничего, и дала им множество всяких драгоценностей.

А Дилпазир в этот момент решилась выйти из засады, где она пряталась в ожидании удобного случая, и сказала:

— У меня есть просьба к благородному везиру. Если будет дозволено, я выскажу ее.

Санаубар разрешила, и Дилпазир повела речь:

— Я прошу, — начала она, — открыть мне причину, по которой царица избегает мужчин и удалилась от их общества.

— Дилпазир! — отвечала Санаубар. — Проси у меня земных богатств и сокровищ — и я дам тебе столько, сколько пожелаешь. Но рассказать тебе о том, что ты спрашиваешь, я не смею, прости меня.

— О звезда на небе счастья! — стала убеждать ее Дилпазир. — Пусть твой почет при царице вознесется до самых небес. Стоит ли тебе жалеть ради меня одного слова, — ведь я ради твоих милостей покинула родные края и поселилась здесь на краю света.

Санаубар, видя, что Дилпазир настаивает, поневоле заговорила.

— Дело в том, — начала она, — что я и сама-то не во все посвящена. Теперь тебе следует повременить и набраться терпения, а я постараюсь выпытать тайну у несравненной Царицы.

С тех пор Санаубар выжидала удобного случая. Наконец, однажды ночью, она была с царицей в ее покоях, и они обе предавались наслаждению и веселию. Санаубар стала целовать подножие трона царицы, испросила заранее прощения, а потом сказала:

— Рабам, подобным пылинкам, которые существуют только благодаря лучам солнца, не подобает задавать неугодные властелину вопросы. Но оказанные мне шаханшахом милости и выказанное расположение придают мне смелость, и я решаюсь просить раскрыть мне одну тайну.

Царица была весела от вина, мысли ее от опьянения витали высоко в небесах, и она стала расспрашивать Санаубар и разрешила ей изложить просьбу. Санаубар поняла, что это самый подходящий момент, и приступила к делу.

— О венец на голове царства! — начала она. — Пусть сердце и душа мои сгорят, словно семена руты, дабы отвратить от тебя беду! Вот уже давно меня терзают догадки и сомнения. Я хочу спросить, почему царица всей земли избегает общества мужчин, — ведь они лучший дар небес. Творец соизволил сказать: «Они — ваши одеяния, а вы — одеяния для них» [171]Коран, II, 183.. Он сотворил женщин для развлечения мужчин, а мужчин — для услады сердец женщин. Почему же царица посеяла в сердце семена вражды к мужчинам?

Царица на это ответила:

— Хоть сердце и не велит мне разглашать свой секрет, не велит наливать напиток правды в чашу языка, но оказанные тобой услуги вынуждают меня показать красавицу-тайну, которую я всю жизнь скрывала за завесой в тайнике сердца. Ты должна оценить как подобает это доверие и никому не проговориться! А не то я потеряю веру в тебя, а себя подвергну смертельной опасности: ведь тайны нехорошо разглашать. Знай, что всемогущий творец, для которого самые трудные дела представляют пустяк и который поступает по своему усмотрению, никого не спрашивая, сначала дал мне в этом мире облик птицы и пустил летать по поверхности бытия. По законам этого мира, согласно которым обязательно рождение потомства и самке положено найти себе самца, я выбрала себе пару. По истечении положенного срока я высидела двух птенцов, и мы свили себе гнездо. Но вот однажды ночью, когда от туч было темным-темно, в степи разгорелся пожар, и пламя окружило наше гнездо, словно камень в перстне. Мы спохватились, когда уже ничем нельзя было помочь. Птенцы мои еще не научились летать и не могли без посторонней помощи спастись из гибельной стихии. Во мне заговорило материнское чувство, и я, решив спасти их во что бы то ни стало, бросилась в гнездо. Но как я ни билась, мне не удавалось спасти из огня сразу обоих птенцов, а вынести их одного за другим не было времени. Я стала взывать о помощи и молить о поддержке, но это не принесло пользы, а языки пламени уже охватили гнездо со всех сторон, так что мне самой было не спастись. А самец мой, полагая, что прежде надо спастись самому, и не думая об остальных, совсем струсил и пустился наутек, покинув меня с птенцами во власти пожара. И вот после того, как я сгорела и пережила смерть своих птенцов, творец вознес меня на небо и в силу своего безграничного великодушия вновь дал мне жизнь в ином облике, наделив меня возвышенной природой человека и способностью мыслить и говорить. Он превратил меня в такую красавицу, что даже пери не смогут соперничать со мной, и даровал мне высокий сан, а потом «благословил Аллах самое прекрасное из творений» [172]Коран, XXIII, 114.. Но, будучи птицей, я встретилась с такой изменой, что в благородном облике человека я решила не иметь никакого дела с мужчинами и прервала с ними всякие отношения, поклялась не обременять себя брачными узами и быть свободной и вольной, как кипарис и лилия.

Санаубар, узнав о тайне царицы, обрадовалась несказанно и вскоре вернулась, ликуя, домой. Дома она посвятила в тайну Дилпазир и тем навеки обязала ее благодарностью. Дилпазир была вне себя от радости, и Фаррухфал счел эту весть вступлением к своему счастью.

Прошло несколько дней, и Дилпазир под каким-то благовидным предлогом попросила Санаубар отпустить их. Санаубар очень нравились их песни и мелодии, и она долго откладывала их уход. Но, наконец, она уступила с неохотой настойчивым просьбам Дилпазир и отпустила их. На прощание Санаубар дала им много денег, а Фаррухфал с Джафаром ушли за город, разбили в ту же ночь все свои музыкальные инструменты и спалили на огне перо Симурга. В тот же миг перед ними предстал Симург и унес их из страны царицы таким же образом, как доставил их туда. По совету Джафара Фаррухфал облачился в царские одеяния, надел на голову падишахский венец, скрыл лицо покрывалом и взял с собой нескольких воинов с мощью Рустама и Исфандияра, велев им также облачиться в роскошные одежды. Потом все они двинулись в путь по направлению к Сарандибу. С помощью Симурга, когда ночь набросила на мир темное покрывало, они опустились в царском саду, на кипарисы и лилии которого еще никогда не падала тень мужчины. Воины шахзаде подошли к дворцу царицы и захватили все входы и выходы, чтобы избежать случайностей и чтобы противник, будь им даже ветер, не смог проникнуть в сад.

Когда невеста утра, взяв в руки зеркало солнца и причесывая свои косы прохладным ветерком, вся сияя улыбкой, как красавицы на лужайке, выглянула из-за горизонтов, то прекрасные садовницы вышли в сад, словно розы, и по своему обыкновению принялись рвать цветы, поливать их и подстригать деревья. Не ведая ни о чем, они подошли к тому месту, где сидел в засаде Фаррухфал с друзьями. Воины выскочили из-за укрытия и в один миг предали их всех мечу, обагрив дорожки кровью розоликих. Одну же они оставили в живых и дали ей убежать. Сломя голову она вылетела из сада и побежала во дворец царицы, громко жалуясь на насилие воинов и рассказывая о том, что произошло в саду. Она дрожала от их жестокости, словно осиновый лист, повествуя о том, что все ее подруги сражены мечами.

Владычица красавиц, услыхав такую весть, пришла в ярость, позвала Санаубар, приказала собрать военачальниц и воительниц, захватить тех жестоких мужчин, заточить их в темницу, подвергнуть самым страшным пыткам и истязаниям, а потом казнить медленной смертью.

Санаубар поцеловала подножие царского трона:

— О царица семи кишваров! Никто не осмелится прекословить твоему приказанию, равному решению судьбы, но разум велит сначала разузнать об их намерениях и помыслах. Почему они напали на наших садовниц без всякого к тому повода? Здесь кроется какая-то тайна. Ведь мы и не ведали о прибытии отряда воинов, хотя на всех наших границах воздвигнуты укрепления, хотя наши воительницы охраняют все подступы к нашей стране, а пустыня окружает ее со всех сторон. Наша страна представляет собой крепость неприступную, и пришельцы из-за отсутствия дорог должны погибнуть, томимые жаждой, и, обманутые миражами, должны отправиться прямо на тот свет.

Царица нашла слова везира разумными и отправила одну деву-воительницу послом, приказав ей разузнать, в чем дело. Но воины Фаррухфала прогнали ее со словами:

— Наш юный предводитель — наследник властителя Сарандиба. Он посеял в своем сердце семена вражды к женщинам. Встретив женщину, он тотчас поражает ее мечом. Чтобы не видеть женского лика, он всегда закрывает лицо, а воинами ему служат сами симурги. Какую бы страну он ни завоевал, он разоряет ее дотла с помощью симургов. Он услышал, что этой страной правит луноликая царица, решил уничтожить ее и потому прибыл сюда. А теперь мы остановились и ждем, когда симурги разрушат вашу страну. Как мы можем допустить женщину к нашему жестокому падишаху? Разве только ее шея захотела меча…

Посланница царицы, услышав это, перестала добиваться приема, возвратилась назад и рассказала, как обстоит дело.

Царица призадумалась, а потом велела передать Фаррухфалу:

— Я слышала, что ты ненавидишь женщин и, чтобы не видеть их, закрываешь лицо. Самое удивительное, что мы также ненавидим мужчин, так что у нас все наоборот. Я очень изумлена этим, и тебе следует привести убедительные доводы или же отказаться от вражды.

Фаррухфал передал ей через посланца:

— Для доказательства своей правоты у нас есть веские и убедительные доводы, но ведь поцелуй не передают через посланца. Поэтому если ты хочешь узнать об этой великой тайне, то разум и рассудок повелевают, чтобы ты соизволила пройти путь меж нами и принять без посторонних из сокровищницы нашего разума благословенную истину, жемчужину-тайну, и тем самым избавилась от сомнений.

Царица по совету Санаубар вместе с некоторыми воительницами и военачальницами отправилась в сад и, усевшись в уголке, вызвала к себе Фаррухфала. Она оставила при себе Санаубар, а шахзаде привел с собой Джафара, и вот они в уединении стали вести беседу. Фаррухфал, дабы достигнуть цели, решил опередить царицу, начал рассказ уверенно и спокойно и поведал историю царицы, которую слышал от Санаубар, только приложив ее к себе и приписав таким образом неверность и измену самкам. А царица приняла его за покинувшего ее тогда самца и, разгневавшись за то, что он изобразил все в превратном свете, закричала:

— Эй, обманщик, враг истины! Ведь всевышний Судия знает правду обо всем, а люди благородные не станут скакать на коне лжи по ристалищу речи и поворачивать коня вкривь и вкось. Вспомни, как ты не пожалел меня с птенцами и покинул нас в огненной пучине, не побоявшись покрыть себя позором!

— Что мне ответить тебе теперь? На что жаловаться? — возразил шахзаде. — Ведь женщина сотворена из левого ребра Адама, чего же ждать от нее правого дела! Если бы это не было так, ты не стала бы после такой измены вести себя столь бесстыдно.

С обеих сторон посыпались взаимные упреки, спор затянулся, каждый стал доказывать свою правоту, и тогда Санаубар, желая им счастья, постаралась примирить их и погасить пламя вражды. Она стала увещевать и наставлять их, усмирила взаимный гнев и направила стороны к примирению, заставив их снять покрывала с лиц, чтобы они увидели красоту друг друга. Царица, увидев лицо шахзаде, который был облачен в роскошные одеяния и блистал, словно солнце, в мгновение ока влюбилась в него, не задумываясь, поместила свое сердце, словно камень в перстне, в кольцо его локонов. Устыдившись, она уставилась в землю, прекратила упреки и укоры, отдала ему свой царский венец и мантию, а сама облачилась невестой и села в закрытый паланкин.

Так Фаррухфал благодаря стараниям Джафара, сначала отведав горечи страданий и тягот, испил напиток желания и обнял свою желанную возлюбленную. А Джафар с разрешения своего властелина женился на Санаубар и тем самым заставил ее древо плодоносить. Он был назначен первым везиром, и все государственные дела были доверены ему.