Онлайн чтение книги Кровавый ветер
Чикагское конфетти. Уильям Родлинз-младший. переводчик Юрий Балаян

— Генри Фулдер убит? Для меня это не новость!

Я посмотрел на него поверх кончика сигары. На самом деле я их не люблю, но коп без сигары, частный детектив без сигары — кто в это поверит? И я далек от желания разочаровать вошедшего в мой офис потенциального клиента.

— Разумеется, я в курсе, — подтвердил я, вынимая вонючую затычку изо рта, чтобы вдохнуть свежего воздуха. — Обзор прессы — от «Таймс» до таблоидов.

— Видите ли… я его племянник.

Он сказал это так, как будто всю жизнь привыкал к статусу племянника свежеупокоенного старого черта. Полагаю, что так оно и было. Но мне почудилось, что передо мной Санта-Клаус.

Я резво вскочил и предложил Санта-Клаусу сигару из другой коробки. Тут же усадил его в глубокое кресло, из которого трудно выбраться, и навис над ним горною лавиной, полный предупредительности и понимания.

Хотя мой посетитель всю жизнь нежился в лучах двадцати миллионов, загар от этих лучей выглядел бледноватым. Так, обычный прилежный зубрилка; очки старили его лет на десять, так что выглядел он на все сорок. Тонкие ломкие волосенки, тщедушное тельце, жидковато-голубые блеклые глаза… Однако, когда он начал свой рассказ, я понял, следя за его глазами, что в случае необходимости этот парень вполне способен отвлечься от своей «Илиады», отложить в сторону бредятину какого-нибудь Джойса и показать себя толковым делягой. Он толковал о деле. И мне понравилось то, что я услышал.

— Видите ли, мистер Уоррен, — все так же тихо продолжил он, — полиция прилагает все усилия…

— Полиция… — Выражение моего лица досказало остальное.

— Совершенно верно. Полиция. Но семья покойного придерживается мнения, что нужно предпринять все возможные меры к обнаружению… э-э-э… К обнаружению того, кто… кто…

— Кто его пришиб, — пришел я на помощь ошеломленному горем родственнику.

— Соверш… — Он сжал губы, нахмурился. — Видите ли, не вполне «пришиб». Кровоподтеков на теле не обнаружено. Его застрелили. Из револьвера.

— В курсе. В собственной квартире, в понедельник вечером, около восьми часов. Свидетелей не обнаружено. Криминальная хроника. И вы хотели бы… — Я предоставил ему завершить фразу.

— Мы хотели бы привлечь вас к расследованию, если вы согласитесь.

— Гм… — Я озабоченно нахмурил лоб, распахнул блокнот и уставился на пустые страницы.

Я только что перешел на вольные хлеба и реально нуждался в перспективных клиентах. Качнув головой, я захлопнул блокнот и изрек:

— Хорошо, я согласен. На каких условиях?

Колман Фуллер — так обозначено на его визитке, которой я поначалу не придал значения, — вырвался из объятий кресла:

— Мы можем выработать условия с мистером Бондом, нашим семейным адвокатом. Сразу, сейчас же.

Я взглянул на часы.

— Через полчаса вас устроит? — спросил я и, когда он кивнул, добавил: — Я сейчас кое-что тут закончу… Харли Бонд, в здании «Юнайтед Траст»?

— Отлично.

Он поклонился и направился к двери. На пороге я остановил его вопросом:

— Кстати, мистер Фуллер, кто вас ко мне направил? Кто-нибудь из удовлетворенных клиентов?

Он слегка улыбнулся, лукаво и несколько самодовольно:

— Не совсем… Видите ли, мы с Джорджем — это мой кузен — открыли адресную книгу розыскных бюро наугад и просто ткнули пальцем в список. Попали на вашу фамилию.

Он смущенно хохотнул, поклонился и вышел.

Выждав, пока он выйдет на улицу, я схватил шляпу и тоже покинул свою контору. Заскочил в забегаловку на углу, где, как и обещал Колману Фуллеру, «закончил кое-что» — расправился с легким завтраком. В те дни я не предавался греху чревоугодия. Через четверть часа я уже прыгнул в свою лихую колымагу неопределенной марки, которая, пройдя через руки трех владельцев, все еще была способна выжать из себя добрых шестьдесят миль. Еще через десять минут я уже с достоинством вступил в готический холл храма древнего бога Мамоны. Молодой профессор Фуллер беседовал у лифтов с какой-то сногсшибательной блондинкой. Выглядел господин ученый несколько взволнованно.

— Вы точны, мистер Уоррен, — пробормотал он едва разборчиво мне и добавил что-то совершенно неразборчивое, адресуясь к блондинке.

Та мгновенно зашагала прочь, покачивая всем, чем можно было покачивать, и я едва ускользнул от гильотины лифтовых дверей, следя за колебаниями и колыханиями ее рельефов.

— Очаровательное создание, — вздохнул после продолжительной паузы мистер студент. — Просто знакомая.

— Понимаю, — кивнул я. — Но если бы я имел счастье быть ее знакомым, она быстро стала бы мне другом или врагом.

Прогулка по коридору — и вот мы предстали перед Харли Бондом, одним из самых зубастых волков городской адвокатуры.

Конечно, видел я его не раз, в суде и вне суда. Мелкая собачонка с виду, пузанчик лет сорока пяти. На столе его можно было бы сыграть в крикет, но я все же заметил на его лице детали, которые не бросались в глаза раньше. Мешочки под глазами, очевидно, регулярно заливались напитками с высоким процентным содержанием алкоголя. Приятная улыбка, неожиданно длинная рука вытягивается через весь стол.

— Рад знакомству, мистер Уоррен, — гнусавит он знакомым по судебным заседаниям голосом. — Должен признать, что, если бы семья проконсультировалась со мной, я бы порекомендовал более известное агентство, однако…

— У нас на счету ни одного нераскрытого случая! — перебил я решительно. И не соврал.

Харли Бонд от такой наглости даже сморгнул. И тут же улыбнулся. Понравилось, что я выступил в его манере. Улыбка, однако, быстро улетучилась, и он перешел к делу:

— Поскольку семья вас уже ангажировала, первым делом следует…

— Обсудить условия, — услужливо подсказал я.

Губы Бонда сложились в трубочку. Дунь он сейчас — послышался бы свист щегла.

— Полагаю, вас ожидает успешная карьера, мистер Уоррен. — Вместо свиста мы услышали довольное мурлыканье сытого кота. — Условия, однако, определены однозначно мистером Карлом Фуллером, старшим братом мистера Генри. Десять тысяч долларов тому, кто обнаружит убийцу и докажет его вину. Выплата по вынесении приговора.

Я молча обозначил энергичный кивок и молча же распрощался с надеждами на сытный обед.

Перешли к менее интересным деталям.

Уж во всяком случае, ничем новым Бонд меня не порадовал. Газеты знали не меньше. Генри Фуллер отбыл в свои апартаменты на Брэдфорд-стрит, 38, в половине восьмого. Цель — переодеться к ужину. В полдевятого вернулся слуга (алиби с дюжиной свидетелей) и обнаружил хозяина с простреленным сердцем. Вызвали врача, который определил время смерти около восьми. Покойный не был женат. Явных врагов не отмечено.

— А завещание?

Мистер Бонд кашлянул.

— Завещание распределяет имущество покойного в равных долях между двумя сестрами и двумя из трех братьев. С третьим братом, Джоном, у покойного отношения не сложились. Мистер Джон… э-э… — Бонд снова прочистил горло, — отец присутствующего здесь мистера Колмана.

Я повернул голову к молчавшему до сих пор студенту. Тот тоже прокашлялся.

— Совершенно верно. Но я, с моей стороны, был в наилучших отношениях с дядей Генри, вот уже более года. Если бы он прожил подольше, он бы… э-э…

— Понимаю, — милостиво избавил я его от необходимости продолжать. — И сочувствую. А сейчас, мистер Бонд, я хотел бы ознакомиться с обстановкой. Снабдите меня адресами осиротевшей родни.

Посетил я разнесчастных родственников, озабоченных разделом двадцати миллионов старого Фуллера. Ничего обнаружить не ожидал, ничего и не обнаружил. На следующий день добрался до слуги.

Звали его Джобсон. С согласия наследников он выжимал из квартиры покойного последние дни истекающего срока аренды, прежде чем перебраться в более подобающее его скромному статусу обиталище.

Дом отличался типичным для миллионеров всех времен и народов пошлым никчемным размахом. Протяженный, четырехэтажный, на старой «аристократической» улице. Найти лифтера оказалось задачей не из легких. На него возлагалась еще куча функций, в том числе и обслуживание коммутатора, в нише которого парень и был обнаружен мирно посапывающим на пятом по счету сне. Лифт медленно вполз на самый верх, я прошелся по длинному темному коридору, нашел нужную дверь и предстал перед мистером Джобсоном, великим и ужасным.

Узнав, кто я такой и что мне нужно, он весьма вежливо усадил мои сто семьдесят фунтов в самое хрупкое золоченое кресло в антикварной гостиной и навис надо мною тучей, готовой разразиться скорбным ливнем.

— Ужасно, сэр, ужасно… — горестно возвестил он. — Чего бы я не дал, чтобы изловить этого мерзавца, но, к сожалению, ничем не смогу вам помочь…

— Глядя на вас, не скажешь, что вы такой уж беспомощный.

Он встрепенулся:

— У меня железное алиби, сэр! Никак не меньше десятка свидетелей…

— Алиби оставьте для тех, кто вас будет обвинять, я же просто хотел с вами побеседовать.

И мы побеседовали. О жизни, об искусстве и литературе, и мне уже надоело толочь воду в ступе, когда я, следя за его физиономией, заметил взгляд, брошенный на часы.

На часы можно смотреть по-разному.

Мне его взгляд понравился, захотелось увидеть еще один на бис, и я поудобнее устроился в неудобном креслице.

Промариновав мистера Джобсона еще минут двадцать, я уловил достаточное количество направленных на часы взглядов разной степени интенсивности. Он потел и пыхтел, как тенор-дебютант, обнаруживший перед выходом, что у него пропал голос.

Наконец он не выдержал:

— Извините, мистер Уоррен, но я вынужден прервать беседу. Может быть, продолжим в другой раз? У меня, видите ли, договоренность… — Еще взгляд на часы.

Я вскочил:

— Конечно, разумеется! У меня у самого куча дел… Приятно было побеседовать.

Рукопожатие, сердечное прощание, дверь за мной затворилась — и я понесся по коридору к лифту. Нажав на звонок, я удерживал кнопку, пока не услышал снизу лязг лифтовой решетки.

— Кто-нибудь, кроме тебя, есть внизу на коммутаторе?

— Нет, сэр. Я один.

Вот и хорошо. И если Джобсон выйдет или кто-нибудь войдет, мимо меня они не проскользнут незамеченными.

— Послушай, сынок, — нежно обратился я к лифтеру, пока лифт полз вниз, — у тебя тут, как видно, куча работы. Чего они на тебя только не навесили.

— И не говорите, сэр! — вздохнул парень.

Он открыл дверь, я вышел и остановился:

— Я так думаю, сынок, лишних десять баксов ты нашел бы на что потратить.

Он недоуменно уставился на меня.

— А-а-а… — опасливо протянул он.

Я похлопал его по плечу:

— Не бойся, ничего незаконного. Просто помогу тебе немного на коммутаторе. — Я лихо надвинул шляпу на один глаз и выпятил челюсть.

— Коп! — прошептал он и тут же перевел взгляд к вынырнувшему из моего кармана кончику бумажника. Я занял его место за панелью коммутатора, натянул на голову наушники. Хороший сыщик должен управляться и с коммутатором, и с множеством других вещей и профессий. Даже ремесло мойщика окон может пригодиться, потому что… впрочем, вы, конечно, читали об этом.

А вот и первый звонок. Служанка миссис Уинслоу требует ускорить доставку заказанных телячьих котлет, пышет жаром негодования, а потом намного тише и нежнее добавляет:

— Тони, доставь их сам, милый, если сможешь.

Не прошло и минуты — второй звонок. Мы с Хэтти Как-ее-там узнали, что доктор думает о почках Джесси… Нет, о почках-сотэ в ресторанчике «У Джесси». Я уже начинаю жалеть о зря растраченных усилиях и десятке, думаю, что Джобсон собирается выйти или ждет кого-то — в этом случае я услышал бы звонок у лифта, — как вдруг последовал третий вызов:

— Дюваль 8390.

Голос Джобсона я запомнил хорошо.

Я сунул штекер, щелкнул тумблером… Ждать долго не пришлось. Вызываемый абонент снял трубку.

— Алло! — Женский голос.

— Мисс Келли?

— Да.

— Это Джобсон. Вы знаете меня. Джобсон.

— Д-да… — несколько неуверенно.

— Я хочу узнать… Там ли… Вы знаете кто.

— Нет.

— Значит, найдите его. Срочно. Понимаете?

— Да.

— И скажите, чтобы он здесь не появлялся. Опасно. Понимаете?

— Да.

— Скажите, чтобы встретился со мной в отеле. В номере… Черт, забыл. Какой номер?

— Триста одиннадцатый.

— Триста одиннадцатый. Примерно через час. Понимаете?

— Да, понимаю.

Щелкнула ее трубка, затем его. Я вытащил штекер, затем соединился с Центральной.

— Девушка, у меня к вам просьба, — умоляющим тоном обратился я к телефонистке. — Дайте мне адрес Дюваль 8390, будьте столь добры. Это гостиница.

— Извините, сэр, — раздался заученный ответ, — но это строго воспрещается правилами.

— Знаю, знаю, милая, — подпустил я в голос драматизма. — Но я вас умоляю, случай исключительный. Понимаете, мне только что сказали, что моя жена там… с другим…

Я услышал вздох. Потом молчание. И наконец:

— Дюва-аль… вос-семь… тр-ри… д-девять… нул-ль — отель «Стоповер-инн» на Восточной Скоростной.

Я безмолвно ахнул. Я даже, может, спасибо ей не сказал. Я думал о другом. Думал, что десять тысяч у меня в руках. Если эти руки не оторвут вместе с головой.

Отель «Стоповер-инн» на Восточной Скоростной — логово банды Льюиса!

Проглотив свое «Ах!», я вскочил и взъерошил лифтеру прическу:

— Молодец! Быть тебе миллионером!

Наградив его честно заработанной десяткой, я вернулся домой, набрал полную сумку ненужных вещей и вышел.

До «Стоповера» от меня около десяти миль, и, когда я вывернул из-за последнего угла, у его подъезда как раз остановился дряхлый мелкий драндулет с Джобсоном за рулем. Я проехал мимо, увлеченно рассматривая архитектурный декор зданий на противоположной стороне, вскоре развернулся и припарковался неподалеку. Волоча свою дорожную сумку, я вошел в отель.

Грязный холл, обшарпанная стойка регистрации. За барьером прыщавый парнишка с глуповатым лицом. Я обрадовался ему, как лучшему другу.

— Номер! — выдохнул я якобы из последних сил. — На самом верху, где потише. Отоспаться наконец.

В заведении три этажа, по десять номеров на каждом: пять во двор, пять на улицу.

Парень тупо уставился на меня.

— Надо ждать. Мисс Келли там, — прогундосил он и шевельнул бровями вверх. Губами он не шевелил. Зачем утруждать губы, если есть нос.

Мисс Келли не значилась в перечне интересующих меня лиц. Очень мне нужны ее проницательный взгляд и неудобные вопросы — как высказанные, так и не высказанные. Подальше от мисс Келли!

— Брось, парень. Хочешь, чтобы я сейчас рухнул? Мне не нужна никакая мисс. Пустая койка — вот что мне сейчас по нраву. Спать! Давай комнату.

И я протянул руку за ключом 313-го номера.

Но ключи висели под носом у парня, и он наложил лапу на 313-й.

— Эта комната сдана, — выпалил он неожиданно резво. — Я покажу вам другую.

Парень прихватил ключ от 317-й и вынырнул из-за барьера. Он чуть не свалился, споткнувшись о мою сумку, и мне пришлось поддержать его. Выпустив локоть парня и перехватив свой багаж поудобнее, я последовал за ним по узкой и темной лестнице, по такому же коридору третьего этажа. Ковер на лестнице и в коридоре оказался, однако, такой толщины, что звук шагов полностью поглощался. В этом, как и во всем на свете, свои плюсы и минусы.

Комната показалась мне не краше коридора: узкая темная нора с одним окном. Демонстрация номера заключалась лишь в том, что парень распахнул передо мною дверь. Я сунул ему в руку четвертак:

— Спасибо. И больше обо мне не беспокойтесь. Отдыхаю, может, сутки.

Я захлопнул дверь и заперся, щелкнув ключом. Далеко отходить, однако, не трудился. Выждав две минуты, бесшумно повернул ключ, открыл дверь и вышел в коридор.

Здесь ночь круглые сутки, хотя и не та ночь, что царит в белом безмолвии Заполярья. Посреди коридора шипит один газовый рожок. Что ж, пусть шипит, хотя и он мне ни к чему. Ковер-благодетель скрывает шаги, красться необязательно.

Самая дальняя — 311-я. В ней разговаривают двое, мужчина и женщина.

Комната 313 рядом. В ней тихо. Я достал универсальный ключ. Да, в 313-й пусто. Обычная комната дешевого отеля. Кровать… да и все, пожалуй. Когда-то была «под золото», кое-где латунь еще не стерлась, кое-где ее уже сменила рыжая ржавчина. Окно выходит в большой, но запущенный сад. О! Мебель: одинокий стул с жесткой спинкой. Я подтянул стул к двери, ведущей в 311-й. Дверь, разумеется, заперта, замочная скважина заткнута с той стороны. Я присел. Женщина, вероятнее всего, стояла у двери в коридор.

— Я сразу пошлю его наверх, — сказала она приятным, мелодичным голосом. Значит, это мисс Келли. — Я позвонила ему сразу же, он должен прибыть с минуты на минуту.

Рядом со мной что-то неопределенно хрюкнуло. Джобсон, очевидно, лежал на кровати рядом с дверью между комнатами. Звук открываемой и закрываемой двери. Тишина. Жалобный стон пружин: значит, Джобсон сменил позу. Я устроился поудобнее на этом раздолбанном стуле — к счастью, не таком скрипучем. Вздремнул. Мгновенно проснулся от звука дверной защелки в 311-м. Кто-то вошел; заскрипела кровать, Джобсон уселся.

— Наконец-то, — проворчал он. — Долго пришлось поджидать.

Входящий ничего не ответил. Дверь закрыли и заперли. Наконец вновь прибывший что-то пробормотал, но я ничего не разобрал.

— Угу, — ответил Джобсон. — Ладно-ладно, давайте к делу.

Он встал и, наверное, подошел к тому, второму типу. Я прилип к двери ухом. Опустился на колени, попытался выковырять затычку. Короче, так я ничего и не разобрал. Иногда Джобсон повышал голос, и до меня доносились фрагменты их содержательной беседы.

— Сколько? — вырвалось у него вдруг. — Ладно, десять кусков, и можете забыть, как выглядит малыш Фредди Джобсон.

Я чуть не присвистнул. Пытаться шантажировать банду Льюиса… Безопаснее улечься спать на железнодорожном полотне. Потом Джобсон тоном скорбящего родственника жалостно помянул бедного старого мистера Фуллера. А под конец вспылил:

— Слушай, парень, кончай мне пудрить мозги. Я не видел, как ты его кокнул, но я слышал, как вы с ним трепались за пару часов до этого. Как он тебе рассказывал о сотне кусков, которые с него хочет сколоть банда. Как ты ему сказал… «Слушай, — сказал ты ему, — я могу их отвезти, если ты дашь мне лично половину. Пятьдесят тысяч». И как ты пообещал к восьми прийти за ответом. Удивляюсь, почему он сам тогда тебя не пристрелил, вместо того чтобы дожидаться восьми. Как думаешь, присяжным понравится такая история? Молчишь? А еще меньше она понравится ребятишкам Льюиса, если они о ней узнают.

«Вот оно что! — подумал я. — Вот почему Джобсон такой смелый. Он сейчас не против банды Льюиса, а против кого-то, кто захотел эту банду „наколоть“».

Тут в 311-м зазвонил телефон. Джобсон снял трубку, и опять я ничего не разобрал. Трубка грохнулась на крюк, и на этот раз я хорошо расслышал возбужденный голос шантажиста:

— Слушай! Она говорит, что копы на лестнице. Наверное, за мной увязался хвост и… и… Скройся! Скройся живей! Дьявол, этого не хватало! Нас не должны застать вместе!

Тут я впервые услышал голос того типа:

— Секунду. Я тебе скажу… — Далее все более неразборчиво и наконец вообще не слышно.

Спрятался?

И вот уже слышны тяжелые шаги двух или трех пар ног. Да, никакой ковер не заглушит уверенной поступи доброго копа.

Они прошли мимо «моей» двери, подошли к соседней, и я услышал резкий стук, поворот ключа в замке.

Голос сержанта Руни:

— Вот она, наша птаха! Вы были правы, мистер Бонд.

А теперь гнусит Бонд:

— Я не стал бы вас зря беспокоить, сержант!

Я в задумчивости почесал затылок. Значит, Бонд решил немножко поиграть в детектива. Сорвать приз в свой карман. Как он выследил Джобсона? Нанял кого-то или даже копа привлек к слежке за квартирой на Брэдфорд-стрит… Да плевать мне на Джобсона, но если они найдут того, второго парня, угрохавшего Фуллера… прежде чем капитан Перси Уоррен предъявит свои права на премию… Есть же какие-то нормы, неписаные правила, и согласно этим нормам и правилам Харли Бонд должен крутиться в беличьем колесе судебной мельницы, черт побери!

Без всякого удовольствия я слушал нытье мистера Джобсона:

— А чего я сделал такого, мистер Бонд? Зашел вот просто…

— Мы вас пока ни в чем не обвиняем, мистер Джобсон, — успокоил Бонд. — Хотели с вами поболтать, может, вы что-то вспомнили. Нам с сержантом оказалось по пути, вот мы и зашли…

В этот момент снаружи по эстакаде загрохотал поезд надземки. Что тут можно услышать? Когда лязг и грохот затихли, обмен мнениями за дверью завершился.

— Ну пошли, — отрезал Руни.

Я двинулся к двери, чтобы продолжить обмен мнениями, но призадумался. Нашли они второго парня, сделавшего «черную работу»? За это время они вполне могли его откопать. Но знали ли они, что в номере были два человека? Я на цыпочках подкрался к двери, отпер ее и затаился. Если убийца с ними… Что ж, не повезло. Если нет — не повезло Бонду. Я поищу его сам.

Они вышли из 311-го, заперли дверь, протопали мимо «моего» номера. Я приоткрыл дверь и высунулся.

Четверо шагали по коридору, как раз поравнялись с газовым рожком, я их отлично разглядел. Сержант, еще один коп, Бонд и Джобсон. Все! Я ухмыльнулся, попросил прощения у госпожи Фортуны за недоверие и снова спрятался, так как за мужской группой заметил женскую фигуру. Вероятно, мисс Келли.

Я запер дверь, подошел к окну, осторожно поднял раму и высунул голову.

Не скажу, что я выбрал легкий путь. Узенький карнизик; осторожно-осторожно, в темпе легкого моциона черепахи, добрался я до окна 311-го. Пистолет я на всякий случай держал в руке. Обзор неплохой, высунувшаяся голова сразу бросится в глаза. Но головы ниоткуда не высовывались; я осторожно отодвинул штору и забрался в комнату.

На первый взгляд в номере пусто. Комната больше соседних, кроме кровати в ней несколько стульев, стол. Я быстро осмотрел комнату, никого не нашел. Второе окно в торце здания. За ним здоровенный клен, одна из ветвей доходит почти до окна. Ветвь хилая, меня бы она, конечно, не выдержала. Но если тот, второй невелик и спортивен, то вполне мог использовать эту возможность.

Мог… Но… Что-то не вязалось в общей картине, что-то не вписывалось в нее. Я уставился в пол, постоял, направился к кровати, нагнулся, чтобы еще раз под нее заглянуть…

— Что-то потеряли?

Я повернул голову. В дверях — молодая женщина. Эк ведь, какая быстрая!

— Да так, мелочь. Булавку обронил.

Губы ее, весьма приятной формы, изобразили легкую улыбку, насмешливую, надо признать, но глаза сквозь очки в роговой оправе глядели серьезно. Я шагнул к ней, она шагнула в мою сторону.

— Булавка — прочистить трубку или вскрыть замок?

Она дошла до стула, оперлась на спинку и смерила меня взглядом:

— Полагаю, вы понимаете, что ошиблись дверью.

Я заверил ее, что дверью не пользовался, уселся на кровать, вытащил пачку сигарет и закурил. Хотелось понять, как я могу воспользоваться ситуацией. В то же время мозг мучила какая-то загадка. Женщину легко было охватить взглядом, несмотря на такие усложнения общей картины, как очки, узел волос на затылке, как у сварливой старухи. Казалось, что я ее где-то видел, но этот вопрос пришлось отложить, так как я не способен раздваиваться мыслью.

— Вы слегка правы, мисс Келли.

— Мисс Келли. Вот как. Рада встрече, мистер?..

— Бернс. Вильям Джей.

Она рассмеялась:

— А где ваши фальшивые усы, мистер Бернс? — И уже серьезно спросила: — Значит, я права… хотя и слегка? И вы вряд ли по ошибке попали в чужую комнату.

— Верно мыслите! — Я захлопал в ладоши и тоже сразу посерьезнел. — Давно вы здесь трудитесь, мисс Келли? — Не потому, что меня это интересовало; спросил, просто чтобы продолжать обдумывать ситуацию.

— Сначала предъявите мне ваш жестяной орден, а потом уж допрашивайте, — ледяным голосом ответила она. — И заодно объясните, как вы попали в запертую комнату.

Я быстро взглянул на нее:

— Вы знаете Джобсона?

— Значок покажите, — уперлась она.

— Джобсона знаете?

— Значок.

— Знаете убийцу, который был вместе с ним? — тем же тоном, бесстрастно, монотонно.

Она мгновенно отвлеклась от созерцания потолка и уставилась на меня широко раскрытыми глазами. Даже побледнела.

— Вы видели здесь убийцу? — почти шепотом.

— Я не говорю, будто что-то здесь видел.

Всмотревшись в ее лицо, я предположил, что эмоции не сыгранные, подлинные. Но это меня не очень интересовало.

— Мисс Келли, вы были в коридоре, когда копы прошли с мистером Джобсоном и еще одним парнем, мистером Бондом, адвокатом.

Она чуть помедлила, сглотнула и кивнула:

— Теперь ответьте, только правду. Видели вы еще одного человека, который вышел за ними?

Она пристально посмотрела на меня, явно обдумывая ответ. Затем снова кивнула.

— Да, видела. Я подумала, это один из них, и поэтому…

— Ладно-ладно, — отмахнулся я от объяснений. — А можете ли вы мне его описать?

— Среднего роста, худощавый, бледный, нос большой, глаза маленькие, как будто бегающие…

Описание самого Спайка Льюиса. Я прищурился. Она перевела дыхание.

— Слушайте, я интересовалась, в основном, своими делами. Но я могу узнать много интересного для вас. Где вы будете в восемь вечера?

— Кто знает? Возможно, в городском морге, там, где неопознанные трупы.

Она вежливо улыбнулась:

— Запишите номер. — Я вынул блокнот. — Эшли 2836. Это далеко отсюда. Не стоило, конечно, вам его давать. Позвоните ровно в восемь. Если меня не будет, значит, я ничего не узнала. Если узнаю, буду там. — Она протянула мне руку, как лихой парень. — Но скорее всего вы меня там застанете.

Рукопожатие.

— Вы очень добры, Мириам. Жив буду — обязательно позвоню.

Я уже спустился на полтора марша, когда услышал сверху оклик. Ее лицо сияло над лестничными перилами.

— Не Мириам. Верьте или нет, но Дездемона.

Через две минуты я уже гнал свою ступу на колесах в город.

* * *

Ох, как я был доволен собой! Убийца у меня в ладошке. Осталось сжать кулак и его не выронить. И чтобы с добычей. Непросто, что и говорить. Но Перси Уоррен не боится трудных задач. Въехав в город, я свернул с шоссе и сбросил скорость. И тут же оцепенел.

«Ах ты, тухлая селедка!» — эмоционально обратился я к самому себе. Уничтожив себя морально, я тут же посмертно реабилитировал уничтоженного и вручил ему высший орден самой экзотической империи — за оригинальность мышления. Если я мыслил верно, то Джобсон, вместо того чтобы почивать на лаврах в идиллической обстановке городской тюрьмы, в полной безопасности, как и положено ценному свидетелю, подозреваемому или кому еще там, вместо этого оказался вышвырнутым на свободу, в зубы убийцам! До Брэдфорд-стрит лишь десяток кварталов, но я резко свернул к поребрику у первой же аптеки, выскочил и понесся к телефонной будке. Джобсон снял трубку через минуту. Я облегченно вздохнул, услышав его голос.

— Джобсон, вы один? — спросил я его, предварительно назвавшись.

Он колебался достаточно долго, чтобы я понял: соврет.

— Да, один, — проворчал он недовольно.

— Ладно, как хотите. Только скажите: ваш дружок поднялся с вами в лифте или проник в дом иным путем?

Возмущенное шипение в трубке. Потом он отвернулся и что-то кому-то прошептал. Ох, кретин!

— Джобсон! — заорал я. — Джобсон!!!

— Ну, чего еще? — этак мрачно, недовольно.

— Слушайте, Джобсон, с огнем играете. Немедленно смывайтесь оттуда, сию секунду! Он вас…

— Хлоп! — ответила мне трубка. Тут же из нее выплеснулся на меня целый коктейль, смешанный из звуков падения тела, трубки и, возможно, телефонного аппарата.

— Джобсон!!!

Секунду я вслушивался в пустоту, живо представив себе валяющегося на полу Джобсона и гадая, в каком месте у него появилось непредусмотренное природой отверстие. Скорее, даже два. Потом пустота исчезла. Трубка зашуршала и тут же задышала мне в ухо. Я грохнул ее на рычаг и выскочил из будки. Две-три минуты — и я уже в лифтовом холле дома на Брэдфорд-стрит. Парень, по счастью, сидит в лифте.

— Слушай, друг! — трясу я его за плечо. — Живее на третий! И дай мне запасной ключ от квартиры Фуллера. — Некогда мне было с замком возиться.

Провожаемый сонным взглядом так толком и не проснувшегося лифтера, я дунул по коридору, отпер дверь и запер ее за собой. Бегом дальше — все, бежать далее незачем.

Джобсон, как и положено, валяется на полу, остывает. Трубка, как и положено, на аппарате, но вернул ее на место не Джобсон, а тот, другой, у которого пистолет с глушителем.

Как положено, я уделил Джобсону долю своего драгоценного внимания, хотя и был на сто процентов уверен, что он последовал туда, куда отправляются все незадачливые шантажисты. Джобсону не поможешь, благодетеля его тоже не найдешь. Но все же я его спугнул, и впопыхах он мог оставить какие-нибудь улики.

Телефонная трубка, однако, чиста, как совесть банкира. Быстрый осмотр комнаты. Конечно, не в поисках окурка редкой марки, засунутого под ковер. Если что и осталось, то где-то на виду. Ничего. Я вышел из комнаты, прошел по коридору, заглядывая в двери. Три спальни, на которые я почти не обратил внимания. Столовая, туалет с ванной. Последняя — кухня. Из нее дверь ведет на темную черную лестницу. Открытая дверь. Ага, наконец-то. На столе пивная бутылка, при ней два стакана. Добрые друзья — отпечатки пальцев. Сейчас я их…

— Ручки вверх! И не оборачиваться. Отличненько.

Голос, внушающий доверие. Я поднял руки вверх. И не обернулся.

Голос умолк, и его хозяин молча шагнул назад.

— Отличненько. Головку поверни, глянь сюда и отвернись.

Выполняю. Не вижу никого. Нельзя сказать, что совсем ничего интересного не заметил. Четко разглядел дуло в конце коридора. Но и все. Так он и задумал.

— Смотришь перед собой?

— Да.

За спиной кошачья поступь, он перешел к противоположной стене.

— Отличненько. Теперь повернись и медленно-медленно по коридору…

Поворачиваюсь, шагаю. Его шаги сзади. Дошел до ванной.

— Стоп!

Я остановился.

— Медленно, правой ручкой — ключик в замочек…

Выполняю. Он подошел почти вплотную.

— Входишь, руки вверх, к окошечку.

Подхожу к окну. Дверь захлопнулась, ключ щелкнул в замке.

Я даже не оборачиваюсь. Открываю окно, выглядываю. Ну и лопух! Вылезаю из окна, с комфортом сбегаю вниз по пожарной лестнице. Мощеная дорожка ведет к улице. Единственное неудобство — черный ход выходит на другую улицу. Что ж, пробегусь.

Бегу… И тут же вбегаю в копа в штатском, орлиным оком озирающего окрестности и окна квартиры Фуллера. Похоже, что мой топот разбудил его. Он оторвался от стены и заступил мне дорогу:

— Куда спешим?

— В церковь опаздываю, — огрызаюсь я. — Прочь с дороги, святотатец!

Куда там!

— Слушай, шеф, не надо так спешить, вредно для сердца. Кроме того, нам стоит познакомиться поближе…

Этот базар затягивается, я должен отбрехиваться, открещиваться, предъявлять ему свои фото в младенчестве и прочее в том же духе. Убийца тем временем прихватил свои стаканы и пьет из них дома чай. Я сообщаю копу интересные подробности о своем знакомстве с его матушкой как раз в момент, когда мы с ним выходим на Брэдфорд-стрит и к нам подкатывает автомобиль.

— Приветствую, мистер Уоррен! — машет мне рукой Колман Фуллер. — Пришли или уходите? Я хотел повидать Джобсона.

— Есть на что посмотреть, — закивал я с энтузиазмом. — Особенно если вам нравится любоваться покойниками.

Он распахнул глаза до размера ворот пожарного депо:

— Поко… Вы хотите сказать…

— Не хочу, но приходится. Поднимитесь, бросьте взгляд. Заодно позвоните в управление. Я об этом пока умалчивал, потому что не хотелось пускаться в разъяснения и заполнение анкет.

Он схватил меня за руку:

— Это… тот же человек, который убил дядю?

— Тот самый.

— И вы знаете, кто это? Догадываетесь?

— Рядом вьется, а в руки не дается, — признался я, — Если повезет, к вечеру узнаю больше. Может быть, даже чем-то вас смогу удивить.

— Вечером? — Он посмотрел на меня, наморщил лоб. — Где вас найти?

Я прикинул, решил, что вреда не будет, и сказал:

— «Стоповер-инн», на Восточной Скоростной.

— «Стоповер-инн»? Но ведь это же…

— Точно. Притон шайки разбойников злобного Льюиса.

— И вы туда отправитесь в одиночку?

— Зачем вам это знать?

Он отвел взгляд:

— Я просто… Это ведь опасно.

— Не беспокойтесь. Просто приготовьте для меня десять тысяч. И гробовщика на всякий случай.

Я оставил его на тротуаре, прыгнул в свою жестянку и был таков. Остаться одному, подумать, поразмыслить.

Свет в конце туннеля. Племянник Колман дал решающий толчок. Дездемона. Сними с нее очки, смени прическу, напяль на нее вместо крахмальных гостиничных шмоток парадный облегающий прикид — что получится? Да-да, та самая, которую и видел-то всего секунду-другую…

Трубку сняла Дездемона.

— Слушайте, мистер Уоррен, — прошептала она прямо в трубку, — я кое-что узнала. Я знаю, кто это сделал и где его искать. Вы на машине?

— Да, тачка рядом.

— Можете за мной заехать? Я в аптеке на бульваре Милтона, номер 1038.

Я присвистнул:

— Далеко забралась, Джульетта.

— Что ж… Если хотите поймать эту рыбу…

— Лечу, Одетта. Но вот что: оставайтесь на месте, может, я вам еще брякну с дороги.

Я повесил трубку и прыгнул за баранку. У меня давно выработалась невредная привычка следить за обстановкой. Вот и сейчас я автоматически обшаривал и оценивал окружение. И через две мили очень полюбился мне большой черный чемодан, который медленно, но верно приближался ко мне по соседней полосе. За стеклами маячили полдюжины мужских голов, слегка повернутых в мою сторону. Одна из голов выделялась интересной бледностью и значительных размеров носом. Именно такая голова иной раз украшала первые полосы ежедневной прессы. Аршинные заголовки при этом сообщали об очередных злодеяниях шайки Льюиса.

Шесть глоток гаркнули что-то, дюжина глаз сверлила мне спину. Скорость шестьдесят, тяжелый тарантас пристраивается сзади, не отставая. Движение средней плотности, мили две без всяких поворотов, на прямой от них не уйти. Более того, расстояние между мною и моими почитателями сокращается. И я решил им помочь. Скинул скорость. Пятьдесят. Сорок пять. Сорок. Обрадовал. Улыбаются. А вот и мой шанс.

Дорога передо мною пуста, если не считать одного автомобильчика. Я еще чуть убавил скорость, почувствовав, образно говоря, тяжкий пивной дых из глоток шести милейших соотечественников. Пора! Сцепление, тормоз, баранка…

Мгновенно все изменилось. Милые морды мелькнули мимо, рассыпая свинцовый горох, мой бампер пропорол обшивку боевой колесницы фараоновой, жестянка моя козликом вспрыгнула на тротуар противоположной стороны улицы, пронеслась в дюйме от фонарного столба. Краем глаза я заметил, как дернулся и рухнул на сиденье ненароком попавший под колесо судьбы водитель переднего автомобильчика. Поребрик, по счастью, невысок, я спрыгиваю с тротуара. Сзади вокруг столкнувшихся автомобилей уже собирается толпа зевак. На меня — ноль внимания. Если и заметили, то посчитали, что я просто случайный проезжий, поспешивший убраться от греха подальше. Итак, куда меня занесло?

Номер 1104. Перестарался. Через минуту я вылезаю на тротуар у номера 1038. Бледная и обеспокоенная Дездемона Келли встречает меня в дверях.

— Докладываю о прибытии, — улыбаюсь я ей.

— С вами все в порядке?

Я удивленно вздымаю брови:

— А что могло со мной случиться?

— Ну… Там пальба на улице. Я думала…

— А, это… — Я отмахнулся, как от мелкой мошки. — Так, пустяки. Чуток чикагского конфетти. Они гнались за парнем, который ехал рядом со мной. Ухлопали. — Я решил добавить красок: — И жену его с ребенком, — широкими мазками расцветил я картину.

Дездемона заметно побледнела.

— Жену с ребенком? — ужаснулась она.

— А как же! Сосунок ведь мог показать на дядю погремушкой. Нельзя допускать оплошностей в работе.

Я усадил ее в машину. Предложил даме сигарету, закурил сам. И мы направились к городу.

— Мистер Уоррен, — произнесла она медленно и тихо, — вы, наверное, думаете, что я не лучше убийцы.

— Это зависит от того, насколько хорош убийца, — отшутился я и швырнул окурок на мостовую.

— Вы думаете, что это устроила я.

— Да ну? Вас интересно послушать, Одиллия.

И она замолчала.

— Каков у вас план действий? — спросила она через милю.

— Ресторан, танцзал, затем отдых в «Стоповер-инн»… денек-другой…

Она поморщилась:

— А вы не… — опять замолкла.

— Не боитесь встретить ребятишек? — помог я. — Надеюсь, дорогая Джессика. Видите ли, Джоконда, мне закапали в уши, что этот Льюис — или кто там хлопнул Фуллера — пытался объехать трудовой коллектив банды. Из-за этого старик Фуллер и скончался.

Она пристально смотрела на меня. Казалось, что ее лицо снова побледнело. Может быть, от света голубой вывески аптеки. Молчала и смотрела на меня.

Мы прибыли к «Стоповеру». Тьма и тишь. Дездемона вышла, приказав мне оставаться в машине. Она, видишь ли, не хотела, чтобы кто-то увидел ее со мной. Зашла, снова вышла, поманила меня к себе. Я последовал за ней. Прыщавый парень почивает, размазавшись по столу, освещенный настольной электрической лампой под зеленым абажуром. Дездемона поднесла палец к губам.

— Спокойной ночи! — прошептала она, послала мне воздушный поцелуйчик и исчезла в служебке.

Я поднялся по лестнице наверх, прошел к 317-му номеру. Вошел, закрыл и запер дверь, дернул — дверь без усилия распахнулась. Кто-то потрудился и удалил засов замка.

— Фу, какая грубая работа! — возмутился я, закрыл дверь и подтащил к ней умывальник. Так, на всякий случай. Вытащил свою любимую игрушку, проверил ее, спрятал в карман. Стоя у окна, разделся до пояса, накинул пижаму, выключил свет и снова оделся. Подошел к открытому окну, выглянул.

Ночь, конечно, выдалась темная, но не настолько, чтобы не разглядеть широкой плоской прогулочной палубы под окном, ведущей к номеру 313-му. Скорее всего, крыша балкона нижнего этажа. Туда я немедленно и направился. Номер оказался пустым. Вообще, судя по набору ключей, висевших внизу у стола портье, никто, кроме меня, не воспользовался в ту ночь услугами этого прелестного заведения. Устроившись под дверью, я приготовился терпеливо ждать.

Ждать пришлось около получаса. Какие-то часы в отдалении пробили два. Прошло еще минут десять, и я что-то услышал. Это «что-то» кралось по коридору, сигнализируя о своем приближении еле уловимыми вибрациями стенных панелей. Потом я почувствовал еще что-то. Новое движение, неизвестно откуда, но не из коридора.

Я отпрянул в глубь комнаты и ощутил прикосновение руки к щеке.

Не пойму, почему я не выстрелил. Возможно, из-за мягкости прикосновения. Возможно, меня предупредил звук ее дыхания.

— Мистер Уоррен, — шепнула она.

— Здесь и готов.

— Я думала, что вы в своей комнате. Прошу вас, отойдите в угол. В угол, ради бога.

— Спасибо, мне и здесь неплохо.

— Ради меня. Отойдите в угол. — Голос испуганный не на шутку.

— Что ж… Чего не сделаешь ради дамы, Офелия. — Я отступил.

— И не шевелитесь.

Женщина открыла дверь, в комнату проникла слабая световая дорожка от газового коридорного светильника. Она остановилась в дверном проеме, закрыв его собою.

— Какого дьявола вы здесь бродите? — тихо, но резко прозвучал вопрос.

Кто-то пробормотал что-то в ответ.

— Да? — едко спросила она. — Кретины, а вы знаете, что отель оцеплен? Он оставил внизу полдюжины своих братков.

Это их проняло. Снова еле слышное бормотание, затем поспешный отход. Она закрыла дверь. Ни звука, ни движения.

Я шагнул к ней:

— Розалинда, я и мои братишки, вся моя семья в долгу перед вами. Мы вам, извините, не очень доверяли, но…

— Оставьте благодарность при себе, — сухо ответила она. — И идите баиньки.

— Прежде всего, премия, — сказал я, схватил ее и крепко поцеловал. Каким-то образом умудрился в губы.

Она не отбивалась. Замерла, выждала, а после поцелуя я услышал ее тяжелое дыхание.

— Хороший мальчик, — похвалила она наконец. — Может, плюнешь на свои хитрые замыслы и отвалишь отсюда — сейчас же?

— Сударыня! — прошептал я. — Покинуть вас в этот час…

Я услышал, что она отвернулась.

— Как хотите. Лезьте в свое окно и продолжайте развлекаться.

Она открыла дверь и вышла. А я направился к окну.

* * *

Проснулся я около четырех. Оторвался от стены — спал я сидя, прислонившись к ней, — и прислушался. Это наконец он. Тот, кого я ждал. Я уставился в направлении двери. Немного подождал. Вот заскрипели ролики ножек умывальника. Дверь отошла, в щель упал лучик света. Я приподнялся на колени, ожидая развития событий. Щель расширилась уже до шести дюймов. Ролики замолкли. Я встал.

— Хлоп!

Пуля, посланная из пистолета с глушителем, врезалась в стену за моей спиной. Я развернулся к окну, выстрелил и рухнул на пол. Отзвенело эхо, и в комнате повисла тишина. Дверь с умывальником помалкивали. Они свое дело сделали. В то время как я, баран бараном, глазел на оживший умывальник, гость приблизился со стороны окна. А сейчас он уже оказался в комнате. И замер, так же как и я. Мы оба дружно ждали. Какой-то звук донесся от противоположной стены, я нажал на курок.

Еще не раздался выстрел, как я понял, что допускаю очередную ошибку. Любой мог бы понять по звуку, что кто-то запустил в стену карандаш. Но — неодолимый инстинкт. Тут же что-то обожгло мне плечо, я метнулся под кровать и затаился. Кто-то, кажется, стоял возле изножья кровати. Я лежал и вслушивался.

Должно быть, есть во мне доля индейской крови. В сравнении со мною камень намогильный покажется суетливой сучкой. Дышать, конечно, приходилось, но я и этим не злоупотреблял.

Он шевельнулся первым. Возможно, подумал, что я уже готов. Шевельнулся в трех футах от меня.

Больше он не шевелился.

Еще не отзвенело в ушах, как я услышал тяжелый топот из коридора. Я выкатился из-под кровати и только успел встать и принять пристойную позу, как в комнату ввалились четверо: первым сержант Руни, за ним трое копов в форме. Чуть позже привидением вплыл Колман Фуллер. Белый, как простыня.

— Что ж вы без дамы? — спросил я. — Скучное мужское общество.

Не успел я договорить, как ввели и ее.

— Вы меня почти накололи, Дезди, — обратился я к ней. — Я, дурак дураком, глазел на дверь, которую вы открывали. Но вы заслужили этот приз за оказанную мне помощь.

Она глянула на меня, как на выплюнутую жвачку. Я больше не был мальчиком-паинькой.

— Чем это я вам помогла?

— Вы старались удержать банду на расстоянии от меня. Не настолько, чтобы оказаться вне выстрела, но вне общения. Опасались, что я им открою, как ваш дружок пытался их надуть. Одно дело, они хлопнули бы меня из автомобиля, другое дело — здесь. Здесь вы решили предоставить меня на десерт вашему любезному.

Она открыла рот, закрыла, покосилась на Фуллера, потом на меня:

— С чего вам вздумалось, что он мой дружок?

— Просто очередное гениальное умозаключение, — скромно пояснил я. — Я не сразу сообразил, что вы та дама, которую я видел с мистером Фуллером в «Юнайтед Траст», — тут Фуллер безмолвно ахнул, да так и забыл закрыть рот, — но потом, когда вы так резво вспомнили, что кто-то, уж Лыоис или не Льюис, выскользнул за сержантом Руни и его компанией, я понял, что вы на страже некоего конкретного индивида. Надо воздать должное тому, кто это заслужил.

Руни огласил воздух негромким, но выразительным англосаксонским словцом.

— Ты хочешь сказать, что убийца прятался в комнате, когда мы туда пришли?

— Не совсем так, сержант. Он был в комнате с вами. Но он не прятался.

— Не пря… — Взгляд Руни ясно давал понять, что один из нас идиот. — Но, черт, кто тогда… где…

— Отвечу одним драматическим жестом, сержант.

И я действительно позволил себе жест, исполненный пошлейшего сценического драматизма: отпихнул от стены кровать.

Перед нашими взглядами предстало — точнее, возлегло — тело мистера Харли Бонда. Нет, не мертвое тело. Мистер Бонд мирно спал, и не сразу его удалось разбудить.

Я получил премию после того, как старшина присяжных вымолвил свое веское слово. Капитан полиции Старр присутствовал при сей сладостной процедуре и по-отечески похлопал меня по плечу.

— Несложный случай, капитан, — скромно признал я. Скромность весьма уместна в общении с полицейским чином, особенно если ты частный детектив. — Сначала я потрепыхался, потому что воображал, что Бонд вошел в комнату с полицией. Поезд за окошком гремел, то-се… Но потом подумал: нет никаких причин считать, что его там не было и раньше, что это не он говорил с Джобсоном.

Капитан задумчиво покачал головой:

— Ведь он способный парень. А влип в такую ситуацию.

И с философским видом добавил:

— Выступил в суде за банду, вошел с ней в контакт, увидел, как плывут в руки легкие деньги… И вот результат. Запаниковал. Испугался. Что за Джобсоном следят, он знал. Позвонил нам, сказал, что встретится с ним, и пригласил на полчаса позже для обмена информацией. Обеспечил подход и отход. Хитрый парень.

— Очень хитрый парень, — с готовностью согласился я с капитаном, складывая чек. — Но не самый хитрый, — добавил я себе под нос.

— А в вас, мистер Фуллер, должно быть, проснулся материнский инстинкт, когда вы узнали, что я один-одинешенек направляюсь в «Стоповер-инн», — обратился я к мистеру студенту, когда мы с ним вышли из управления. — И вы решили подстраховать меня полицией.

— Совершенно верно, — кивнул он как-то механически.

— Представляете себе, что вам угрожало, если бы сержант появился раньше положенного и сгреб бы приз себе?

Он снова кивнул, точно так же. Я даже всмотрелся в его лицо повнимательнее: уж не робот ли он?

— И вы, конечно, представляете себе, на что потратит такую кучу денег простак вроде меня?

— Совершенно верно, — опять механически кивнул он, но сопроводил кивок жестом неожиданной человечности: сунул руку в карман и протянул мне плоскую пинтовую фляжку.

После того как я к ней основательно приложился, он прикончил содержимое и сказал нормальным человеческим голосом:

— Как раз хватит, чтобы дойти до уютного местечка, где можно спокойно пообщаться.

Я снова глянул на него. На этот раз он мне понравился.

— Совершенно верно, — согласился я.