Онлайн чтение книги Когда сверкает молния
КУБИНСКИЕ ЗАМЕТКИ

В розовом далеке, в недавней моей молодости, когда в горах Сьерра Маэстра лихие бородачи Фиделя с охотничьими ружьями да незаменимым мачете в руках сражались за свободу своей родины, я, как и многие мои сверстники, мечтал записаться добровольцем в отряды борцов. Куба — это красивое слово, как раскат весеннего грома, — не сходило со страниц советских газет. Мы зорко следили за происходившими событиями, всем сердцем желая победы далеким побратимам по идейной борьбе. Мы все с любовью и вдохновением произносили звучное слово — Куба. Произносили в студенческих аудиториях, на митингах, в разговоре с друзьями и даже с любимыми.

Вдалеке, за морями-океанами, как алая родинка на щеке атлантических вод, находилась страна, овеянная легендами и героическими делами ее славных сынов, которые пулеметными очередями дописывали последнюю, страницу летописи вековой борьбы за свободу.

Что мы знали об этой стране?

Немного знали ее историю, но никогда я, например, не мог подумать о том, что, несмотря на огромную отдаленность и разницу, прошлое Кубы так сильно похоже на прошлое России. Если Россия искала дорогу к свету, чтоб полной грудью вдохнуть глоток радости, то и у Кубы были свои пути к свободе. Извечная борьба за самостоятельность: сначала — с испанскими конкистадорами, позднее — с обнаглевшими янки. Были и у Кубы свои борцы, характерами схожие со Стенькой Разиным и Емельяном Пугачевым. У нее были и есть свои революционеры, равняющиеся на наших большевиков.

Что мы знали о Кубе?

Знали, что это страна сахарного тростника, что сахара там так же много, как белого песка на пляжах Варадеро.

Но другого, главного, мы не знали...

Эти слова замечательного кубинского поэта Николаса Гильена я помню чуть ли не со школьной скамьи. В них, этих словах, написанных еще задолго до победы революции, мне ярко рисовался тогда образ зеленого острова в зарослях сахарного тростника.

Только сейчас, после победы кубинской революции, когда остались за плечами борцов казармы Мондако, легендарный переход утлой «Гранмы» от берегов Мексики, горячие бои на Плайя Хирон, я узнал глубинную суть горестных строк поэта.

Куба — страна сахара. Тростник — ее национальное богатство. А ведь до победы не каждый кубинец мог вволю отведать своего собственного, доморощенного, так сказать, сахара. Трудовой люд, истекая потом, рубил тростник. Бескрайние моря его простирались зеленым разливом повсюду. И не понять было, где кончается море и где оно сливается с такими же зелеными разливами сахарного тростника. Кровью и потом доставался он кубинцам. Срубленный, спрессованный в полуфабрикат, его тут же отправляли в Штаты: там перерабатывали на своих заводах этот сладкий сочный стебель в не менее сладкий сахар и готовую продукцию вновь отгружали на остров, где продавался он уже в десять-пятнадцать раз дороже.

Вот так обворовывали Кубу среди бела дня. Ее дети рубили тростник, а сахаром наслаждались другие.

Сейчас на Кубе собственные заводы по переработке тростника. Их много и все они принадлежат народу.

Что мы знали о Кубе?

Все курящее население земли, если и не курило, то хотя бы знало о лучших в мире гаванских сигарах.

Черчилль с толстой сигарой в зубах стал настоящим символом процветающего буржуа.

Зеленые листья табака вскормлены красной, вулканического происхождения землей. Но не от пролитой ли крови народной стала такой красной по цвету кубинская земля?! Омыты листья табачные тропическими ливнями. Но не больше ли омыты они горькой крестьянской слезой и потом? Они впитали в себя горячее солнце и влажный воздух океана.

Цвет самого лучшего табака на Кубе — черный. И сигары из него получались какими-то черными. Но как же можно белому человеку в Америке курить черные сигары! Нельзя, конечно.

Целый отряд ученых биологов и ботаников долго бился над ужасно сложной и, наверное, смешной в глазах мира проблемой, как бы обесцветить и обелить этот самый черный табак, чтоб не зазорно было курить сигары белому человеку. И они добились своего: листья табака стали срывать раньше положенного срока и посветлел лучший в мире «черный» табак.

Вот до каких расовых курьезов доходили американцы! Как же здесь говорить о каком-то равенстве людей с черной кожей.

Над Гаваной была ночь, черная, как листья лучшего табака. Наш лайнер, великолепный ИЛ-62, совершив девятичасовой бросок с берегов северной Африки через океан, приземлился в гаванском аэропорту. Брезжил слабый рассвет. Прекрасная Гавана огромной белокрылой чайкой парила вдоль побережья. Ее легкие многоэтажные дома, как светлые утесы, возвышались над черепицей особняков, над причудливыми скверами, парками и морем, а крылья пальм, как крылья сказочных птиц, недвижно провисали на оголенных — без веток и листьев — стволах.

Я увидел Кубу. Для меня было все внове. Даже воздух был странно непохожим на наш, российский, насыщенный кислородом воздух.

Подлетая к берегам Острова свободы, стюардесса сообщила, что температура в Гаване плюс 23 градуса. А было раннее-раннее утро. Значит днем станет еще жарче. Но главное даже не в самой жаре, а в том, что воздух здесь слишком влажен. Сойдя с трапа, я в первое же мгновение почувствовал своеобразный непонятный для меня запах. Все вокруг было напоено до предела чем-то ароматическим. Потому и трудно переносится эта жара, что воздух здесь перенасыщен прямо-таки горячей влагой.

Мне тут же вспоминаются наши ребята, которым по нескольку месяцев, а то и лет кряду приходится работать на Кубе. Из Башкирии, знаю я, приезжают сюда не только туристы, но и группы специалистов, помогающих братской стране поднимать народное хозяйство. От них мне еще в Уфе стало известно о тех предприятиях и стройках Кубы, куда была приложена рука башкирских специалистов. Особенно значителен поток нефтяников. В первые же годы победы революции по соглашению с новым революционным правительством сюда приехали сначала советские геологоразведчики, затем — буровики. А когда нефть была найдена, стали завязываться тесные контакты наших нефтедобытчиков и ученых.

Перед отъездом на Кубу я зашел в геологический отдел объединения «Башнефть». Мне хотелось узнать, кто сейчас из наших башкирских нефтяников работает вдали от дома, а конкретнее — на Кубе. Мне дали фамилии и даже конкретные координаты их местонахождения.

Так что, сходя с трапа самолета в гаванском аэропорту, я уже знал, что башкирскую группу специалистов-нефтяников возглавляет здесь мой земляк уфимец, заведующий отделом экономики Башкирского государственного научно-исследовательского и проектного института нефтяной промышленности Станислав Александрович Пономарев. Только из этого одного института в общесоюзную группу нефтяников входят двадцать три специалиста.

Живу в отеле. «Дювиль» невдалеке от старой Гаваны и всего в нескольких шагах от берега моря. Каждое утро, чуть только успею выйти на набережную, тут же вижу, летит ко мне кучерявый, с горящими, что уголья, глазами мальчонка лет пяти — шести.

— Советико! Советико! — кричит радостно он. Сияющие глаза его так и играют.

И память прошлого шевельнулась в моем сердце. Смотрю на мальчугана и вижу опять: не такой ли мальчик бежал босоного по колючей стерне далекого колхозного поля? Бежал голодный и оборванный, но глаза его, открытые миру, горели так же, как у этого малыша, бегущего ко мне. Я вспомнил себя тех далеких военных лет; идущего с длинным кнутом через плечо за колхозным стадом — девятилетний пастух!

Отцы наши, ушедшие воевать за Родину, ни на мгновенье не усомнились в нас — сумеем ли принять судьбу Отчизны, тяжесть ее тыловую на свои худенькие плечи. Мы тоже особенно не задумывались, мы просто несли свою судьбу и помогали Родине в ее трудную годину.

Гремела война. Мы мучались и страдали! А политика, выходит, одна; жить в дружбе на земле.

Тем ли юмагузинским пареньком выхожу я сегодня на набережную из отеля «Дювиль»? По-прежнему ли остро задумываюсь я о судьбах пастухов и каменщиков? И зачем влечет меня в дальние страны, так не похожие на мою Башкирию? Зачем я еду — сразу и не ответишь. Кому-то может показаться, что лечу я по верхам жизни. Но сам-то я давно заметил, что не Париж и Лондон манят меня вдаль. Нет, смолоду звали меня страны, где истерзанный народ, почувствовав, что стоит на краю гибели по причине ненасытных своих властителей, берет в руки оружие и, не щадя себя, рвется к свету.

— Советико! Советико! — звенит рядом со мною колокольчик черноглазого мальчугана. Он хватает меня за руку, тянет к морю.

Какая страдальческая гримаса появилась на моем лице, когда гид — молоденькая кубинка Мария-Елена предупредила:

— А купаться у набережной категорически запрещено: опасно, акулы. В отеле на шестом этаже есть бассейн, там и купайтесь...

Конечно, бассейн рядом с дверью гостиничного номера — хорошо, но каждому понятно, что море-то лучше, море — не бассейн.

Вот, оказывается, еще чего не знал я о Кубе, даже как-то не задумывался об этом. Кубу со всех сторон омывают ласковые воды океана. Но, как ни чудно, до победы революции кубинцы плавать не умели. Все потому, что купаться, как и сейчас, разрешалось только на пляжах, их здесь множество. А все пляжи были платными. У бедного человека денег не было для такого баловства, как купание. К тому же и времени у него нет для этого. Странно, жили у самого синего моря, а плавать не умели.

Сейчас плаванью и вообще физической культуре, спорту уделяется огромное внимание. На спортивных соревнованиях стран Латинской Америки кубинцы непременно занимают призовые места, а по некоторым видам выходят в мировые рекордсмены. О плавании и говорить не приходится. Здесь это самый массовый вид спорта. Открыты тысячи школ плавания и обычного, и подводного.

В школах плавания здесь лозунг: научился сам — научи другого.

Такая же постановка вопроса и в школьном обучении. После победы революции вся Куба села за парты, за учебники. Стране надо было быстрейшими темпами ликвидировать почти сплошную неграмотность!. Сам Фидель Кастро предложил интересный метод обучения: коль не хватает квалифицированных преподавателей, то надо обучать друг друга. Старшеклассники стали преподавать в младших классах. Студенты институтов и университетов, совмещая учебу, стали вести уроки в старших классах школ. Так на первое время была решена проблема нехватки учителей.

В Гаване лучшие особняки, великолепные виллы, прикрытые от солнца широкими листьями пальм, принадлежали в недавнем прошлом богачам. В первые же дни после победы эти маленькие дворцы, каждый с собственной архитектурой, были переданы народу. Сейчас в них размещены школы, детские сады, ясли.

Все это — народное, все это — бесплатное. И школы, и детсады, и ясли.

На второй же день по приезде в Гавану мы посетили музей замечательного американского писателя Эрнеста Хемингуэя. Об этом музее в советской печати много написано, и я вряд ли смогу сказать что-либо новое. Меня, как писателя, естественно волновало все и я интересовался всем. Сразу же по возвращении в гостиницу я подробно записал в свою тетрадь некоторые детали посещения небольшого имения Хемингуэя, его кубинской «Ясной Поляны».

«8 сентября 1975 года. Над Гаваной сильнейшая гроза. Ливень льет такой, что еле-еле вижу из окна отеля, как по набережной идут автомашины и фары у них горят по-ночному. Недавно вернулись из поездки. Посетили музей Эрнеста Хемингуэя, его усадьбу, где он прожил, то уезжая, то возвращаясь вновь, почти двадцать лет.

Куба — любовь и радость Хемингуэя. Здесь он отдыхал душой и телом. Здесь он много работал в тиши своей виллы, расположенной на высоком холме, откуда видна широкая и прекрасная панорама Гаваны. Встречает нас гид музея — молодая худенькая девушка, похожая чертами лица на русскую. Ее зовут Араселис Фериа. Предупреждает, что внутри музея фотографировать нежелательно. Рассказывает об этой вилле, некогда принадлежавшей какому-то французу.

В 1939 году Эрнест побывал здесь впервые. Ему очень понравился дом. А мне кажется, что не так дом, как его окрестности. Возвышенное место утопает в зелени пальм, всевозможных деревьев и маленьких, и больших. Молниями мелькают небольшие ящерки. Здесь меньше влажной духоты. Легче работалось, верно, и отдыхалось легче. Хемингуэй сначала арендовал этот дом и прожил здесь год. Для его непоседливого характера, для сердца, требующего новых дорог, прожить целый год на одном месте — дело редкостное. Он прожил. А в 1940 году купил этот дом у француза. Ежегодно стал жить здесь по шесть месяцев кряду, потом уезжал в свои бесконечные путешествия, странствия. Эрнест любил этот дом, заботливо выращивал деревья, сажал цветы и работал над книгами. Любили этот дом и друзья Хемингуэя. А друзей у него было во всех краях света полным-полно, от простого рыбака-негра до Пабло Пикассо.

Писатель прожил здесь с женой Мери Уелш до 1960 года, когда по настоянию врачей ему пришлось покинуть Кубу и уехать в Штаты. После смерти великого писателя жена его, приехав специально на Кубу, подарила дом народу, который был так любим ее мужем.

И вот сейчас здесь музей. Любовь Эрнеста к кубинцам оплачена ими сполна, они трепетно и до щепетильности бережно заботятся о музее, горды тем, что многие годы жизни Хемингуэя связаны теснейшим образом с их страной. К тому же Эрнест был всегда дружен с Фиделем Кастро. Историки и литературоведы еще расшифруют для мира страницы их задушевной дружбы: великого революционера и великого писателя. Нещадно палит солнце. Даже через широченные веера пальмовых веток просачивается влажная жара, потоком заливает все окрест. Вдруг пошел мелкий дождичек, при солнце. «Слепой дождь» — как говорят у нас. Араселис тут же стала торопливо закрывать окна дома, чтоб ненароком дождевые капли не залетели за подоконник. Я смотрел на виллу, на экспонаты и мне казалось, что все это уже где-то видел, обо всем этом где-то и когда-то слышал.

Отсюда Эрнест во время второй мировой войны выплывал на своей рыбацкой шхуне в открытое море, выслеживал бороздящие вокруг Кубы подводные лодки фашистов и по рации передавал на землю координаты. Не одну немецкую лодку потопили таким образом. Хемингуэй гордился этим, позднее часто говорил, что так он участвовал в разгроме врага человечества — фашизма, который ненавидел всей душой.

В доме несколько комнат. Зал, где он принимал гостей. Около маленького столика два кресла, обтянутых цветным материалом. На столике — множество бутылок из-под вина и воды. Здесь он любил вести беседы с друзьями. В зале, как и во всем доме, множество сувениров. Среди них блеснул знакомый силуэт — изображение советского спутника земли. Гид поясняет, что его подарил Хемингуэю во время своего пребывания здесь Анастас Иванович Микоян.

На стенах несколько картин, изображающих корриду. Их подарил Эрнесту его друг, испанский художник Роберто Доминго. Три вазы керамические, маленькие, напоминающие весьма наши глиняные кувшинчики. Их писатель привез из Перу.

Хемингуэй любил музыку. В фонотеке, стоящей в зале, три отделения с любимыми пластинками, в том числе и советские мелодии.

Небольшая уютная спальня. Широкая кровать. Рядом, вплотную к стене — длинная полка, на ней пишущая портативная машинка. На кровати разбросаны журналы, книги. На стене два портрета сыновей. Комната эта не совсем спальня, хотя и стоит здесь кровать. Это его рабочий кабинет, где он проводил большую часть своего времени. Писал он стоя, печатал сразу на машинке. И все рядом, все под рукой, чтоб не терять ни минуты рабочего времени.

Хемингуэй был страстным охотником и рыболовом. Любил путешествовать, хотел увидеть землю собственными глазами, дотронуться до ветки экзотического дерева, босиком пройтись по раскаленному песку Сахары. В доме есть специальная комната, где хранятся сувениры с разных концов земного шара, здесь же, как и в других комнатах, его личные трофеи бесконечных охот в Африке, на Кубе, в Южной Америке, Европе.

В столовой вокруг обеденного стола стоят три жестких кресла. Он здесь обедал вместе с женой, а третье кресло и третий прибор стояли всегда готовыми на случай нежданного гостя.

Одна из самых больших комнат оборудована под библиотеку. В ней множество книг, и среди них — один из самых любимых его писателей — Лев Толстой. Оригинальная картина работы Пабло Пикассо. Великий художник изобразил на полотне любимое зрелище Хемингуэя — корриду — и подарил картину своему другу.

Во всех комнатах, на столах, на полках, на стенах висят и лежат ножи и кинжалы, ружья и карабины, головы буйволов и горных козлов, словно все четыре стороны света сошлись в этих комнатах и залах.

Когда-нибудь американский народ скажет свое благодарное слово кубинцам за то, что они так любовно и бережно сохранили усадьбу писателя для потомков, и не только сохранили, а превратили ее в один из замечательных музеев.

А пока Куба хорошо помнит всю горькую правду прошлых лет, помнит, как угнетала ее Америка, рассказывает своим детям о беспощадной эксплуатации их родины американцами. Соединенные Штаты за полувековое свое пребывание на Кубе разорили ее намного больше и нещаднее, чем испанцы за несколько веков колонизации. Отсюда, наверное, вытекает естественное то отношение к американцам, какое существует сейчас. Не лестное это отношение. Кубинцы от малых детей до стариков с полной откровенностью выражают свою антипатию к бывшим своим эксплуататорам.

В связи с этим, чуточку забегая вперед, хочу рассказать об одном эпизоде.

После недельного пребывания в Гаване мы отдыхали на берегу моря, в нескольких километрах от небольшого курортного городка Варадеро. Как-то вечером мы с Анатолием Черновым, молодым парнем, оператором Салаватского нефтехимического комбината, уехали с побережья в город. Стоял великолепный вечер, мы прогулялись по парку, зашли в бар, выпили по ледяному коктейлю и, когда совсем уже стемнело, вышли на центральную улицу, стали ловить такси. Толя — два пальца в рот и свистнул, я, по обыкновению, выкрикивая: «Такси!», тянул руку кверху. Вдруг к нам подошли пятеро ребят: двое негров и трое белых. Что-то они слишком недружелюбно завели с нами разговор, их довольно агрессивное поведение мы никак не могли понять, ибо повсюду на Кубе к советским людям, особенное, теплое, дружеское отношение. Где бы мы ни были, где б ни находились, всюду чувствовали эту теплоту. А здесь — такой контраст.

Пятеро не знали по-русски, а мы — по-испански. Они, подступили к нам, и я увидел во взглядах их жестокую холодность. Кто же они такие? Обиженные революцией? Значит, враги?

Что же делать? Дать достойный отпор? И я с некоторым гневом в голосе, в то же время решительно и гордо произнес: йе — советико (я — советский). Парни в нерешительности сникли, извинились перед нами и тут же пошли восвояси. Когда отошли от нас за полквартала, двое вернулись, подошли снова к нам, и один из них попытался объясниться по-русски:

— Так такси нет! — он показал, что свистеть и кричать, вызывая такси, не в обычае кубинцев. — Так янки такси зовут...

Мы с Толей рассмеялись обрадованно. Оказывается, нас приняли за американцев, это они так такси вызывают. Парни добродушно обняли нас, вновь попросили извинения.

Но мы поняли, извиняться-то было не за что. Все закономерно, все правильно...

В Гаване мы посетили две фабрики — обувную и табачную. Табачная промышленность на Кубе славится прежде всего своими замечательными сигарами. В стране сейчас более 120 табачных фабрик. Мы побывали на одной из них, расположенной в самом центре Гаваны.

Фабрика как фабрика. Нас встречает рабочий, он же является председателем комитета кубино-советской дружбы Умберто Сайес. Веселый негр, широкая его улыбка ни на минуту не сходила с лица, в глазах постоянный веселый блеск. Так с шутками да прибаутками водил он нас по цехам фабрики:

— Это наша передовая рабочая Элоиза Гарсия. И вечно она прячется от меня, — улыбается Умберто. — Ей доставляет удовольствие, чтоб я искал ее постоянно...

Элоиза смеется. Она и думать-то. не думала прятаться от Умберто. Ей не до этого: в цехе двадцать машин, одну из них обслуживает она. Станок этот за одну минуту делает девять сигар.

На фабрике есть цеха, где скручивают сигары вручную, Умберто Сайес ведет нас в один из таких цехов. За столом сидит молодая красивая женщина. Умберто знакомит нас: ее зовут Далида Друет. Она что-то говорит по-испански, а пальцы так и мелькают у меня перед глазами, они словно бы легко летят по клавишам рояля, извлекая нежные шелестящие звуки табачной листвы. Вот она подхватывает полусырой лист, полукруглой острой пластинкой срезает его шероховатые края, элегантно и артистически сворачивает сигару и протягивает ее мне.

Умберто улыбается:

— Вы определенно понравились ей. Это весьма роскошный подарок, потому что вся продукция Далиды, как лучшая, идет на экспорт.

— А сколько, интересно, можно вручную сделать?

— За рабочий день не более 90 сигар.

Тонкие изящные пальцы женщины сильно прижимают к дощатой подставке край табачного листа и затем скручивают медленно, без лишних ненужных движений аккуратную сигару. Умберто Сайес объясняет, что нежные женские пальцы лучше, чем мужские, приспособлены к скручиванию табачных листьев. Сигары, сделанные ими, — это уже без шутки сказано, — лучше тех, которые делаются мужчинами.

Куба по производству сигар занимает одно из ведущих мест в мире. Только одна эта фабрика выпускает 135 марок сигар, экспортирует их в 40 стран земного шара, а половину всей продукции закупает Советский Союз.

Здесь же, в цехе, состоялся митинг кубино-советской дружбы. Секретарь партийной организации фабрики, работающий в этом цехе, Томас Мидьярес открыл митинг.

— Мы глубоко признательны советскому народу, — сказал он, — за ту помощь, какую оказывает он Кубе. Мы шли и будем идти всегда по пути, указанному Лениным. Вот с этого места, где я сейчас стою, — продолжал он, — в первые годы победы революции выступал наш рабочий, участник борьбы за победу Мигель Фернандес. Он вдохновенно рассказывал рабочим о великих целях и задачах победившей революции. Но вдруг раздался пистолетный выстрел и Мигель упал. Он был застрелен врагами. Эта фабрика теперь носит его имя — Мигеля Фернандеса Рой.

Другое предприятие, которое мы посетили в Гаване, была обувная фабрика имени Конрада Пиньяса Диаса. Нас встретили и сопровождали по всем цехам фабрики секретарь партийной организации Олимпио Гаскон, директор фабрики компаньеро Новас и секретарь Союза молодых коммунистов Хесус Торес. Предприятие было основано в 1945 году. На фабрике работают 685 человек. На Кубе это одна из самых крупных фабрик, в год выпускается здесь более трех миллионов пар всевозможной обуви: тапочки, детские ботиночки, кеды, полукеды. Фабрика старая, потому и оборудование устаревшее. Рабочим приходится прилагать довольно много усилий, чтобы выполнить план. Все ждут сейчас начала новой пятилетки, когда фабрика будет коренным образом реконструирована. Появятся новые высокопроизводительные станки, новые поточные линии. Поставит оборудование фабрике, смонтирует его и обучит кубинских рабочих обслуживать новую технику ленинградский «Треугольник».

Наше пребывание на Кубе совпало со всенародной подготовкой ко дню открытия I съезда коммунистической партии. Где бы ни находились, кого бы ни встречали, повсюду шел оживленный разговор о «Проекте программной платформы Коммунистической партии Кубы».

На сталелитейном заводе в Гаване заканчивалась традиционная плавка дружбы, в которой участвовали советские специалисты. Для работы в школах и институтах прибыли выпускники Московского государственного университета. Сдана в эксплуатацию новая электростанция, где советские специалисты терпеливо обучают кубинцев. Развивается никелевая промышленность, построен цементный завод. Советские нефтяники, вопреки всяческим прогнозам, что на Кубе нет и не будет собственной нефти, нашли ее. Вдоль побережья моря, в провинции Матансес, мерно помахивают своими стальными крыльями наши советские качалки.

На лимонных плантациях рокочут челябинские тракторы.

По улицам Гаваны бегут тольяттинские «Жигули».

Каждого советского человека охватывает здесь невыразимая гордость за нашу Родину, за справедливейшую ее политику, за ту искреннюю помощь и поддержку, какую оказывает Советский Союз своим друзьям.

Потому-то в основном партийном документе, представленном на рассмотрение и утверждение делегатов I съезда компартии, особо указывается на провал всех агрессивных акций империализма против революционной Кубы, что «стало возможным благодаря единству и революционной решимости кубинского народа и международной солидарности народов мира, социалистических стран, особенно Советского Союза, оказавшего экономическое, политическое, военное и техническое содействие Кубе».

После недельного пребывания здесь мы попрощались с отелем «Дювиль», с набережной, с глубокой гаванской бухтой, где в это время стоял советский транспорт «Инесса Арманд», а рядом с ним — учебное судно морских офицеров «Героический Вьетнам», попрощались с саркофагом Колумба, с домиком, где родился, как его называют здесь, апостол кубинской революции Хосе Марти, с невидным баром на тихой улочке, где много-много часов провел Эрнест Хемингуэй в кругу рыбаков и грузчиков.

В жаркий полдень мы выехали из Гаваны. Причудливый пейзаж мелькал за стеклами автобуса, стремительно бегущего по ленте асфальтовой дороги. С одной стороны — зелень плантаций, полей и лесов, с другой — лазурное море.

Через два часа лента дороги вплелась в улицы Матансеса — второго после Гаваны города по значению и величине. Его с любовью называют «Кубинскими Афинами»: отсюда вышло большинство ведущих писателей, артистов и художников страны. Матансес — колыбель испанских мореходов, приводящих сюда корабли. Здесь они отдыхали от многодневных морских переходов, запасались пресной водой и провизией. Частенько наведывались в бухту голландские и французские корсары — вольные рыцари морей. Крепость несколько раз сжигалась ими, а затем на развалинах ее вновь появлялись заградительные стены, домики, причалы.

Бухта всегда тихая. Как бы ни бесновались вдали океанские волны, здесь постоянный штиль. Поверхность воды спокойная и ровная, как зеркало. Горожане ласково называют бухту «Спящей красавицей».

Километрах в ста от Гаваны, если ехать вдоль побережья, нельзя не заметить в причудливых картинах незнакомого пейзажа удивительно знакомую и близкую сердцу деталь. Всего одну деталь, крошечную, казалось бы, но она оживляет этот пейзаж, делает его роднее и ближе. Деталь эта — нефтяная качалка. Окрестные картины как-то преображаются, становятся понятнее и ближе, особенно для нас, коренных жителей Башкирии, где эти качалки встречаются на каждом шагу.

Вот она стоит метрах в двадцати от моря на вулканических камнях, похожих на губку, изрезанную пустотами, стоит, низко отдавая поклоны каждой пальме, каждому прохожему.

Я увидел ее и растрогался. Будто бы нечаянная белая березка — символ России — вдруг ненароком оказалась в тропических широтах. Качалка — одна из ярких примет моей родины — стояла на берегу моря, за нею виднелась вторая, третья и так вдоль всего побережья.

Мне, право, так хотелось здесь, вдали от родины, встретить своих земляков. На дальних берегах, вдалеке от дома слово «земляк» приобретает более широкий смысл. Если бы встретился мне якут с самой северной точки Советского Союза, я бы назвал его непременно земляком. Если бы повстречался украинец из Киева, из Львова ли, все равно бы и его назвал земляком. И москвич, и тюменец, и ленинградец — все становятся земляками.

Через песок, босиком по которому невозможно шагать — такой он горячий, — через ленту асфальтной дороги перехожу я на другой берег узенького перешейка, где работает буровая вышка, а подле нее стоят такие знакомые для моих глаз голубенькие вагончики. Вокруг буровой на траве, на лужицах, на земле поблескивали черные, с синевой, пятнышки нефти. «Значит и здесь нашли...» — сразу же подумалось мне. Значит и сюда, к далеким пескам Варадеро, дотянулась рука наших нефтяников, чтоб помочь друзьям, насытить моторы их машин горючим топливом, не привозным, а собственным.

Американские геологи и разведчики, пройдя из конца в конец эту землю, доказывали кубинцам и всему миру, что нет нефти в её чреве, что вековать ей без собственного горючего.

А вот и нет! Коли уж башкирский нефтяник взялся за дело, то быть по-нашему. За плечами у него огромный опыт и бурить где попало он не будет. Сколько доказывали ему, что нет нефти под Ишимбаем. А он, настырный, уверовав в прозорливость академика Губкина, взял и доказал обратное, открыв в 1932 году знаменитое «Второе Баку». А в грозном сорок четвертом, прорвав километровые тверди, добрался до девонской нефти на склонах горы Нарыштау. Он же помог найти нефтяные залежи в Эфиопии и Индии, и вот теперь здесь, на Кубе.

Мне очень хотелось встретить земляков на этой буровой, но встретили меня смуглые, загорелые под тропическим солнцем кубинские рабочие. Один из них, высокий, худой, представился по-русски:

— Меня зовут — Рауль. Я здесь — техник.

Он четко выговаривал каждое слово, чтоб не сбиться, чтоб правильно произнести фразу.

Мы вошли в вагончик, где меньше палило и было не так ужасающе жарко. Я объяснил Раулю цель моего визита.

— Есть ли здесь советские нефтяники? — спросил я.

— Есть, есть, только сейчас они в поле.

Он прямо так и произнес этот термин «в поле». И показалось мне, что я у себя дома, где-то под Нефтекамском или Ишимбаем, ибо так знакомо и тепло прозвучало это слово «в поле».

На Кубу нефть до сих пор завозится из-за границы, в основном из Советского Союза. Но недавно советские нефтяники обнаружили здесь собственную нефть. Пока ее еще мало и совершенно недостаточно для растущей промышленности. Но кубинцы с большой уверенностью смотрят на работу советских специалистов и надеются, что они смогут найти настоящие запасы нефти.

Из Матансеса дорога бежит к Варадеро — курортному местечку страны. Узкий мыс отделяется от суши и на много километров врезается в море. С одной стороны его расположены лучшие в мире пляжи. Белый песок слепит глаза, песчаная отмель уходит далеко в океан. Вода всегда теплая, ласковая, с приятным зеленоватым оттенком. Весь этот почти тридцатикилометровый мыс, ширина его в некоторых местах достигает всего каких-то полутораста метров, застроен небольшими, очень удобными виллами, здесь же возвышаются корпуса великолепных гостиниц. Все это принадлежало состоятельным людям — в основном американцам. Главная работа кубинцев была — обслуживать, обслуживать и обслуживать господ.

Ныне все прекрасные домики, маленькие дворцы под тенью пальмовых насаждений принадлежат государству. Отдыхают в них те, кто раньше прислуживал господам за кусок хлеба и стакан воды.

Километрах в ста отсюда находится самый бедный на Кубе район, «богом забытый уголок», как назвал его Фидель Кастро. Естественно, что самым бедным он был до победы революции. Здесь жили дровосеки, углежоги и охотники на крокодилов. Земля грустная. Повсюду болота и болота, на десятки километров царство малярии. Когда-то здесь росли глухие непроходимые леса. Тропические джунгли были повырублены. Решением народного правительства сейчас этому району уделяется особое внимание. Повсюду идут новые насаждения лесов, на десятки километров тянутся по равнине цитрусовые плантации. Вдоль дороги растет хенекен. Растение это напоминает огромные кактусы, из грубых, в острых шипах, шпагообразных листьев изготовляется прекрасное волокно, идущее на упаковочные мешки, веревки и прочнейшие канаты.

За густым пальмовым лесом, за посадками хенекена показываются черепичные крыши одноэтажного города Карденас, где находится третий по своей мощности порт. С городом Карденас, а вернее с его морским портом, связано одно интереснейшее событие в кубино-советских взаимоотношениях.

В 1925 году кораблю СССР «Вацлав Боровский» было запрещено кубинскими властями остановиться для ремонта в портах Гаваны и Матансеса. Его направили в Карденас, подальше от центра, в глушь. Но весть о том, что советское судно остановилось у берегов Кубы, быстро разнеслась по стране. В Карденас прибывает основатель кубинской коммунистической партии Хулио Антония Мейя. Тайно он вплавь добрался до советского корабля, передал морякам революционный привет и подарил кубинское подпольное знамя.

На Кубе стали организовываться митинги протеста. Под давлением масс советскому кораблю было разрешено в конце концов встать на якорь в порту города Матансеса. Судно ушло отсюда, но в истоках кубино-советской дружбы навеки остался этот исторический факт.

Одноэтажный городок с населением в 80 тысяч человек расположен на берегу Атлантики. Здесь родился Хосе Чевария — революционер, студент гаванского университета, погиб 13 марта 1957 года во время штурма президентского дворца, когда группа молодежи решила уничтожить тирана Батисту.

Раньше в Карденасе не было никакой промышленности, кроме порта. Сейчас работают цементный и шлакоблочный заводы, бумажная фабрика, перерабатывающая отходы сахарного тростника в бумагу...

Недалеко от города расположены известные сегодня чуть ли не всему миру Плайя Хирон и Плайя Ларго, куда в апреле 1961 года с берегов Америки, с мыса Майями приплыли контрреволюционеры, вооруженные до зубов. Вдоль всего побережья, вдоль дорог стоят сейчас обелиски — вечные памятники героям-кубинцам. На обелисках их имена.

Над Плайя Хирон толпились тучи порохового дыма. Горели лес и плантации. Враг перебросил на берег много техники, успел окопаться.

Всего 72 часа длился этот беспрерывный бой. Сам Фидель Кастро подвел танк к берегу моря и с двух выстрелов потопил американский транспорт. Мужественно и отчаянно сражались с врагом герои Плайя Хирон. Выползшая из Америки контра волной откатилась к лесам и болотам, а болот здесь много, их вполне хватит на любое полчище, которое осмелится ступить на землю острова Свободы.

В этой же провинции Карденас находится крокодиловый питомник. В водоемах, окруженных металлической сеткой, нашли себе «теплое» местечко крокодилы. Их здесь тысячи.

Поражает своей естественностью, тишиной и покоем индийская деревня Гуама. Несколько, лет назад ее построили своими силами кубинские студенты, молодежь страны.. На берегу широкого озера, в зелени пальм стоят аккуратные деревянные постройки, крытые тростником и листьями. Здесь же великолепный ресторан. Гуама — один из множества туристских центров, созданных руками народа в последние годы. Домики стоят или на берегу, или же прямо на воде, возвышаясь над прочными сваями.

Мы с любопытством ожидали посещения ресторана, ибо нас предупредили, что здесь мы отведаем настоящее креольское блюдо в типично крестьянском исполнении. Действительно, перед нами было расставлено множество блюд: салаты из огурцов и помидоров, жареные бананы, отварные клубни, напоминающие нашу картошку, желтоватые ломтики авакато, очень пресные и совершенно безвкусные, без доброй порции соли есть их невозможно. Но нам сказали, что в этих самых авакато чрезвычайно много всевозможных витаминов, и потому, мол, даже советские космонавты охотно едят их. Пришлось попробовать и нам. Но где же все-таки креольское блюдо? Когда принесли горячее, пышущее жаром мясо с приправами, мы наконец поняли, что это — обычная жареная свинина... Естественно, о сибирских пельменях здесь не имеют даже малейшего представления, и как я ни пытался объяснить некоторым кубинцам способ приготовления их, они так и не поняли этого. К чему, мол, обычные пирожки с мясом варить в бульоне, когда их просто можно поджарить на сковородке. О нашем наваристом горячем борще здесь только слышали, готовить — не готовят. И вообще супам на Кубе нет никакого предпочтения, они весьма однообразны. Пальму, так сказать, первенства среди всех супов занимает прозрачный куриный бульон.

В курортном местечке Варадеро, где мы жили, вечера кубинской кухни, превращались в настоящие празднества. Еще с утра у входа в ресторан висело объявление, извещавшее нас, что ужин будет проходить в баре на берегу моря.

Вечером, только упадет солнце за туманный и крутой морской горизонт, мы шли в бар. Под открытым небом, на берегу моря ярко пылал костер. На столиках уже стояло холодное душистое пиво в небольших бутылочках (пивной завод на Кубе построила Чехословакия). На тарелочках лежат кусочки свиного сильно пережаренного сала вместе с кожей, типично украинские шкварки. Охлажденные, сильно соленые, они довольно хороши к пиву.

Официанты — молодые ребята Марселио, Ирен и Эмилис и девушки, стройные, загорелые Анна-Мария, Леди и Мария-Магдалина несут нам на подносах великолепнейшие коктейли со льдом, каких я нигде и никогда не пробовал. Коктейли здесь популярны не менее, чем черный кофе. А кофе на Кубе плохим не бывает.

Пока мы через соломинку потягиваем холодные изумительные по своему букету коктейли, повар с целой свитой своих помощников виртуозно колдует над глубокими сковородками и противнями, стоящими на высоких таганах. Под ними горит костер.

Повар помешивает что-то, плещет на раскаленный металл из стеклянной бутылки масло. Оно вспыхивает на огне, искры ослепительно летят в темноту ночи. Непонятный запах жареного волной подступает к столам, где мы сидим в ожидании...

Этот бар в Варадеро, на Плайя Дель-Соль, делится на две половины, одна — под открытым небом, другая — в небольшом двухэтажном здании. В хорошую, не ветреную погоду столы выносятся прямо к берегу моря, где и проходит этот традиционный вечер кубинской кухни. Над нами блестят тропические звезды, рядом шумят крутые волны Атлантики, в момент затишья слышен неумолчный перезвон ночных сверчков и цикад.

И вот подают к столам на плоских тарелках одно из лучших и любимых на Кубе блюд. Лангусты. Много слышал о них и читал в книгах. Но этого совершенно недостаточно для того, чтобы хотя б приблизительно узнать о вкусе лангуст. На тарелке лежат в ребристом красноватом панцире точные копии хвостов от обычных наших раков, только по размеру они раз в пять-шесть побольше. Вкус их тоже напоминает рачье мясо. Оно белое и нежное, сдобренное маслом, специями и острым томатным соусом.

Чаще всего меню в столовых, барах и ресторанах составляют свинина, курица, реже — морская рыба. Подают апельсины, ананасы, бананы, и всегда, хочешь ли ты, нет ли, ставят на стол, обычную пресную воду. На Кубе это необходимо. В жгучую влажную жару глоток такой ледяной воды взбадривает и освежает, как у нас чай. На графине воды в любой трапезе останавливаюсь не случайно, ибо до победы революции обыкновенная вода была слишком дорогой роскошью, не по карману рядовому кубинцу. Пили воду со льдом только те, кто побогаче. Сейчас все здесь пьют её бесплатно. Ни одна даже самая заурядная трапеза не обходится без ароматного свежего фруктового сока и воды со льдом.

Вечера и ночи на Кубе прохладой не балуют, бывает жарко и душно, как и днем. Наконец я вздохнул полной грудью, когда попал как-то вечером в «Пещеру пиратов». Пещера эта необычна. Она находится километрах в трех от Плайя Дель-Соль, упрятана глубоко в скале и здесь всегда прохладно. Но необычна она не этим, таких пещер на белом свете множество. Просто в пещере оборудован прекрасный ресторан, где можно отдохнуть в прохладе. В полумгле горят слабые светильники, выхватывая из темноты мнимые сокровища давнишних пиратов: изумруды, кораллы, золотые кольца, серебряная посуда и даже настоящий русский самовар. Он-то, видать, не мнимый, не бутафорский, а всамделишный. Какой же русский парусник бороздил эти воды? Кто же оказался жертвой пиратского нападения?

Впрочем, из России вывезти какой-то там самовар, пусть хотя бы, сделан он был руками старого безымянного мастера, было время, не представляло особой трудности, Те, кто помнит голодный 1921 год, разыгравшийся настоящей трагедией над Россией, особенно над Поволжьем и Башкирией, хорошо знают, что американцы, пользуясь голодом и страданиями народа, выменивали у нас на фунт хлеба или чашечку пшена золотые украшения, бесценные иконы, изделия народных умельцев, в том числе и редкостной работы самовары. Так что русский самовар, что стоит сейчас в ресторане, тоже мог остаться здесь не после пиратского, ограбления парусника, а после победы кубинской революции, когда бежала отсюда местная и заезжая буржуазия.

В ресторанчике со странным и экзотическим названием «Пещера пиратов» мне вспомнилась деятельность в Башкирии одной американской миссии в те далекие голодные годы. Об этом хорошо помнит старый чекист, подполковник в отставке, проживающей в Уфе, Владимир Павлович Деденко. Как-то в беседе он подробно рассказал мне об этой благотворительной миссии под громким названием АРА или Американская администрация помощи.

— Миссия эта, — вспоминал Владимир Павлович, — прибыла к нам в трудный 1921 год, когда свирепствовал голод. Помнится мне, что шло время, а помочь голодающим заокеанские деятели не торопились, Её сотрудники, из которых многие были, как мы выяснили, кадровыми разведчиками, с первых же дней занялись явной спекуляцией, разбазариванием продуктовых фондов, обменивали хлеб на ценные вещи, в комиссионных магазинах требовали старинные ковры, хрусталь, редкие картины. Без стыда и совести за закрытыми дверями устраивали увеселительные вечера или выезжали на пикники к берегу Демы. В своей закулисной деятельности дошли даже до того, что попытались подкупить нас, чекистов, хотели замазать нам глаза. Уфимские чекисты получили письмо от руководителя миссии полковника Вальтера Белла. На конверте значилась надпись:

Я хорошо помню, — вспоминает старый чекист, — как у нас тогда состоялся митинг специально по этому поводу. На митинге в здании ЧК Сергей Терентьевич Галкин зачитал письмо американского полковника:

Письмо вызвало бурю негодования. Первым выступил Дмитрий Михайлович Чудинов (заместитель председателя Губчека, бывший политкаторжанин, член РКП(б) с 1906 года):

— Не выйдет! Нас не подкупить! Пусть убираются эти господа со своими подачками! Я предлагаю письмо вернуть, от продуктов отказаться.

Начальник экономического отдела Иван Яковлевич Фионин с возмущением заявил:

— Чекистам нашего отдела хорошо известна нечистоплотность американцев из миссии «АРА». Они разбазаривают продукты из фондов, закупленных Советским правительством для голодающих. Я целиком поддерживаю предложение Чудинова.

Взял слово еще один начальник отдела ЧК Иван Васильевич Полянский.

— Возмущение чекистов понятно, — сказал он. — Но надо учитывать: мы имеем дело с иностранными дипломатами, поэтому обострять отношения не следует. Предлагаю письмо передать в губком партии, а продукты — в подшефный детский дом. Пусть наши ребятишки сытно покушают...

И еще одну деталь вспоминает бывший уфимский чекист: эта американская миссия была наводнена кадровыми разведчиками, которые постоянно вели шпионскую и подрывную деятельность на нашей земле.

Когда работа этой миссии утратила свою необходимость и голод советская власть ликвидировала, по одиночке и группами стали разъезжаться из Башкирии ее иностранные сотрудники. На станции Раевка наши чекисты, товарищи Богословский и Своненко, заинтересовались солидным багажом двух американцев. Под видом проверки пассажиров они вошли в вагон № 6, попросили иностранцев предъявить документы. Те возмутились:

— Мы американские дипломаты и никакой проверке не подлежим.

В чемоданах у этих заморских шпионов оказались экономические карты, сотни фотографий и всевозможных других шпионских данных о Башкирии и промышленном Урале. Американские служащие миссии «АРА» господа Верден и Слоана оказались связными полковника Белла.

В семидесятых годах в связи с 50-летием деятельности «АРА» американская печать, радио и телевидение на весь мир трубили о благотворительной деятельности этой организации. Особо шел шум об американской помощи голодающей России в двадцатых годах. Главный упор пропагандистских материалов делался на то, что помощь эта была бесплатной и безвозмездной.

По этому вопросу в советской печати есть немало разъяснений. Вот что пишет в журнале «Вопросы истории» (№ 10, 1968 г., стр. 33) профессор И. М. Краснов: «Утверждение американских буржуазных авторов о бесплатной помощи и спасении 11 миллионов человек в Советской России от голода явно неправомерно. Несомненно, американское зерно, медикаменты облегчили положение с голодом и эпидемиями в Поволжье, Уфимской губернии, Башкирии и других губерниях, районах страны. Этим миллионам голодающих жизнь была спасена не «Арой», а Советской властью, правительством, возглавляемым великим Владимиром Ильичей Лениным. В период 1922 года Советское правительство уплатило за продовольствие и медикаменты, поставленные из США через американскую администрацию «АРА» 12 миллионов 200 тысяч долларов золотом». (Подчеркнуто мною. — А. Ф.)

Вот она истина об американской «бесплатной» помощи!

...Этот далекий факт из истории моей Родины, как ни странно, вспомнился мне в «Пещере пиратов». Разве можно сравнить помощь Советской страны другим народам мира с той помощью, которую якобы оказывают Штаты. Попробуй возьми у миллионера хотя бы один-единственный немудрящий доллар, да он с тебя за это семь шкур снимет!

Поистине пиратская забота о ближнем. Те, правда, далекие корсары морей не прикрывались в своей деятельности флагом благотворительности, как нынешние пираты из США.

В пещере играет оркестр, звучит то веселая танцевальная, то чуточку грустная музыка. Кстати, в репертуарах всех кубинских оркестров очень много русских народных и советских мелодий. Пока официанты, разнаряженные в пиратские костюмы вплоть до черных повязок на лбах, разносят холодные коктейли, можно потанцевать. А танцуют на Кубе от мала до велика. Где б ни находился человек, если он заслышит вдруг музыку, то тут же преображается и начинает пританцовывать даже на ходу. А ходят здесь, особенно женщины и девушки, изумительно грациозно.

Красивые женщины Кубы!

О них немало написано прекрасных строк, сложено стихов и песен. Они достойны этого! Они воевали вместе плечо к плечу с солдатами Фиделя, наравне с мужчинами вершили судьбу революции и сегодня строят новую Родину.

В Варадеро я познакомился с девушкой по имени Мария-Антония Санчес. Она всего на пять лет старше своей революции. Живет в общежитии, работает посменно — то днем, то ночью — и кроме того учится в вечерней школе. На все требуется время. Есть у нее и еще одно не менее важное занятие: она хорошая ныряльщица, занимается в секции подводного плавания. И еще — она начала недавно самостоятельно изучать русский язык. Правда, Мария-Антония в основном изъясняется пока жестами, мимикой, очаровательной улыбкой. Но слово  т о в а р и щ  знает и произносит твердо. Этим, конечно, не удивить: на Кубе и дети, и юноши, и старики хорошо произносят слово это:  т о в а р и щ.

Уверенно произносит Мария-Антония целые фразы: «Наша революция», «Я изучаю русский язык по радио», «Я хочу в Советский Союз», «Владимир Ильич Ленин»...

Помню, когда я вернулся с буровой, где хотел повстречать советских нефтяников, немного опечаленный тем, что не смог найти их, меня увидела Мария-Антония. Я ей сказал о своем желании поговорить здесь, на кубинской земле, с нефтяниками из Башкирии.

— А вы зайдите в гостиницу «Интернациональ», там много советских проживает.

И действительно, в тот же вечер я встретил в холле гостиницы наших ребят из Уфы. Некоторых из них я знал и раньше, с другими познакомился впервые. Все они из Башкирского научно-исследовательского института — Павлов Владимир Павлович, Кузнецов Юрий Иванович, Пономарев Станислав Александрович. Только из одного института в советскую группу специалистов входило более двадцати человек: геологи, буровики, разработчики, проектировщики и прогнозисты. Нефть на Кубе была найдена несколько лет назад. Цель нынешней группы специалистов: определить возможность организации промышленной добычи нефти в районе Варадеро-Карденас.

Я был необыкновенно рад этой встрече. За тысячи километров от берегов Родины, повторяю, всегда прекрасно встретить земляка. Тем более, если повстречавшийся земляк окажется из твоей родной Башкирии, из того города, где живешь.

Сейчас документ, над которым работали башкирские специалисты и нефтяники, принят кубинским правительством. Называется он так: «Технико-экономические обоснования нефтяного района Варадеро-Карденас Республики Куба до 1990 года»...

В странах Латинской Америки Кубе принадлежит одно из самых значительных мест в истории того или иного первенства. Ее берега первыми в Америке увидел Колумб. Первый с американского континента чемпион мира по шахматам Капабланка — кубинец. Могила его под мраморной плитой находится на Гаванском кладбище. Первая социалистическая революция в Америке совершилась на Кубе.

Остров Свободы!

С некоторой грустью в сердце покидал я эту землю, так не похожую внешне на нашу Россию. Как не хотелось мне расставаться с новыми друзьями кубинцами, так сильно похожими добротой своей, идеями и устремлениями на наш советский народ.

Сердце мое будет вечно стремиться к новым встречам с тобой, Куба!