XV. Любишь, так люби!

Онлайн чтение книги Когда мы состаримся
XV. Любишь, так люби!

Услышанное всю душу Лоранду перевернуло.

Эта девушка — невеста его смертельного врага! Того человека, из-за которого ему предстоит умереть. И который посмеётся с удовлетворением, когда его, жертву собственной щепетильности, тайком повезут в склеп, а он той же ночью танцевать будет до рассвета на своей свадьбе и любоваться улыбающимся личиком, не омрачаемом даже тенью печали о погибшем.

О, мучительная, в неизбывный ад ввергающая мысль!

Нет, даже не в ад. Ещё глубже — или хуже: в неописуемую нравственную пропасть, где честь уступает место безразличию. Мысли этой удалось пошатнуть убеждение Лоранда в том, что между жизнью и честью, находящимися в руках врага, нет иного выбора, кроме как в пользу последней.

И с этой минуты образ его жизни совершенно переменился.

Полевые работы перестали нуждаться в его неотступном присутствии. Можно стало чаще оставаться дома.

И он перестал держаться от девушек на расстоянии. Стал навещать, сопровождать их, щеголяя туалетами, блистая остроумием и преувеличенной галантностью: ухаживая сразу за обеими — за одной искренне, за другой притворно.

Топанди наблюдал за ними, посмеиваясь. Любой оборот дела его устраивал. Ципру и Мелани он одинаково любил, а Лоранда — больше их обеих. Пара из них может получиться только одна; тех, кто сойдутся, он и благословит. Лотерея! Ничья рука не вправе вынуть билет за них.

Ципре между тем всё стало совершенно ясно. Лоранд вовсе не из-за неё остаётся дома.

Она сама была вынуждена признать превосходство Мелани над собой. Эта вдумчивость, деликатность, скромность во всём, эта рассудительность и находчивость. При всей своей девической невинности из самых щекотливых положений умеет выйти с достоинством. Когда весёлые собутыльники за столом разойдутся и Топанди с циничным самодовольством примется смущать девушек двусмысленны ми шуточками, она, Ципра, расшумится, с преувеличенным негодованием призывая их к порядку, а Мелани со сдержанностью истинно хозяйки тонко, остроумно обезвредит намёк. Без какой-нибудь ледяной невозмутимости, но и без глупого жеманства — и всех покорит!

Да, она настоящая хозяйка в этом доме, она всех милее, всех красивей и умнее. Везде и всюду победа за ней!

Отчаяние охватывало Ципру от этих мыслей.

«А ведь всё не так! Пускай она умная, красивая, очаровательная, но зато я лучше, только не могу это доказать. Сердце бы вынули моё да посмотрели… но это невозможно».

На каждом шагу приходилось убеждаться: с ней все только шутят, заигрывают, а ту принимают всерьёз.

И это совсем её ожесточило.

Не вкусившая от благ ученья и культуры, повинующаяся не каким-либо моральным правилам, а единственно голосу чувства, заложенному природой влечению, о высоких понятиях добра и веры могущая лишь смутно догадываться, девушка не задумалась бы убить соперницу, которую ценят больше неё.

Убить, но не так, как Белоснежку в сказке — королева, которой гномы беспрестанно нашёптывают: ты красива, спору нет, но та, другая, красивей. Ципра хотела бы убить, не убивая. Пускай умрёт для других, в общих глазах. А для себя, в своих — пусть себе живёт.

Она была всего-навсего цыганкой, всего-навсего язычницей, всего-навсего влюблённой. Унаследованными склонностями, ожесточающим воспитанием и страстью было подсказано это намерение.

Намерение поистине дьявольское! Коварный совет лукавого, прокравшегося в беззащитное женское сердце.

В один прекрасный день с маху порушила она принятый в доме порядок, перевернув всё вверх дном. Посгоняла прислугу с обжитых мест на другие, выставила мужчин из их комнат под предлогом, что обтрепались ковры на стенах, нужны новые. Пошла такая кутерьма, что Топанди скрылся в город от этих перемен.

Окна усадьбы смотрели на четыре стороны, сообразно с этим дом крест-накрест пересекали внутри два коридора. В один, со двора в сад, с обеих сторон выходили все комнаты.

И Ципра на время великого переселения устроила Лоранда и Мелани друг напротив друга. Ненадолго, на день, на два; послезавтра всем предстояло перебраться на прежние места.

Вот когда ей и пришла в голову дьявольская мысль: «Любишь, так люби!»

Ужинали втроём. Лоранд был рассеяннее и молчаливее обычного, и в его ответах Ципре, которая пыталась с ним заговаривать, сквозила явная принуждённость.

Ципра же была в особенно дурашливом настроении.

— Балинту баиньки захотелось! А нынче как раз не мешало бы за нами присмотреть, чтобы не украли.

— Запрись на ключ, дорогая Ципра, если боишься.

— Да как запереться? — смешливо поддразнила Ципра. — Служанки проклятые все замки на этой стороне разболтали, наймёшь посильней — и откроется.

— Ладно, я присмотрю за вами.

И Лоранд, пожелав спокойной ночи, ушёл, захватив свечу.

— Давай тоже ложиться, — заторопилась Ципра, — завтра пораньше надо быть на ногах.

Обычные беседы на подоконнике были на этот раз отменены.

Пожав друг дружке руки и пожелав доброй ночи, девушки разошлись по своим комнатам.

Комната Ципры была смежной с Мелани.

И едва та ушла к себе, Ципра задула свечу, прилегла, не раздеваясь, и, облокотись о подушку, примолкла в темноте.

Вдруг ей послышалось, будто на противоположной стороне тихо скрипнула дверь.

Сердце у неё так и подскочило, готовое выпрыгнуть из груди.

«Любишь, так люби!»

Она слезла с кровати, подкралась к двери и, затаив дыхание, припала к замочной скважине.

У Мелани ещё горела свеча.

Но самой Мелани ей не видно было. Только по слабому шелесту можно было догадаться, что она снимает платье. Но вот в белом ночном капотике, с полураспущенными волосами она приблизилась к столику со свечой. В руках — та самая чёрненькая книжка с фигурами в нимбах, которые Ципра разглядывала столько раз, так и не решась спросить, кто это.

Прислонив книжку к зеркалу на столике, Мелани опустилась на колени, облокотилась о край стола и, сложив руки, стала молиться.

Лицо её в эту минуту преобразилось.

Оно было красиво благочестивой красотой серафима; красотой одного из тех воздушных созданий с пальмовой ветвью в руках, которые в сиянии вечной славы возносятся к небесному престолу.

Уничтоженная, Ципра без сил поникла на пол.

Словно небесное видение явилось её глазам, пред коим клонится любая страсть, остывает любая горячность. Всякое греховное побуждение утихает в сердце того, кто его узрел.

Опять она прильнула к предательскому отверстию. Девушка всё ещё молилась. Вот подняла глаза, в них блистали слёзы.

С молчаливым сокрушением Ципра ударила себя в грудь. Той, другой, дано воспарять духом, а она… ей суждено лишь пресмыкаться по земле!

Окончив молиться, девушка открыла те два окружённые сиянием изображения и несколько раз самозабвенно их поцеловала. Так страдалец лобызает руку своего благодателя, сирота — портрет матери или отца, беззащитный горемыка — божественный лик, благословением своим осеняющий припадающих к нему.

В отчаянии Ципра принялась рвать на себе волосы и головой биться об пол, извиваясь, как жалкий червь.

Вздрогнув от этого шума, Мелани поспешила к двери посмотреть, что с Ципрой такое.

Но та, заслышав её шаги, вскочила и, прежде чем дверь открылась, выбежала в коридор.

Там ожидало её новое потрясение.

На площадке, за столом у пересечения коридоров, сидел Лоранд с зажжённой лампой и книгой. К стулу был прислонён медный фокош.[141]Фокош — топорик наподобие бердыша.

— Что вы тут делаете? — отпрянула Ципра.

— Вас караулю, — ответил Лоранд. — Ты сказала, что двери не запираются, вот я и буду тут сидеть до утра, чтобы к вам кто-нибудь не вломился.

Ципра бросилась обратно — и столкнулась у себя с Мелани, которая со свечой в руке поспешила к ней узнать, что случилось.

— Ничего, ничего. Просто испугалась. Шум какой-то был в коридоре.

Она вся дрожала — и притворяться не было нужды.

— Боишься? — удивилась Мелани. — А я вот нет. Хочешь, к тебе перейду, у тебя будем спать?

— Хорошо, — согласилась Ципра. — Ляжешь на моей кровати.

— А ты?

— Я? — переспросила Ципра вызывающе. — Я тут переночую.

И растянулась на полу.

Мелани в испуге склонилась над ней, пытаясь поднять за руку, приговаривая:

— Ципринька! Что с тобой? Скажи мне, что случилось?

Но та не отвечала, не шевелясь и не открывая глаз.

Отчаявшись привести её в себя, Мелани поднялась, заломив в ужасе руки.

— Иисус, Мария! Что с ней?

Ципра тотчас приподнялась и разразилась смехом.

— Ха-ха-ха! Напугала-таки тебя.

И принялась в неистовом восторге кататься по полу, довольная, что разыграла подругу.

— Ой, как я испугалась! — пролепетала Мелани, прижав руки к высоко вздымающейся груди.

— Ложись-ка, ложись на моё место, — поторопила её Ципра. — А я тут, на полу. Я ведь привыкла на голой земле, на травке, ночеваться, попоной укрываться.

Цыганкой моя мать была,

Спать в чистом поле научила;

Я круглый год босой ходила,

В шатре заплатанном жила.

Дважды на своеобразный унылый мотив спела она Мелани эту странную песенку, потом завернулась в постланный у кровати половичок, подложила руку под голову и затихла, не отвечая больше ни на какие расспросы.

На другой день, едва Топанди, воротясь из города, успел скинуть дорожное платье, Ципра в него так и вцепилась.

— Сударь! Я не могу так больше жить, — с горящими глазами заявила она. — Научите меня молиться. Или я себя убью!

Топанди с насмешливой гримасой втянул голову в плечи.

— Что это на тебя нашло? Чего ты пристала? — уставился он на неё. — С храмового праздника я, что ли, пожаловал? Со скрипицей — пасхальные напевы играть? Полны карманы чёток да пряников печатных с головками святых? Я тебе не левит,[142]Левит — священнослужитель у древних евреев. не монах какой-нибудь, с которого молитву можно стрясти.

— Научите! Давно вас прошу, не могу больше ждать.

— Да иди ты! Отвяжись. Я и сам их не знаю. Где я тебе молитву возьму?

— Неправда. Вы читать умеете, всему учились. Это вы только так говорите, будто бога не чтите, потому что стесняетесь признаться. Научите меня какой-нибудь молитве.

— Но я же их не знаю, светик мой. Кроме одной, застольной.

— Хорошо, научите застольной.

— Застольную могу тебе прочесть.

— Ну так читайте же!

И Ципра опустилась на колени, по примеру Мелани сложив молитвенно руки и оперев их локтями о стол.

«Ого, она это всерьёз», — покрутил Топанди головой.

Однако же встал, заложив руки за спину, и произнёс:

Пошли, боже, три на «В»,

Три на «Т» и три на «П»:

Вертел, вилку, водочку,

Трубку, трут, табачку,

Петь, пить, поживать,

Никаких забот не знать —

Вот жизнь! Это да!

Виват, виват! Халберда! [143]От нем. «Halt, wer da?» (Стой, кто идёт?).

Бедное, несчастное создание! С каким жадным, благоговейным вниманием ловила девушка и повторяла вначале каждое слово богохульника. Но когда стишок принял явно шутовской оборот, в ярости вскочила и, прежде чем Топанди успел остеречься, влепила ему такую увесистую пощёчину, что у него в ушах зазвенело, — и с тем убежала, хлопнув дверью.

Топанди остолбенел, поражённый. Что Ципре лучше не попадаться под горячую руку, он знал хорошо; но чтобы из-за невинной школярской шутки вот эта проворная ручка на самого хозяина и благодетеля поднялась, — такого он не ожидал.

Беда, значит, какая-то или обида, не иначе.

Впрочем, оба ни словом больше не обмолвились о случившемся, будто ничего и не было. Какими были друг с дружкой, такими и остались: он — охочим до шпилек, подвохов, подковырок шутником, она — смешливой, шаловливой, своенравной упрямицей.

Топанди даже рискнул намекнуть за столом на происшествие.

— Попроси-ка, братец Балинт, нашу трапезу благословить, как я её научил, — сказал он после обеда. — Только прежде руки ей придержи.

— Но-но! — вспыхнув, погрозилась Ципра. — Смотрите, дошутитесь! Вы оба у меня в руках. Возьму вот волчьих ягод подложу в еду и отравлю вас всех — с собой вместе.

Топанди, широко улыбаясь, привлёк девушку к себе, гладя по курчавой головке. Ципра, растрогавшись, прижала его руку к губам. Но вдруг отпихнула изо всей силы и бросилась на кухню — бить тарелки, служанок за волосы таскать.


Читать далее

Jókai Mór. Mire megvénülünk. Мор Йокаи. Когда мы состаримся. Роман
Олег Константинович Россиянов. Два поколения 16.04.13
I. Дневник Деже 16.04.13
II. Девочка в обмен. (Из дневника Деже) 16.04.13
III. Мой высокородный дядюшка. (Из дневника Деже) 16.04.13
IV. Безбожник и святоша 16.04.13
V. Звериное логово 16.04.13
VI. Из молодых, да ранний. (Из дневника Деже) 16.04.13
VII. Запрещённые списки. (Из дневника Деже) 16.04.13
VIII. Всякое начало имеет конец 16.04.13
IX. Семнадцатилетний старец 16.04.13
X. Я и демон. (Из дневника Деже) 16.04.13
XI. Слово чести. (Из дневника Деже) 16.04.13
XII. Под дулом пистолета 16.04.13
XIII. Кто кого 16.04.13
XIV. Две девушки 16.04.13
XV. Любишь, так люби! 16.04.13
XVI. То самое кольцо 16.04.13
XVII. Дама в зелёном 16.04.13
XVIII. Напоминание о смерти 16.04.13
XIX. Фанни. (Из дневника Деже) 16.04.13
XX. Роковой день. (Из дневника Деже) 16.04.13
XXI. Письмо 16.04.13
XXII. Призрак во плоти 16.04.13
XXIII. Радость 16.04.13
XXIV. Дурацкая шутка 16.04.13
XXV. Под звуки музыки 16.04.13
XXVI. Любовные суеверия 16.04.13
XXVII. Когда засвищет соловей 16.04.13
XXVIII. Ночная схватка 16.04.13
XXIX. Паук в своём углу 16.04.13
XXX. Credo 16.04.13
XXXI. Везут невесту 16.04.13
XXXII. И вот мы состарились! (Из дневника Деже) 16.04.13
XV. Любишь, так люби!

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть