Онлайн чтение книги Королевский казначей
Глава 4

1

Изабо неоднозначно восприняла письмо от муженька. Ей не понравилось, что план, приносивший им такие доходы, был больше не нужен. А ведь все шло так гладко. Ей также не хотелось выполнять указания графа — Изабо никогда не считала своего супруга очень умным. Она злилась на Кера, потому что он изменил собственное решение.

— Так бывает всегда, — возмущалась она, — как доходит до дела! Мужчины играют тобой и начинают придумывать различные уловки. Они не могут делать это, а должны делать то! Они — поборники чести. Честь! Это маска, которую они на всякий случай таскают с собой, эти самозванцы. И они прячутся за ней, когда им нужно скрыть собственную слабость! Мужчинам следует повиноваться — так уж принято, но их невозможно уважать…

Изабо неохотно вышла из теплой уютной комнаты и прошла по коридорам, где уже гуляли холодные сквозняки. Она накинула на плечи плащ с меховым капюшоном, но сразу замерзла, поэтому пришлось передвигаться быстро. Изабо неохотно остановилась, встретив врача, который осматривал Валери.

— Скажите, доктор, мадемуазель достаточно здорова? Она может отправиться в долгое путешествие?

Врач широко раскрыл глаза.

— Длительное путешествие? Я вас правильно понял, сударыня? Вы хотите сказать, что путешествие состоится сейчас, в такую холодную, промозглую погоду?

— Да, вы меня правильно поняли. Именно сейчас.

— Госпожа Изабо, она настолько больна, что умрет, попытайся мы перевести ее из одной комнаты в другую…

Графиня подумала: «Как некстати заболела наша малышка!»

— Чем же она больна?

Врач говорил что-то непонятное:

— Сударыня, у нее лихорадка. Существует множество видов лихорадки, но мне пока не удалось выяснить, от какой именно страдает мадемуазель. Источник заболевания мне неизвестен. Если бы я это знал, я бы стал знаменитым и богатым. Я уже сильно пустил ей кровь, поставил ей клистир из трав и приказал, чтобы ее выкупали в отваре из дубовых листьев. Я даже… — тут у него заблестели глаза, — я даже применил кое-что новенькое… Ей дают пить настой аниса. Мадемуазель следует поголодать, чтобы из ее организма выводились вредные вещества.

— Поголодать! — возмущенно воскликнула графиня. — Вы что, не видите, что она и так очень худая? Вы хотите, чтобы она выздоровела, но стала совсем некрасивой? Прекратите это ваше лечение. Анисовый отвар! Если женщина потеряла красоту, жизнь ей вообще не нужна!

Врач настолько перепугался, что начал бормотать:

— Сударыня, я хотел ей помочь… Я пытался сделать так, чтобы она выздоровела.

Графиня быстро пошла по холодному коридору. Напоследок она сказала доктору:

— Я требую, чтобы вы прекратили ваши глупости! И ничего не предпринимайте до тех пор, пока я ее сама не повидаю.

Когда Изабо увидела Валери, ее поразили красные щеки девушки и пышущий жаром лоб. Валери болела намного сильнее, чем думала графиня. В комнате было очень душно. Щеки Гийометт, гревшей простыню у огня, тоже пылали. Валери поворачивала голову то в одну сторону, то в другую.

— Кузина, мне очень плохо, я вся горю, — тихо простонала она.

Графиня быстро вошла в комнату, взяла черного с белыми пятнами кота, который удобно устроился в ногах Валери, и поднесла его к двери. Анатоль-Реймон был этим так возмущен, что попытался расцарапать руки графини.

— Пожалуйста, — попросила девушка, — когда я болею, мой старый кот всегда сидит возле меня. Он пытается мне помочь своим присутствием.

— На этот раз ему придется покинуть комнату, — заявила Изабо, подходя к постели. — Не знаю, почему я его вообще терплю! Он постоянно шкодит и сегодня утром украл рыбное филе с кухни… Кузина, я получила известие, что мы должны отправляться на север. Дело не терпит отлагательств.

Валери попыталась поднять голову, чтобы взглянуть на Изабо, но у нее не хватило сил. Она упала на подушку и жалобно простонала:

— Как жаль, что я сильно больна! Кузина, что мы будем делать? Может, мне стоит остаться здесь?

— Нет! Тебе нужно побыстрее выздороветь, и для этого ты должна проявить волю!

Валери слабо качнула головой:

— Да, кузина, я постараюсь.

— Тебе нужно объяснять, почему мы должны ехать?

— Нет. Я постараюсь побыстрее выздороветь. Графиня раздраженно заявила:

— Этот врач — просто глупец! И тут ничего не поделаешь, потому что остальные не лучше его.

Графиня обратилась к Гийометт:

— Здесь очень душно. Зажги ванильную ароматическую палочку!

Она закрыла за собой дверь, черно-белый кот быстро проскользнул в комнату и уселся в ногах у Валери.

Гийометт подошла к девушке и погладила ее по руке.

— Она всегда может здорово подбодрить человека! «Быстрее поправляйся»! Неужели она думает, что ты ей ответишь: «Да, мне уже лучше!» — и быстренько выпрыгнешь из постели! — Служанка покачала головой и таинственно подмигнула Валери. — Мадемуазель, я знаю, что с ней такое. Она получила от него письмо.

Валери некоторое время лежала неподвижно, и это означало, что вести ее заинтересовали.

— От графа?

— Письмо от графа прибыло сегодня, но я имела в виду письмо, которое пришло несколько дней назад. Это было письмо от другого.

Валери не нужно было задавать вопросов. Она поняла, что письмо было от д’Арлея.

— Мадемуазель, ему это все не нравится. — Гийометт склонилась над девушкой и проговорила шепотом: — Она несколько часов не выходила из комнаты. Когда она вышла… Графиня была такой злой! — Служанка начала энергично кивать головой. — Хотелось бы мне знать, что было в этом письме. Может, он помахал ей ручкой с прощальным приветом. А может, он ей сказал…

— Гийометт, тебе не следует говорить мне об этом.

— Я знаю, мадемуазель. Но должна повторить, что она такая злая уже давно.

Валери понимала, что Гийометт говорит сущую правду. Графиня злилась с тех пор, как граф и д’Арлей покинули их, чтобы присоединиться к французской армии. Она срывала плохое настроение и на Валери. Ей было невозможно угодить, каждый день она попрекала девушку ее плохим воспитанием, зло смеялась над каждой оплошностью.

— Кузина, дама не должна проявлять чувство юмора. Мужчинам это не нравится, они считают это вульгарным!

Валери была слишком импульсивной и делала неожиданные вещи. Это тоже запрещалось. Она постоянно спешила, оказалось, что спешить должны только слуги. Но самая главная вина Валери заключалась в неумении вести пространные светские беседы, то есть долго рассуждать ни о чем. Графиня не раз упрекала ее в этом.

— Внутри, — заявляла графиня, — ты все еще остаешься простой девицей, дочерью странствующего актера. Наверное, ты все-таки была их ребенком! Если дела обстоят именно так, тебе не удастся измениться. Если ты хочешь стать настоящей светской дамой, тебе следует побыстрее стать другой. Ты никогда не станешь настоящей дамой, если не будешь себя ощущать ею.

Валери была очень честной и призналась, что переменилась только частично.

— Но я продолжаю меняться, — пыталась защититься девушка. — Я могу делать вещи, которым вы меня учили, без всяких усилий. И конечно, я стала более уверенной в себе.

— Ты постоянно должна испытывать эту уверенность, — резко заметила Изабо. — Я не могу тебе в этом помочь. Тут невозможно ничего объяснить, ты просто должна все почувствовать сама.

Который раз, когда Валери делала что-то не так, как хотела графиня, та сразу поднималась на дыбы!

— Вот-вот! Я именно это имела в виду!

— Кузина, — пыталась оправдаться девушка, — не вижу здесь ничего особенного.

— Если тебе это непонятно, как я могу что-нибудь объяснить? — воскликнула Изабо.

Валери привыкла к тому, что ей постоянно делали замечания. Девушка не понимала, почему наставница изменила к ней отношение и постоянно ее критикует. Валери стала догадываться, что графине было приятно указывать на ее промахи, и иногда Изабо была крайне несправедлива. Она напоминала кошку, сидящую в засаде и готовую в любой момент напасть на бедную беззащитную мышку!

Очень редко Изабо была в хорошем настроении, тогда она могла похвалить Валери.

Валери было приятно слышать похвалы, но она не воспринимала их всерьез, так же как и постоянную критику в собственный адрес. Все зависело вовсе не от поведения девушки, а от настроения Изабо. Девушка понимала, что графиня относится к ней с неприязнью, и все приятное, что она говорила Валери, никак не меняло этого отношения. Возможно, графиня ревновала д'Арлея к Валери… Такое тоже может быть, размышляла Валери.

Валери перебирала все это в памяти, и ей стало совсем худо. К болезни тела прибавилась слабость духа. Она сказала служанке:

— Гийометт, мне действительно очень плохо, я не могу более разговаривать. — Но через некоторое время она произнесла: — Я уверена, что графиня будет на меня очень сердиться, потому что я еще долгое время не смогу никуда ехать.

2

Девушка оказалась права. Прошло Рождество, холодные дни января тянулись очень медленно. Наступил февраль. Валери оправилась от болезни и была в состоянии предпринять путешествие. Когда они выехали из Парижа, на земле лежал снег.

За внешним спокойствием Изабо можно было разглядеть жгучее нетерпение. Перед отъездом она редко навещала свою воспитанницу и еще реже желала с ней говорить.

Они ехали очень медленно. На дорогах было много людей: беженцев, тащивших на плечах жалкий скарб; военных; разных подозрительных, похожих на бандитов, личностей; раскрашенных в разноцветные ленты проституток.

Изабо ни с кем не желала заводить знакомство и постоянно следила, чтобы Валери никто не увидел и не узнал.

Наконец они оказались в Руане. Офицер у ворот взглянул на бумаги графини и позвал кого-то.

— Этот пожиратель баранины тут? Если он здесь, пусть придет сюда.

Через секунду появился Прежан Кеннеди. Он улыбнулся Валери и поклонился графине:

— Добро пожаловать, сударыня и мадемуазель. Граф де Бюрей вынужден был отправиться с другими придворными в аббатство и просил, чтобы я вас встретил. Я вас жду уже пять дней.

Изабо была очень резка. Казалось, ей неприятно, что она обязана шотландцу.

— Благодарю вас за любезность. Граф просил мне что-либо передать?

— Только одно — он желает, чтобы вы поскорее отправились в путь. Сегодня, сударыня, вы отдохнете в том доме, где квартирую я. Дом очень скромный, но чистый и удобный. Он расположен неподалеку от ворот Кошуаз, из окна комнаты можно видеть церковь.

— Наверное, для нас можно было выбрать что-то другое! Шотландец криво усмехнулся. Всем было ясно, что ему не нравится графиня де Бюрей, он и не собирался этого скрывать. Кеннеди не стал отвечать сразу, он начал поправлять свой новый шейный платок в темно-зеленую с синим клетку. Видимо, война помогла Кеннеди разбогатеть. Через плечо у него был перекинут английский ремень с золотой вышивкой на бархатной основе. Его новые доспехи сильно блестели.

— Сударыня, других комнат нет. Англичане сильно разрушили Руан. Они повредили дома, стоявшие недалеко от крепостных стен, чтобы было легче защищать город, а остальные строения выгорели дотла. Граф не смог ничего для вас найти, и тогда я предложил ту комнату, которую делю с моим другом.

Мы переехали на чердак, комнату отдаем вам. Могу вас уверить, что ничего лучшего вы здесь не найдете. Графиня все еще сердилась.

— Наверное, это ужасное место, если там есть только одна комната.

— Напротив, сударыня. Дом просторный. Он принадлежал сапожнику. В доме живут пять подмастерьев. На нижнем этаже находятся мастерские и кладовки. Вдова — сапожник недавно умер от раны, полученной во время осады, — не желает отдавать свою комнату, потому что у нее не кончился траур…

— Сколько он еще будет продолжаться?

— До завтрашнего дня, сударыня. Изабо захохотала:

— Один день? Она уже столько была в трауре, что никто не заметит, если он закончится сейчас. Тогда у нас будут две спальни и мы как-нибудь сможем переночевать.

— Вдова Брабье, — покачал головой шотландец, — не выйдет из комнаты, пока траур полностью не закончится. Сударыня, это очень упрямая женщина. Первые девять дней, как положено, она не вставала с постели, а теперь она сидит на черной простыне на полу, и так продолжается целый месяц. Туда не входит никто, кроме ее служанки. Мы с другом живем в доме месяц и до сих пор ее не видели. Ну-у-у, один разочек ее служанка повела нас во двор, и мы через окно заглянули в ее комнату. Она, — тут у шотландца замаслились глазки, — такая пышная дама, с красивыми глазами, думаю, она недолго останется вдовой.

— Меня она абсолютно не интересует. — Изабо подумала, потом неохотно согласилась: — Если у нас не будет лучшего помещения, что ж, придется с этим примириться. Вы должны нас отвести туда сразу же.

— Вы пробудете там всего одну ночь, сударыня. Вам следует отправляться завтра утром в аббатство, потому что граф вас ждет. Должен вам сказать, что мне тоже хочется побыстрее вернуться в дом. Понимаете, я не доверяю моему другу.

Изабо побледнела.

— Вы боитесь, что он вас обворует? Куда вы нас хотите отвести?

— Нет, нет, сударыня. Локки Белл — мой соотечественник, и я могу поклясться, что он — честный парень, хотя и из Эдинбурга. Я беспокоюсь о его отношении к вдове. Меня не было дома три часа, и кто знает, что он мог сделать в мое отсутствие? Может, Локки сломал замок у нее на двери и познакомился с дамой?

— Должна вам сказать, — возмутилась графиня, — что меня не интересует ваше соперничество за внимание вдовы сапожника. Я прошу, чтобы вы сейчас же отвели нас в этот дом, потому что нам необходимо поесть, отдохнуть и принять теплую ванну.

Шотландец повернулся и подмигнул Валери.

— Вы бы только видели горы готовых к продаже башмаков и огромные кучи выделанной кожи! Интересно, как ему удалось все это сохранить в военное время? За обувь можно получить много денег. Вдова не сможет сама заниматься всеми делами. — Он продолжал обращаться к графине: — Сударыня, я считаю, что вдовицу следует приручать, когда она выйдет из заточения. Она ведь целый месяц просидела одна на полу на черной простыне. Ей настолько надоело одиночество, что первое мужское лицо для нее будет сиять, как лицо архангела… Даже если это будет задубелое лицо шотландца средних лет.

Кеннеди удалось насмешить Изабо, несмотря ни на что.

— Надеюсь, для этой бедной женщины ваш компаньон будет более привлекательным.

— Локки Белл? Сударыня, он тоскливый мужичишка с раздраженными глазами, а волосы у него цвета морковки, слишком долго пролежавшей в земле. Про Локки говорят, что его единственное богатство — это веснушки на лице. Он небольшого росточка, тощий и очень вредный. Но, несмотря ни на что, сударыня, я его побаиваюсь, он умеет обходиться с женщинами.

Дом не произвел на графиню приятного впечатления, а когда они вошли внутрь, ее ноздри начали нервно подергиваться от возмущения. Женщин провели в довольно большую комнату, где стояли две кровати. Изабо наконец решила, что все не так уж и плохо. На стенах ничего не висело, в углу стояла старая лавка, одна из кроватей была большой, другая — совсем маленькой.

— А где же расположатся слуги? — спросила она у шотландца, который стоял в дверях.

— У служанки есть комната позади большой спальни. Ваши женщины могут переночевать вместе с ней, а мужчины отправятся на чердак. Мне приходилось спать на более твердых вещах, чем куча выделанных кож.

Графиня отпустила шотландца движением руки, а потом обратилась к Валери:

— Я буду спать на большой постели, если только мне удастся на ней уснуть. Кузина, вам придется вести себя очень тихо.

Служанка по имени Бона, которую графиня взяла с собой в путешествие, отправилась, чтобы принести свежее белье и горячую воду. Прошло много времени, прежде чем она возвратилась, неся небольшое деревянное корыто и ведро, наполовину наполненное водой.

— Госпожа, здесь люди не часто моются, — заметила Бона. Графиня была крайне недовольна.

— Этой воды не хватит даже мне одной. К счастью, Бона, мы будем ужинать здесь, и мадемуазель не обязательно принимать ванну. Я очень утомилась. Начинай меня раздевать и мыть.

Валери мечтала помыться горячей водой, но протестовать не смела. Девушка растянулась на маленькой и жесткой постели. Она старалась не смотреть в сторону обнаженной Изабо, которую мыла Бона. Графиня любила демонстрировать свою белую кожу и стройную фигуру.

Когда приятная процедура закончилась, графиня с довольным вздохом растянулась на постели. Служанка принялась энергично массировать и растирать ее ноги и живот. Движения были быстрыми и жесткими. Массаж графине делали каждый день, но Валери никогда при этом не присутствовала. Девушка не желала ничего видеть и закрыла глаза.

Изабо опять удовлетворенно вздохнула, откинула шелковую простыню — массаж был закончен. Служанка вышла из комнаты, и через секунду графиня позвала Валери.

Валери взглянула на Изабо: та лежала под простыней, ее рыжеватые волосы красиво рассыпались по подушке.

— Дитя мое, — сказала графиня. В ее голосе не было ноток надменности и раздраженности, — вы, наверное, думаете, что я к вам несправедлива и очень жестока. Я понимаю, что была очень требовательна, но у нас было не много времени, и теперь я могу сказать, что была права в своей требовательности. Понимаете, кузина, мне нужна была уверенность, что вы не совершите ошибки. Риск нашего предприятия настолько велик, что мы должны быть очень осторожными… Я вам не давала покоя, были времена, когда вы меня ненавидели. Но сейчас вы готовы…

Валери поразила эта речь.

— Были времена, — сказала она, — когда я считала вас чересчур требовательной и была уверена, что я вам неприятна. Но теперь я понимаю, почему вы были так строги со мной.

Карие глаза графини, которые могли быть такими суровыми и жесткими, улыбались девушке из-под простыни.

— Я думаю, что вам все удастся правильно сделать, — сказала графиня. Она помолчала, а потом добавила, не сводя с девушки глаз: — Мы должны быть очень осторожными. Случайное слово может дать пищу досужим сплетням и все испортить. Дитя мое, ты не должна никому доверять. Ни с кем ничего не обсуждай и, если тебе зададут вопрос, сделай вид, что ничего не понимаешь. Это относится к моему болтливому мужу, шотландцу и господину д'Арлею. Тебе следует осторожно разговаривать даже с Жаком Кером. — Графиня улыбнулась. — Ты должна быть откровенной только со мной. Валери стала серьезной.

— Кузина, я буду очень осторожна.

— Вот и все, что я хотела тебе сказать. Я надеюсь, что между нами не будет непонимания и неприязни. — Изабо закрыла глаза. — Думаю, надо отдохнуть перед ужином. Это путешествие полностью лишило меня сил.

Валери не терпелось поскорее поговорить с Прежаном Кеннеди. Она робко спросила у графини:

— Кузина, я прошу вашего позволения спуститься вниз и поговорить с шотландцем Кеннеди. Вам ведь известно: по поручению господина Кера он уезжал куда-то, чтобы разузнать о моих родителях. Мне очень хочется услышать новости. Кузина, я буду очень… осторожна.

Графиня открыла глаза и пристально взглянула на воспитанницу.

— Хорошо. Он был бы удивлен, если бы вы его об этом не спросили.

Валери нашла Кеннеди внизу. Он улыбнулся, увидев девушку, и сказал:

— Я надеялся, что мы увидимся. Садитесь рядом.

Он посмотрел на подмастерье, возившегося в углу, и прошипел:

— Убирайся отсюда, Гелберт, и займись чем-нибудь в ближайшие полчаса. А теперь, моя маленькая мадемуазель, мы можем свободно поговорить. Я вижу, что у вас в жизни многое переменилось, и кажется мне, что к лучшему. Ваша одежда стоит… примерно дюжины золотых монет. До меня доносились кое-какие слухи, и я был готов к этим переменам, а теперь вот я вижу их своими глазами.

Шотландец поднялся и начал расхаживать по комнате, размахивая руками, чтобы согреться. Пока он ходил, наблюдал за девушкой краешком глаза.

«Она кажется такой невинной, — подумал шотландец. Девушка гордо держит головку, и в ее глазах сияет свет. Она, наверное, считает себя второй Орлеанской Девой или… новой Агнес Сорель. Мне следует очень осторожно с ней разговаривать».

— Вы хотели бы меня о чем-то спросить — поинтересовался шотландец.

Девушка обрадовалась его словам.

— Конечно, господин Кеннеди. У меня к вам множество вопросов. Мне хочется знать все, что вам удалось узнать, когда вы… когда вы отправились в Берри по просьбе господина Кера. Мне почти ничего не известно. Мне хочется узнать все о матери и отце, моих настоящих родителях. Не могу вам передать, как мне хотелось поговорить с вами наедине и задать жгущие мой разум и сердце вопросы.

— Я могу вам кое-что сообщить, — заявил шотландец. — Есть сведения, которые я не сообщил нашему купцу, считая, что они предназначены только для ваших ушей.

— Вы мне можете сказать, кто я такая? — задыхаясь, спросила Валери. — Вы мне можете сказать мое настоящее имя?

— Имя вашей матери было Селеста де Ланзанн. Кто был вашим отцом, мне неизвестно. Чтобы узнать его имя, следует предпринять дальнейшее расследование и ехать в другой конец страны. Этим, мадемуазель, можно будет заняться, когда закончится война. — Шотландец подмигнул девушке. — Кроме того, я смогу кое-что заработать.

— Расскажите мне все, что вам известно, — попросила Валери.

— Сначала я расскажу, что мне известно о вашем отце. Он был достойным и красивым мужчиной с хорошей фигурой и светлыми, как у норманнов, волосами.

У Валери заблестели глаза.

— Отец был высоким?

— Да, высоким и крепким, как молодой дуб. До меня дошли рассказы о том, что он был отважен и прекрасно владел оружием. Он умел постоять за себя.

Шотландец поведал девушке историю о том, как отец сражался на дуэли с братом ее матери. Валери очень внимательно слушала Прежана Кеннеди, а потом, когда он закончил свой рассказ, засыпала его вопросами. Где родина ее отца? Из какой он семьи? Виделись ли родители после дуэли? К сожалению, ей удалось узнать не так уж много. Шотландец чаще отвечал: «Этого мне узнать не удалось». Наконец девушка стала задавать вопросы о матери. Шотландец заметно повеселел, потому что ему было что рассказать.

— Ваша матушка, Валери, из хорошего семейства, — начал он, — но, к сожалению, не очень-то богатого. В течение многих десятков лет главы семейств вашего рода только теряли доставшиеся им по наследству капиталы, дома и другое. Зато они прекрасно умели плодить детей. Мадемуазель, ваша мать была четырнадцатым ребенком в семье! Конечно, многие малыши умирали. Семья вашей матушки была настолько бедна, что во время крещения родители не могли подарить дочери серебряную чашечку!

— Бедная моя матушка, — заволновалась Валери. — Но скажите мне, пожалуйста, неужели из тринадцати моих дядюшек и тетушек никто не остался в живых? Наверняка ведь у меня есть какие-нибудь родственники?

— Только один дядя, — уточнил шотландец. — Его зовут Эдуард, он живет в своем поместье. Мне он показался очень подозрительным, осторожным и чрезвычайно жадным человеком. Сколько я ни пытался, ничего не смог из него выудить.

— Брату моей матери, то есть этому господину Эдуарду, известно, что я жива?

Кеннеди отрицательно покачал головой:

— Нет! Он твердо уверен в том, что вы не дожили и до года. Во всяком случае, такая версия его вполне устраивает и другой он не желает знать. Вам не стоит просить его о помощи, дитя мое!

Валери гордо вскинула голову.

— Я никогда не стану его ни о чем просить! Из того, что вы мне рассказали, я поняла: этот человек не был добр к моей матушке. Он наверняка отказался протянуть руку помощи бедняжке в тот момент, когда она в этом так нуждалась. Он черствый и эгоистичный, я никогда не обращусь к нему. Ни за что и никогда! — Валери сильно разволновалась. Некоторое время она молчала, вероятно стараясь не расплакаться, затем спросила: — Господин Кеннеди, а вы не могли бы побольше и поподробнее рассказать мне о матушке. Мне так хочется узнать о ней все-все. Прошу вас, сударь!

— Ну хорошо, хорошо, — согласился шотландец. — Ваша мать была довольно смуглой, небольшого роста. Ее отличал живой характер. Поэтому, наверное, в семье ее звали «Огонек». Она была младшей в семье, но, несмотря на это, рано научилась многим взрослым вещам и неплохо вела хозяйство в доме. Девушка присматривала за прислугой, умела быть строгой. Частенько ей доверяли даже денежные дела. Она научилась экономить и берегла каждую монетку, кроме того, совсем неплохо шила. — Казалось, шотландцу было очень приятно все это рассказывать. В заключение он заявил: — Да, она была приятной леди!

— Она долго прожила после моего рождения?

— Недолго, к сожалению. — Кеннеди глубоко вздохнул. — Ее противный и вредный братец Эдуард так мне ничего и не соизволил рассказать. Ну ничего, обошлось и без его историй. Мне удалось разыскать старую служанку, которая когда-то у них работала. Ну, скажу я вам, и физиономия у этой тетки — кислая, как последний огурец в кадке! Так вот, эта самая кислая старушенция поведала мне, что ваша матушка, не успев оправиться, покинула родительский дом. Да, удрала, одним словом. Через какое-то время ее все-таки нашли, она жила в семье одного фригольдера; причем не так уж далеко от родных мест. Она, подобно простой крестьянке, работала в поле. Ей конечно же не следовало этого делать. Для вашей матушки эта работа оказалась непосильной, несмотря на все ее трудолюбие и житейские навыки. Через месяц она умерла. — Кеннеди перекрестился.

Валери продолжала атаковать его вопросами. Девушка старалась создать для себя образ матери, которую она никогда не видела: гордая, смелая, не желающая терпеть унижения, своевольная женщина. Теперь, когда Валери удалось кое-что узнать, она поняла, насколько трудная доля выпала ее матери. «Мне нужно знать больше, гораздо больше о моих родителях, — думала девушка. — Какое счастье, что начало положено. Как жаль, что история жизни моей матери очень печальна. Как мало она прожила! Но все равно лучше знать правду».

— Мне рассказали еще одну вещь, — заметил Кеннеди. — Ваша мать хорошо пела и могла имитировать голоса людей. Будучи маленькой девочкой, она часто изображала своих родителей, сестер и братьев, гостей, которые приходили к ним в дом.

Валери улыбнулась:

— Вот самое веское доказательство. Теперь я уверена, что несчастная женщина действительно была моей матерью.

Небольшой человечек, в котором легко было узнать Лок-ки Белла — по описанию, которое дал ему Кеннеди, — показался в дверях. За ним Валери увидела лицо Годфруа, пажа, который сопровождал ее и графиню. Годфруа был высоким юношей с темными горящими глазами, он был родом из Прованса. Годфруа был пылко и безответно влюблен в Валери, как это часто случается с юношами его возраста.

— Вдова, — заявил Локки Белл звучным голосом, — поднялась с пола и оделась. Она считает необходимым отдать комнату графине. Это благородный жест с ее стороны, и я теперь уважаю ее еще больше.

Вслед за Локки затарахтела служанка:

— Она надела новое черное платье. Оно из шелка, господа, и на нем пуговицы из гагата, такие крупные, как мои уши. Она собирается сама готовить ужин. Она очень хорошо готовит!

— Ваша госпожа удивительно благородная женщина, — заявил Локки Белл. — Я надеюсь, что ей будет передано мое мнение.

Кеннеди был поражен поведением своего товарища и подозрительно уставился на него. Шотландца совершенно не устраивало подобное развитие событий.

— Откуда тебе известно так много о хозяйке дома? Человечек громко захохотал:

— Я тебя перехитрил, Прежан Кеннеди. Я тебя победил. Как всегда! Я видел вдову и разговаривал с ней. Прежан Кеннеди, я могу заявить, что подружился с ней.

Кеннеди скорчил злобную рожу и не стал ему отвечать. Он отозвал Валери в сторону и сказал:

— Вам пора идти, дитя мое. Ваша госпожа Изабо решит, что мы тут задумали заговор.

3

Наконец Изабо и Валери прибыли в аббатство. Там было полно народу… В аббатстве находился король Франции со своим сопровождением, и вся знать Франции потянулась на север по занесенным снегом дорогам, чтобы оказаться в свете королевского внимания. Всех разместили недалеко от аббатства — в помещичьих домах, в замках, в тавернах. Граф де Бюрей радостно приветствовал жену, потому что ему удалось получить в свое распоряжение целый помещичий дом в трех милях к востоку от аббатства.

— Дом не очень большой, — робко оправдывался граф, боясь, что супруга будет недовольна жильем. — Моя женушка, там есть солнечная комната для вас. А мне придется спать в темной и сырой дыре, больше похожей на келью.

К подвязкам графа были пришиты лапки кротов — считалось, что это средство быстро и эффективно излечивает подагру. Но ему ничего не помогало. Граф сильно хромал.

— Я рад, что маленькая кузиночка снова здорова. Я испугался за кузиночку, когда получил ваше письмо, я думал, — что встречу скелет с впалыми щеками, боялся, что она будет ковылять на тоненьких, как палочки, ножках. — Граф воспользовался тем, что графиня отвлеклась, и быстро ущипнул Валери за бедро. — Но девушка предстала передо мной розовощекой, со сверкающими глазами и с приятной округлой фигуркой.

Не прошло и получаса с момента их приезда, как Годфруа объявил о визите д'Арлея. Граф успел быстро осушить кувшин вина и удалился в свою темную, сырую комнату, он хотел немного подремать. Графиня побежала приводить себя в порядок, а Валери осталась, чтобы приветствовать гостя.

Д’Арлей вошел в комнату и увидел девушку. Д’Арлей был поражен тем, как она хороша, ему хотелось одним прыжком пересечь комнату и схватить Валери в объятия. Его обуревало желание крепко прижать ее к себе, погрузить лицо в ее волосы и почувствовать нежное прикосновение ее щеки. В голове у него звучал громкий голос: «Я ее люблю! Я ее люблю! Я ее люблю!»

Тот же самый голос спросил его: почему он обращает внимание на стоящие перед ними преграды? Почему бы ему не позабыть обо всем и не заявить ей о своей любви?

Валери обуревали те же самые чувства. Она никак не ожидала, что при виде симпатичного смуглого лица Робина так разволнуется. Она сильно испугалась собственных эмоций. «Так нельзя! — решила она. — Я не должна о нем думать. Я… Должна быть благоразумной».

— Я был удивлен, узнав, что вы приехали. Мой брат сказал, что сюда едет Изабо, но мне было очень приятно слышать, что ее сопровождает кузина, а именно вы.

«Почему он так удивлен?» — подумала Валери. — Может, при данных обстоятельствах я не должна была сюда приезжать?» Девушка взглянула на д'Арлея, но ответа не нашла. Молодой человек сиял от радости.

— Если бы вы прибыли на час позже, я бы не смог вас увидеть, — продолжил д'Арлей. — Жан Бюро прислал меня сюда для консультаций с господином Дюнуа. Я с ним разговаривал и уже садился в седло, когда до меня дошли слухи, что прибыла графиня де Бюрей со своей кузиной, которая стала для меня очень важной особой…

В этот момент в комнате появилась Изабо.

— Робин, как я рада вас видеть! — воскликнула она. Графиня приветственно протянула к нему обе руки. За несколько минут Изабо успела приукрасить себя. Бона при помощи массажа сняла с ее лица напряжение. Ей аккуратно собрали волосы на затылке, такая прическа подчеркивала красивую шею Изабо. На графине было платье из полосатого шелка с длинным шлейфом, который громко шуршал при движении, как полагалось хорошим восточным материям. Рукава, отделанные горностаем, были приподняты и обнажали по локоть красивые белые руки. Д'Арлей произнес:

— Я рад вас видеть, Изабо.

Он было протянул к ней руки, но тут же отступил назад: они были перевязаны черной материей.

— Что случилось, Робин? — спросила Изабо, укоризненно глядя на него. — Вы были ранены? И мне ничего не сказали?

— Ничего особенного. Это ожоги от пороха. Они не страшны, но должен признаться, что мне довольно больно.

Валери отошла, не желая вступать в их разговор, однако случайно приблизилась кд'Арлею.

— Это может быть серьезнее, чем вы думаете, — взволнованно сказала она. — Руки болят постоянно?

Д'Арлей утвердительно кивнул:

— Хирург сказал, что ожоги быстро заживут. Но мне ясно, что он ошибся. Кажется, что боль становится сильнее с каждым днем.

Валери обратилась к графине:

— Кузина, вы позволите мне взглянуть на раны? Я знаю, как нужно лечить руки. Тот, кто путешествует по дорогам, как делали мы с моим отцом, должен уметь лечить раны, укусы и ожоги.

Графиня жестом показала, что она не против, однако не упустила возможности задеть Валери.

— Мне кажется, что Робину необходимо побыстрее показать руки хирургу. Так будет лучше! — холодным тоном заявила она.

Валери села перед д’Арлеем, и он протянул ей забинтованные руки.

— Сударь, — серьезно спросила девушка, — сколько времени прошло с тех пор, как вы получили ожоги?

— Это случилось десять дней назад.

Валери щелкнула языком, чтобы показать, что ее это сильно волнует.

— Десять дней! Господин д’Арлей, это очень плохо! За это время руки должны были начать заживать. Мне ясно, что ваш хирург не разбирается в ожогах. — Валери взглянула на Изабо, сидевшую рядом и внимательно следившую за тем, что происходило. — Кузина, мне нужна горячая вода. Могу я попросить Гийометт, чтобы она принесла воды? И мне нужен чистый материал для бинтов.

— Конечно.

Пока грелась вода, Изабо тихо беседовала с д’Арлеем. Валери понимала, что она это делала нарочно, чтобы девушка не принимала участия в общем разговоре. Валери начала освобождать стол. Пока она это делала, исподтишка наблюдала за парочкой и отметила, как близко от плеча д'Арлея находились красивые рыжеватые волосы графини. Время от времени они дружно смеялись и покачивали головами, и ей стало ясно, насколько тесной была их прошлая связь.

Когда принесли воду, д’Арлей сел ближе к столу, девушка расположилась рядом с ним, Изабо села тут же.

Валери никак не могла начать. Она подумала: «Я себя выдам, как только коснусь его рук. Он поймет, как сильно мне нравится».

Д’Арлей размышлял о том же. Первое же прикосновение рук Валери заставило его дрожать. Он искоса наблюдал за графиней. Она сидела совсем рядом с ним. Изабо расправила свои широкие юбки так, что они раскинулись веером и покрывали одну ногу д’Арлея, как бы давая знать Валери, что ее соперница имеет на это право.

Валери медленно начала работу. Она намочила черные тряпки водой, а потом сняла их с рук д’Арлея так осторожно, что он почти не почувствовал боли. Она перестала волноваться и не обращала внимания на графиню.

— Мне стало известно о медицине от египтян[4]Девушка имела в виду цыган, — заметила девушка. — Для лечения ожогов они применяют горячие повязки. Но врачи считают по-иному. Они говорят, что лечить следует сухим и холодным. Но это совершенно неправильно! Взгляните, сударь, этот хирург так туго забинтовал вам руки, что кровь не достигала пораженных участков. Несчастный невежда! Он также покрыл руки глиной! Сначала это было можно сделать, потому что она уменьшит боль. Но нельзя было оставлять ее на руках надолго. Еще несколько дней — и ваши руки уже нельзя было бы вылечить!

Девушка работала очень быстро и ловко. Сначала она удалила волдыри и отмершую кожу с помощью горячей воды. Она действовала очень уверенно, чем немало удивила д'Арлея. Потом Валери приготовила защитную мазь, ее следовало накладывать на воспаленные участки рук, и горячую эмульсию, которой она пропитала новые бинты. Девушка очень верила в благотворное действие этой эмульсии.

— У меня всегда с собой составные части эмульсии, — сказала она. — Это семена айвы и еще кое-что. Я не могу вам рассказать рецепт, потому что это большая тайна. Мы часто путешествовали с египтянами, они научили меня приготавливать некоторые лекарства, в частности это, и заставили поклясться, что я не стану никому открывать полностью рецепт. Он составлен так, чтобы уменьшить боль и лечить, сударь. Теперь вам будет намного легче.

В самом конце она намазала руки д'Арлея чудодейственной лечебной мазью, изготовленной из белых лилий и сладкого миндаля. Туда было добавлено немного воска, чтобы мазь была более густой. Как только Валери наложила мазь, боль в руках прекратилась. Д'Арлей не верил, что боль прошла только благодаря мази. Ему казалось что само прикосновение пальцев Валери приносило облегчение.

Валери забинтовала руки и поднялась.

— Ну вот. Надеюсь, господин д’Арлей, что вам стало гораздо легче.

Молодой человек благодарно улыбнулся.

— Боль прошла. Вы совершили чудо, и у меня в первый раз за всю неделю не болят руки. Мадемуазель, я перед вами в долгу.

Графиня кивнула Валери, давая понять, что она может идти, и попыталась продолжить разговор с д'Арлеем. Она поняла, что ему неизвестна новая задумка Кера, потому что он несколько месяцев сражался на фронте и не видел королевского казначея. Молодой человек считал, что Кер решил отказаться от прежних планов, и больше не знал ничего. Изабо сделала вид, что тоже так думает. Она сказала, что привезла воспитанницу в аббатство, чтобы быть готовой к любому решению, принятому Кером. Д'Арлей успокоился и сказал:

— Я уверен, Изабо, что вы зря предприняли это трудное путешествие.

Когда Изабо начала жаловаться на его невнимание, он просто ответил:

— Франция ведет войну.

Когда графиня начала упрекать его в том, что он не писал, д'Арлей протянул вперед забинтованные руки и сказал, что руки так сильно болели, что он не мог держать перо.

— Мне кажется, что вы сошли с ума, — заметила Изабо. — Человек знатного происхождения не должен служить в бомбардирах, даже если люди станут прославлять вашу смелость! Вам, наверное, стала понятна ошибка, когда вас не пригласили принять участие в торжественной процессии!

Д’Арлей улыбнулся и просто ответил:

— Нет!

Изабо была недовольна разговором. Она не посмела демонстрировать свою привязанность к д’Арлею. Ее муж, несмотря на болячки, ходил тихо и неслышно и мог подкрасться в любой момент. Д'Арлей был рассеян и, казалось, постоянно думал о чем-то… Когда он встал, чтобы откланяться, Изабо поняла, что он, возможно, навсегда ускользает из ее рук.

Вскоре после их прощания в комнате появился граф. Он никак не мог раскрыть заспанные глаза, и его редкие волосы смешно торчали во все стороны.

— Мне никогда не было так плохо, — ворчал граф.

— У нас был Робин, он только что ушел, — заметила графиня.

Граф попытался собраться с мыслями.

— Вы ему ничего не сказали лишнего?

— Я ничего не сказала. Казначей намекал ему на изменение планов, но, к счастью, они не виделись несколько месяцев.

Граф развалился в кресле и подавил зевок.

— Сердечко мое, кажется, все складывается в нашу пользу. Кер сейчас в Париже. Он пробудет там некоторое время. Агнес Сорель родила еще одну девочку. Роды были трудными, и сейчас ей настолько плохо, что ее никто не посещает. Она живет в доме неподалеку от аббатства.

Изабо быстро спросила:

— Она будет жить? Муж покачал головой.

— Говорят, что она скоро умрет. Я спрашивал этого врача б ней, он был мрачен. Мне сказали, что король все еще надеется. — Он взглянул на жену и улыбнулся. — Прогнозы благоприятны для нас, моя милая женушка. Мы пока контролируем ситуацию.

— Тогда, — заметила Изабо с удовлетворением, — мы должны постараться сделать так, чтобы на нее сразу обратил внимание король. Все нужно провернуть до возвращения Жака Кера.

— Правильно. — Граф был очень доволен. Он закинул ногу на ногу. — У меня есть план. Он неоригинален, потому что, должен признаться, я заимствовал его из книги. Но я попытался его несколько улучшить. Эта книга, моя милая Изабо, та самая, куда вы так редко заглядываете. Вы мало почерпнули из нее, и напрасно! Я имею в виду Библию!