Глава шестая

Онлайн чтение книги Крылатые и бескрылые
Глава шестая

Проснувшись утром, Люда сбросила одеяло и вскочила с теплой постели. Шлепая тапочками по холодному полу, подбежала к столу, включила репродуктор. Она регулярно занималась утренней гимнастикой.После физкультурных упражнений принялась за туалет. Распустив косы на плечи, стала расчесывать густые волосы, то и дело встряхивая головой, отбрасывая их на спину. Все в ней было красиво ― дышащее здоровьем гибкое тело, полная грудь, крепкие руки. Плотно сжатые губы придавали ее лицу немного рассерженное выражение, но большие серые глаза, с лукавинкой выглядывавшие из‑под длинных ресниц, смягчали это выражение.Усаживая ее завтракать, Полина Варфоломеевна спросила обеспокоенно:

— Ты на ноги что оденешь, дочка? Не лучше ли сапоги?.. На дворе мороза нет, может потеплеть.

— Я боты надену.

— А зонтик принести? Не дай бог — дождь.

— Да ну, мама, допотопный он!

— Сделан то после потопа. Возьми на всякий случай,. — настаивала Полина Варфоломеевна.

Люда не любила, чтобы ее упрашивали, согласилась. Помолчав некоторое время, Полина Варфоломеевна поинтересовалась:

— Что там у вас с Василием Васильевичем? Будто с работы увольнять его намереваются? И за что бы такое?..

— Да кто эту чепуху разносит по свету? Власов двадцать лет работает конструктором. За что его увольнять?

— Пожалуй, что так, — проговорила мать, ничуть не обидевшись на резкий тон дочери. — Зонтик принесу, подожди минутку.

Когда Люда уже выходила, мать будто невзначай спросила:

— С Петей знакомство то у тебя давно ли?

— А что такое?..

— Он характером как же?

— Не знаю, есть ли у него характер, — усмехнулась Люда.

— У тебя то есть. А ему и ни к чему бы такой, как у тебя.

— Как это?! — удивилась Люда. — Без характера человеку?

— И даже обыкновенно. Характерный человек другому такому же характерному нипочем не уступит. И не жизнь тогда пойдет, а сплошное нравоучение. Каждый будет стараться осилить другого. Значит, вечные нелады в семейной жизни.

Пытливо взглянув на мать, Люда подумала: «По своей жизни сделала вывод». Вспомнила когда‑то случайно подслушанную жалобу матери на отца: «Неспокойный человек. Коротаем время, а не живем. Душой еврей не обогрел он меня. И в сердце не приютил. Мы не в меру характерные оба».

— Надо, чтобы он из твоей воли не выходил, — невозмутимо продолжала Полина Варфоломеевна. — Сама то ты ершистая. Ну, значит, муж должен быть податливым человеком. И полюбит он тебя за твою силу воли, а ты его — за уступчивость да обходительность. Не коса же на камень, как у нас с твоим отцом…

— Мама, но ведь я завтра еще не выхожу замуж, — удивилась Люда настойчивости матери.

— Не завтра, так послезавтра. Сколько тебе в девках сидеть?

На улице погода стояла сырая, чувствовалось приближение весны. Размашисто шагая к трамваю, Люда ощущала, как постепенно мысли ее яснели, как дышалось легче и свободнее, чем дома.

В конструкторской она встретилась с уборщицей ― женщиной пожилой, но здоровой и бодрой, с изъеденным оспой лицом, с большими бесцветными глазами. _

— Сегодня я первая, тетя Поля? — спросила Люда.

— Как бы не так! Сам то давно уже здесь. Вон заперся, и не пойму, как убрать у него в кабинете.

— Федор Иванович здесь?

— Колдует уже! И в дверь не постучи к нему. Раньше как‑то случилось, так же вот, поутру было, зашла я в кабинет, а он сам с собой в разговор вступил. Я даже испугалась, что бы такое с человеком. А он о небе, о фюзеляже, потом про встречный ветер… И спорит сам с собой, будто с другим. Много ли надо человеку, чтобы рехнуться? Я назад, назад, да к Семену Петровичу, дескать так‑то и так, чисто все про Федора Ивановича и рассказала. «А вы чаем его напоили? — директор то меня спрашивает, а сам посмеивается: — Вот этого, говорит, не забывайте, Пелагея Дмитриевна»…

— Значит, засел? — невольно вздохнув, переспросила Люда.

— Надолго теперь!

— Да, пожалуй…

Люда знала Макарова ― не выйдет, пока не добьется задуманного.

Заглядевшись на модель самолета, она не заметила, как в зал вошел Бобров и остановился на небольшом расстояние у нее за спиной.«Неужели ей тоже нелегко согласиться с Федором? ― подумал Бобров. ― Конечно, вложено много труда, затрачено много энергии, дорогого времени…»

Бобров негромко кашлянул. Люда быстро оглянулась.

— А–а, Петя!.. Ты что хотел?

— Зашел повидать Власова, — с улыбкой объяснил летчик. —А встретил тебя. Здравствуй, хорошая! Поза у тебя, знаешь, была такая, будто ты молилась на творение ума человеческого.

— Что тут молиться!.. — с досадой сказала Люда и безнадежно махнула рукой.

Бобров подошел к ней вплотную, спросил, заглядывая в глаза:

— А ты как на все это смотришь, скажи честно. Какое твое мнение?

— Мое мнение?.. — в раздумье проговорила Люда, склонив голову. — Я всегда прежде изумлялась энтузиазму Власова. Училась у него. И было чему! Потом вдруг Макарова назначили ведущим! Я боялась, что Власов обидится. Но первое время мирно тут было у нас, в согласии работали…

— А потом?

— Потом Федор Иванович, как ведущий, стал вносить новое, отрицая многое из того, перед чем прежде мы преклонялись. Мне казалось, что Василий Васильевич прислушивается к его мнению. И вдруг — заспорили. Они хорошие оба… но порой мне кажется, что Макаров нарочито отрицает то, во что Власов верит… Бобров улыбнулся.

— Поспорить полезно.

— В их споре, — по–прежнему тихо продолжала Люда, — особенно в начале возникновения разногласий, мне почудилось что‑то нехорошее. Понимаешь, Петя, мне показалось, что Федор Иванович начинает одерживать верх над Василием Васильевичем… Ты не подумай, что я на стороне Власова. Нет!.. Мне очень нравится смелость Макарова. Только на сердце неспокойно. Оба сердитые, злые! Так никогда у них не было раньше. Макаров совсем подавляет авторитет Власова. А он все‑таки очень опытный конструктор. Раньше я всегда беспокоилась, как бы их споры не дошли до ссоры. Теперь, к сожалению, это случилось. Боюсь, откровенно скажу, боюсь я этого… Может быть, потому боюсь, что не знаю, кто из них больше Прав. Вот если бы они опять взялись вместе… Но это, кажется, уже невозможно. Оба упрямые!..

— Это и плохо и хорошо, — в раздумье сказал Бобров. — В нашем деле нельзя без упрямства.

— К чему же приведет упрямство в данном случае?

— Трудно сказать, Людочка, к чему это приведет обоих. Хочется только, чтобы их конфликт не вышел за пределы творческого, полезного спора. Впрочем, я думаю, что Василий Васильевич из‑за мелкой боязни за личный авторитет не дойдет до лжи на Федора.

— А ты не думаешь, что они помирятся?

— Я в этом уверен! У нас в коллективе есть кому мирить горячих.

— Как хочется, чтобы они помирились, — тихо молвила Люда. — А теперь слушай, что я скажу. И не спорь, пожалуйста. Уходи отсюда сию же минуту и в рабочее время не появляйся рядом со мной, слышишь?

— Но, Люда! — запротестовал Бобров, пытаясь взять ее за руку.

Люда отступила на шаг. Сдвинув брови, сказала строго:

— Петя, ты, оказывается, плохо знаешь меня. Не пикируй, здесь запретная зона…

— Вот это да! — сказал Макаров, остановившись неподалеку; на его лице была хорошая улыбка. — Что, Петя, не пускают в запретную зону?

— Федор Иванович! — вскрикнула Люда, смутившись.

— Ты откуда выскочил не во время? — пробурчал Бобров.

— Я у себя, ты то чего подрулил сюда спозаранку?

— Погода не летная, товарищ начальник, бездельничаю. А у вас тепло и мух нет.

— Ну, хорошо, обогревайся. Люду я к себе заберу. Займись тетей Полей. Только не переходи в «пике». Навернет она тебя мокрой тряпкой, — засмеялся Федор и ушел с Людой в кабинет.

В это время в конструкторскую вошел раскрасневшийся от свежего воздуха Власов. На ходу поздоровался с Бобровым, разделся и молча сел за свой стол. Летчик подошел поближе, оперся руками на' стол, глянул конструктору в лицо. Спросил с деланным недоумением:

— Опять вы хмуры? Что за причина сему, Василий Васильевич?

Приподняв брови, Власов широкой ладонью провел по седым волосам. На губах протрепетала жалкая улыбка.

— Видишь, Петр Алексеевич, совсем седой я стал. И не сегодня голова моя поседела… А Федор точно к подростку лезет со своими открытиями.

— То, что он к вам, а не к кому другому, в этом нет ничего удивительного, — тихо вставил Петя. — Не каждому он может поверить свои чувства. Я бы гордился на вашем месте.

— Детям всегда свойственно чувство первооткрытия. Они восторгаются и красотой солнечного восхода, и ощущением усталости от своего первого рабочего дня, а особенно открывшимися перед ними далями, когда вскарабкаются на небольшой курганчик.Откинувшись на спинку стула, Власов глянул в румяное лицо летчика. Его губы сжались, лицо будто стало еще более костистым, под выбритой синеватой кожей заходили желваки…Бобров заметил, как сильно переживает этот обиженный человек. Стало немного жаль. Ведь он, как испытатель, не раз поднимался в небеса на машинах его конструкции. И все же не удержался от упрека.

— Эх, Василий Васильевич, чувствует сердце — напрасно вы повздорили. Ведь Федор «карабкается» не на курганчик, но повыше!..

— Оборвется, — неожиданно резко заявил Власов, кивнув в сторону кабинета Макарова. — Да еще как оборвется! Вот посмотрите!.. Видали мы и не таких настойчивых.

Намереваясь уйти, Бобров взглянул на часы. Сказал уверенно:

— Оборвется — встанет. Была бы цель ясна!

«И этот попался на удочку Макарова», ― со злостью подумал Власов, провожая Боброва взглядом. В это время он увидел, как в кабинет к Макарову зашел Трунин. «Вот еще!..» Сердце наполнилось щемящей тоской. С тревогой ожидал он выхода Трунина из кабинета своего противника. Знал, что там и Люда Давыдович, и еще несколько конструкторов. Раздражало, что Люда стала будто личным секретарем Макарова. Но больше чем на других он злился все‑таки на Трунина, ходившего теперь, как казалось Власову, нарочито грохоча своими сапожищами. «Бывало, к дверям моего кабинета на цыпочках подходил… Когда Трунин вышел и направился к своему рабочему столу, Власов жестом пригласил его подойти.

— Ну, что там у нашего «светила»? Все носится со своей стреловидной формой?..

— Да, отстаивает как и прежде. Он в это верит твердо.

— А вы, значит, Платон Тимофеевич… — мягко заметил Власов, что редко случалось, когда он разговаривал с Труниным, — тоже готовую конструкцию порочите? Неужели вам не жаль затраченных трудов, надежд?

— Возражать тут невозможно, как невозможно остановить лошадь, хватая ее за стремя. Его рассуждение логично, Василий Васильевич.

Власов чуть не вспылил, но здравый смысл требовал обеспечить себе сочувствие Трунина. Он умел настроить близких ему людей в свою пользу, хотя высокомерием, которое нажил за время работы ведущим конструктором, частенько разрушал, сводил на нет все, что успевал приобрести заигрыванием с подчиненными. В эту минуту ему хотелось сказать: «Поймите же, что Макаров все еще болтается между пылкой юностью, которой свойственно стремление познать все сразу, и первым смутным побуждением к серьезной самостоятельной деятельности». Но, подумав немного, решил лишь напомнить о трудностях, связанных со стреловидными крыльями на самолетах.

— А то, что при больших углах атаки, вот при взлете и посадке например, в особенности же при маневрах, возникают резко выраженные явления отрыва потока воздушных частиц, облекающих стреловидные крылья — это что, уже не научная основа? По какой же тогда «основе» самолеты со стреловидными крыльями переставали подчиняться рулям управления, переходили в штопор и падали? Разве и для вас, Платон Тимофеевич, выдумки со стреловидными крыльями — новость?

— В них много заманчивого, —неуверенно проговорил Трунин.

— Да сколько вам лет, наконец? — разозлившись, воскликнул Власов. — Сколько, я спрашиваю, вам лет?

Трунин был человеком невозмутимой натуры, но горячий вопрос Власова задел его. Он потер ладонью свое веснушчатое лицо и ответил:

— До сорока пяти годов, Василий Васильевич, я отмечал каждый свой день рождения. А теперь сбился со счета. Да и нудно стало заниматься этим делом, если говорить по совести. Но теперь, кажется, возобновлю…

— Это почему же?

— Скажу прямо — веселей дело пошло. Чувствую, что помолодел я с Макаровым…

Власову хотелось сказать что‑нибудь грубое, унизительное, но Трунин уже пошел к своему месту. Повторяя с горечью: «Веселей пошло дело с новым ведущим конструктором… Власов поморщился, как от зубной боли.


Читать далее

Глава шестая

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть