XI. Опять неприятности

Онлайн чтение книги Кровавый пуф. Книга 2. Две силы
XI. Опять неприятности

Придя в свой номер, Хвалынцев узнал, что Свитка все еще не возвращался.

"Ну, как бы то ни было, придет он, или не придет, а завтра утром я еду", решил себе Константин, скидая и передавая человеку свое пальто.

Тот вздел его на вешалку и вдруг с удивлением и улыбкой в голосе процедил себе сквозь зубы:

— Э-э!.. От-то штука!.. а-га!.. Бардзо[131]Очень. чисто!.. Ось як!.. И-и!.. и тут!

— Что там такое? — обернулся на него Хвалынцев.

— Прошен' пана!.. Hex пан сам зобачи!

И он развернул обе полы. Вся спина пальто как бы не существовала: на ней в нескольких местах виднелись пятнистые дыры различных величин, словно бы вещь была облита сзади какой-либо едкой жидкостью.

— Что это!? — в недоумении спросил Хвалынцев.

— Витриоля![132]Царская водка (серная кислота). — с обычной своей плюхопросящей, равнодушно-подсмеивающеюся ухмылочкой пояснил ему нумерной.

— Ах ты черт возьми!.. Где это угораздило так!?

— Альбож я вем? — пожал плечами лакей, — а пенкне таки пан убралсен!..

— Экие мерзавцы! — с досадой выбранился Хвалынцев. — Хорошая вещь — и теперь хоть к черту бросай!.. Какие негодяи, однако!

— Ктось то? — с наглою, притворно-непонимающею и как бы дразнящею миной, уставился на него лакей глазами.

— Кто?.. Ваши братья полячишки поганые!.. Вот кто!

— Пршепрашам пана! Нигды! — поднял лакей свою голову с тою характерной "гордостью народовей", по выражению Холодца, которая способна еще более раздражать и без того уже раздраженного человека. — Нигды, муй пане! Поляцы то завше сон' наипоржонднейшы люд у свеци! То шляхетны люд, муй пане, а не таки, як пан муви!.. А може для тэго так сробили пану, — пояснил он, помолчав немного, — же пан есть москаль… може пан, на улицы размавиал з ким по-москевську?

— Так по-каковски же мне говорить, черт вас возьми!

— А, ну — то так есть!

— В полицию бы за это за решетку! чтобы поморили хорошенько! — досадливо бормотал себе под нос наш революционер, возмущавшийся бывало при самом слове «полиция» — и увы! опять-таки не почувствовал теперь за столь преступную мысль ни малейших угрызений совести.

— А! до полиции? — Можно и так! Алежь впршуд налёжы бым злапац,[133]Но вперед следовало поймать. а пан не злапал… Хе, хе, хе-ее!

— Ну, жаль, что не заметил, а уж избил бы хоть, по крайней мере! — ходючи по комнате говорил Хвалынцев, срывая свою бессильную досаду этим бесплодным бормотаньем, хотя сам в душе своей и знал, что ведь никак бы не избил; но теперь ему хотелось так думать, что избил бы непременно.

Лакей опять ухмыльнулся с выводящей из пределов терпения "гордосцью народовей".

— А-а, бицьсен'! — расставил он руки, пожимая плечами. — Пршепрашам пана! бицьсен' ту не вольне!.. Може в России то вольне — невем тэго, а в Польскей — то кэпьски интэрес, муй пане… О-ой, бардзо кэпьски!

Хвалынцеву стало, наконец, казаться, что пан лакей не то издевается над ним, не то нотации ему читает. Это его взорвало.

— Что?! — крикнул он, сдвинув сердито брови и быстро подступая к пану лакею.

Но сей нимало не испугался. Напротив, все лицо его так и вызывало на историю, так и говорило: голубчик, сделай одолжение, хвати меня! Лучшей услуги ты мне и оказать не можешь! Только хвати, а уж я тебя сейчас же «злапаю», и впутаешься ты у меня в скандал, и поделишься со мною в заключение своим карманом на самом легальном основании, и потому пан лакей, в ответ на его грозное "что!?" вылупя глаза и близко подставив ему свою физиономию, с невыразимо шляхетным нахальством ответил:

— А то! — да так и остался перед ним с нагло-вылупленными бельмами и с плюхо-вызывательно подставленной мордой.

В первое мгновение у Хвалыниева уже застучало было в висках, в глазах зарябило и от макушки головы побежали, стекая и прыгая вниз по всему телу, зловещие мураши бешенства, но к счастью, он как бы сквозь тяжелый сон опомнился и понял, что его вызывают на крайность, что именно этого-то и хочется…

А лакей меж тем продолжал еще стоять в своей дразнящей позе, которая безмолвно как бы говорила все то же: "а то"!

Эта выдержка лакейской наглости, как только Хвалынцев опомнился и сдержал себя, во второе мгновение уже заставила его, как мимозу, по обыкновению съежиться.

— Счет мне подать! — резко сказал он, отходя от нумерного. — Утром я еду. Только чтобы счет был по-русски, я ваших польских не понимаю.

Лакей, изменив вызывающую позу на прежнюю равнодушно-спокойную, продолжал стоять и рассматривать дыры на пальто.

— Счет, говорю! И убирайся к черту! — вспыльчиво топнул Константин ногой, в досаде уже на самого себя за то, что вот опять-таки, невольно съёжился и уступил польско-лакейской наглости.

Лакей, очевидно, разочарованный в своих приятных ожиданиях плюхи, скандала и вознаграждения, повернулся и угрюмо, но неспешно вышел за двери.

— О, Господи!.. Когда же, наконец, это кончится! — схватясь за голову, с отчаянным вздохом проговорил себе Хвалынцев.

Через несколько минут лакей вернулся и подал счет.

— Но ведь это по-польски, — сказал Константин, взглянув на бумажку.

— А так, — подтвердил тот.

— Ступай и принеси по-русски.

— А, муй пане! — досадливо дернулся лакей. — Кеды ж ту нема никого, кто-бым розумел и писал по-русську! альбож для пана не вшйстко то рувне?!

Хвалынцев в нарочном спокойствии поднялся с места.

— Если мне через пять минут не будет принесено русского счета, — сказал он решительно и твердо, — то я с этим вот самым счетом пойду в полицию и попрошу, чтобы мне там перевели его по-русски; в таком случае и деньги будут там же уплачены. Но не иначе! Ступай!

Минут через десять нумерной явился с русским счетом. Последняя угроза возымела надлежащее действие, потому что хотя гродненская полиция и была переполнена добрыми патриотами, но составители счета очень хорошо чувствовали и понимали, что ни один из этих полицейских патриотов не упустит приятного случая слупить с них лишний рублишко "за беспокойство". Хвалынцев принял из рук лакея длинноватую бумажку и не без некоторого усилия стал разбирать ее:

Рахунек

За выпис двоих паспорты — 40 гроши

За нумеру дви сутку — 3 рубля

Самоварек еден — 40 гроши

Дви свицы — 2 злоты 10 гроши

Дви постелю з билизней — 1 рубель

Дви порции дрова — 3 злоты 10 гроши

Шкло выбите и друге шкло — 1 рубель

Огулем — 6 рубли гроши 50

— Да это разбой! — невольно вскричал Хвалынцев, дойдя до итога. — Шесть рублей за скверную комнату! за клоповник!.. И наконец, с какой же стати мне еще и за стекла платить?

— А кто ж бым мусял заплациць?! Може пан мнема собе, иж-то я повинен плациц? то пршепрашам: естем не коштовны, не пенензы чловек!

— Это вы что же, со всех так дерете? Или только с меня за то, что я "москаль"? — с раздражительно-злобной усмешкой спросил Хвалынцев.

— Тэго невем, муй пане! алеж таки есть рахунек, — развел руками лакей.

— Позови мне хозяина! — додумался Константин Семенович.

— Его нема в дому, муй пане! — доложил нумерной.

— Ну, так конторщика там, что ли!

— Так само, муй пане.

— Что такое?!

— Так само, муй пане.

— Да что такое "так само", черт возьми?!. Тоже дома нету, что ли?

— Так само, муй пане.

— Тьфу, ты черт, — досадливо плюнул Хвалынцев. — Наладил себе "так само"… Ну, уж народец, нечего сказать!.. Да на вашего брата не «москевский», а разве татарский бы «ржонд» только впору!.. Ах, вы анафемы эдакие!

— Не разумем, по пан крж и чи… Ниц не розумем!

— Ну, если нет и конторщика, так есть же кто-нибудь, наконец? — спросил Константин.

— Нема никого, муй пане.

— Да ведь "рахунек"-то этот писал же кто-нибудь?

— Так есть, муй пане.

— Ну, так кто же писал его?

— Чловек, муй пане.

— Так позови же ты мне этого "чловека".

— Так само ж, муй пане.

— Что такое опять "так само"?!

— Пршедставьям пану, иж так само.

— Фу, ты, Господи!.. Да с ними, наконец, каменное терпение, и то лопнет!.. Я тебя спрашиваю: что такое "так само"?.. Тоже дома нету, что ли?!

— Так есть, муй пане.

— Врешь, каналья! — крикнул выведенный из себя Хвалынцев, стукнув кулаком по столу.

Лакей тотчас же принял позу «гонорову», исполненную великого собственного достоинства.

— Прошен' пана не уронгацьсен' бо естем шляхциц родовиты од потопу! пршинаймней бедны, алеж родовиты, правздзивы шляхциц! — Так само як и пан, и може й еще венцей[134]Больше. од пана! Алеж бедны и тыле для тэго на служебн и цкем урождованью![135]На частной службе.

— Позвать мне того, кто писал! — еще настойчивее крикнул Хвалынцев.

— Мам гонор доложиц пану, же нема в дому! — вразумительно ответил с поклоном лакей.

— Кто же есть, наконец?

— Естем сам до услуги панськой! — снова поклонился нумерной.

— Так это ты писал, значит?

— Я-а?! — гордо отклонился он назад, все тем же благородно-польским жестом указывая себе на грудь. — Пршепрашам пана, по москевьску не имем ни мувиц, а-ни ч и тац, а-ни п и сац: естем кревны поляк, муй пане!

Хвалынцев все более и более убеждался, что над ним издеваются самым наглым, самым непозволительным образом. И хуже всего, что (он понимал), раз начавши историю из-за разбойничьего счета, взять теперь и уплатить значило бы признать себя побежденным, а в таком случае из чего же было и подымать всю историю? Сказать, что заплачу, мол, после — не значит ли подать им повод думать, что это с его стороны тоже косвенное признание себя побежденным, или же пустой, вздорный каприз, или же наконец, что хуже всего, подать им подозрение, будто у него и денег-то нет ни копейки, и что он думает подождать возвращения товарища, который за него заплатит?

Одним словом, Хвалынцев понимал, что с своею ребяческою запальчивостью он попал в самое нелепое, в глупейшее положение, из которого просто не знаешь, как и выпутаться хотя бы с каким-нибудь достоинством.

"Какой же я жалкий, бессильный младенец", думалось ему с досадой и едкой горечью над самим собою. "Какое же я, должно быть, ничтожество, если всякий лакей, первый попавшийся прохвост может безнаказанно куражиться и издеваться надо мною!.. И наконец… наконец, как низко, как презрительно втоптано здесь в грязь русское имя… Ведь это все за то, что я русский… О, Боже! — "Естем родовиты поляк, муй пане", еще как будто бы звучали, меж тем, в его ушах полные шляхетной гордости и достоинства последние слова нахального пана-лакея.

— Мне нет дела до того, какого сорта ты прохвост, польский или жидовский! — все более выходя из себя, ругался и кричал Хвалынцев. — Если ко мне тотчас же не придет тот, кто писал этот счет, то я сию же минуту поеду хоть к губернатору и найду на вас, скотов эдаких, управу! Слышишь ли ты, мерзавец?

— Прошен' пана не кржичец, бо я й сам закржичен' еще й глосней и грозней! — с дерзкой угрозой возвысил голос лакей, и вызывающе подняв свою голову, сделал кулаком угрожающий жест своему противнику.

Хвалынцев просто задыхался от бешенства. Это было похоже на тяжкое, сковывающее все члены, язык и волю ощущение сонного кошмара.

— Вон, негодяй!.. Или убью на месте! — с невероятным усилием высвобождая голос из онемевшей гортани и груди, дико завопил он и, схватив за спинку первый попавшийся довольно тяжелый стул, как перышко, с неестественной, необычайной нервной силой, угрозливо взмахнул им над головою. Лакей попятился и закричал словно бы его режут:

— Ратуйце, Панове!.. Гвалт!.. Варта!.. ой-ой-ой, варта, Панове!!.[136]Караул.

В это самое мгновение внезапно распахнулась дверь, и на пороге — весь бледный, недоумевающий появился Василий Свитка.

Хвалынцев чуть-чуть лишь мимо головы лакея с размаху с громом и треском швырнул свой стул в пустой угол. Нумерной едва-едва успел уклониться от страшного удара.

— Что это?.. Боже мой, что тут такое?! — взволнованно забормотал Свитка и вдруг, заметив лакея, повелительно крикнул ему: "вон!" — но не довольствуясь еще и этим, ухватил его за шиворот и вышвырнул за двери.


Читать далее

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
I. Сюрприз на пути в Варшаву 12.04.13
II. Впечатления по дороге Литвою 12.04.13
III. В корчме 12.04.13
IV. "Палац сломяны" 12.04.13
V. Szkolka dla dzieci viejskich 12.04.13
VI. Маленький опыт слияния с народом 12.04.13
VII. За стеною 12.04.13
VIII. Два храма 12.04.13
IX. Киермаш 12.04.13
X. Панское полеванье 12.04.13
XI. "Kochajmy sie!" 12.04.13
XII. Фацеция паньська 12.04.13
XIII. Во время бессонной ночи 12.04.13
XIV. Сеймик панский 12.04.13
XV. У отца Сильвестра 12.04.13
XVI. Один из тысячи хлопских бунтов того времени 12.04.13
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
I. Гродна и ея первые сюрпризы 12.04.13
II. Похороны некоего "почтивего чловека" 12.04.13
III. Чего иногда могла стоить и чем могла угрожать чашка кофе 12.04.13
IV. На Коложе 12.04.13
V. Добрая встреча 12.04.13
VI. Дома у Холодца 12.04.13
VII. На Телятнике 12.04.13
VIII. Панна Ванда 12.04.13
IX. Ржонд противу ржонда, справа противу справы 12.04.13
X. "Опять сомнения и муки" 12.04.13
XI. Опять неприятности 12.04.13
XII. После бури 12.04.13
XIII. Свитка слегка показывает свою настоящую шкуру и когти 12.04.13
XIV. Последнее пожеланье 12.04.13
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ 12.04.13
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
I. "Do broni!" 12.04.13
II. Генерал-довудца и его штаб в прадедовском замке 12.04.13
III. На сборном пункте 12.04.13
IV. Лесная маювка 12.04.13
V. В лесном "обозе" 12.04.13
VI. Гроза идет 12.04.13
VII. Победа в Червленах 12.04.13
VIII. Тревога 12.04.13
IX. Мы и Они 12.04.13
X. Вновь испеченный 12.04.13
XI. Ро бак, ксендз-партизан и вешатель 12.04.13
XII. Старый знакомый нежданным гостем 12.04.13
XIII. Мученики, не вписанные в "мартирологи Колокола" 12.04.13
XIV. Погоня 12.04.13
XV. Бой 12.04.13
XVI. Сестра 12.04.13
XVII. Честный шаг 12.04.13
XVIII. Русская сила 12.04.13
XIX. Железный человек 12.04.13
XX. "Патриоты" 12.04.13
XXI. Он сам хотел того 12.04.13
XXII. Нечто о борьбе за существование 12.04.13
XXIII. Последний из Могикан 12.04.13
XXIV. Холопское "дзякуймо!" 12.04.13
XXV. Роковая дилемма 12.04.13
XI. Опять неприятности

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть