Онлайн чтение книги Кот недовинченный
Глава 3

Венеция.

10 марта, 9.16 по среднеевропейскому времени.

Италия, остров Лидо-ди-Венеция,

отель «Вилла Мабапа».

Леня Коноплев

Леню Коноплева разбудил пароход. Он гудел и гудел, гудел и гудел. Словно мамонт, которого неандертальцы в ловушку загнали.

Леня проснулся. Похлопал глазами в темноте. Не приснилось – и впрямь гудит.

Море-то совсем рядом, рукой подать.

В номере было темно. Тетка Катька с вечера наглухо закрыла ставни. Сама она дрыхла, вся замотавшись в одеяло и положив на ухо вторую подушку. Часы, светящиеся внизу телевизора «Филипс», показывали 9.16.

Ленька вскочил. Спать абсолютно не хотелось. Предвкушение заграницы, Венеции, приключений бурлило в крови, словно пузырики выпитой вчера за ужином игристой «просекки»[5]«Просекко» – популярное в Северной Италии игристое вино наподобие шампанского.. Он быстро и бесшумно оделся, схватил со стола карточку-ключ и выскользнул из номера. Тетка спала так крепко, что даже не пошевелилась.

Пройдя по пустынному коридору, устланному пушистым ковром, Леня вышел на общегостиничный огромный балкон. И сразу стало понятно, отчего орал пароход. Все вокруг утопало в тумане. Вчера вечером с этого балкона юноша видел через лагуну огни Венеции, море, бакены и силуэты речных трамвайчиков. Но сейчас даже кромки берега – а до него метров пятьдесят, не больше – не разглядишь. Сплошное молоко. Только высокий кедр, растущий во дворике гостиницы, можно различить.

Под балконом стояла огромная багажная тележка, переполненная чемоданами. В гостиницу, мимо телеги с поклажей, чинно и организованно, чуть не парами, входили японцы. «Новый заезд прибыл, – догадался Ленчик. – Туристы из Страны Восходящих Технологий».

И тут дверь на балкон громыхнула, Ленчик обернулся. На пороге стояла японка. Даже, скорее, японочка. Хорошенькая. Если бы Леня был каким-нибудь Мураками, он непременно бы отметил и восхитился ее ушами необыкновенно правильной формы. Ослепительно черные волосы она – видимо, специально, чтобы ушки показывать, – зачесывала назад.

Однако Леня был совсем не японцем, а нормальным русским парнем, поэтому он немедленно увидел другое – одета девушка словно персонаж мультиков в стиле «анимэ»: высокие белые гетры, коротенькая клетчатая юбочка, а меж эротичнейших гетр и юбочки проглядывают восхитительно стройные и упругие даже на вид ножки. Леня с трудом оторвался от зрелища на удивление круглых коленок и перевел взор в направлении, куда, вообще-то, приличным юношам пристало глядеть при знакомстве: на лицо.

Кукольное личико девушки его не разочаровало. Оно дышало свежестью и изяществом. Черная челка ниспадала на лоб. Грудь, обтянутая белой блузкой, казалась не по-японски большой. В глазах застыли вековые спокойствие, покорность и целомудрие.

И Ленчик тут же понял, что он, кажется, влюбился. Или – вот-вот готов влюбиться.

– Извините, – прошептала японочка по-английски и слегка поклонилась. – Я вам не помешала?

Леня знал, что от первых слов многое зависит в знакомстве, преодолел смущение и выдал, по-английски же, тираду:

– О нет, я счастлив, что столь великолепная юная леди скрасит мой одинокий досуг в этом пустынном помещении.

Ленчика учила языку старинная преподша, возрастом под девяносто. Сама преподша познавала английский (наверно, еще в позапрошлом веке) по романам Джейн Остин, Вальтера Скотта и Чарльза Диккенса – поэтому в лексиконе юноши оказалось до фига и больше оборотов типа «великолепная юная леди» и «скрасить мой одинокий досуг».

Ленчик, конечно, знал и современный сленг, но интуитивно понял, что если он вскрикнет сейчас что-то вроде: «Привет, чувиха», то сильно уронит собственные шансы.

Неизвестно, поняла ли раскосая леди тираду юного героя – только она ему еще раз улыбнулась и поклонилась. А потом достала пачку очень легкого «Мальборо» и закурила, держа сигарету восхитительно тонкими пальчиками.

Сам Ленька не курил, но курение не являлось пороком, отвращающим его от девушек. И Машка его дымила, и всякие другие овцы тоже. Если в России выбирать некурящую, рискуешь на всю жизнь остаться один на один со своим спермотоксикозом. И не курение его сейчас волновало, а то, как в условиях ограниченного времени, разности культур и неродного языка общения произвести на реципиентку впечатление. Впечатление достаточное, чтобы девушка согласилась на свидание наедине. Требовалось непременно сказать что-то эффектное, однако в Ленчиковой крови бурлили, вместо умных мыслей, сплошные тестостерон с адреналином, посему он брякнул довольно глупо:

– А вы приехали из Японии?

– Да, сегодня утром, – проговорила девушка.

– А я – турист из России.

– Правда? – вежливо изумилась японка.

– И меня, кстати, зовут Леня.

– Реня, – повторила девушка. Довольно точно, если учесть, что в японском нет звука «эль».

– А вас как зовут? – не снижал напор Ленчик.

– Юкико.

Имя показалось Лене словно сошедшим со страниц Эдогавы Рампо, Акутагавы Реноске и обоих Мураками, Рю и Харуки, и послужило дополнительным стимулом. Хотя, говоря по правде, и без имени японки афродизиаков, в виде ее груди, глаз, челочки и гетр, ему вполне хватало.

– А что вы делаете сегодня? – спросил он, плавно подбираясь к волнующей его теме.

– Мы будем иметь прогулку по площади Святого Марка, – стала добросовестно перечислять японочка, – потом экскурсию в одноименный собор и во Дворец дожей. Затем произойдет обед в кафе «Флориан», а после мы поднимемся на колокольню и совершим прогулку на гондолах.

Лене не слишком понравилось местоимение «мы» в устах девушки. «Нешто она здесь с женихом? Хотя нет, японки, говорят, замуж выходят ближе к тридцати – а Юкико дай бог двадцать два. А может, она путешествует с бойфрендом? Или с родителями – что бесспорно лучше, потому что оставляет шансы – но прибавляет геморроя».

– А с кем вы, очаровательная леди, совершаете столь длительное, сколь и интересное путешествие? – спросил Ленчик, опять переходя на выспренний английский а-ля Диккенс.

– Мы – группа туристов из разных префектур Японии, – довольно уклончиво ответила девушка.

Сигарета в ее пальчиках догорала, часы показывали 9.34, скоро закончится завтрак, она вот-вот извинится и уйдет – и Ленчик решил брать быка за рога. Он понимал, что, если не добьется от нее свидания прямо сейчас, он рискует никогда больше Юкико не увидеть – а ему хотелось смотреть на нее снова и снова, – и это (а вовсе не вожделение) было для него вернейшим признаком влюбленности. И потому Леня глубоко вздохнул и на выдохе спросил:

– А что вы делаете сегодня вечером?

– Ужин у нас состоится здесь, в гостинице. – В ее голосе сквозило легкое удивление. Она, видать, в отличие от отечественных овец, впрямую поняла его вопрос про вечер, а подспудного смысла – что Ленчик хочет пригласить ее на свидание! – не просекла!

– Юкико, – тогда проникновенно проговорил Леня в стиле Грандисона, – я знаю чрезвычайно много красивейших мест в Венеции, и, если вы снизойдете до того, чтобы подарить мне свидание сегодня вечером, я продемонстрирую вам все великолепие этого дивного города.

Утверждение, что он знает венецианские красоты, являлось чистой воды враньем, и все, что Леня мог продемонстрировать прекрасной японке, – это собственный интеллект, остроумие и потенцию. Но Юкико – слава Будде, благословенному и всемилостивому! – в блефе его не заподозрила и серьезно уточнила:

– Вы назначаете мне свидание?

– Да! Да! Назначаю!

– Я согласна, – слегка потупившись, произнесла дщерь самураев.

– Кул! Оссэм![6]Круто! Очень круто! (англ. сленг ) – возопил, переходя на современный американский, Ленчик. И церемонно добавил, слегка поклонившись: – Аригото![7]Спасибо (яп. ).

Юкико чуть улыбнулась – видимо, для столь сдержанного национального характера сие скромное проявление чувств являлось эквивалентом русского рта до ушей – и загасила сигаретку.

– Значит, вечером, здесь же, в восемь часов, – уверенно назначил Леня.

– Сегодня вечером, на данном месте, в восемь пополудни, – как заведенная, повторила Юкико и слегка поклонилась. – Аригото.

– Зашибись! – сказал Ленчик по-русски и шаркнул ножкой.

– Сасипись, – повторила Юкико.

– Икзэктли![8]Совершенно верно (англ. ).>– Ленчик снова перешел на английский. – Я буду ждать! Счастливого вам дня!

– Позвольте и мне пожелать вам хорошего дня, Реня, – церемонно произнесла Юкико и неслышно покинула балкон – словно растворилась в воздухе, пропитанном утренним туманом.

Обрадованный и вдохновленный, «Реня» понесся в номер: будить тетку Катю, волочь ее на завтрак, а после – покорять Венецию, а затем – Юкико. Действовать, действовать, действовать!

Лагуна-ди-Венеция.

Тот же день, 11.30.

Катя Калашникова

Утренний туман рассеялся, словно его и не было вовсе.

Лазурно-голубое небо, лазурно-синее море и разноцветные здания красивейшего города, приближающиеся с каждой минутой, – что надо для полного счастья?! А если добавить еще и морской ветерок, яркое, но не жгучее солнце, блаженную улыбку на лице любимого племянника и сознание того, что ты сама выглядишь сегодня особенно молодо и свежо, то получается, что ничего больше и желать не надо. Так что Катя, впервые за много дней – а может, и лет – чувствовала себя абсолютно счастливой. И на ее устах тоже играла неконтролируемая улыбка – словно она шампанского опилась.

Аристократический остров Лидо, где помещалась их гостиница, оставался все дальше и дальше за кормой. «Вапоретто» (речной трамвайчик) неутомимо влек их с Ленчиком к главной, островной Венеции. Надвигались башни, дворцы и колокольни великого города. Солнце шпарило вовсю, хоть антизагарным кремом мажься – а в Москве еще сугробы в человеческий рост и минус двенадцать (она с утра по Си-эн-эн слышала). Трудно даже поверить. А тут люди поголовно в темных очках. Причем, прошу заметить, у всех, даже матроса на «вапоретто», очки – крутых фирм: «Шанель», «Диор», на худой конец «Дольче Габана». Катя со своим актуальным для Москвы «Карденом» выглядела на фоне местных пижонов бледновато.

Катерина исподволь оглядела пассажиров трамвайчика – те, примерно в равной пропорции, делились на туристов и венецианцев. Отличить друг от друга их было легче легкого. Туристы непрерывно вертели головами туда-сюда, снимали приближение Венеции на камеры, щелкали затворами фотоаппаратов. Местные жители вели себя примерно как пассажиры в московском метро, являя полнейшее равнодушие к проплывающим мимо красотам: читали газеты, болтали – между собой и по мобильным телефонам, даже вязали.

Дабы оценить тенденции нынешнего европейского сезона, Катя разглядывала и одежки аборигенов. Наряды дам особо ее не впечатлили, зато здешние мужчины смотрелись просто сногсшибательно: смело экспериментируют с цветом, одеваются не блекло, как наши, а в контраст, про чистоту ботинок и говорить нечего. Вот, например, близсидящий тип, спокойно читающий «Эль Газеттино»: обут в коричневые мокасины явно ручной работы, серые носки, палевые брюки. Поверх песочного цвета пальто накручен желто-красный шарф. Лицо загорелое, мужественное, жгуче-черные волосы уложены гелем.

Вдруг осматриваемый синьор оторвался от своей «газеттины» и встретился взглядом с Катей – и она сразу узнала его. Он ехал вместе с ними вчера вечером из аэропорта на «мотоскафе» – только тогда одет был иначе: в короткое черное пальто и шарф других оттенков (про то, что он переменил туфли, брюки и носки, и говорить нечего).

Итальянец узнавающе улыбнулся и сказал Кате: «Бон джорно». В Москве Катерина ни с кем в общественном транспорте никогда не заговаривала (да и не ездила она почти в нем, в общественном) – но тут пьянящий воздух европейской свободы заставил ее улыбнуться в ответ и кивнуть. Мужик немедленно воспринял Катину улыбку как поощрение, сложил «газеттину», поднялся со скамейки – во весь свой немаленький рост (попутно продемонстрировал тренированную, мускулистую фигуру) – и обратился к Кате на хорошем английском:

– Красиво, не правда ли?

– Беллиссимо! – откликнулась Катя.

– Вы говорите по-итальянски?! – Синьор, казалось, поражен до глубины души.

Неплох, совсем неплох. Глаза синейшие (необычный, кстати, цвет для брюнета: может, цветные линзы носит?). Руки красивой формы, ногти ухоженные. И, о, этот легкий аромат – Катя, истинная женщина, обожала, как пахнет от людей, которые всю свою жизнь дважды в день принимают душ, а потом сдабривают себя дезодорантом, гелем и одеколоном. И еще от незнакомца пахло деньгами. Не миллиардами, конечно, – иначе он бы не на «вапоретто» ездил, а на водяном такси, – но миллионами – вполне.

Все эти мысли пронеслись в голове Кати в мгновение ока и помогли сформулировать решение: если он не начнет нести какую-нибудь ахинею… и лапы распускать не станет… а вдруг… ну, если пригласит ее куда-нибудь, то она, пожалуй, согласится с ним… скажем, для начала поужинать.

– Нет, совсем я не говорю по-итальянски, – засмеялась в ответ Катя, – но знаю французский и английский.

– Но вы не француженка и не англичанка, – утвердительно проговорил благородный синьор.

– Что, заметен акцент? – огорчилась Катя.

– Нет. Вы просто красивы настолько, как никогда не бывают красивы ни француженки, ни англичанки.

– А кто – бывает? – улыбнулась Катерина.

– Ваша красота уникальна. – Иностранец полыхнул своими ослепительно синими глазами и придвинулся ближе.

«А он сразу берет быка за рога. Не слишком ли круто? Впрочем, почему нет – уверенный в себе мужчина. Ведь сразу понятно, что запал, вот и не рассусоливает, не ходит вокруг да около».

Так как на неприкрытый комплимент синьора Катя ответила лишь благодарно-недоверчивой улыбкой, он немедленно сделал следующий ход:

– Могу я пригласить вас куда-нибудь позавтракать?

– О нет, благодарю вас.

– Тогда, может быть, выпьем по бокалу вина?

Пора было выпускать засадный полк: любимого племянника. Как только итальянец подъехал к Кате, Ленчик дипломатично отодвинулся от нее и глядеть стал в сторону – однако ушки при этом держал на макушке, каждое их слово ловил.

– Благодарю вас, синьор, – твердо сказала Катерина, – однако сейчас я занята.

Ключевым словом в ее реплике было «сейчас», будем надеяться, что синьор понял ее намек.

– Мы сегодня днем будем заняты вместе с моим племянником. Вот, кстати, познакомьтесь, – Катя привлекла Ленчика за локоток, – мой племянник Леонид.

Леня набычился, однако, как воспитанный мальчик, улыбнулся и пробормотал:

– Рад видеть вас.

Мужчина с чувством пожал Ленчику руку, а затем выудил из внутреннего кармана золотую визитницу с вензелем, вынул оттуда две карточки и протянул их Кате и ее племяннику. Катя с любопытством посмотрела на визитку – та выглядела скромно и дорого, на ней значилось: «Брасселини и сын, модная обувь», а ниже: «Дотторе[9]Дотторе, или доктор, – звание, которое в Италии может не означать наличие ученой степени, однако характеризует высокий социальный статус или интеллектуальную профессию обладателя (адвокат, преподаватель и т.д.). Паоло Брасселини, первый вице-президент». И адрес: Милан, виа Монте Наполеоне. Именно там, знала Катерина, сосредоточены самые модные в Европе магазины. Плюс телефоны: миланский, римский, парижский, нью-йоркский.

Катя тоже не ударила в грязь лицом, достала из сумки свою визитку на английском, протянула красавцу. Тот вчитался, потом воскликнул:

– О, пи-эйч-ди! Вы, Екатерина, слишком молоды и красивы для того, чтобы быть пи-эйч-ди![10]От английского Ph.D., или доктор философии, – ученая степень, соответствующая отечественному «кандидату наук».

– А вы консерватор! – со смехом отвечала Катя. – Противопоставляете ум и красоту. Наверно, потому, что я русская. Была б на моем месте американка, она б вас живо поставила на место – за дискриминацию по половому признаку. И еще, между прочим, за херрасмент[11]От английского harrasment – «сексуальные домогательства»..

– Простите, ради бога!! – Паоло Брасселини экспансивно прижал обе руки к груди. – Я не хотел вас обидеть! Я готов загладить свою вину! Сегодня же вечером! Скажите, если приглашу вас на ужин в бар «Гарри», смогу ли я смягчить свою участь?!

Пароходик между тем подходил к пристани «Санта Заккария». Рядом возвышалась хрестоматийная громада Дворца дожей. Пассажиры неспешно потекли к выходу. Тянуть дольше было нельзя, наступал момент истины: или соглашаться на свидание – или она, скорей всего, больше никогда этого Паоло не увидит. К тому же бар «Гарри» интриговал – Катя знала, что это одно из самых моднючих и дорогих мест в Венеции. Хемингуэй там постоянно тусовался, а старик Хэм знал толк в жизни.

«Вапоретто» мягко коснулся кормой причала. Матрос артистично накинул на кнехт канат.

– Ваше прощение целиком зависит от вас, – туманно ответила итальянцу Катя.

Синьор первый вице-президент понял ее реплику как безусловное согласие на ужин и изысканно поклонился.

– В таком случае буду счастлив видеть вас в баре «Гарри» сегодня в семь часов вечера.

– Я постараюсь, – царственно ответствовала Екатерина.

И тут толпа пассажиров, местных и туристов, мягко разделила Катю и господина Брасселини и повлекла ее на пристань.

Пьяцца Сан-Марко.

Тот же день, 12.05.

Ленчик

Когда Ленчик с Катей шествовали в толпе разноязыких туристов по набережной, он воскликнул:

– Браво, тетенька! Лихо ты итальянского графа сняла!

– А с чего ты взял, что он граф?

– А манеры? А учтивость? Породу, дорогая тетушка (как в одной книжке писали), в карман не спрячешь! За версту видать! Значит, ты пойдешь с ним сегодня вечером на свидание?

– Нет, наверно. Тебе же одному скучно будет, – с фальшивой озабоченностью промолвила Катя.

– А ты не бойся. У меня тоже сегодня на вечер запланировано свидание.

– Когда ты успел?! – воззрилась на племянника Екатерина. – Кто она?

– Имя дамы я вынужден сохранить в тайне, – с важностью ответствовал Ленчик, – дабы не скомпрометировать ее в глазах света.

И как ни старалась Катя выведать: кто она? Откуда? Как познакомились? – Леонид, как и подобает мужчине, имени своей пассии не разгласил. Только мимоходом упрекнул тетку:

– Ты б еще до полудня дрыхла…

– А мы успеем повстречаться с твоей Галиной Медичи – хранительницей чудо-программы? – тут же сменила тему разговора Катя.

– Мы договорились с ней встретиться сегодня в шесть, у входа на рыбный рынок Пескария. Ноутбук она принесет с собой – поэтому, надеюсь, я расправлюсь с ней быстро.

За разговором, не различая окружающих красот, тетка с племянником дошли до пьяцца Сан-Марко. И здесь у обоих перехватило дух, потому что самая известная площадь Венеции (а может, и целого мира) и в самом деле оказалась чудо как хороша. Замкнутая с трех сторон длиннющими колоннадами, она производила впечатление огромнейшей, парадной бальной залы. Казалось, сюда лишь по недоразумению допустили туристов, голубей и торговцев майками. И сейчас невидимый распорядитель хлопнет в ладоши, и по его знаку исчезнут столики кафе, стоящие вдоль колоннад (полупустые по случаю прохлады), и вместо них вырастет чернофрачный строй официантов, а разноплеменную толпу вытеснят с площади – и по ней полетят в танце изысканно одетые дамы и кавалеры.

Ленчик стряхнул наваждение. Вернулся в «здесь и сейчас». Они с тетушкой стояли ровно посреди громадной площади.

Рядом по-современному одетая чета пенсионеров-американцев кормила голубей. Птицы садились краснолицей мадам на голову, плечи, руки. Ее хазбэнд не отрывался от камеры и выкрикивал: «Грейт! Инкредибл! Террифик!»[12]Великолепно! Неописуемо! Потрясающе! (англ. )

Группа немецких школьников фотографировалась на фоне блистающего мозаикой собора Сан-Марко. В тщательно построенную композицию вдруг вклинилась экскурсия итальянских сверстников, стала делать перед камерами страшные рожи, обнимать германских девчонок. Учитель немцев снимал веселую катавасию и хохотал.

Вездесущие японцы важно вышагивали навстречу с пакетами от «Гуччи», «Миссони», «Армани».

– Кого здесь только нет, – грустно заметил Ленчик. – Весь мир!.. И только наши сидят в своих Тетюшах… И нет у них ни денег, чтоб мир посмотреть, ни даже желания.

– Ну и хорошо, что наших нет. Ты что, по русскому мату соскучился? – усмехнулась Катя. После знакомства с итальянским графом улыбка не сходила с ее уст.

Она взяла Ленчика под руку, и они не спеша обошли огромную площадь по периметру. У кафе «Флориан», на теневой стороне, еще лежал снег – а у противоположной стороны гигантского периметра пьяццы уже нежились на ярком солнце, сидя за столиками под открытым небом, редкие белесые скандинавы.

Вдруг улыбка стала сползать с просветленной физиономии Катерины. Она начала хмуриться. Казалось, ее перестали радовать Венеция, Сан-Марко, будущее свидание…

– Что-нибудь случилось? – озабоченно спросил чуткий Ленчик.

Вместо ответа Катя взяла Леню под руку и повлекла его за собой в густую тень колоннады. Они зашагали вдоль витрин сувенирных лавочек и кафе. Рука тетушки, лежащая на Ленчиковой руке, затвердела.

– Да что с тобой такое? – переспросил Леонид.

– Ты жаловался, что тебе не хватает здесь русских? – с нервным смешком сказала Катя. – Только не оборачивайся… Есть двое типов, как раз по твоему заказу. Ни дать ни взять «быки» из черной «бэхи». И, кажется, они идут за нами.

Катя

Беззаботная прогулка по красивейшому городу мира вдруг превратилась в шпионский детектив. Экскурсия так и не началась – вместо нее явились слежка с погоней.

Ленчик, молодец, не растерялся – хотя и юный, а уже – мужчина.

Он вывел Катю с площади Святого Марко на узкую торговую улочку. С обеих сторон сверкали умопомрачительные витрины то «Луи Вуиттона», то «Лауры Биаджотти», то «Валентино».

На мостике, переброшенном через канальчик, племянник сделал вид, что завязывает шнурок на кроссовке. Катя поняла его трюк, стала якобы беззаботно оглядывать городской пейзаж. В другой момент она бы отдала должное и гондолам, толпящимся у моста, и бравым гондольерам, стоящим рядом с ними, и разноцветному мокрому белью – вода с него живописно капала с третьего этажа прямо в канальчик. Но сейчас было, увы, не до красот. Катю интересовало совсем другое: может, она ошиблась? Может быть, бритоголовые с разлапистой походкой, замеченные ею на Сан-Марко, – не по их душу, а просто мирные, пусть и быкообразные, туристы из России? (А в том, что они из России, никаких сомнений и быть не могло.) Она осторожно оглянулась.

Нет, вот и «быки». Стоят в конце торговой улицы, неумело делают вид, будто разглядывают витрину с мороженым.

Катя видела, как мороженщик радостно поприветствовал товарищей. Спросил, видать, чего желают синьоры. Один из быков сделал брезгливый отстраняющий жест: мол, пошел ты.

Ленчик «завязал», наконец, свой шнурок, и они с Катюшей двинулись дальше. Пара бритоголовых, словно примагниченная, потянулась следом.

А в обе стороны по узкой уличке брели беззаботные туристы.

Венеция, мост Риальто.

Тот же день, 12.45.

Ленчик

Ленчик с Катей делали вид, что просто гуляют – но их разговор совсем не походил на беседы, что ведут меж собой праздные туристы.

– Как думаешь, кто эти уроды? – спросила Катя, зябко передергивая плечами.

– Наверное, те же, кто за Питохой охотятся, – ответил Леня (он чувствовал себя очень взрослым и опытным – оттого, что тридцатилетняя тетушка крепко держала его под руку и прижималась к плечу).

– А как они узнали, что мы – здесь?

– Сам гадаю, – пожал плечами племянник. И не удержался, виноватым, «из детства», тоном (точно так же винился, когда теткины тени от Диора на «живопись для обоев» пустил) добавил: – Но я никому не рассказывал, что мы с тобой в Венецию едем, честно!

– Что же нам теперь делать? – пробормотала Катя.

Растерянность тетушки Леониду нескрываемо нравилась – он сразу почувствовал себя важным, сильным и взрослым. И он молвил:

– Главное – к этой Галине Пчеллини их не привести.

– Легко сказать – трудно сделать… – буркнула Катя.

– Справимся, – заверил Ленчик. – Оторвемся.

– Отрываться! – фыркнула тетушка. – Ну-ну. Тоже мне сбрасыватель «хвостов»!

– А что? – обиделся племянник. – Меня, между прочим, твой же кадр, Пашка Синичкин, учил.

– Ну, он научит… – скептически протянула Катя.

Тем временем они вышли к Гран-каналу, прямо к мосту Риальто. Белокаменный красавец мост круто взмывал ввысь, чтобы столь же круто опуститься на противоположный берег Большого канала. Катя и Ленчик пошли по широким ступеням моста вверх.

В лавках, в строгом порядке стоявших прямо на мосту, торговали сувенирными масками, майками, карнавальными плащами, шарфами и разнообразной дребеденью. Толпа туристов, размывшаяся было по узким улочкам старой Венеции, здесь снова сгустилась. То и дело проходили группы разновозрастных школьников, в основном подростков. Несмотря на то что карнавал пару недель назад закончился, многие (чаще всего американцы) были в масках, карнавальных плащах, шутовских шапочках с колокольцами. Похоже, для штатовцев европейский город с многовековой историей был всего лишь аттракционом, вариантом тупейшего Диснейленда – и российский студент-пятикурсник Ленчик снисходительно посматривал на их суету и толкотню.

С верхней точки моста Катя с Леней обозрели Большой канал. По воде, плещущейся прямо у стен старинных особняков, сновали десятки разнообразнейших плавсредств. «Вапоретто», груженные туристами и венецианцами, отваливали от пристаней. Проносились высокомерные такси – тоже, разумеется, водные. Плавно скользили гондолы. «Грузовики», в виде мини-барж, развозили по магазинам и отелям припасы.

– Может, прыгнем? Скажем, вон на ту баржу? – на полном серьезе предложил Ленчик. – А что, вроде невысоко…

Катя только поморщилась.

Двое русаков, следующих за нашей парой, не очень-то и скрывались. Они остановились в нижней точке моста, лениво закурили.

– Или нет, лучше так… суперидейка осенила… – пробормотал Леонид. – Пошли, быстро. – Он пихнул тетку локтем в бок и повлек ее вниз, на противоположную сторону канала. Краем глаза оба увидели, что бритоголовые немедленно устремились за ними.

Венеция, калле де Сайонери.

13.15.

Катя

Левый (если стоять спиной к Сан-Марко) берег Гран-канала оказался тише, чем правый. Лавки, толпы, суета быстро закончились, и вскоре Катя с Леней нырнули в лабиринт тихих средневековых улочек. На некоторых (тех, что пошире) еще встречались магазины, ресторанчики, люди. Однако другие, совсем узкие, были абсолютно пусты. Узки они были настолько, что у Кати с Леней даже идти рука об руку не получалось – только гуськом. До второго этажа окон в зданиях, как правило, не имелось, только глухие стены, и потому у Кати порой возникало холодноватое ощущение: будто их с Ленчиком замуровали. Справа – стена, слева, на расстоянии вытянутой руки, – другая. А сзади пусть пока и не слышались, но чувствовались шаги бритоголовых.

«А вдруг эти двое големов, – мелькнула у Катюши паническая мысль, – не следить за нами посланы, а – убить? Лучше места не придумаешь, ни души кругом».

Но Леня не давал ее тревоге разрастись в полноценную панику: быстрым шагом влек и влек ее за собой куда-то, безошибочно ориентируясь в лабиринте улочек. Они даже ни разу не забрели в тупик, которых в старом городе, чувствовалось, было полным-полно.

– Ты откуда так хорошо в Венеции ориентируешься? – прошептала Катя (здесь даже говорить хотелось не громче чем вполголоса).

– Карту рассматривал, – отмахнулся Ленчик.

Наконец, они вышли на более-менее широкую улицу, где шли пешеходы, а торговцы мороженым и бутербродами лениво стояли на пороге своих лавок и покуривали.

Навстречу, галдя, проследовала группа американских школьников: многие опять в дурацких шапках, плащах и карнавальных масках.

Катя не выдержала и оглянулась. Пара бритых молодцов по-прежнему следовала за ними.

– Нам сюда, – прошипел в этот момент Ленчик и буквально втолкнул ее в одну из лавок.

И витрина лавки, и все стены внутри оказались увешаны разнообразнейшими масками. Дешевые помещались пониже; дорогие, со стразами и перьями, – повыше. На стеллаже посреди помещения располагались на плечиках карнавальные плащи.

Ни единого посетителя в магазине не оказалось. Входная дверь захлопнулась за Катей и Леней, звякнул звоночек. Хозяин, сидевший в глубине лавки, поднял голову. Это был приятный бородатый парень ученой наружности. В руках он держал заготовку для карнавальной маски из папье-маше – он прорезал в ней отверстия для глаз. За спиной хозяина на верстаке были разложены десятки других заготовок.

– Бон джорно[13]Добрый день! (ит. ), – пропел парень.

– Бон джорно, – машинально откликнулась Катя.

А Ленчик, не говоря ни слова, сорвал со стены пару масок подешевле, а с плечиков – два плаща.

– Кванто коста?[14]Сколько стоит? (ит. ) – спросил он хозяина по-итальянски.

Ошеломленный от вида стремительных иностранцев, хозяин перевел взгляд на плащи и маски, прикинул что-то в уме и выдавил:

– Оттанто эуро[15]Восемьдесят евро (ит. )..

– Дай ему сотню, – прошипел Ленчик Кате и, когда та протянула бородачу веселую бледно-зеленую купюру, брякнул хозяину, переходя на английский: – Ноу чейндж[16]Сдачи не надо (англ. ).. – И напористо продолжил по-английски: – Где у вас запасной выход?

Хозяин недоуменно смотрел на них.

Ленчик попытался успокоить его:

– Не бойтесь, это просто игра. Вроде пряток.

Поскольку бородач не двигался с места, встряла Катя – затею племянника она поняла и оценила. Девушка простерла к лавочнику руки и умоляюще прошептала по-английски:

– Понимаете ли, мой муж… он совсем этого (кивок на вмиг покрасневшего Ленчика) не одобряет. И сейчас он подослал своих приспешников, они идут за нами… Пожалуйста! Помогите нам скрыться!

Хозяину – даром, что ли, он представлял родину «Декамерона» и карнавалов! – игра, похоже, понравилась. Да и клиентам – пусть и иностранцам славянской наружности – лавочник, похоже, симпатизировал. Он во все глаза разглядывал шикарную, хоть и тридцатилетнюю женщину и очаровательного юношу, почти мальчика, и, кажется, ему виделась целая романтическая история. К тому же двадцать евро они ему подарили… И тогда лавочник заговорщицки улыбнулся и сделал приглашающий жест в глубь лавки:

– Прего![17]Прошу вас (ит. ).

Катя быстро оглянулась и успела заметить сквозь витрину, что «посланцы ее мужа» застыли у входа в магазин: видимо, не могли решиться – войти ли внутрь или ждать подопечных на улице. Хорошо, что стекла в лавочке оказались тонированные – так что братки не увидели, как Ленчик, на ходу надевая маску-бауту и накидывая себе на плечи плащ, уже спешит вслед за бородачом по узкому коридору. Другую маску и плащ он отдал Кате. Она без лишних слов обмоталась серебристо-серым плащом и нацепила маску.

Узкий и длинный коридор закончился дверью. Хозяин достал ключ, открыл и распахнул ее. В глаза Кате ударил солнечный свет. Ленчик шагнул наружу. Девушка вслед за ним выскочила на улицу и, сознавая, что она, верно, хороша и загадочна в плаще и маске, на прощание помахала приятному бородачу рукой и прокричала:

– Грацие милле! Чао![18]Спасибо огромное! Пока! (ит. )

Масочник улыбнулся и махнул очаровательной незнакомке в ответ – кажется, он совсем был не прочь оказаться сейчас на месте юного Катиного поклонника…

Однако Лелик уже влек тетку вперед по узкой улочке. В маске-бауте он выглядел не юношей, но строгим, дерзким мужчиной. Серый плащ развевался на его плечах. Он тянул Катю за руку, и она еле поспевала за ним.

Улочка, по которой они бежали, сделала поворот – и вдруг вывела их ровно на ту самую улицу, с которой они… вошли в лавку! До маскарадного магазина оказалось не более тридцати шагов. А прямо перед ним маячили коренастые фигуры русских «быков».

– Да уж, хорошо ты карту изучил… – несмотря на драматичность момента, не удержалась от шпильки Катя.

– Вот засада! – пробормотал Ленчик. Голос его из-под маски звучал глухо.

И тут случилось настоящее чудо: сзади их нагнала целая толпа американских тинейджеров. Экскурсия откуда-нибудь из Арканзаса. Многие подростки, в основном девочки, были в масках; кое-кто из парней – в плащах. Здоровые и налитые, они кричали, дурачились и резвились.

Не говоря ни слова, Катя смешалась с этой полнокровной бандой и пошла с ними шаг в шаг. Ее замысел понял и Леня и тоже присоединился к толпе. Больше того, он покровительственно похлопал по плечу полненькую хорошенькую негритянку, а потом – обнял ее за плечо и из-под бауты зашептал что-то на ухо. Девушка не сопротивлялась, а, напротив, начала млеть. Катя взяла под руку двухметроворостого рыжего великана лет пятнадцати – тот тоже, видно, обрадовался. В Венеции любые шалости и куртуазность воспринимались как должное.

Когда они, всем гуртом, проходили мимо маскарадной лавки, два сильно озадаченных русских бандита скользнули взглядами по пестрым нарядам чужеземцев, по замаскированным Лене и Кате. Однако их не узнали, ничего не заподозрили и, переругиваясь между собой, остались на крыльце магазинчика.

Катя и Ленчик завернули за угол, на площадь со старинным собором. Там они отделились от жизнерадостных тинейджеров (причем рыжий верзила отпускать Екатерину не хотел, удерживал за руку, – Леонид еле их расцепил) и припустили по улочке, отходящей куда-то вбок от площади, по-прежнему не снимая с себя плащей и масок.