Онлайн чтение книги Королева в придачу
Глава 2

Мэри сбегала с лестницы башни, перепрыгивая через ступеньки.

– Ваше высочество! – кричала сзади Гилфорд. – Возьмите себя в руки! Ведь это просто Джейн. А ваше достоинство, ваш сан…

К словам Мег следовало прислушаться. Мэри ведь не простая сельская дама, она… Но ей так приятно было узнать, что хоть Джейн Попинкорт сделала ей сюрприз в Сочельник. Казалось, принцесса только сейчас ощутила удивительную атмосферу праздника.

Она остановилась перед дверью в холл, перевела дыхание и вошла в помещение с достоинством истинной принцессы крови. Однако ее появление не сразу заметили. В зале было людно. Мэри увидела нескольких незнакомых людей, чьи промокшие от снега накидки развесили перед огнем камина. Однако большинство присутствующих столпились там, где сидела удивительно нарядная молодая женщина. Воистину леди! Принцесса даже не сразу узнала ее. Неужели эта пухленькая и элегантная дама и есть та Джейн Попинкорт, так веселившая ее в детстве, та шустрая девочка-подросток, которая не гнушалась подслушивать под дверьми, а потом доносила принцессе все придворные сплетни, и они, укрывшись с головой, подолгу шептались и хихикали в кровати.

Сейчас Мэри даже тихонечко ахнула, словно удивляясь, откуда в их край залетела эта райская птица. Такое яркое платье – оранжевый бархат с парчовыми аппликациями, пышные буфы на рукавах. Плоская шапочка из парчи, казалось, лишь чудом держится на затылке, не скрывая черных, гладко зачесанных волос. Прямоугольный вырез платья подчеркивал высоко поднятую корсажем грудь Джейн, ее пышные плечи. Джейн стояла у камина, повернувшись в сторону находившейся в полутьме принцессы, и Мэри видела ее круглое милое личико – пухлый подбородок, рот в форме сердечка с очаровательной родинкой над уголком рта, отчего казалось, что Джейн слегка улыбается. Под яркими черными бровями – глаза цвета спелой вишни.

Мэри сделала несколько шагов вперед. Джейн наконец узнала ее, ахнула, но тут же взяла себя в руки. Подхватив юбки, девушка присела в низком реверансе, опустив глаза, в полной достоинства и почтения истинно придворной манере.

– Моя высокочтимая принцесса!

Мэри молчала. Она была и рада встрече с подругой детства, и несколько шокирована, почти обижена ее вызывающей роскошью.

– Встаньте, Джейн Попинкорт. Мы рады вам.

Джейн выпрямилась. Несколько минут она глядела на принцессу, потом улыбнулась.

– Ваше высочество, вы стали просто красавицей! Я восхищена.

В тот же миг Мэри простила ей и вызывающую роскошь наряда, и то, что после стольких лет молчания Джейн появилась так неожиданно. Она даже сделала шаг к подруге, словно намереваясь обнять ее, и окружающие поспешно расступились, глядя на них с интересом. И Мэри отчего-то ощутила неловкость.

– Следуйте за мной, мисс Попинкорт.

В своей комнате она вновь оглядела Джейн, усевшись перед ней в кресле, как на троне.

– Рассказывай, Джейн, что привело тебя в Хогли-Кастл?

Она глядела на Джейн снизу вверх, не предлагая сесть, и той, чтобы выразить просьбу, пришлось почти стать на колени в реверансе.

– Ваше высочество… Миледи! Я прибыла, чтобы нижайше умолять вас зачислить меня в ваш штат в качестве фрейлины.

– Что?! Ты – богатая, знатная леди, приезжаешь ко мне, к опальной принцессе, и просишь о покровительстве? Или ты не разглядела замок Хогли? Это сельское поместье, где, смею тебя уверить, благодаря щедротам моей семьи я веду отнюдь не царскую жизнь.

Джейн, все еще не вставая с колен, улыбнулась.

– Что ж, Хогли-Кастл действительно несколько старомоден, однако, должна заметить, вполне уютен. Но главное, я очень скучала о вашем высочестве все это время! И при первой же возможности… Я так спешила к вам, что даже обогнала свой обоз и свиту.

– Обоз, свита… Да ты стала состоятельной дамой, леди Джейн Попинкорт.

– И бездомной, – тихо добавила Джейн. – Поэтому у меня вся надежда на то, что вы не откажете мне и в память о старой дружбе возьмете к себе в услужение.

Мэри стало любопытно, но поговорить им так и не дали. Появилась леди Гилфорд с прислужницами. Гувернантка стала возмущаться, что Мэри не будут греть второй раз воду для купания, да и пора вспомнить, какой сегодня день: нужно готовиться к приему гостей.

– Рождество! Сочельник!.. – вскочила Джейн. – Я так рада, что успела к празднику. А ведь я прибыла из-за моря, едва пережив страшную бурю. Свита умоляла меня остаться передохнуть, но я велела взять самых сильных лошадей, нанять самых толковых провожатых. И вот, несмотря на все трудности пути, я с вами, моя принцесса!

Мэри же подумала, что тяготы пути в зимнюю пору не слишком-то отразились на Джейн. Но главное было не это: она отметила, что Джейн вернулась из-за моря, и ощутила любопытство.

– Идемте, мисс Джейн, вы поможете мне принять ванну.

– Так я принята?

– Я еще ничего не обещала.

Пока Мэри раздевалась и прятала волосы под чепчик, Джейн сбегала и принесла всяких душистых эссенций, и теперь вода в большой деревянной лохани стала чуть маслянистой, а пар заблагоухал лавандой и мятой. Джейн же старалась вовсю. Намылив шерстяную варежку, она усердно терла плечи и спину принцессе, попутно отвечая на многочисленные вопросы.

После ссылки принцессы Джейн тоже удалили со двора в имение ее покровителя лорда Уингфольда. Но вскоре лорда отправили послом в Брюссель ко двору Маргариты Австрийской, и для Джейн лучшим выходом было последовать за ним. Так она стала фрейлиной при дворе Маргариты, в штат которой входили еще несколько дочерей английских вельмож – дочери лорда Дакра и сестры Болейн, к примеру.

Поначалу для Джейн все складывалось хорошо. Маргарита Австрийская, внучка последнего герцога Бургундского Карла Смелого, решила возродить в Нидерландах все былое великолепие двора своего великого деда. Брюссель стал центром мод, науки и изящных искусств. Но потом лорд Уингфольд обидел правительницу, отправившись без разрешения в паломничество, и Джейн осталась без поддержки.

– Я уверяла леди Маргариту, что мой благодетель скоро вернется, – смывая с принцессы пену, рассказывала Джейн. – И сэр Томас Болейн, бывший вторым послом при дворе, поддерживал меня, говоря, что лорд Уингфольд уехал исключительно по причине нездоровья – так оно и было, уверяю вас. Но поскольку он не вернулся, а я была его протеже, на меня смотрели косо. К тому же леди Маргарита куда больше внимания стала уделять дочерям Болейна – этой глупой гусыне Мэри и вертихвостке Анне, которая полностью покорила ее милость герцогиню, так что теперь и их отец Томас Болейн перестал оказывать мне покровительство. Однако потом в Брюссель прибыл ваш брат Генрих Английский, и я невольно оказалась в центре всеобщего внимания. Его величество даже подарил мне десять тысяч на приданое. Вот откуда мое богатство.

Мэри, которой Джейн как раз помогала надеть сорочку, даже запуталась в завязках ворота и сердито рванула их.

– Десять тысяч! А мне… – Она взволнованно задышала. – Продолжай, Джейн.

Дальше рассказ фрейлины пошел о щедрости короля Генриха и о тех увеселениях, которые устраивала ради него леди Маргарита. Пиры следовали за пирами, турниры за турнирами. В рыцарских состязаниях король Генрих Тюдор не знал себе равных, только Чарльз Брэндон мог сравниться с ним.

– Чарльз Брэндон? – оживилась Мэри.

– О! – засмеялась Джейн. – Я вижу, вы по-прежнему неравнодушны к прекрасному шталмейстеру двора!

– Глупости! – вспыхнула принцесса. – Просто я долго не имела вестей о нем. А Мег Гилфорд сразу начинает нервничать и пыхтеть, если при мне кто-либо произносит его имя.

– И немудрено, – расчесывая Мэри волосы, проговорила Джейн. – Он считается самым красивым английским мужчиной. После его величества, разумеется. Но король всячески покровительствует ему, при его одобрении сэр Брэндон сделал блестящую карьеру. Его так и называют – второй человек в Англии после его величества. К тому же у него репутация самого опасного соблазнителя…

– Постой, – перебила ее принцесса. – А как же его брак по любви?

– О, вы не знаете? Несчастная леди Анна Браун умерла два года назад. Брэндон некоторое время был безутешен, но он так красив, и вокруг столько леди, которые были не прочь развеять его печаль… Короче, когда он прибыл с королем в Брюссель, среди местных красоток начался настоящий переполох. Подумать только, участник морских сражений у Бретани, герой битвы у Теруана, штурма Турне – ведь благодаря его маневрам и пала эта цитадель! – да еще и фаворит Генриха VIII… Одним словом, все дамы Брюсселя были влюблены в него. Потом он одержал победу на турнире, который организовала леди Маргарита, и положил к ее ногам венец победителя… О, стоило тогда поглядеть на лицо этой надменной женщины! И вскоре ни для кого уже не было тайной, что она влюбилась в него как кошка.

Мэри вдруг встала и нервно заходила по комнате.

– А что Чарльз?

– О, он во всем послушен воле короля. А Генриху Тюдору весьма выгодно, чтобы мужем правительницы Нидерландов стал его подданный.

У Мэри округлились глаза, потом она сухо рассмеялась.

– Какой вздор! Чарльз Брэндон, будь у него хоть семь пядей во лбу, все же простой дворянин. А Маргарита Австрийская – властительница целого государства, в ней течет августейшая кровь, она дочь императора. Нет, это невозможно!

– Вы думаете? А вот ваш брат – да хранит Господь священную особу его величества – так не считает. Он всячески содействовал сближению своего друга Брэндона и ее светлости леди Маргариты. Она ведь дважды была замужем – за испанским инфантом Хуаном и за герцогом Филибером Савойским. Овдовев второй раз, Маргарита поклялась больше не выходить замуж. Она стала полноправной правительницей в Нидерландах, сама себе госпожой, а, согласитесь, это немало.

– Сколько же ей лет? – спросила Мэри.

– Тридцать три.

Мэри рассмеялась.

– Совсем старуха!

– О, не скажите, миледи. Маргарита Австрийская очень следит за собой, она весьма элегантна, образованна, и, если не слышать, как она ругается словно паромщик, едва речь заходит о французах, – ее можно найти весьма привлекательной.

– Она так не любит французов?

– А кто их любит? – пожала плечами Джейн.

Мэри думала о своем. Нервно кусала губы.

– И с этой женщиной Брэндон собирается связать свою судьбу?

Джейн молча принесла коробочку с косметикой и стала предлагать ей модные тона помады и румян. Мэри резко прервала ее:

– Ты не ответила мне!

Джейн вздохнула.

– Когда я покидала Брюссель, сэр Чарльз все еще находился при ее дворе.

– И?.. – требовала ответа принцесса.

Джейн не поднимала глаз.

– Брэндон уделил внимание одной особе. Маргарите стало это известно… Не знаю, простит ли она его.

– Вот было бы славно, если бы не простила! – развеселилась Мэри. И вдруг в упор поглядела на фрейлину. – А к кому проявил внимание Брэндон?

Джейн по-прежнему передвигала флакончики. Достала один из них.

– Миледи, запах этих духов…

Но Мэри не слушала. Увидев, как щеки Джейн залил румянец, она догадалась.

– Мисс Джейн Попинкорт! Отвечайте – это вы осмелились завлекать Чарльза Брэндона?

Та наконец подняла глаза. При свете огня они отливали золотистым блеском.

– Он так красив, миледи. Но, поверьте, у нас с ним ничего не было.

И, заметив, как Мэри перевела дыхание, Джейн осторожно осведомилась:

– Вас это так волнует?

– Что? – сухо отозвалась Мэри, так сухо, что Джейн не осмелилась больше спрашивать.

А сестра короля вдруг закружилась по комнате, так беспечно и весело, что Джейн, кажется, догадалась о причине смены настроения миледи.

– Итак, тебя услали, – произнесла принцесса, успокаиваясь. – Почему же ты поехала ко мне, а не к своим покровителям?

– О ваше высочество… После такого скандала лорд и леди Уингфольд не примут меня. Помилосердствуйте!

Мэри ничего не ответила. Она думала о чем-то своем. Потом повернулась к Джейн:

– Ты видела моего жениха?

Джейн, похоже, несколько успокоилась.

– Конечно, миледи. Он ведь почти все время живет при дворе своей тетки герцогини.

– И каким ты его находишь?

Мэри игриво тряхнула копной волнистых волос, глаза ее загорелись любопытством. Джейн поглядела на нее и подавила вздох.

– Скажу, что он недостоин такой прекрасной невесты, как моя принцесса.

Мэри внимательно смотрела на нее.

– Но ведь мы помолвлены!

– Что ж, миледи. Эрцгерцог Карл, внук императора и наследник испанских владений, будет прекрасной партией для Марии Тюдор, принцессы Английской.

Мэри с достоинством кивнула, но любопытство так и разбирало ее.

– Какой он, Джейн? Еще совсем ребенок, да?

– Нет, он вполне взрослый, даже высок для своего возраста. Держится весьма достойно, владеет несколькими языками, прекрасно образован.

– Так в чем дело?

Джейн какое-то время помолчала и вдруг выпалила:

– Он похож на рыбу!

Мэри только заморгала.

– О нет! На рыбу – это ужасно. Ты пугаешь меня, Джейн.

– Он, конечно, не урод, – заметила фрейлина, и Мэри несколько успокоилась. – Но он всегда такой мрачный, вечно озабоченный, как старик. Никогда не веселится, не танцует, не пьет вина, рано ложится и рано встает. Он много учится и вникает в государственные дела, но никогда не улыбается. Рядом с ним стихает всякое веселье, и его, похоже, это радует. Карл Кастильский, конечно, все делает как должно, но почему-то ни у кого нет радости служить ему. Он собирает вокруг себя одних стариков и не любит хорошеньких женщин. Говорят, у него в жилах не кровь, а вода. Непонятный он, скользкий, как рыба.

Джейн заметила, что от ее рассказов Мэри совсем сникла. И тогда она решилась:

– Ваше высочество! Возможно так станется… Короче, поговаривают, что браку между вами не бывать.

В глазах Мэри что-то блеснуло – светлое, легкое. А Джейн пояснила, что, после того как родня Карла предала во время военных действий короля Генриха, Тюдор почти прекратил с ними отношения, и Маргарита Австрийская крайне обеспокоена тем, что так лелеемая ею мечта о свадьбе ее племянника и сестры английского короля может и не сбыться.

– Ага, теперь понятно, почему эти испанцы проявляют ко мне такой интерес, так увиваются вокруг меня, – засмеялась Мэри.

Она хотела что-то добавить, но тут же отвлеклась, прислушиваясь. И на лице ее появилась улыбка.

– О Пресвятая Дева! Да это никак святочные гимны!

Джейн тоже прислушалась. Откуда-то из-за стен до них долетал стройный хор мужских голосов. Рождество! Сочельник! Они вдруг ощутили его атмосферу и, взявшись за руки, запрыгали, закружились по комнате.

В дверь постучали, появилась Гилфорд, она то смеялась и торопила Мэри, то ворчала, оттого что та еще не готова. Мег весьма недружелюбно покосилась на Джейн, тоже неубранную, в намокшем платье, с растрепавшимися волосами. Чем, интересно, она так задержала Мэри? Хотя, если ее девочка весела, это уже хорошо. Почтенная матрона только опешила, когда принцесса повернулась не к ней, а к Джейн, велев подать новое платье из бледно-розовой парчи – подарок дона Фуэнсалиды, а потом, едва не пританцовывая на месте, ждала, пока Джейн с ловкостью заправской фрейлины справлялась со всеми застежками и крючками. Пока возмущенно сопевшая гувернантка приглаживала щеткой ей волосы, надевала шапочку, Мэри сказала Джейн:

– Я беру вас в свой штат, мисс Попинкорт. А теперь идите, переоденьтесь. Ваше нарядное платье совсем промокло.

Сама же она поспешила в холл, где толпились ряженые, и долго смеялась, угадывая, кто скрывается под масками. Ну и вырядились же они: волками, рысями, оленями. Хитрый зеленоглазый Гэмфри Вингфильд надел жуткую маску кабана, Боб Пейкок, сорвав свой лохматый козий наряд, просто блистал в колете из лилового бархата, а прехорошенький Илайджа снял с головы капюшон, оканчивавшийся искусно выполненным чучелом белого гуся. Мэри тут же переглянулась с Гэмфри и Бобом, и все трое так и прыснули от смеха.

Среди гостей были не только поклонники Мэри, но и просто окрестные дворяне, даже дети саффолкширских йоменов. И ее высочество смеялась, шутила с ними, подхватывала святочные гимны, весело хлопала в ладоши, принимая рождественские подарки. Сейчас она словно забыла о своем королевском происхождении, ей хотелось быть обычной молодой девушкой, которая веселится в волшебную рождественскую ночь.

Вперед вышел Гэмфри Вингфильд, и леди Мег насторожилась, не зная, какой очередной выходки можно ожидать от этого пройдохи. Она только ахнула, когда он, взяв принцессу за локоток, указал на омелу, свисающую с потолочной балки как раз над головой ее высочества. По традиции, почитаемой в Англии почти как закон, каждая девушка, оказавшаяся в Сочельник под омелой, должна подарить гостю поцелуй. Но гостей было много. Да и подвел Гэмфри Мэри под ветку омелы с явным умыслом.

И опять леди Гилфорд квохтала, как наседка, пытаясь удержать всех в рамках благопристойности. Однако, взглянув на принцессу, умолкла. Мэри хотелось целоваться. Она сама с готовностью стала под омелу, глаза ее сияли, щеки горели. Гувернантка глядела на нее, будто не узнавая. Это была словно не ее Мэри – чувственная, зажигательная, манящая… И какая красавица! Сейчас, выпрямившись и вскинув изящную, на точеной длинной шее головку, она казалась даже выше ростом. Давняя привычка складывать за спиной руки сейчас выглядела как вызов, невольно привлекая взгляд к высокой девичьей груди. Леди Гилфорд даже смутилась. Грудь у принцессы, особенно при удивительно тонкой талии, казалась вызывающе полной и округлой. Падающие из-под завязанной под подбородком кружевной шапочки волосы яркого медово-золотистого цвета лишь слегка прикрывали грудь. И этот пухлый рот! «Губы надо бы поджать», – хотелось сказать гувернантке.

Но, Боже правый, как же смотрели на Мэри все эти молодые люди!

Гэмфри первый осмелился приблизиться к ставшей под омелу принцессе. Приник к ее соблазнительному пухлому рту. Однако, когда через миг Мэри отодвинулась и демонстративно вытерла губы, в зале раздался дружный хохот. С Бобом она целовалась дольше и даже как-то удивленно глянула на него. Илайджа решительно подошел к принцессе, но потом смутился, покраснел еще больше, когда Мэри под общий смех схватила его за уши и звонко чмокнула в губы. А потом, смеясь, она сама подставляла то щеки, то губы – по своему выбору. Леди Гилфорд кинулась, дабы пресечь это безобразие, но ее удержали, затащили под омелу, принялись целовать. После нее наступила очередь и остальных обитательниц замка. Даже толстую кухарку Черри расцеловали под омелой.

В какой-то момент нарядный Боб Пейкок заметил скромно стоявшую в сторонке черноволосую незнакомку.

– А это что за чудо?

Выяснять долго не стали. И Джейн тут же оказалась под омелой и стала получать поцелуи.

Конец веселью положила сама Мэри.

– Довольно! Так мы и вовсе забудем о рождественском полене.

Как и полагалось, в зал втащили украшенный остролистом и плющом ствол заранее приготовленного ясеня. И все, от принцессы до последнего привратника, стали подталкивать, пропихивать его в камин, пока оно не легло на предназначенное ему место, что было сочтено хорошим признаком. Мэри, как хозяйка замка, облила его элем и подожгла горящей щепкой от полена, сожженного в прошлом году, которую бережно хранили для такого случая весь год.

В полночь все отстояли мессу в замковой часовне, куда в этот раз набилось столько народу, сколько давно не было. Все поздравляли друг друга с Рождеством, желали счастья. А потом гости уселись в большом зале за праздничные столы, начали пробовать приготовленную Мег Гилфорд рождественскую кашу и так расхваливать, что суровая дама даже раскраснелась от удовольствия; ели кровяные пудинги, румяные пирожки, нашпигованных гусей, пили вино и эль, смеялись и пели. Мэри развеселилась и, казалось, не вспоминала о причине своей прежней печали.

Джейн прислуживала принцессе, как настоящая фрейлина. Лишь иногда отвлекалась, когда с ней заигрывал Боб Пейкок. Однако как бы ни понравился Джейн этот парень, расположение ее высочества все же было для нее важнее. Присев перед принцессой в реверансе, она проговорила:

– Миледи, я прибыла к вам без приглашения, однако не с пустыми руками. В Рождество полагается дарить подарки, и я смею просить вас принять от меня в подарок аррасский гобелен.

Аррасский гобелен! Мэри обрадовалась и, еле дождавшись, когда свита Джейн внесет его в зал, торопливо отогнула один край. Это было восхитительно! В Англии не делают гобеленов из таких шелковистых ниток, нашиваемых пышными жгутиками, отчего рисунок кажется более выпуклым, почти объемным. А эта кайма из двойного речного жемчуга, а золотое шитье!..

Она улыбнулась.

– Мы принимаем твой подарок, мисс Попинкорт.

И тут же стала расталкивать гостей, требуя развернуть гобелен. Она желала повесить его немедленно, ведь он так украсит зал старого Хогли.

Краски на гобелене были теплых тонов – охры, беж, алые и золотистые. А изображал он… Мэри как следует рассмотрела его, лишь когда гобелен повесили на стену. На нем была вышита пикантная картина: обнаженная дама, принимающая ванну, причем в весьма многолюдном обществе. Вокруг лохани, на заднем плане, были изображены леди в нарядной одежде и музыканты со свирелями и арфами. Все они стояли в жеманных, неестественных позах и, по сути, служили своего рода фоном для самой купальщицы; весь левый угол картины занимала группа мужчин. Купальщица же была изображена нагой, но до бедер скрытой в лохани. Фигура женщины была выполнена великолепно: в бежево-розоватых тонах, подчеркивающих округлость пышных бедер, плавно переходящих в тонкую талию. Руки дамы были молитвенно сложены и целомудренно прикрывали грудь, к разочарованию зрителей.

– Этим-то, небось, все было видно! – позавидовал Гэмфри, имея в виду изображенных в углу гобелена мужчин.

Мэри тоже взглянула на них и невольно ахнула.

– Да это же мой братец Хэл!

Ошибиться было невозможно. Этот высокий, стоящий вполоборота вельможа с выбивающимися из-под берета желто-оранжевыми золотистыми волосами был явно Генрихом Тюдором. Мэри узнала и знакомую осанку брата, и его манеру стоять подбоченясь и широко расставив ноги.

– Стыд и срам! – вдруг выпалила леди Гилфорд.

– На что вы намекаете, леди? – сурово оглянулась на нее принцесса.

Гувернантка, почувствовав гнев в голосе воспитанницы, замялась.

– Я не имею в виду вашего августейшего брата, миледи. Но это, – ткнула она в купальщицу, – распутство. Мне трудно поверить, чтобы наш возлюбленный король, который славится своей добродетельностью и любовью к ее величеству Катерине, мог вот так пялиться на голую девку.

Молодые люди при этом выпаде матроны хмыкнули, кое-кто отвернулся, пряча улыбку. И тут выступила Джейн.

– Леди Гилфорд! Двор Маргариты Австрийской – это центр куртуазной любви и галантности. И то, что в Англии считается неприличным, там выдается за легкий флирт.

– А кто сама купальщица? – полюбопытствовала Мэри.

Она разглядывала лицо дамы в лохани. У той был отрешенный вид, словно она целиком ушла в молитву. Волосы ее прятались под золотистой шапочкой, лоб выпуклый, белый, отчего темные брови выглядят особенно яркими. А в углу рта родинка, поэтому кажется, что, несмотря на молитвенную позу и отсутствующий взгляд, дама слегка усмехается.

– Ну… – замялась фрейлина. – Это одна дама из свиты ее светлости. Король Генрих благоволил к ней и обещал ей щедрое вознаграждение, если она позволит поглядеть на себя купающейся.

– О, наш король Хэл – малый не промах! – засмеялся Боб Пейкок. – Знал, на кого поглядеть.

И он игриво подмигнул Джейн.

Мэри вдруг почувствовала себя всеми забытой. Гости глядели лишь на купальщицу. А ведь эти молодые люди – ее воздыхатели, их внимание должно принадлежать только ей. Поэтому, коротко поблагодарив Джейн за подарок, она тут же потребовала, чтобы заиграла музыка и начались танцы. Окончательно же принцесса успокоилась, когда Илайджа, Боб и Гэмфри заспорили, кто поведет ее высочество в первом круге.

Только под утро, когда все падали с ног от усталости, Мег Гилфорд отвела принцессу в ее опочивальню. Но и тут славную женщину ждало разочарование. Обычно она ночевала с Мэри в ее комнате, на небольшой, стоявшей в углу кровати, но на сей раз Мэри пожелала, чтобы при ней осталась Джейн Попинкорт.

Леди Гилфорд вздохнула.

– Ну, прямо малое дитя – подавай ей новую игрушку. Сама-то Джейн не больно рвалась к вам. И я не удивлюсь, если она предпочтет остаться с мистером Бобом Пейкоком.

Мэри растерянно заморгала.

– Не может быть. Джейн дама, а не шлюха, чтобы ложиться в постель с каждым встречным.

– Дама? – хмыкнула Гилфорд. – Эта дама неизвестно чему вас научит… Да от нее за милю несет беспутством. Одно то, что она не постыдилась выставить себя голой на обозрение стольких мужчин…

Она осеклась.

– Деточка, да ты что, не узнала ее?.. Ох, куда же ты?

Мэри стремглав вбежала в зал, где сонные служанки убирали со стола, допивали вино. Они с изумлением взглянули на принцессу.

– Эй, добавьте огня в камин! Подайте свечи! Я хочу разглядеть гобелен получше.

Она и не заметила парочку, беседующую на деревянной галерее в конце зала. Не видела, как Джейн, оттолкнув Боба Пейкока, сбежала к принцессе, подхватив со стола свечу.

– Вы все-таки заметили? – улыбаясь, спросила она, но имела в виду явно не купальщицу, – свет от ее свечи остановился на группе мужчин в углу.

Мэри невольно взглянула туда – и вопрос замер у нее на губах. Она смотрела во все глаза, узнав за спиной брата фигуру того, чей образ столько лет хранила в сердце… Вспоминала эту привычку стоять скрестив на груди руки и чуть вскинув подбородок. Эти каштановые жесткие волосы, красивой волной падающие на широкие плечи, эти голубые глаза на сильном смуглом лице воина.

– Чарльз, – прошептала, точно позвала, она, словно ожидая, что, затененный блистательным обликом ее брата, вышитый на гобелене придворный вдруг ответит.

Свеча дрогнула в руке Джейн. Она растерянно взглянула на принцессу. Когда-то фрейлина была поверенной всех ее тайн, и то, что Мэри скрывала от всех, Джейн было известно. Принцесс учат скрывать свои чувства, и даже если кто-то заметил влюбленность маленькой девочки, то кому могло прийти в голову, что это настолько серьезно?

Но сейчас Джейн даже испугалась. Она-то хорошо знала Чарльза Брэндона, бесспорно обаятельного, но циничного человека, интригана и карьериста. И то, что Мэри, легкомысленная и тщеславная, несмотря на годы, сохранила слепую преданность и любовь к нему… Хотя, будь Брэндон даже рыцарем без страха и упрека, для принцессы из рода Тюдоров это чувство все равно было бы губительным. Сейчас же, видя, какими глазами принцесса глядит на его тканое, несовершенное во многом изображение, Джейн Попинкорт не на шутку забеспокоилась. Она была лишь на три года старше семнадцатилетней принцессы, но чувствовала себя опытной, всезнающей, видевшей жизнь женщиной.

– Миледи, я не знала, что вы не заметили его с первого раза, – тихо сказала она.

Мэри, не сводя глаз с гобелена, покачала головой.

– Нет. Я смотрела на Генриха, на эти наряды… на тебя. Я ведь и тебя не узнала.

Она словно очнулась, почти сурово взглянув на Джейн. Оглянувшись, принцесса сделала знак отойти столпившимся за ее спиной слугам.

– За что дал тебе десять тысяч мой брат? Только за то, что поглядел, как ты купаешься?

«Как она наивна… и романтична», – подумала Джейн и ответила со вздохом:

– Я имела честь быть лишенной девственности его величеством Генрихом Тюдором. Таково было его желание. Я не смела отказать.

Мэри как будто не поняла.

– Так он?.. Мой брат и ты? Господи, все говорят, что Генрих никогда не изменяет Катерине.

Джейн усмехнулась:

– Поверьте, леди Мэри, на войне редко у какого мужчины нет женщины. А я… Что ж, я была его первой дамой, известной в обществе. Говорят, это честь.

Ей показалось, что принцесса не слушает ее, не в силах оторвать глаз от гобелена. И вдруг так и ожгла огнем темных, почти черных в сумраке зала глаз:

– А Брэндон? Ты не солгала мне?..

Фрейлина улыбнулась:

– Миледи, я уже все сказала вам сегодня.

Мэри облегченно вздохнула.

– Это хорошо, Джейн. Иначе… – И вдруг рассмеялась. – Выходит, благодаря тебе может расстроиться помолвка Брэндона и этой старухи Маргариты? О Джейн, как я тебе признательна!

Фрейлина еле успевала улавливать резкие перепады настроения принцессы. Но, воспользовавшись ее благодушием, спросила:

– Вам ведь все равно, женится он на ней или нет?

Мэри прелестно надула губки. «На континенте ее рот нашли бы очаровательным», – подумала Джейн.

– Как ты считаешь, Джейн, если моя помолвка с эрцгерцогом будет расторгнута, кого мне просватают?

– О, у такой прекрасной принцессы не будет отбоя в женихах, – заверила ее фрейлина. – Принц Португальский или Неаполитанский, герцоги Баварский или Савойский… Конечно, лучше всех был бы Франциск Ангулемский. Он родственник короля Франции и, если у Людовика XII не будет сына, что очень похоже, станет его наследником. К тому же Франциск слывет красивейшим и наиболее галантным из французских принцев. И…

– Пустое, – перебила ее Мэри, – все они мне безразличны. Признаюсь тебе – я желаю стать женой Чарльза Брэндона.

Она лишь улыбнулась, заметив ироничный взгляд Джейн, и, по-своему его истолковав, сказала:

– Ведь если он чуть не женился на Маргарите Австрийской, что помешает ему взять в супруги Мэри Английскую?

Джейн справедливо рассудила, что только жизнь вдали от двора и та необычная для принцесс крови свобода и самостоятельность, к которым она привыкла в Саффолке, могли заронить в голову Мэри эту немыслимую по своей дерзости мысль. Но Джейн не стала говорить этого подруге. Лишь молвила, улыбнувшись:

– Что ж, говорят, рождественская ночь – ночь пророчеств. И я буду молиться, чтобы произнесенное сегодня вами сбылось.