Онлайн чтение книги Король абордажа
Глава 6. ШЕВАЛЬЕ ДЮ РОССЕ

Издалека казалось, что Тортуга не слишком изменилась за прошедшие три года, но когда высокобортный барк, который раньше именовался «Сан-Иеронимо из Уэльвы», подошел к берегу, то его экипаж заметил, что на берегу Кайоны возникла дюжина новых домиков и более или менее пристойных хижин, покрытых крышами из пальмовых листьев. Дальше по берегу в богатой речной долине между побережьем и подножиями холмов появились и крупные постройки.

Ранним утром вместе с «Золотым будущим», так теперь именовался «Сан-Иеронимо», в порту стояло только несколько маленьких рыболовецких суденышек. С высокой палубы захваченного корабля капитан Генри Морган быстро заметил, что крепость, выстроенная Элиасом Уаттсом, стала чуть не в три раза больше с тех пор, как маленький

«Вольный дар» был вынужден быстро покинуть порт из-за полусумасшедшего Олоннэ, Дабронса и других из шайки Тиболта.

Морган предался раздумьям.

«Интересно, сколько из этих капитанов, которых я видел тогда у губернатора, стоят сегодня в порту — и вообще, живы ли они? Слышали ли они о том, как я захватил этот корабль, или о моем успешном нападении на Гандуакан и Порто-Лагартос и, наконец, о захвате личного транспортного галиона вице-короля Новой Гранады? Конечно, слухи о моих подвигах должны уже были пересечь залив Кампече».

Капитан Морган повернул голову и осмотрел другие суда своего крохотного флота. Сразу за флагманом плыл «Вольный дар», казавшийся маленькой скорлупкой по сравнению с «Белым сердцем», большим, окрашенным в красный цвет бригом, водоизмещением почти в десять тонн.

Три года и семь месяцев прошло с тех пор, как Морган, тогда самоуверенный юнец, отправился искать счастья у берегов Мексики. Так или иначе, его совесть нимало не беспокоило то обстоятельство, что слова «четыре месяца» в его лицензии чудесным образом — или с помощью некоторых умельцев из его команды — превратились в «четыре года».

Генри Морган был настолько доволен окружающим миром, что, взглянув на знамя, свешивавшееся с сигнальной мачты барка, не мог удержать радостной усмешки. Хей-хо! Как грустно было расставаться с милой и любящей доньей Серафиной Марией, которая собственноручно вышила золотого грифона на его личном флаге. Рыдая при известии о его отплытии, Серафина Мария угрожала покончить с собой среди чернеющих руин Порто-Лагартоса.

Лишь одно могло утешать Серафиму Марию — это то, что у нее не осталось ничего напоминающего о возлюбленном, что она могла бы благословлять или проклинать. Потом ему пришла в голову грустная мысль, что никто из тех женщин, с которыми он делил свою постель, не объявили себя беременными от него — за исключением одной креольской шлюхи, которую он в драке отбил у Джереми Дента на острове Санта-Лусия. Эта темнокожая малютка, всхлипывая, уверяла его, что он отец ребенка, который, наверное, появится на свет семь месяцев спустя. Хотя он и сомневался в этом, но не стал настаивать, а постарался обеспечить креолке более или менее сносное дальнейшее существование.

В двадцатый раз Морган взвесил шансы на теплую встречу, потому что с 1660 года украшенное белыми и золотыми лилиями знамя Людовика XIV, короля Франции, развевалось не только над Тортугой, но и над портами Марго и Пор-де-Пе на Эспаньоле. А энергичный спорщик Бернар Дешамп, шевалье дю Россе, теперь сидел на месте Уаттса.

Повернувшись к квартирмейстеру, Морган приказал, чтобы двум другим судам дали знак приблизиться. Почему бы не произвести впечатление своим входом в порт Кайоны?

Он почувствовал легкое возбуждение, когда все три корабля отсалютовали выстрелами и подняли золотые и зеленые флаги перед кайонской крепостью. Болезненное воспоминание о том, как однажды ночью он карабкался по этим стенам, на мгновение искривило губы Моргана.

К невыразимому облегчению валлийца, белое и золотое знамя династии Бурбонов нырнуло вниз в знак приветствия, а мгновением позже поднялись клубы белого дыма, и гарнизонная батарея отсалютовала ему.

Как только «Золотое будущее» перевалило за линию рифов, защищавших причал, Морган в изумлении осмотрелся. Куда подевалась жалкая, неприглядная деревня, которую он запомнил? На ее месте теперь вырос процветающий на вид, небольшой город.

Он почувствовал себя увереннее, заметив в порту только два судна, которые могли сравниться с его собственным. Одно из них оказалось фрегатом приблизительно одного размера с «Золотым будущим», а другое — большой, но заурядной буканьерской баркой. Длинная и низко сидящая в воде, она прекрасно подходила для неожиданных налетов из скрытых в джунглях устьев рек, потому что весла позволяли ей обойти зазевавшееся судно и неожиданно напасть на него.

Не успел еще якорь корабля Моргана с громким бульканьем погрузиться в прозрачную воду у причала, как его экипаж живо бросился к лодкам и начал швырять в них мешки и по-разному упакованные тюки с таким трудом завоеванной добычей.

На берегу купцы торопились назвать свои цены, шлюхи бросились к своим румянам, а трактирщики наполнили кувшины крепким ромом, который привозили с Ямайки.

— Пошли ко мне Генри Кота, а я осмотрюсь на берегу.

Хотя Кот, беглый банкир из Лиона, ухитрился вколотить в упрямую голову Моргана какие-то знания французского языка, тот все-таки не был уверен в употреблении идиом и всяких тонкостей.

Тут появился и сам переводчик, колоритная фигура в оранжевых сатиновых штанах, подвязанных розовым поясом, и в ярко-красной куртке.

Среди грубых голосов своего экипажа, выкрикивающих радостные приветствия, Морган собрался соскользнуть в гичку по веревочной лестнице, когда Джадсон, старший офицер барка, закричал:

— Черт, Гарри! От крепости отошла баржа, и, похоже, на ней чертов губернаторский флаг.

На лице у Моргана появилось напряженное выражение. Он вернулся на палубу, приказал всем людям быть наготове и с мрачным предчувствием наблюдал за постепенным приближением пестро разукрашенной серебристо-голубой баржи. Она очень хорошо смотрелась, черные гребцы работали в унисон, и голубые весла быстро несли ее к «Золотому будущему».

Стол в гостиной очень удобного губернаторского дома, построенного выше и позади скромного маленького жилища Элиаса Уаттса и его семьи, был накрыт на шесть человек. Золотая и серебряная посуда в сопровождении разнообразных бокалов выглядела очень внушительно. Темно-желтые оштукатуренные стены оживляли несколько пестрых испанских шалей. Гостиная больше напоминала салон какого-нибудь поместного французского аристократа, чем дом губернатора одного из самых беззаконных и разгульных портов в мире.

— Приношу свои извинения, mon ami, — обратился к Моргану шевалье дю Россе. — За такое короткое время я не смог приготовить для вас банкет, которого вы заслуживаете, а только скромную вечеринку на шестерых.

В длинном сюртуке с развевающимися полами губернатор проводил гостей в гостиную, где за каждым стулом стояла служанка-мулатка. Рабыни были одеты в красочные желтые юбки и белые рубашки, подхваченные серебряными поясами. Морган заметил, что их босые ноги оказались чисто вымыты, а вместо обычного железного кольца раба на них были широкие серебряные кольца с эмблемой шевалье.

Справа от дю Россе сидел Эдвард Мэнсфилд, вновь избранный главный адмирал конфедерации берегового братства. У этого свирепого на вид голландца, с огромным животом и на редкость кривыми ногами, на одном глазу было бельмо, которое тем не менее ни разу в жизни не помешало ему упустить хотя бы один дублон в его успешной карьере пирата и мошенника. Его грубая красная физиономия резко выделялась даже на фоне ярко-оранжевых сюртука и жилета, лиловых штанов и голубых носков. Когда-то его ударили по руке мечом, навеки парализовав три пальца на правой руке, и теперь они не шевелились и были всегда скрючены, словно птичья лапа.

Морган сидел слева от губернатора. По такому случаю он необдуманно нацепил черный завитой парик. По сравнению с адмиралом Мэнсфилдом капитан «Золотого будущего» выглядел просто мелкой пташкой, потому что на нем оказался простой на вид костюм серого цвета с серебристой отделкой.

Но кто перещеголял и самого голландца, так это хозяин; на свои изящные смуглые пальцы он нацепил все кольца, какие смог, а на шее у него болталась массивная цепь с огромным бриллиантом.

В числе гостей был пожилой корнуэллец — капитан Джек Моррис — вместе с сыном, неуклюжим малым лет двадцати с ничего не выражающим лицом. Оба пираты до мозга костей, они лишь недавно обратились к дю Россе за лицензией и сейчас наслаждались выгодами плавания с оформленной по всем правилам комиссией.

Отец и сын разговаривали и вели себя так, как и выглядели, — как отъявленные бандиты. Разодетые пышно, но безвкусно, они казались похожими на потрепанных петухов. Руки с поломанными ногтями были грязны и покрыты пятнами, а на их небритых лицах застыло мрачное и коварное выражение.

Завершал эту живописную группу известный пират Ахилл Трибитор. Он был молод, с обманчивым невинным выражением на лице, хотя все знали, что со своими жертвами он мог быть свирепее любого тигра.

Морган все еще не мог понять, почему, вместе с известным Мэнсфилдом, Моррисами и Трибитором, он удостоился такого внимания от губернатора, потом плюнул и обратил все свое внимание на разнообразные блюда из рыбы, лангустов, тушенных в вине змей и закуски, поданные на блюдах с рисовым гарниром.

Мэнсфилд, всегда себе на уме, пил мало, но уделял много внимания телятине, вымоченной в меде и молоке, цыплятам, поджаренным в оливковом масле до появления хрустящей корочки, устрицам с маслом и приправами и самому великолепному блюду из всех под названием булябасс — чудесной тушеной рыбе, известному блюду юга Франции.

Морган гордился тем, что мог понимать разговор на французском языке и вставлять замечания.

Хотя губернатор, похоже, уже знал достаточно много о подвигах Моргана, он тем не менее настаивал на том, чтобы капитан «Золотого будущего» подробно описал ему все свои набеги и победы. Поэтому, подогреваемый искренним интересом старого Мэнсфилда, Морган рассказал о своих сражениях в маленьких портах, в основном занимавшихся торговлей кожами, индиго и кампешевым деревом — сырьем для стойкой краски.

Глаза Трибитора, при свете свечей напоминавшие вишни, сверкали, когда валлиец рассказывал об успешной предрассветной атаке на Порто-Лагартос, а когда он повествовал о том, как выгодно захватить рабов в одном порту, а перепродать в другом, то даже Моррисы перестали жевать.

Дю Россе внимательно выслушал его рассказы, постукивая по кончику длинного носа, потом резко повернулся к Моргану:

— Удивительно, mon ami, но вы мало стремитесь или совершенно не стремитесь к боевым действиям на море, а также к маневрированию. Это довольно редко встречается среди джентльменов удачи. Интересно — почему?

Морган дожевал индейку и вежливо ответил:

— Ваше превосходительство, вы просто засыпали меня вопросами сегодня вечером, поэтому прежде, чем и дальше удовлетворять ваше любопытство, мне хотелось бы знать, почему вы так стремились к моему обществу и почему вы интересуетесь моим мнением?

Широко улыбнувшись, дю Россе подставил слуге кубок.

— Месье капитан, я считаю вас другом по одной простой причине — однажды вы избавили меня от весьма утомительного приятеля, некоего капитана Ива Тиболта.

Дю Россе хихикнул.

— Это был отъявленный бандит и хитрый интриган. Знаете, если бы не ваше вмешательство, то этот мерзавец мог бы расстроить мои планы. — Он пожал плечами. — Более того, раскритиковав поход против Сантьяго, вы упрочили мои позиции среди французских соотечественников как раз тогда, когда мне так нужна была их поддержка.

При этом воспоминании Морган нахмурился.

— Тортуга все равно стала бы французским владением, — мягко добавил дю Россе. — Не нужно быть слишком проницательным, чтобы понять, что человек одной национальности не может вечно править шестью другими.

Длинные кудри невероятно жаркого парика Моргана мотнулись взад и вперед, когда он согласно кивнул.

— Это верно, ваше превосходительство. Мы должны были потерять Тортугу. Боже всемогущий! Если бы только мы, англичане, были сильнее.

Дю Россе откинулся назад — маленькая яркая фигурка на фоне покрывала из Дамаска, постланного на его огромном блестящем кресле.

— Отлично. Но вы, англичане, не так сильны и поэтому мало что можете сделать в борьбе против проклятых испанцев. С другой стороны, мы, французы, сильнее, но не можем одни противостоять им. — Он выразительно махнул рукой. — Поэтому у нас, французов, и у вас, англичан, есть кое-что общее — ненависть к Испании и ко всему, чем она владеет.

Морган откинулся назад на стуле, оба Морриса изумленно воззрились на него, а он повернулся к губернатору.

— Хорошо, я сам скажу, о чем мы оба думаем.

— А, — плохие зубы дю Россе блеснули в усмешке, — так что, вы считаете, у нас общего?

Хотя Морган и смотрел на хозяина, но говорил он прежде всего для адмирала Мэнсфилда, опытного и удачливого пирата, которого настолько уважали в конфедерации, что доверили ему весь флот — почти шестьдесят кораблей разного тоннажа.

— Позвольте мне сказать так, — продолжал валлиец. — Поскольку ни Франция, ни Англия, ни Голландия, — последнее он добавил для Мэнсфилда, — не настолько сильны, чтобы бороться с Испанией собственными силами, то должно быть достигнуто нечто вроде соглашения, иначе мы все погибнем. Я прав?

— Да. Продолжайте, мингер Морган [45]…мингер Морган. — Мингер по-голландски — господин., — вмешался Мэнсфилд густым грубым голосом.

— Поскольку Испания является нашим смертельным врагом, то мы можем снарядить сильный флот и захватить ее главнейшие порты, уничтожить ее корабли и, — тут он повысил голос, — захватить такие сокровища, что сам дворец Эскуриал содрогнется от воплей Филиппа Четвертого и проклятий его мерзавцев министров!

— Да! Ты прав! Клянусь Богом, я с тобой! — воскликнул младший Моррис.

Мэнсфилд еще больше побагровел и на мгновение прикрыл опухшие глаза веками без ресниц.

— То, что ты предлагаешь, верно — верно и звучит хорошо. У берегового братства больше не будет такого понятия, как национальность. — Он повернулся к хозяину: — Да? Что вы думаете?

Дю Россе потер маленькие ручки и дал сигнал прислуге подавать пирожки, конфеты и фрукты, а потом заговорил:

— Хотя здесь, в Кайоне, я поднял флаг его христианского величества Людовика Четырнадцатого, — он поднял бокал и отпил глоток, — братья не должны считать Кайону французским, английским или голландским портом. Нет. Кайона станет столицей конфедерации берегового братства. Вы можете считать Тортугу своей базой, мой адмирал, своим домом.

Морган подумал про себя, но не высказал свои мысли вслух: «Значит, она не будет английской? Ну, может быть, сейчас, но потом мы еще посмотрим».

— Черт побери, — впервые вмешался в разговор Джек Моррис. — Это не понравится новому губернатору Ямайки.

Подзадориваемый недобрым чувством, Морган поднял руку и стукнул по столу:

— Капитан Моррис, как истинный пират, я полагаю, вам все равно, чьим командам, французского или голландского адмирала, подчиняться?

Уже почти совершенно пьяный, старший Моррис насупился и рявкнул в ответ с такой силой, что стул под ним треснул:

— Джек Моррис не подчиняется никому, ни человеку, ни Богу, ни черту! — Но какая-то мысль побудила его тут же добавить: — Конечно, месье губернатор, я все-таки лояльный брат!

Огорченный оборотом, который принимал ужин, дю Россе громко хлопнул в ладоши.

— Терпение, пожалуйста, месье. Сейчас я предлагаю вашему вниманию настоящий деликатес, очищенные груши, вымоченные в вине, которое производят в нашей прекрасной провинции Шампани. Филиберт! — Он поднял украшенный кольцами палец. — Хватит на сегодня серьезных разговоров. — Губернатор изо всех сил старался быть веселым. — Давайте веселиться! Мы должны поприветствовать вновь прибывшего капитана.

— Ура храбрецу Моргану! — Младший Моррис слегка взмахнул рюмкой и забрызгал шелк рубашки и льняную скатерть. — Как ни крути, а славную шутку ты сыграл в Порто-Лагартосе — отправить своих людей на берег в пустых бочках, — чертовски остроумно. Правда, па?

— Да, Гарри Морган хитрее лисицы. Лопни мои глаза!

— Вином хорошо запить ужин, но после ужина оно уже слабовато, — ухмыльнулся Морган в лицо дю Россе. — Несите нам что-нибудь покрепче, а я спою вам песню, губернатор, которую, клянусь, вы узнаете.

Морган откинулся назад, протянул ноги на стол, сорвал парик, швырнул его в вазу с фруктами и затянул «La Ronde du Rosier». [46]«La Ronde du Rosier» — «Розовая песня» (фр.).

Постепенно красивый, богатый оттенками голос валлийца зазвучал во всю мощь, и служанка, которая уже сидела на коленях у Джека Морриса, открыла рот и даже перестала хихикать и отбиваться от лап старого бандита.

К концу последнего куплета Морган не отрывал глаз от приоткрывшейся двери, обтянутой зеленой кожей и расположенной слева от той, в которую вошли дю Россе и его гости. Дверь открылась ровно настолько, чтобы певец смог заметить мелькнувшие темно-рыжие волосы, живой глаз и край алых губ.

У него возникло сильнейшее желание вскочить и вытащить на свет красотку, притаившуюся за дверью, но он не решился, потому что второй раз за один вечер рисковать вызвать нерасположение губернатора — это было слишком. Кроме того, дверь закрылась так же бесшумно, как и открылась. «Черт! Кто это?» — размышлял он, заканчивая припев.

Как будто вспомнив о пустячном деле, Морган спросил Морриса через стол:

— Я уже давно не слышал о том, как дела на Ямайке после восстановления на троне нашего благородного короля. Вы можете мне что-нибудь рассказать?

— Ну, милорд Виндзор сменил Д'Ойли на посту губернатора. А до Виндзора был еще один губернатор, сэр Чарльз Литтлтон — благослови Господи его душу, — который оказался, — Моррис подмигнул в сторону дю Россе, — нашим большим другом. Он симпатизировал капитанам конфедерации, и понимал их, и подписывал братьям любые комиссии, не задавая лишних вопросов и не требуя жутких процентов.

Шевалье попытался, но не слишком удачно, сделать вид, что он не заметил выпад в свой адрес, заключавшийся в признании того, что губернатор Ямайки удачнее торгует лицензиями для пиратов.

— Значит, власть короля установилась прочно и надолго?

— Да. Его милостивое величество король Карл Второй сидит на своем троне прочнее всех других монархов.

— Слава Богу! — Все были удивлены тем порывом, с каким Морган это воскликнул. — Скажите, а что же случилось с теми государственными офицерами, которые служили на Ямайке?

— Ну, когда я был там прошлой осенью, им была дарована амнистия и они дружненько, словно стадо овец, перешли на сторону короля. Господи, Гарри! Ты должен зайти в Порт-Ройял. По сравнению с этим местом Тортуга не стоит и ломаного гроша. Да, месье Россе?

Никто из присутствующих не заметил, как губернатор бесшумно исчез за зеленой дверью, за которой Морган заметил прядь таинственных рыжих волос.

Бернар Дешамп, шевалье дю Россе, был на редкость разгневан, хотя мало кто мог бы поверить в это. Бушевал он в своем кабинете.

— Будь проклято женское любопытство! — шипел он по-французски. — Как ты посмела ослушаться меня? Если ты испортила мой план, клянусь Богом, я велю Филиберту искрошить тебя на мелкие кусочки! Как тебе это понравится?

Рыжеволосая девушка в голубом платье, небрежно облокотившаяся на окно, выглядела очень эффектно. Она сложила веер и протянула:

— Наверное, так же, mon cher, как вам понравилось бы шесть дюймов клинка в сердце! Еще раз спрашиваю: что вы хотите от меня?

Шевалье сердито потер лоб.

— Знаешь, Карлотта, ты самая беспокойная покупка из всех, что я приобрел. И почему только я не отхлестал тебя бичом еще давно, не понимаю.

Рабыня была так мала ростом, что трудно было поверить, что это уже взрослая женщина. Она тихо засмеялась и, двигаясь неслышными, гибкими движениями, проскользнула к губернатору и ущипнула его за подбородок. — Бедный Бернар! Я тебя раздражаю просто потому, что не позволяю тебе заниматься любовью со мной иначе, чем силой, а это, по твоему мнению, пошло, ведь ты человек со вкусом, да? Я тебе принадлежу — и в то же время нет. Мне и правда тебя жаль! Такая неблагодарность за драгоценности и костюмы, да к тому же ты заплатил три тысячи золотом Брэсу де Феру за мои прелести.

— Тихо! — На остром лице дю Россе появилось угрюмое и мрачное выражение. — Пока тебе везло, но я не делаю покупок, которые не окупаются.

Огромные, почти прозрачные зеленые глаза Карлотты тревожно сузились.

— А теперь послушай, что я скажу. Там сидит некий капитан Морган. Я надеюсь, что он станет моим хорошим другом, — по крайней мере, мне не хотелось бы считать его своим врагом. Ты увидишь, что он молод и порывист, как все молодые люди, но он умен и смотрит в будущее в отличие от прочих его храбрых, но тупых соотечественников. — Дю Россе схватил ее за запястье и притянул к себе. — Итак, если ты не хочешь, чтобы тебя наказали, как непослушную рабыню, ты должна возбудить его внимание, привлечь его и узнать, что он скрывает.

Шевалье остановился, прикусил нижнюю губу и причмокнул.

— Не заблуждайся насчет него, этого Генри Моргана нелегко покорить. Для меня очень важно, чтобы ты очаровала его. Попробуй только не сделать этого, и, клянусь Богом, я втолкну тебя голой в двери общественного борделя!

— Я не могу ничего обещать, — прозвучал холодный ответ Карлотты. Но в ее голосе проскользнули нотки страха. То, что улыбающийся и изящный шевалье дю Россе был способен на безжалостные пытки, она хорошо знала в результате трехмесячного заточения во дворце губернатора, где ее называли «гостьей». — И… что ты собираешься сделать с этим англичанином?

Шевалье понизил голос:

— Я хочу сделать его великим капитаном, возможно, даже адмиралом или превратить его в мишень для того кинжала, который ты так любишь.

Рука Карлотты машинально дотронулась до огромного шиньона из рыжих локонов, стянутого блестящим кольцом У основания ее шеи.

— Подумать только! — усмехнулась она. — Месье капитан Морган, похоже, вступает в самую интересную фазу своей карьеры.

Стрелки часов с потускневшей позолотой на колокольне, возвышающейся над складом Доминика Лефевра, пробили одиннадцать, а на губернаторском столе скопились груды битой посуды и разбросанной одежды. Мэнсфилд, Морган и Моррисы бросали кости, но по своим правилам; они играли в игру, изобретенную младшим Моррисом. За стулом каждого из партнеров стояла веселая и хихикающая меднокожая служанка.

— Во-первых, крепко держи то, что твое. — Младший Моррис показал пример, сняв ремень и накинув петлю на голую лодыжку служанки. Та притворно запищала. — А теперь, — молодой бандит взялся за кожаную чашку для бросания костей, — тот, у кого выпадет больше очков в трех бросках, получает по одному предмету одежды со всех служанок, кроме своей. Понятно?

Мэнсфилд развалился на стуле, словно огромная жаба. У него все еще сохранилась достаточно крепкая и мускулистая фигура для его возраста. Дрожа от возбуждения, товарищи Мэнсфилда расхохотались, когда он выбил тридцать два.

— Ему повезло. Он выиграл!

— Нет, клянусь Богом. Взгляните, вот тридцать шесть, — пророкотал Джек Моррис. — Вам меня не побить. Давай, Гарри, попытай счастья.

Морган бросил и проиграл, потому что в трех бросках набрал всего двадцать восемь очков. Последним бросал Джек Моррис, который выиграл и, облизываясь, оглядывался по сторонам.

— Давайте, собаки, платите!

Казалось, что старший Моррис никогда не проиграет.

Морган дышал так, словно ему пришлось участвовать в гонках. Он громко потряс кости.

— Теперь, Хлоя, молись своим святым, а то ты станешь похожа на прародительницу Еву. — Кто-то положил руку Моргану на плечо.

Кровь бросилась Моргану в голову, и он резко обернулся.

— Клянусь адом и сатаной, вы хотите отобрать кусок мяса у голодной собаки, а?

— Только чтобы предложить более вкусное блюдо, — улыбнулся шевалье. — Застегните рубашку, прошу вас, и наденьте парик, потому что я собираюсь представить вас очаровательнейшей леди, и я не хочу, чтобы она испугалась.

Морган заколебался на секунду, и рубин в его серьге дрогнул, словно маленький уголек, а потом он с видимой неохотой скинул с колен рассерженную и расстроенную Хлою прямо на кучу разноцветной одежды. Улыбаясь, он быстро поправил свой костюм и прошел за хозяином в ту самую зеленую дверь. Как только крики игроков и отчаянные взвизгивания Хлои затихли, дю Россе остановился.

— Mon ami, как вы могли понять, я, Бернар Дешамп, считаю себя вашим поклонником. В знак признания ваших достоинств я прошу вас оказать мне честь и принять самый совершенный бриллиант, который я встречал после того, как покинул прекрасную Францию!

— Бриллиант? Черт вас побери, месье, меня сейчас интересуют не бриллианты. Зачем…

— Простите, я просто образно выразился, — улыбнулся дю Россе. — Сейчас я рекомендую вам божественные прелести мадемуазель Карлотты де Сандовал д'Амбуаз.

— Мадемуазель? — Морган обратил внимание на обращение. — Это по-французски.

— Ну да. Моя дорогая маленькая Карлотта обладает настолько хорошим вкусом, что выбрала себе в матери француженку, хотя она и была достаточно неосторожна, чтобы обрести в качестве отца поганую испанскую собаку.

— Я весь внимание. Она свободна?

— Нет, я купил ее прошлой весной у пирата по имени Брэс де Фер, который убил ее мужа и привез девчонку после набега на Сьенфуэгос на Кубе.

— И что из этого?

— Если Карлотта понравится вам, mon ami, и вы сможете приручить ее, то она ваша, как небольшой знак моего внимания. Но я должен предупредить вас, что, хотя Карлотта невелика ростом и изящна, она может быть коварной и жестокой, как тигр Тьерра Фирме. Вы знаете, что из себя представляют эти маленькие тигры?

Морган кивнул. Индейцы вокруг Порто-Лагартоса ловили и продавали маленьких пятнистых щенков ягуаров, настоящее коварство джунглей.