Онлайн чтение книги Кориолан
АКТ II

СЦЕНА 1

Рим. Площадь.

Входят Менений и народные трибуны Сициний и Брут.


Менений

Я слышал от авгура, что к вечеру будут вести.


Брут

Хорошие или дурные?


Менений

Не такие, каких народу хочется: он ведь Марция не любит.


Сициний

Чему ж тут удивляться: зверь и тот понимает, кто ему друг.


Менений

А скажи-ка на милость, кого любит волк?


Сициний

Овечку.


Менений

Да, чтобы сожрать ее; голодный плебс хотел бы поступить так же и с благородным Марцием.


Брут

Истинная овечка, только блеет по-медвежьи.


Менений

Медведь-то он медведь, да живет как овца. Вот вы оба — люди пожилые. Ответьте-ка мне на один вопрос.


Оба трибуна

Ладно, спрашивай.


Менений

Назовите мне хоть один порок, которым Марций не был бы беден, а вы — не богаты.


Брут

Да он ни одним не беден: у него любого хоть отбавляй.


Сициний

Особенно высокомерия.


Брут

А хвастливости еще больше.


Менений

Вот это странно. А известно ли вам самим, за что вас в городе осуждают — не все, разумеется, а мы, именитые люди? Ну, известно?


Оба трибуна

Так за что же нас осуждают?


Менений

Вы тут сейчас про высокомерие толковали… А вы не рассердитесь?


Оба трибуна

Нет-нет, продолжай.


Менений

Впрочем, если и рассердитесь, беда невелика: ведь все ваше терпение малейший пустяк расхитить может. Поэтому дайте себе волю и злитесь в свое удовольствие. Итак, вы порицаете Марция за высокомерие?


Брут

Но мы одни.


Менений

Знаю, что одни вы немногого стоите. Зато помощников у вас хватает; не будь их, ваши поступки были бы только смешны. Вы же разумом — сущие младенцы, и одни много не сделаете. А не худо бы вам на самих себя посмотреть да полюбоваться своими драгоценными особами! Ох как не худо бы!


Брут

А что мы увидели бы?


Менений

А увидели бы вы пару негодных, спесивых, наглых, упрямых трибунов проще сказать, дураков, каких Рим не видывал.


Сициний

Мы тебя, Менений, тоже хорошо знаем.


Менений

Да, меня все знают за весельчака патриция, который не дурак выпить кубок подогретого вина, не разбавленного ни единой каплей тибрской воды. Худого же про меня говорят лишь то, что я таю от первой слезы просителя, вспыхиваю, как трут, от каждого пустяка и больше знаком с тыльной частью ночи, чем с лицом утра. Я не стану злобу про себя таить: у меня что на уме, то и на языке. Уж если я встретил двух таких государственных мужей, как вы (Ликургами вас, конечно, не назовешь!), и если меня воротит от питья, которое вы мне преподносите, то я морщусь не стесняясь. Не могу же я признать, что ваши милости говорят разумно, если в каждом звуке ваших речей слышу ослиный рев. Когда другие назовут вас людьми почтенными и серьезными, я еще смолчу; но уж когда они станут утверждать, что лица у вас добрые, я скажу, что это бессовестная ложь. Вы все это, конечно, и сами прочли на карте моего микрокосма, но следует ли отсюда, что вы меня хорошо знаете? Какие же такие изъяны выискала во мне ваша близорукая проницательность, что вы смеете заявлять, будто хорошо меня знаете?


Брут

Что ты там ни говори, мы тебя все равно хорошо знаем.


Менений

Не знаете вы ни меня, ни себя, да и вообще ничего. Вы любите, когда всякие оборванцы перед вами шапку ломают. Вы готовы целое утро убить на разбор тяжбы между торговкой апельсинами и трактирщиком, да еще отложить до следующего дня решение этого спора из-за ломаного гроша. А если у вас схватит живот, когда вам надо выслушивать стороны, то лица у вас перекашиваются, как у ряженых, терпение лопается, вы шумно требуете себе ночной горшок и уходите, оставляя дело еще более запутанным, чем до вашего разбирательства. У вас только один способ примирить тяжущихся: обозвать мошенниками и правого и виноватого. Ну и замечательная же вы парочка!


Брут

Ладно-ладно, мы-то ведь знаем, что ты отменный балагур за столом, а вот на Капитолии — плохой советчик.


Менений

Сами жрецы научились бы смеяться, попадайся им почаще такие смехотворные дурни, как вы. Бородой вы и то трясете осмысленнее, чем произносите самые лучшие свои речи, хотя для ваших бород даже подушка портняжки или вьючное седло осла — чересчур почетная могила. А вы еще жалуетесь, что Марций высокомерен! Да ведь он, на самый худой конец, стоит больше всех ваших предков, начиная с Девкалиона, хотя лучшие из них были, кажется, потомственными палачами. Пожелаю-ка я вам всего хорошего, а не то слишком долгие разговоры с вами, пастыри плебейского стада, еще засорят мне мозг. Беру на себя смелость распроститься с вами.


Брут и Сициний отходят в глубину сцены. Входят Волумния.


Виргилия и Валерия.

Что с вами, прекрасные дамы, благородные и чистые, как сама луна, спустившаяся к нам на землю? Куда это так нетерпеливо устремлены ваши взоры?


Волумния

Достойный Менений, сын мой Марций подходит к Риму. Юноной заклинаю тебя, не задерживай нас.


Менений

Что? Марций возвращается?


Волумния

Да, достойный Менений, и с великой славой.


Менений

(бросает шапку в воздух)

Прими мою шапку и мои благодарения, Юпитер! Неужели правда, что Марций возвращается?


Виргилия и Валерия

Да-да, правда.


Волумния

Видишь, вот его письмо ко мне; сенату он прислал другое, жене — третье, да и тебя, пожалуй, дома письмо ожидает.


Менений

Ну, сегодня у меня весь дом от радости запляшет. Неужели мне есть письмо?


Виргилия

Есть, есть, я сама видела.


Менений

Письмо ко мне! Да оно мне на целых семь лет вперед здоровья придаст, и я натяну нос моему лекарю. По сравнению с таким снадобьем самые мудрые рецепты Галена — шарлатанство или, в лучшем случае, промывательное для лошадей. А Марций не ранен? Он же никогда невредимым домой не возвращается.


Виргилия

Ах, нет, нет!


Волумния

Конечно, ранен, и я благодарна богам за это.


Менений

Я тоже — если раны не слишком тяжелые. Впрочем, они ему к лицу. Так, значит, победа у него в кармане?


Волумния

Нет, Менений, — на челе. В третий раз он возвращается в дубовом венке.


Менений

А он, наверно, крепко приструнил Авфидия?


Волумния

Тит Ларций пишет, что они схватились один на один, но Авфидий бежал.


Менений

И правильно сделал, клянусь честью. Не сбеги он вовремя, Марций бы так его разавфидил, что за все золото в кориольских сундуках я не захотел бы очутиться на его месте. А сенату обо всем этом известно?


Волумния

(Виргилии и Валерии)

Идемте, милые. (Менению.) Да-да. Сенат получил письма от полководца Коминия. Тот уверяет, что вся слава этого похода принадлежит моему сыну. Он затмил свои прежние подвиги.


Валерия

В самом деле, о нем рассказывают чудеса.


Менений

Чудеса? Ручаюсь — только истинные.


Виргилия

Боги да подтвердят их истинность!


Волумния

Истинность? Да кто же в этом сомневается!


Менений

Истинность? Готов в ней поклясться. — Куда же он ранен? (Трибунам, которые опять подходят к нему.) Привет, почтеннейшие! Марций-то возвращается, и теперь у него еще больше причин быть высокомерным. (Волумнии.) Так куда же он ранен?


Волумния

В плечо и в левую руку. Теперь у него достаточно шрамов, чтобы показать народу, когда он будет добиваться консульства. Когда мы отражали набег Тарквиния, Марций уже получил семь ран.


Менений

Одну — в шею, две — в бедро. Всего, кажется, девять.


Волумния

У него и до этого похода было двадцать пять ран.


Менений

Значит, теперь их стало двадцать семь: что ни рана — то могила для врага.

Крики и трубы за сценой.

Слышите? Трубы!


Волумния

То весть нам Марций шлет. Его повсюду

Восторг встречает, провожают слезы.

В его руке дух смерти воплощен:

Чуть ею он взмахнул — и враг сражен.


Трубы.

Входят Коминий и Тит Ларций; между ними Кориолан в дубовом венке; за ними — военачальники, воины и глашатай.


Глашатай

Знай, Рим, что кориольские ворота

Кай Марций в одиночку захватил,

Стяжав себе со славой третье имя

Кориолан — вдобавок к первым двум.

Добро пожаловать, Кориолан!


Трубы.


Все

Добро пожаловать, Кориолан!


Кориолан

Довольно же! Не по сердцу мне это.

Прошу…


Коминий

Вот мать твоя подходит.


Кориолан

О!

Я знаю, кем удача у богов

Мне вымолена.

(Опускается на колени.)


Волумния

Встань, мой славный воин,

Мой милый Марций, мой достойный Кай,

За подвиги отныне нареченный…

Ну, как его?.. Кориоланом. Так ведь?

Взгляни же, вот твоя жена.


Кориолан

Привет,

Молчальница прелестная моя!

Что ж ты на мой триумф глядишь сквозь слезы?

Тогда уж ты должна была б смеяться,

Вернись в гробу я… Плакать, дорогая,

Сегодня нужно кориольским вдовам

И матерям.


Менений

Богами будь увенчан!


Кориолан

Ты жив, дружище?

(Валерии.)

Госпожа, прости…


Волумния

Не знаю, с кем здороваться!..

(Коминию.)

Привет

Тебе, наш вождь, и всем, кто возвратился!


Менений

Нет, тысяча приветов! И смеяться

И плакать я готов, а на душе

И тяжко и легко. Привет вам всем!

Пусть тех, кто увидать тебя не рад,

Проклятье поразит. А вас троих

Боготворить обязан Рим, хоть в нем

Найдутся застарелые дички,

Которым не привьешь ваш дух высокий.

Да что нам в них! Привет вам, полководцы!

Крапива же останется крапивой,

А дурни — дурнями.


Коминий

Всегда он прям.


Кориолан

Всегда, во всем все тот же он Менений.


Глашатай

Вперед! Дорогу!


Кориолан

(Волумнии и Виргилии)

Дайте ваши руки.

Но раньше чем склонюсь пред отчим кровом,

Я обойду патрициев почтенных,

Благодаря их за слова привета

И почести.


Волумния

Мне удалось дожить

До исполненья всех моих желаний,

Воображеньем смелым порожденных.

Осталась у меня одна мечта,

Но и ее исполнит Рим.


Кориолан

Нет, лучше

По-своему служить ему, чем править

Им так, как хочет чернь.


Коминий

На Капитолий!


Трубы и рожки.

Триумфальное шествие удаляется. Брут и Сициний выходят вперед.


Брут

Все лишь о нем толкуют. Нацепили

Слепцы очки, чтоб на него взглянуть.

О нем стрекочет нянька, позабыв

Про малыша орущего; стряпуха,

На шее грязь прикрыв холщовой тряпкой,

В окошко пялится; ларьки, прилавки

И двери от людей черны; на крышах

Торчит народ; зеваки на коньках

Сидят верхом. Везде пестреют лица.

Все лишь его глазами жадно ищут.

Затворники жрецы и те сегодня

С толпой смешались и пыхтят, пытаясь

Вперед пролезть. Матроны в покрывалах

Под поцелуи Феба подставляют

Свой нежный лик, где белизна с румянцем

Ведет войну. На улицах так шумно,

Как если б некий бог, его хранящий,

Вошел в него, свое очарованье

Ему придав.


Сициний

Ручаюсь, скоро будет

Он консулом.


Брут

А при его правленье

Одно останется нам — спать.


Сициний

Он и у власти будет безрассуден,

Не кончит так, как начал, и утратит

Все, что снискал.


Брут

Хоть в этом утешенье!


Сициний

Поверь, что плебс, чью сторону мы держим,

Ждет только повода, чтоб позабыть

Сегодняшний триумф его и вспомнить

Вчерашнюю вражду к нему. А повод

Он сам создаст своим высокомерьем.


Брут

При мне он клялся, что когда захочет

Быть консулом, то ни за что не выйдет

На рыночную площадь, не наденет

До нитки вытертых одежд смиренья

И не покажет (как велит обычай)

Народу ран своих, чтоб домогаться

Его вонючих голосов.


Сициний

Недурно!


Брут

Добавил он, что консульства искать

Не станет вовсе, если не попросят

Патриции его об этом сами.


Сициний

Чего же лучше! Одного желаю:

Пусть клятве не изменит.


Брут

Так и будет.


Сициний

А это, как того мы и хотим,

Его погубит.


Брут

Иль его мы свалим,

Иль наша власть падет. Мы с этой целью

Должны внушать плебеям, что всегда

Он ненавидел их, что, если б мог,

Он превратил бы их во вьючных мулов,

И вольностей лишил, и рот заткнул

Защитникам народа, убежденный,

Что чернь в делах и разумом и сердцем

Не выше, чем верблюды войсковые,

Которых кормят, чтоб таскали грузы,

И бьют, когда они под тяжкой ношей

На землю валятся.


Сициний

Все эти мысли

Плебеям мы внушим, как только он

Их спесью оскорбит, что будет скоро:

Ведь Марция на чернь науськать проще,

Чем на овец собаку. Разом вспыхнет

Народ, как куча хворосту, и дымом

Его навеки закоптит.


Входит гонец.


Брут

В чем дело?


Гонец

На Капитолий вас зовут. Есть слух,

Что Марций будет консулом. Теснятся

Там все: глухие — чтоб его увидеть,

Слепые — чтоб услышать. Путь его

Перчатками матроны забросали,

А девушки и женщины — платками.

Пред ним склонились нобили, как будто

Пред статуей Юпитера, и шапки

Дождем летели из толпы народной

Под гром приветствий. Никогда такого

Я не видал.


Брут

Идем на Капитолий!

Пусть трудятся пока глаза и уши,

А сердце выжидает.


Сициний

Я с тобой.


Уходят.

СЦЕНА 2

Там же. Капитолий.

Входят два служителя с подушками для скамей.


Первый служитель

Скорее, скорее, они сейчас придут. А сколько человек добивается консульства?


Второй служитель

Говорят, трое. Но все уверены, что будет избран Кориолан.


Первый служитель

Малый он храбрый, но только чертовски спесив и недолюбливает простой народ.


Второй служитель

Полно тебе! Ведь уж сколько больших людей льстили народу, а он все равно их не любил; а других любил неизвестно за что. Значит, можно так сказать: если народ любит без причины, то и ненавидит без основания. Кориолан это понимает; ему все равно — любит его народ или ненавидит. А так как он человек благородный и прямой, то он этого и не скрывает.


Первый служитель

Будь ему все равно, любит его народ или нет, он держался бы себе в сторонке и не делал ему ни добра, ни зла. Но он словно старается заслужить народную ненависть и прямо из кожи лезет, чтобы показать это своим недругам. А напрашиваться на вражду и злобу народа ничуть не лучше, чем льстить тем, кого ненавидишь, чтобы они тебя полюбили.


Второй служитель

Он достойно послужил отечеству. Уж ему-то возвыситься потруднее было, чем многим другим, которые только кланялись да угождали народу, не сделав ничего, чтобы пробудить в нем уважение к ним. А Кориолан так запечатлел свою славу во всех глазах и свои подвиги во всех сердцах, что замалчивать и не признавать это было бы черной неблагодарностью. Отзываться о нем плохо может только человек злобный и лживый, которого попрекнет и осудит каждый, кто услышит такие слова.


Первый служитель

Ну, хватит о нем. Я вижу: он и в самом деле человек достойный. Прочь с дороги, сенаторы идут.


Трубы.

Входят консул Коминий, предшествуемый ликторами, Менений, Кориолан, сенаторы, Сициний и Брут.

Сенаторы занимают свои места, трибуны — свои. Кориолан стоит.


Менений

Теперь, когда отозван Ларций в Рим

И с вольсками покончено, осталось

(Для этого мы здесь и собрались)

Решить, как мы вознаградим заслуги

Того, кто столько сделал для отчизны.

Поэтому, почтенные отцы,

Прошу я, чтобы здесь сидящий консул

И вождь победоносный нам поведал

О подвигах, которые Кай Марций

Кориолан свершил. Он тут, меж нами,

И почести воздать ему должны мы

Как подобает.


Первый сенатор

Говори, Коминий,

Наскучить не боясь, и докажи,

Что дело не за нами, а за тем,

Что Риму средств не хватит для награды.

(Трибунам.)

Мы просим вас, избранники народа,

Все благосклонно выслушать, а после

Решенье наше дружественной речью

Перед народом поддержать.


Сициний

Всем сердцем

Стремясь к согласью общему, охотно

Согласны мы почтить того, кому

Посвящено собранье.


Брут

Но охотней

Его мы чтили б, научись он сам

Ценить и почитать народ побольше,

Чем раньше.


Менений

Брут, не к месту речь твоя!

Ты б лучше помолчал. Ну, будешь слушать

Коминия?


Брут

Да, буду, но уместней

Его предостеречь мне, чем тебе

Меня бранить.


Менений

Он любит твой народ,

Но с ним в одной постели спать не станет.

Коминий, говори.


Кориолан порывается уйти.


А ты останься.


Первый сенатор

Кориолан, хвалу своим деяньям

Не стыдно слушать. Сядь.


Кориолан

Отцы, простите:

Полезней раны мне лечить, чем слушать

О том, как получил я их.


Брут

Надеюсь,

Не речь моя тебя спугнула?


Кориолан

Нет,

Хоть часто я, ударов не страшась,

От слов пустых бежал. Ты мне не льстил,

Поэтому меня ты не обидел.

А твой народ и я люблю — настолько,

Насколько стоит он того.

Менений

Ну, сядь же.


Кориолан

Скорей я стану нежиться на солнце,

Почесывая голову под звуки

Тревоги боевой, чем праздно слушать

Слова хвалы делам моим ничтожным.

(Уходит.)


Менений

Избранники народа, как он может

Льстить вашим плодовитым оборванцам

(На тысячу которых нет и двух

Людей достойных), если много легче

Ему отдать всю жизнь во имя чести,

Чем пять минут вниманья восхваленью

Своих деяний? — Начинай, Коминий.


Коминий

Мой голос слаб. Ему ли описать

Дела Кориолана? — Если правда,

Что храбрость — высшее из всех достоинств,

Которые мужчину украшают,

То в мире равных нет тому, о ком

Я речь веду. Уже в шестнадцать лет,

Когда на Рим Тарквиний шел, он всех

В бою затмил. Тогдашний наш диктатор,

Прославленный воитель, видел сам,

Как безбородый, словно амазонка,

Кай Марций гнал щетинистых врагов.

Заметив, что один из римлян ранен,

Его он заслонил своею грудью

И на глазах вождя убил троих.

Сойдясь с самим Тарквинием, свалил

Он с ног его в тот день, когда на сцене

Еще играть он мог бы роли женщин,

Но получил как первый меж мужами

Венок дубовый. В юность он вступил

Как зрелый муж и рос подобно морю,

В семнадцати сражениях лишив

Соратников надежды на награду.

И, наконец, у кориольских стен

И в городе сражаясь (у меня

Нет слов, достойных этого деянья!),

Он беглецов остановил и трусам

Помог своим примером превратить

В забаву страшный бой. Как острым килем

Корабль бегущий гнет траву морскую,

Так он своим мечом — печатью смерти,

Косившим всех, кого клинок коснулся,

Сминал и раздвигал ряды врагов,

Израненный от головы до пят

И стон предсмертный исторгая каждым

Своим движеньем. Он один ворвался

В губительные стены Кориол,

Кровь — знак судьбы — оставив на воротах,

Без помощи сумел оттуда выйти

И, снова с подоспевшим подкрепленьем

В них вторгшись, как комета, город взял.

Но тут же, чутким ухом уловив

Шум битвы вдалеке, он укрепил

Измученную плоть воспрявшим духом

И вновь на вольсков ринулся, шагая

По грудам мертвецов, как если б были

Они его несметною добычей,

И так, в крови, без отдыха сражался,

Пока не стали нашими и город,

И поле битвы.


Менений

О достойный муж!


Первый сенатор

Он заслужил те почести, какие

Ему готовим мы.


Коминий

Добычу нашу

Он оттолкнул, ценнейшие дары

Сочтя за грязь и меньшего желая,

Чем нищий мог бы дать ему; награду

За подвиги он видит в их свершенье,

Довольный тем, что каждый день рискует

Своею жизнью.


Менений

Как он благороден!

Пускай его введут.

Первый сенатор

Позвать сюда

Кориолана.


Служитель

Вот он сам идет.


Входит Кориолан.


Менений

Кориолан, сенат тебя возводит

В сан консула.


Кориолан

Готов служить сенату

Мечом и жизнью.


Менений

Обратись теперь

К народу с речью, как велит обычай.


Кориолан

Позвольте мне его не соблюсти.

Не в силах я стоять перед толпою

Полунагим и, раны открывая,

Молить ее отдать мне голоса.

Прошу, меня от этого увольте.


Сициний

Избранье без народа — незаконно,

А он не даст обычай нарушать.


Менений

Прошу, не раздражай народ напрасно,

Смирись с обрядом древним и добудь

Свой сан по установленному чину,

Как все, чей ты преемник.


Кориолан

Роль такую

Играя, покраснею я, и лучше

Народу этого не видеть.


Брут

(Сицинию)

Слышишь?


Кориолан

Мне ль хвастаться перед толпою; «Дескать,

Я сделал то да се» — и не скрывать,

Но обнажать зажившие рубцы,

Как будто ради голосов ее

Я раны получал?..


Менений

Оставь упрямство.

Трибуны, сообщить вам поручаем

Народу о решенье нашем.

(Кориолану.)

Славься

Н счастлив будь, наш консул благородный!


Сенаторы

Кориолан, будь счастлив! Славься! Славься!


Трубы.

Все, кроме Сициния и Брута, уходят.


Брут

Вот как с народом поступить он хочет!


Сициний

Пора бы это всем понять! Он будет

Просить о том, что презирает, ибо

Просимое дает народ.


Брут

Идем

На рыночную площадь и народу,

Который ждет нас там, расскажем все.


Уходят.

СЦЕНА 3

Там же. Форум.

Входят семь-восемь горожан.


Первый горожанин

Да что там толковать: попроси он наших голосов, мы ему не откажем.


Второй горожанин

Ну, если захотим, то можем и отказать.


Третий горожанин

Это, конечно, наше право, но ведь этим правом мы воспользоваться-то не вправе: покажи он нам свои раны да расскажи про свои подвиги, так мы наши языки в эти раны всунем и за них говорить начнем. Да, уж если он нам про свои благородные дела расскажет, так нельзя же нам такое неблагородство проявить, чтоб ему в признательности отказать! Неблагодарность чудовищна; значит, неблагодарный народ-чудовище. А раз мы сами из народа, то и мы окажемся чудовищами.


Первый горожанин

Да нас и теперь из-за каждого пустяка готовы чудовищами объявить. Помните, когда мы из-за хлеба взбунтовались, он и сам не постыдился обозвать нас многоголовой чернью.


Третий горожанин

Многие нас так называли: и не за то, что головы у одних из нас черные, у других — русые, у третьих — каштановые, а у четвертых и вовсе плешивые, а за то, что умы у нас совсем уж разномастные. Честное слово, если б они разом выскочили из одного черепа, то и тогда разлетелись бы на все четыре стороны — на восток, запад, север, юг — и, продолжая двигаться по прямой, очутились бы все на одной окружности, да только в разных точках.


Второй горожанин

Вот ты как думаешь? А в какую сторону полетел бы, по-твоему, мой ум?


Третий горожанин

Ну, твой-то не так быстро из башки выберется: он в нее чересчур крепко заколочен; а если все-таки вырвется на свободу, то наверняка полетит на юг.


Второй горожанин

Это почему же именно на юг?


Третий горожанин

Да чтобы в тумане растаять: там три четверти его растворятся в гнилых испарениях, а четвертая для очистки совести вернется и поможет тебе жену подыскать.


Второй горожанин

Никак ты без своих шуточек не можешь. Да ладно, продолжай.


Третий горожанин

Так как же порешили? Отдадим ему голоса или нет? Впрочем, ничего они не изменят: большинство и так за него. А я скажу все-таки: будь он с народом помягче, не было бы человека достойнее.


Входит Кориолан в одежде смирения и Менений.


А вот и он сам идет в одежде смирения. Примечайте получше, как он себя с нами держать станет. Толпиться нам всем ни к чему: будем подходить к тому месту, где он стоит, по одному, по двое, по трое. Пусть каждого поодиночке попросит, чтобы каждому выпала честь собственный голос собственным языком отдать. Идите-ка за мной: я вам покажу, как мимо него проходить надо.


Все

Согласны, согласны.


Горожане уходят.


Менений

Нет, ты неправ: блюли обычай этот

Достойнейшие люди.


Кориолан

Что сказать мне?

«Мой друг…» Чума тебя возьми! Никак

На нужный лад язык я не настрою.

«Взгляни, вот раны, друг! Служа отчизне,

Я получил их в час, когда, как стадо,

Твои собратья с ревом удирали

От грохота своих же барабанов!»


Менений

О небо! Нет, не так. Проси их вспомнить

Твои заслуги.


Кориолан

Их? Мои заслуги?

К чертям! Пусть лучше обо мне забудут,

Как и о добродетели, которой

Жрецы их тщетно учат.


Менений

Ты упрямством

Испортишь все. Ну, я пойду. Прошу,

Будь с ними поприветливей.


Кориолан

Сначала

Пусть зубы вычистят себе и рожи

Умоют.


Входят двое горожан.


Вот подходят сразу двое.

Входит третий горожанин,

Вы, конечно, знаете, почему я здесь стою.


Третий горожанин

Знаем, знаем. А все-таки ответь, что же тебя сюда привело?


Кориолан

Мои собственные заслуги.


Второй горожанин

Твои собственные заслуги?


Кориолан

Да, но пришел-то я сюда не по собственной воле.


Третий горожанин

Как — не по собственной воле?


Кориолан

По собственной воле я никогда бы не стал у нищего милостыню клянчить.


Третий горожанин

Ты все-таки помни, что если мы тебе что-нибудь даем, то и от тебя кое-что надеемся получить.


Кориолан

Вот и хорошо. Тогда скажи напрямик: в какой цене у вас должность консула.


Первый горожанин

Цена ее — дружеская просьба.


Кориолан

Дружеская? Изволь. Отдай мне свой голос, приятель. А я тебе покажу свои раны, когда мы будем наедине. (Второму горожанину.) И ты, приятель, дай мне свой голос. Что скажешь?


Второй горожанин

Он твой, доблестный воин.


Кориолан

Что ж, по рукам! Вот я и выпросил себе два достойных голоса. Благодарю за подаяние. Прощайте.


Третий горожанин

Как-то странно все это.


Второй горожанин

Если б снова пришлось… Ну, сделанного не воротишь.


Три горожанина уходят.

Входят два других горожанина.


Кориолан

Если вы настроены так, чтоб я был консулом, отдайте мне ваши голоса. Вы же видите: я одет, как полагается по обычаю.


Четвертый горожанин

Ты честно служил отечеству, но служба твоя не была честной.


Кориолан

Это что, загадка?


Четвертый горожанин

Для его врагов ты был бичом, а для его друзей — скорпионом: ты никогда не любил простого народа.


Кориолан

Значит, ты должен еще больше ценить меня за то, что я не якшался запросто с кем попало. Впрочем, я готов льстить моему названому братцу народу, чтобы снискать его драгоценное уважение, раз он согласен его оказывать только на таком условии. Если мудрому народу милей согнутая спина, чем прямое сердце, что ж, я выучусь кланяться пониже и корчить сладкие рожи на манер тех, к кому он благоволит; словом, буду прислуживаться ко встречному и поперечному. Поэтому прошу вас: изберите меня консулом.


Пятый горожанин

Мы надеемся, что ты станешь нам другом, и охотно отдаем тебе голоса.


Четвертый горожанин

К тому же ты получил много ран, сражаясь за отечество.


Кориолан

Раз ты про них знаешь, я их показывать не буду. Я очень ценю ваши голоса и поэтому не смею их больше утруждать.


Оба горожанина

От всей души желаем: да пошлют тебе боги счастье!


Уходят.


Кориолан

О, как их голоса отрадны мне!

Нет, лучше голодать, издохнуть лучше,

Чем клянчить то, что заслужил по праву.

Зачем прошу я, стоя здесь в лохмотьях,

У Дика с Хобом голосов ненужных?

Да потому, что так велит обычай!

Но повинуйся мы ему во всем,

Никто не стал бы пыль веков стирать

И горы заблуждений под собою

Похоронили б истину. Не лучше ль,

Чем роль шута играть, отдать и должность

И честь тому, кто ради них все стерпит?

Нет, раз я вынес половину срама,

То и другую вынесу упрямо!


Входят еще трое горожан.


А вот три голоса еще.

Я ваших голосов прошу. Я дрался

Лишь ради них; лишь ради них ночами

Не спал; лишь ради них раз двадцать пять

Был ранен в восемнадцати сраженьях.

Свершил я много дел больших и малых

Лишь ради них. Давайте ж голоса:

Я впрямь быть консулом хочу.


Шестой горожанин

А ведь он доблестно сражался. Ни один честный человек не откажет ему в голосе.


Седьмой горожанин

Что ж, пускай будет консулом. Да пошлют ему боги счастья и да превратят его в истинного друга народа.


Все

Аминь. Пусть боги консула хранят!


Горожане уходят,


Кориолан

О, как почетны эти голоса!

Входит Менений с Брутом и Сицинием.


Менений

Твой искус кончен. Голоса народа

Несут тебе трибуны. Остается

Тебе в одежду консула облечься,

Чтоб в ней предстать народу.


Кориолан

Это все?


Сициний

Ты выполнил обряд. Народ согласен,

Чтоб консульство ты получил. Но прежде

Твое избранье нужно утвердить.


Кориолан

В сенате?


Сициний

Да, Кориолан, в сенате.


Кориолан

Так можно мне переодеться?


Сициний

Можно.


Кориолан

Пойду сменю одежду и отправлюсь,

Вновь став самим собой, в сенат.


Менений

И я с тобой. — А вы куда, трибуны?


Брут

С народом мы побудем.


Сициний

В добрый час!


Кориолан и Менений уходят.


Достиг он цели, хоть взбешен изрядно.


Брут

Надев наряд смиренья, он все так же

Остался горд. Ты что, народ распустишь?


Входят горожане.


Сициний

Ну как, друзья? Избрали вы его?


Первый горожанин

Ему мы дали голоса.


Брут

О небо,

Да не обманет он любви народной.


Второй горожанин

Аминь. А все ж спроста мне показалось,

Что нас о них с издевкой он просил.


Третий горожанин

Конечно, он в насмешку это делал.


Первый горожанин

Нет-нет, уж просто так он говорит.


Второй горожанин

Мы все, за исключением тебя,

Нашли, что проявил он к нам презренье.

Он был обязан показать нам раны

Следы своих заслуг перед отчизной.


Сициний

Он, несомненно, их и показал!


Горожане

(отдельные голоса)

Да кто их видел! Нет! И не подумал!


Третий горожанин

Сказал он нам, махнув с презреньем тапкой:

«Наедине я покажу вам раны.

Не позволяет мне обычай старый

Стать консулом без ваших голосов.

Поэтому вы их должны мне дать».

Когда ж мы согласились, он прибавил:

«Благодарю. Я ваши голоса

Весьма ценю, но больше делать вместе

Нам нечего». Ну не насмешка ль это?


Сициний

Но как могли вы быть настолько глупы,

Чтоб не понять его, и так по-детски

Доверчивы, чтоб голоса отдать,

Коль поняли его?


Брут

Что ж не смогли вы

Ему ответить так, как вас учили,

Что в дни, когда он не стоял у власти,

А был еще слугой безвестным Рима,

Он к вам уже питал вражду и речи

Держал в собраньях против вас, пытаясь

Лишить плебеев вольностей и прав;

И что теперь, когда он приобрел

Влияние и силу в государстве,

Оставшись, как и встарь, врагом народа,

Беду накличут ваши голоса

На вас самих. Сказать вам было надо,

Что, хоть довольно у него заслуг

Для назначенья консулом, он все же

Вам должен благодарен быть за выбор

И, позабыв вражду былую, стать

Вам другом и защитником.


Сициний

Вот если б

Ему вы наши речи повторили,

Он тут же, вспыхнув, выложил бы душу

И вы могли б добиться обещаний,

Чтобы о них при случае напомнить,

Иль, распалив его строптивый нрав,

Который не выносит принужденья,

Найти в его неистовстве предлог,

Чтоб отменить избранье.


Брут

Иль не ясно,

Что, даже в вас нуждаясь, он открыто

Вас презирал? Иль не понятно вам,

Что вас своим презреньем он раздавит,

Когда получит власть давить? Иль сердце

У вас в груди не бьется? Иль язык

Вам дан лишь для того, чтоб восставать

На разум?


Сициний

Или не случалось вам

Ни разу отказать тому, кто просит?

Зачем же вы отдали голоса

Тому, кто не просил вас, а смеялся

Над вами?


Третий горожанин

Он еще не утвержден.

Его отвергнуть можно.


Второй горожанин

И отвергнем!

Я сам уговорю пять сотен граждан!


Первый горожанин

Я — тысячу, и с ними их друзей.


Брут

Ступайте объясните им, что избран

Был вами тот, кто втайне замышляет

Вас вольностей и голосов лишить,

Как псов, которых бьют за лай, хоть держат,

Чтоб лаяли.


Сициний

Плебеев созовите

Для обсужденья дела и отмены

Избранья безрассудного. Сошлитесь

На то, как он спесив и вам враждебен,

На то, с каким презрением одежду

Смиренья он носил и как глумился

Над вами, голосов прося. Скажите,

Что только память о его заслугах

Понять вам помешала непристойность

Его язвительных речей, внушенных

Закоренелой злобой к вам.


Брут

Свалите

Вину на нас, трибунов ваших, — дескать,

Мы сами, возраженьям не внимая,

Склоняли вас его избрать.


Сициний

Скажите,

Что вами избран он не добровольно,

А по приказу нашему; что занят

Был разум ваш не тем, что вам хотелось,

А тем, что надлежало сделать вам;

И вышло так, что нехотя избрали

Вы консулом его. Вините нас.


Брут

Да, не щадите нас. Друзьям скажите,

Как часто мы втолковывали вам,

Что с юности до нынешнего дня

Он родине служил; что происходит

Он из семьи тех Марциев, которой

Дан римлянам четвертый царь — Анк Марций,

Великого Гостилия преемник

И Нумы внук по матери своей,

А также Квинт и Публий, кем построен

Водопровод, чтоб Рим снабжать водой,

И Цензорин, любимец бедняков,

Себе прозванье это заслуживший

Тем, что был дважды цензором.


Сициний

Скажите,

Что постоянно мы твердили вам

Не только о его происхожденье,

Но и о дарованиях его,

На консульство ему дающих право;

Однако, взвесив все его поступки

Как в прошлом, так и в день голосованья,

Вы поняли, что он — ваш враг заклятый,

И отменили свой поспешный выбор.


Брут

Да посильней при этом напирайте

На то, что вы без наших настояний

Его бы не избрали никогда.

А после, голоса собрав, спешите

На Капитолий.


Горожане

Так мы и поступим.

Уже почти что все теперь жалеют

О выборе недавнем.


Уходят.


Брут

Пусть идут!

Нам их подбить на бунт не так опасно,

Как ждать, пока не грянет неизбежно

Другой мятеж, во много раз страшней.

Коль взбесит Марция, что несомненно,

Лишенье сана, это может пользу

Нам принести.


Сициний

Идем на Капитолий,

Покуда плебс туда волной не хлынул.

Пусть бунт, к которому мы подстрекнули,

Предстанет (так оно и есть отчасти)

Как дело рук народа самого.


Уходят.


Читать далее

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть