Онлайн чтение книги Коломба
Глава шестнадцатая

Следующий день прошел без враждебных действий. Обе стороны придерживались оборонительной тактики. Орсо не выходил из своего дома, и дверь Барричини была постоянно заперта. Пятеро жандармов, оставленных в Пьетранере в качестве гарнизона, прогуливались по площади или вокруг деревни в сопровождении полевого сторожа, единственного представителя местной стражи. Помощник мэра не снимал с себя шарфа; но, кроме archere , в окнах враждующих домов ничто не указывало на войну. Только корсиканец заметил бы, что на площади около зеленого дуба были одни женщины.

Перед ужином Коломба с радостью показала Орсо следующее письмо, только что полученное ею от мисс Невиль:

— Значит, она не получила моего второго письма! — воскликнул Орсо.

— Видно по дате письма, что мисс Лидия должна была быть в дороге, когда ваше пришло в Аяччо. Разве вы писали, чтобы она не приезжала?

— Я писал ей, что мы на осадном положении. По-моему, нам теперь совсем не до гостей.

— Ничего! Эти англичане — странные люди. Она говорила мне в последнюю ночь, когда я спала в ее комнате, что она была бы недовольна, если бы уехала из Корсики, так и не увидев хорошенькой вендетты. Если бы вы захотели, Орсо, можно было бы доставить ей любопытное зрелище: пусть бы она посмотрела, как берут приступом дом наших врагов.

— Знаешь ли, Коломба, — сказал Орсо, — природа ошиблась, сделав из тебя женщину. Из тебя вышел бы отличный военный.

— Может быть. Во всяком случае, я пойду делать bruccio .

— Не нужно. Надо послать к ним кого-нибудь предупредить их и остановить, прежде чем они тронутся в путь.

— Да? Вы хотите послать в такую погоду, чтобы какой-нибудь поток унес посланного вместе с вашим письмом? Как мне жаль бедных бандитов в такую грозу! Хорошо еще, что у них хорошие piloni [68] Плащ из очень толстого сукна с капюшоном. (Прим. автора.). Знаете что, Орсо? Если гроза кончится, поезжайте завтра пораньше и постарайтесь приехать к нашей родственнице, прежде чем ваши друзья пустятся в путь. Это вам легко будет сделать, потому что мисс Лидия всегда встает поздно. Вы расскажете им, что у нас случилось, а если они будут настаивать на своем приезде, мы будем очень рады принять их.

Орсо поспешил изъявить свое согласие, а Коломба после некоторого молчания заговорила снова:

— Вы, Орсо, может быть, думаете, что я шутила говоря о нападении на дом Барричини? Вам известно, что мы сильнее — по крайней мере двое на одного? С тех пор, как префект отставил мэра, все здешние за нас. Мы могли бы искрошить их. Завязать дело очень нетрудно. Если бы вы захотели, я пошла бы к фонтану и начала бы насмехаться над их женщинами — они бы вышли. Может быть… потому что они такие подлецы… они стали бы стрелять в меня из своих archere . Они бы промахнулись. Ну, вот и довольно. Нападающие они. Тем хуже для побежденных. В суматохе не разберешь, чей выстрел оказался более метким. Поверьте сестре, Орсо. Эти судейские, что приедут, напортят бумаги, наговорят множество ненужных слов. Из этого ничего не выйдет. Старая лисица найдет средство сделать белое черным. Ах, если бы префект не заслонил Винчентелло, одним из них было бы меньше!

Все это она говорила с таким же хладнокровием, с каким за минуту до того говорила о приготовлении bruccio .

Ошеломленный Орсо смотрел на сестру с удивлением, смешанным со страхом.

— Моя кроткая Коломба[69] Моя кроткая Коломба… — Коломба по-итальянски и по-корсикански — голубка., - сказал он, вставая из-за стола, — я боюсь, что ты сам сатана. Но будь покойна. Если я не добьюсь того, что Барричини повесят, я найду средство достигнуть цели другим путем. Горячая пуля или холодная сталь![70] Palla calda и farru freddu — весьма распространенное выражение. (Прим. автора.) Видишь: я еще не разучился говорить по-корсикански.

— Чем скорее, тем лучше! — сказала Коломба, вздыхая. — На какой лошади вы завтра поедете, Орс Антон?

— На вороной. Зачем ты спрашиваешь меня об этом?

— Чтобы дать ей ячменя.

Когда Орсо ушел в свою комнату, Коломба отослала Саверию и пастухов спать и осталась одна в кухне, где готовился bruccio . От времени до времени она прислушивалась и, казалось, нетерпеливо ожидала, когда ляжет спать брат. Наконец решив, что он заснул, она взяла нож, попробовала, остер ли он, надела на свои маленькие ножки толстые башмаки и совершенно бесшумно вышла в сад.

Сад, обнесенный стеною, примыкал к довольно обширному огороженному пространству, куда загоняли лошадей: корсиканские лошади не знают, что такое конюшня. Большей частью их пускают в поле и рассчитывают на их смышленость в отыскании себе пищи и убежища от холода и дождя.

Коломба так же осторожно отворила садовую калитку, вошла в загон и, тихонько свистнув, подозвала к себе лошадей, которым она часто давала хлеб с солью. Как только вороная лошадь подошла к ней настолько, что она могла ее достать, она крепко схватила ее за гриву и ножом разрезала ей ухо. Лошадь сделала страшный скачок и убежала, испустив резкий крик, как иногда кричат лошади от острой боли. После этого Коломба вошла в сад; в это мгновение Орсо открыл свое окно и закричал:

— Кто там?

Одновременно она услышала, как он взводил курки. К счастью для нее, садовую калитку прикрывало большое фиговое дерево. Вскоре по вспыхивавшему в комнате брата свету она догадалась, что он старается зажечь лампу. Тогда она поспешила запереть калитку и, скользя вдоль стен, так что ее черная одежда сливалась с темной листвой шпалерника, успела войти в кухню на несколько секунд раньше Орсо.

— Что там такое? — спросила она.

— Мне показалось, что кто-то отворял садовую калитку, — сказал Орсо.

— Не может быть. Собака бы залаяла. Впрочем, пойдем, посмотрим.

Орсо обошел сад и, убедившись, что калитка хорошо заперта, и немного стыдясь этой ложной тревоги, решился вернуться в свою комнату.

— Я рада, брат, — сказала Коломба, — что вы делаетесь осторожнее, как и следует в вашем положении.

— Это я тебя слушаюсь, — отвечал Орсо. — Покойной ночи.

На другой день Орсо встал с рассветом и был готов к отъезду. В его костюме можно было видеть и стремление к изяществу, свойственное человеку, который хочет понравиться женщине, и осторожность корсиканца во время вендетты. Сверх ловко облегавшего его стан сюртука он надел через плечо жестяную лядунку на зеленом шнурке, в которой были патроны; в боковом кармане у него был стилет, а в руках — превосходное ментоновское ружье, заряженное пулями. Пока он торопливо пил кофе, налитый Коломбой, один из пастухов пошел оседлать и взнуздать лошадь. Потом и Орсо с Коломбой пошли в загон. Пастух поймал лошадь, но уронил седло и узду и, казалось, был в ужасе, а лошадь, помнившая рану прошлой ночи и боявшаяся за свое другое ухо, становилась на дыбы, лягалась, ржала и бесилась.

— Ну, торопись! — крикнул ему Орсо.

— Ах, Орс Антон! Ах, Орс Антон! Клянусь кровью мадонны! — кричал пастух и сыпал бесчисленными и бесконечными, по большей части непереводимыми ругательствами.

— Да что случилось? — спросила Коломба.

Все подошли к лошади, и когда увидели ее в крови и с рассеченным ухом, то разом вскрикнули от неожиданности и негодования. Нужно сказать, что изувечить лошадь врага у корсиканцев означает и месть, и вызов, и угрозу. Только ружейным выстрелом можно отплатить за такое преступление. Орсо, долго живший на континенте, меньше, чем кто-нибудь другой, чувствовал огромное значение обиды, но если бы в это время ему попался один из барричинистов, он сейчас же заставил бы его искупить обиду, которую приписывал им.

— Подлые трусы! — воскликнул он. — Вымещать на бедном животном свою злобу, а встретиться лицом к лицу со мной не смеют!

— Чего мы ждем? — воскликнула Коломба. — Они оскорбляют нас, калечат наших лошадей, и мы не ответим им? Мужчины ли вы?

— Мщение! — отвечали пастухи. — Проведем лошадь по деревне и возьмем приступом их дом.

— К их башне примыкает овин под соломенной крышей, — сказал старый Поло Гриффо, — он запылает у меня с одного маху.

Другой предлагал идти за лестницей от церковной колокольни; третий — высадить двери дома Барричини бревном, лежавшим на площади и предназначенным для какой-то постройки. Среди всех этих бешеных голосов слышен был голос Коломбы, объявлявшей своим телохранителям, что перед тем, как приняться за дело, каждый получит от нее большую чарку анисовки.

К несчастью, или, скорее, к счастью, эффект, на который она рассчитывала, поступив так жестоко с бедной лошадью, не достиг цели. Орсо не сомневался, что это варварское увечье было делом рук его врагов, и особенно подозревал Орландуччо; но он не думал, что этот молодой человек, которого он ударил и вызвал на дуэль, решит, что он стер свой позор, разрезав ухо у лошади. Напротив, эта мелкая и низкая месть усиливала его презрение к противникам, и теперь он мысленно соглашался с префектом, что подобные люди не стоят того, чтобы с ними драться. Как только он смог заставить слушать себя, он объявил своим смущенным сторонникам, что им следует отказаться от своих воинственных намерений и что суд накажет того, кто разрезал ухо его лошади.

— Я здесь хозяин, — строго прибавил он, — и я требую, чтобы мне повиновались. Первого, кто осмелится заговорить еще об убийстве или поджоге, я самого подожгу. Оседлать мне серую лошадь!

— Как, Орсо, — сказала Коломба, отведя его в сторону, — вы терпите, чтобы нас так оскорбляли? При жизни отца никогда Барричини не посмели бы изувечить нашу лошадь.

— Обещаю тебе, что им еще придется раскаяться, но наказывать негодяев, у которых хватает храбрости только для нападения на животных, должны жандармы и тюремщики. Я сказал тебе: суд отомстит им за меня… в противном случае тебе не придется напоминать мне, чей я сын.

— Терпение! — сказала Коломба со вздохом.

— Помни, сестра, — продолжал Орсо, — что если я, вернувшись, узнаю, что против Барричини была допущена какая-нибудь выходка, я тебе этого никогда не прощу. — Потом он прибавил мягче: — Весьма возможно, даже весьма вероятно, что я вернусь с полковником и его дочерью; постарайся, чтобы их комнаты были в порядке, чтобы завтрак был хорош и вообще, чтобы гостям у нас было как можно лучше. Очень хорошо быть храброй, Коломба, но нужно, кроме того, чтобы женщина умела быть хозяйкой в доме. Ну, поцелуй меня! Серую лошадь уже оседлали.

— Орсо, — сказала Коломба, — вы не поедете один!

— Мне никого не нужно, — возразил Орсо, — я ручаюсь, что не дам отрезать себе ухо.

— О, я ни за что не пущу вас одного, когда идет война! Эй, Поло Гриффо! Джан Франче! Меммо! Возьмите ружья! Вы проводите брата.

После довольно жаркого спора Орсо согласился, чтобы его сопровождал конвой. Он взял из своих пастухов самых сердитых, тех, которые громче всех советовали начать войну, и, повторив свое приказание, пустился в путь, на этот раз сделав объезд, чтобы избежать дома Барричини.

Они были уже далеко от Пьетранеры и быстро подвигались вперед, когда при переезде через ручеек, терявшийся в болоте, старый Поло Гриффо заметил несколько свиней, комфортабельно улегшихся в грязи и наслаждавшихся солнцем и холодной водой. Он сейчас же прицелился в самую толстую, выстрелил ей в голову и уложил на месте. Подруги убитой поднялись и побежали с удивительной легкостью, и, несмотря на то, что и другой пастух тоже выстрелил, они целыми и невредимыми добежали до чащи, где и исчезли.

— Глупцы! — закричал Орсо. — Вы принимаете домашних свиней за диких.

— Вовсе нет, Орс Антон, — отвечал Поло Гриффо, — это адвокатово стадо: пусть знает, как калечить наших лошадей.

— Как, негодяи! — закричал Орсо вне себя от ярости. — Вы делаете такие же подлости, как и наши враги? Прочь от меня, презренные! Вы мне не нужны. Вы годны только со свиньями драться! Клянусь богом, я разобью вам головы, если вы осмелитесь ехать за мной.

Пастухи переглянулись в смущении. Орсо пришпорил лошадь и ускакал галопом.

— Вот тебе и раз! — сказал Поло Гриффо. — Стоит любить людей, если они так обращаются с тобой! Его отец, полковник, рассердился на тебя за то, что ты однажды прицелился в адвоката. Дурак, что не выстрелил… А сынок… ты видел, что я для него сделал… хочет разбить мне голову, как кубышку, в которой больше нет вина. Вот, Меммо, чему учатся на континенте!

— Да, а если узнают, что ты убил свинью, тебя потянут в суд, и Орс Антон не заступится за тебя и не заплатит адвокату. Счастье, что никто не видел, святая Нера выручит тебя из беды.

После краткого обсуждения они пришли к заключению, что самое благоразумное — бросить свинью в овраг, и привели этот проект в исполнение, само собою разумеется, предварительно вырезав каждый по нескольку кусков свинины из невинной жертвы взаимной ненависти семей делла Реббиа и Барричини.