Вот как все это началось

Онлайн чтение книги Купе смертников
Вот как все это началось

Поезд прибыл из Марселя.

Это был, как говорил железнодорожный служащий, в обязанности которого входил осмотр коридоров и опустевших купе, «Фокеец»[1]По имени жителей древнегреческой колонии, основавших в VI в. до Р.Х. город Массалию – теперешний Марсель. 7.50, после которого можно и перекусить». До него прибыл «Аннеси» 7.35, где на этот раз он обнаружил два пальто, зонтик и протечку в отоплении. Наклонившись над расколотой гайкой рычага, он через оконное стекло увидел, что «Фокеец» остановился напротив, на той же платформе.

В это субботнее утро начала октября воздух был на редкость холодным и прозрачным. Пассажиры, возвращающиеся с Юга, где на пляжах было еще полно купающихся, удивлялись, что вместе со словами приветствия изо рта у них вырывается белое облачко пара.

Служащему, проверявшему вагоны, было сорок три года, звали его Пьер, товарищи же прозвали его Малыш, он придерживался крайне левых взглядов, мысли его были заняты забастовкой, которая должна была начаться на будущей неделе, но сейчас, поскольку все шло как и положено холодным субботним утром в 7 часов 53 минуты на Лионском вокзале, он почувствовал, что проголодался, ему захотелось выпить чашку хорошего кофе.

Вагоны должны были простоять здесь не меньше получаса, и потому, выйдя из «Аннеси», он решил выпить кофе, прежде чем примется за «Фокейца». В 7 часов 56 минут, держа в руках дымящуюся желтую чашку с красной каемкой и сдвинув на затылок синюю форменную фуражку, он уже горячо обсуждал с близоруким контролером и чернорабочим-североафриканцем вопрос о том, насколько эффективной может быть забастовка, начатая в среду, в тот самый день недели, когда никто, ну буквально никто, никуда не ездит поездом.

Он говорил неспешно, спокойно, утверждал, что такие вот кратковременные забастовки – это нечто вроде рекламы; главное – привлечь общественное внимание. Собеседники признавали его правоту. С ним вообще легко соглашались. Он был высоким, неторопливым, с медлительной речью и такими же медлительными жестами, с большими спокойными глазами, из-за которых лицо его казалось удивительно молодым. Он пользовался репутацией человека, которого не испугаешь, даже если нападешь на него из-за угла, в общем, крепкого парня.

В 8 часов 05 минут он уже обходил коридоры «Фокейца», открывал и закрывал застекленные двери.

В четвертом вагоне второго класса, в третьем купе, если считать с конца, он нашел позабытую там желто-черную косынку. Развернув ее, он увидел, что на ней изображена бухта Ниццы, вспомнил Ниццу, Английскую набережную, Казино, маленькое кафе в квартале Сен-Рош. В Ницце он побывал дважды: в двенадцать лет в летнем лагере и в двадцать, во время свадебного путешествия.

Ницца.

В следующем купе он обнаружил труп.

Хотя он регулярно засыпал в кино еще до начала детективного фильма, он сразу понял, что перед ним труп. Женщина лежала поперек нижней полки, справа от входа, ноги как-то странно свисали под полку, так что ступней не было видно, в открытых глазах отражался дневной свет. Одежда ее, темный строгий костюм и белая кофточка, были в беспорядке, но не более, как ему показалось, чем у любой пассажирки, которая, уже одетая, прилегла бы ненадолго отдохнуть в вагоне второго класса. Ее левая рука с резко выступающими суставами пальцев вцепилась в край полки, ладонь правой руки упиралась в тонкий матрас, все тело, казалось, застыло в ту самую минуту, когда она попыталась подняться. Юбка костюма слегка задралась, так что образовались три складки. Черная лодочка с очень тонким каблуком валялась на соскользнувшем на пол сером скомканном казенном одеяле.

Железнодорожный служащий выругался в сердцах и целых двенадцать секунд смотрел на покойницу. На тринадцатой секунде он перевел взгляд на опущенную на окне штору. На четырнадцатой секунде посмотрел на часы.

Было 8 часов 20 минут. Он снова выругался, подумал о том, кому следует сообщить об этом, и на всякий случай поискал в кармане ключ, чтобы запереть купе.

Через пятьдесят минут, когда штору подняли и луч солнца осветил колени лежавшей женщины, в купе затрещали вспышки фотографа из отдела криминалистики.

Женщина была молодой, черноволосой, довольно высокой, худощавой и миловидной. На шее, чуть выше выреза кофточки, были отчетливо видны следы: нижний след представлял собой цепочку примыкающих друг к другу маленьких круглых пятнышек, второй, повыше, был глубоким и плоским, по обеим его сторонам вспухли черноватые полоски. Указав на них пальцем, врач бесстрастным тоном заметил, обращаясь к присутствующим, что тут, на коже, не совсем обычные фиолетовые пятна, чернота эта, скорее всего, говорит о том, что убийца воспользовался грязным поясом.

Окружавшие его трое мужчин в пальто подошли поближе, чтобы убедиться в правоте его слов. Под ногами в купе захрустели раздавленные жемчужины. Они валялись повсюду, блестели подобно маленьким солнечным пятнышкам на простыне, поверх которой лежала женщина, на соседней полке, на полу и даже на краешке окна, на высоте целого метра от пола. Потом их обнаружили и в правом кармане темного костюма убитой. Это были бусинки дешевого ожерелья, купленного в универсальном магазине «Призюник».

Врач добавил, что даже при беглом осмотре можно сказать, что убийца вначале находился за спиной своей жертвы, он накинул ей на шею плоскую удавку, а когда душил, потянул также и за ожерелье, которое, не выдержав, разорвалось. На затылке нет кровоподтека. Шейные позвонки не повреждены. Зато пострадали адамово яблоко и боковые мышцы шеи.

Защищалась женщина недолго и неумело. На руках у нее был маникюр, и лак отскочил только с одного ногтя, на среднем пальце правой руки. Убийца то ли сознательно, то ли просто во время борьбы бросил ее на полку. И там прикончил, потянув за удавку с обоих концов. Насколько врач мог судить, потребовалось две-три минуты, чтобы задушить жертву. Смерть наступила менее двух часов назад – вероятно, вскоре после прибытия поезда.

Один из находившихся в купе мужчин, который сидел, держа руки в карманах и сдвинув набок шляпу, с краю на нижней левой полке, спросил о чем-то сквозь зубы. Для очистки совести врач, присев сбоку, осторожно приподнял голову жертвы и ответил, что пока еще, очевидно, рано что-либо говорить, но, по его мнению, убийца находился в таком положении, что не обязательно должен был быть намного выше и намного сильнее жертвы, сделать это могли и мужчина, и женщина. Просто женщины так не убивают.

Ну, ладно. Он закончит осмотр трупа к полудню. Взяв чемоданчик, он пожелал остальным удачи и удалился. Уходя, он закрыл дверь купе.

Мужчина в шляпе достал из кармана мятую сигарету, размял ее пальцами. Один из помощников протянул ему зажигалку, затем, засунув руки в карманы пальто, подошел к окну и прижался лбом к стеклу.

Прямо под окном сотрудники отдела криминалистики, ожидавшие, когда купе перейдет в их распоряжение, молча курили. Чуть дальше группа железнодорожных служащих и мойщиков окон горячо обсуждала случившееся. К вагону, у передней его двери, были приставлены носилки из парусины с потемневшими от времени деревянными ручками.

Мужчина, смотревший в окно, достал из кармана пальто платок, высморкался и сказал, что явно подхватил грипп.

Мужчина в шляпе, сидевший за его спиной, заметил, что он весьма сожалеет, но с гриппом ему придется немного повременить, должен же кто-нибудь этим заняться. Он назвал стоящего Грацци и в заключение добавил, что именно он, Грацци, этим сейчас и займется. Он поднялся, снял шляпу, достал лежавший в шляпе платок, громко высморкался, заявил, что и у него, черт побери, грипп, положил платок обратно в шляпу, надел шляпу на голову и сказал своим глуховатым голосом, который из-за насморка звучал еще глуше, что, раз уж так получилось, то ему, Грацци, лучше всего было бы начать не откладывая. Осмотреть сумочку, одежду, чемодан. Во-первых, выяснить, кто эта красотка. Во-вторых, откуда она приехала, где живет, с кем знакома и все остальное.

В-третьих, составить список пассажиров, купивших билеты в это купе. Он ждет его с докладом в семь вечера. Неплохо, если бы на этот раз глупостей было сделано меньше, чем обычно. Следователем будет эта скотина Фрегар. Имеющий уши да услышит. Суть в том, чтобы суметь правильно все подать. Ты понимаешь? Подать.

Он вынул руку из кармана, помахал ею и внимательно посмотрел на мужчину, стоящего у окна, но тот не обернулся. Тогда он сказал: ладно, ему еще надо встретиться с Трюкмюшем по поводу этой истории с игральными автоматами, а потому он убегает.

Третий присутствующий, подбиравший рассыпавшиеся по полу жемчужины, поднял на него глаза и спросил, а чем заняться ему.

В ответ раздался громкий смех, и голос, приглушенный насморком, ответил, что от него, недотепы, все равно толку мало, ему бы только в игрушки играть, что же еще он может делать?

Мужчина в шляпе еще раз взглянул на того, кто по-прежнему смотрел в окно: на очень высокого худого человека в темно-синем пальто с обтрепанными рукавами, с тусклыми темными волосами, которого ссутулили тридцать пять, а то и сорок лет постоянного послушания. Стекло перед ним запотело. И вряд ли он мог что-нибудь рассмотреть.

Мужчина в шляпе сказал еще, что ему, Грацци, следует осмотреть и другие купе, никогда не знаешь, что там может оказаться, и даже когда там ни черта нет, в рапорте это производит впечатление. Надо уметь все подать.

Он хотел еще что-то добавить, но только пожал плечами и сказал, что все-таки здорово простудился.

– А тебя, собиратель жемчуга, я жду к двенадцати на набережной Орфевр, – закончил он. – Чао.

И вышел, не закрыв двери.

Мужчина, стоявший у окна, обернулся – у него было бледное лицо, голубые глаза, спокойный взгляд – и сказал своему спутнику, наклонившемуся над нижней полкой, на которой лежала убитая, что кое-кто действительно заслуживает хорошей взбучки.


Это был небольшой блокнот с соединенными пружинкой листочками в клетку, в красной обложке, на которой были видны отпечатки пальцев. Куплен он был за сто франков в одном из писчебумажных магазинов Баньо, хозяин которого любил выпить и поколачивал свою жену.

Инспектор, которого коллеги называли Грацци, открыл этот блокнот в кабинете второго этажа вокзала, чтобы занести туда первые полученные сведения. Было около одиннадцати. Четвертый вагон «Фокейца» вместе с остальными вагонами поезда был отправлен на запасной путь. Три человека в перчатках, вооруженные целлофановыми пакетами, принялись тщательно осматривать его.

«Фокеец» вышел из Марселя в пятницу 4 октября в 22.30. Как и положено по расписанию, он останавливался в Авиньоне, Балансе, Лионе и Дижоне.

В купе, где был обнаружен труп, места шли с 221-го по 226-е, счет начинался снизу, нечетные номера находились слева от входа, а четные – справа. Пять билетов были куплены заранее, в Марселе. И только одно место, 223-е, оставалось свободным до Авиньона.

Жертва лежала на полке под номером 222. Билет, найденный в ее сумочке, указывал, что она села в поезд в Марселе и, если только не поменялась с другим пассажиром, должна была ночью занимать 224-е место.

Во время пути в вагонах второго класса билеты проверялись только раз, после Авиньона, между 23.30 и 0.30. С контролерами, проверявшими билеты, удалось связаться по телефону лишь после полудня. Оба они утверждали, что никто из пассажиров не опоздал на поезд, но, к их великому сожалению, они не запомнили тех, кто ехал в этом купе.


Набережная Орфевр, 11 часов 35 минут.

Одежда, белье, сумочка, чемодан, туфли, обручальное кольцо жертвы ждали своего часа на столе одного из инспекторов, но не того, который должен был заняться расследованием. К ним был приложен напечатанный в двух экземплярах на машинке список обнаруженных вещей, составленный Безаром, стажером отдела криминалистики.

Бродяга, которого допрашивали за соседним столом, отпустил мерзкую шутку по поводу бумажного пакета, разорвавшегося во время путешествия по этажам, откуда выглядывало облако белого нейлонового белья. Инспектор Грацци велел ему заткнуться, на что бродяга ответил, что им следует сразу договориться: раз уж он не должен ни о чем говорить, то ему лучше уити; тогда сидевшим напротив него инспектор на него замахнулся, но тут на защиту угнетенных встала какая-то дама, присутствовавшая «от начала до конца» при каком-то дорожном происшествии. Во время этой перепалки на пол то и дело падали вещи, которые Грацци ронял, пытаясь перенести их все разом со стола, на котором они громоздились, на свой собственный.

Еще до того, как инцидент был исчерпан, Грацци знал уже добрую половину того, что мог ему сообщить его легкомысленный груз, который теперь, когда он принялся составлять опись, не умещался на его столе, падал со стула, валялся на полу, перебирался на соседние столы, и сослуживцы от души ругали этого болвана, который не может работать на том месте, которое ему отведено.

Напечатанная на машинке опись вещей была снабжена некоторыми примечаниями; так, жемчужина, найденная в кармане темного костюма, была присоединена к жемчужинам, собранным в купе, которые будут тщательно исследованы; отпечатки пальцев на сумочке, чемодане, обуви и предметах, находившихся в сумочке и чемодане, по большей части принадлежали самой жертве, что же касается остальных отпечатков, то для того, чтобы сравнить их с отпечатками, обнаруженными в поезде, необходимо провести специальный анализ, так как они старые и плохо сохранились; пуговица, которой не хватало на лифе, отыскалась в купе и будет изучена вместе с жемчужинами; несколько неумелых непристойных рисунков с подписью «Лучше журавль в руках, чем синица в небе» на сложенном вчетверо листке бумаги формата 21 на 27, найденном также в сумочке, представляют собой ребус во вкусе коммивояжеров. К тому же он разгадан неправильно, а если судить по упорству, с которым Безар (целых четырнадцать строчек на машинке) объяснял, почему эта разгадка не подходит, можно было не сомневаться, что начальство немало позабавилось, и ребус этот был сегодня у них в конторе главной темой разговоров.


К полудню ребус, впрочем, обошел все этажи, поскольку сам шеф, сидя в шляпе за своим столом, что-то рисовал на бумаге и предлагал свои решения, сопровождая их хриплым смехом сильно простуженного человека, трем веселившимся инспекторам, которые радостно подхватывали его шутки.

Тишина наступила, когда в комнату, сгорбившись и сморкаясь, вошел тот, кого звали Грацци.

Шеф сдвинул шляпу на затылок, сказал: «Ладно, ребята, мне надо поговорить с нашим Шерлоком Холмсом», – а если судить по выражению его лица, сразу видно, что дела идут не слишком шикарно, – так что вы можете убираться». Кончик его карандаша все еще касался листка бумаги, покрытого рисунками, а в уголках рта и в прищуре глаз затаился смех. Опустив голову, он машинально продолжал что-то рисовать, в то время как Грацци, прислонившись к радиатору центрального отопления, бесстрастным голосом излагал то, что было записано у него в блокноте.

Жертву звали Жоржетта Тома. Тридцать лет. Родилась во Флераке (департамент Дордонь). Двадцати лет вышла замуж за Жака Ланжа. Через четыре года развелась. Рост метр шестьдесят три, брюнетка, глаза голубые, кожа светлая, особых примет нет. Работала демонстратором фирмы косметических товаров «Барлеи». Жила в доме 14 на улице Дюперре. Со вторника 1 октября до вечера пятницы 4 октября находилась в Марселе, где рекламировала товары фирмы. Остановилась в «Отель де Мессажери» на улице Феликса Пиа. Обедала и ужинала в кафе и ресторанах на улице Феликса Пиа и в центре. Зарабатывала за вычетом взносов на социальное страхование 922 франка 58 сантимов в месяц. На сегодняшний день на счету в банке у нее лежит 774 франка 50 сантимов. В сумочке наличными имелось 342 франка 93 сантима и один канадский доллар. По-видимому, убийство не было совершено с целью ограбления. Найдена записная книжка с адресами, которые еще предстоит проверить. В вещах не обнаружено ничего особенного: пустая коробочка от аспирина, которую она могла бы уже выбросить, несколько фотографий ребенка, довольно нежное письмо о переносе свидания, начинающееся словами «Милая моя перепелочка», без даты и подписи, – вот и все.

Шеф сказал: хорошо, все проще простого, для начала надо поговорить с людьми. Он достал из кармана мятую сигарету, покрутил ее в пальцах. Поискал глазами зажигалку. Грацци подошел поближе к нему и дал ему прикурить. Наклонившись к огоньку, шеф проговорил: «Во-первых, улица Дюперре, если она действительно там жила. – Он затянулся, кашлянул, сказал, что ему следовало бы бросить курить. – Во-вторых, как ее там, фирма “Барлеи”. В-третьих, найти родственников, чтобы ее опознали».

Он взглянул на лежащий перед ним листок с рисунками и сказал с благодушной улыбкой, что это очень забавно. А что думает об этом сам Грацци?

Грацци ничего не думал.

Шеф проговорил «ладно» и встал. Он собирался пообедать вместе с сыном в одном из бистро Центрального рынка. Сын намерен поступать в школу Изящных искусств. Двадцать лет, а в голове ветер гуляет. Только труба и изящные искусства, вот и все, что его интересует. Сын у него – настоящий кретин.

Натягивая пальто, он на мгновение остановился, вытянул вперед указательный палец и повторил, что уж он, Грацци, может ему поверить, сын у него настоящий кретин. К несчастью, это ему не мешает его любить. Уж он, Грацци, может ему поверить, у него просто сердце разрывается.

Он снова сказал «ладно». Они еще побеседуют после обеда. А как со списком пассажиров, взявших билеты на поезд? Эти железнодорожники никогда не спешат. Во всяком случае, не стоит пока слишком загружать лабораторию. Придушить в поезде красотку – это работа не для профессионала. Не успеет Грацци оглянуться, как какой-нибудь псих свалится ему на голову: я любил ее и тому подобное. И тогда можно будет передать дело этой скотине Фрегару.

Закутав шею теплым шерстяным кашне в красную клетку, он стал застегивать пальто на толстом животе, который торчал у него словно у беременной женщины. Он пристально посмотрел на Грацци, на его галстук. Он никогда никому не смотрел прямо в лицо. Говорили, что у него что-то с глазами, что-то с ним в детстве приключилось. Но разве можно поверить, что и он был когда-то ребенком?

В коридоре он оглянулся и окликнул Грацци, который в эту минуту входил в комнату инспекторов: да, он чуть было не забыл сказать. Это касается истории с игральными автоматами, тут надо действовать очень осторожно, замешано слишком много народу. И пока не передадут все сведения в Управление безопасности, не следует слишком высовываться. Так что если какой-нибудь газетчик крутится здесь, в их конторе, хорошо бы ему подсунуть историю задушенной красотки, а об остальном промолчать. Имеющий уши да услышит.


Первый «газетчик, крутившийся в их конторе», поймал Грацци за рукав в шестнадцать часов, когда тот вместе с белокурым собирателем жемчуга возвращался с улицы Дюперре. У него была серьезная улыбка и процветающий вид постоянного сотрудника «Франс Суар».

Грацци подарил ему со всеми полагающимися оговорками историю женщины, задушенной на Лионском вокзале, и великодушно достал из бумажника фотографию с удостоверения убитой, переснятую отделом криминалистики. Жоржетта Тома была там такой, какой ее нашли, с искусным макияжем, хорошо причесанная, ее вполне можно было узнать.

Журналист присвистнул, внимательно все выслушал, сделал кое-какие пометки, взглянул на наручные часы, сказал, что летит в Институт судебной медицины; он там подмажет одного типа и, если повезет, перехватит консьержку с улицы Дюперре, которая должна опознать покойницу. У него остается пятьдесят минут, он может еще успеть тиснуть заметку в последний вечерний выпуск.

Он так спешил, что через четверть часа все парижские газеты были оповещены своими «доброхотами» о случившемся. Но для них это уже не представляло интереса, поскольку следующий день был воскресеньем.


В 16 часов 15 минут Грацци, расстегнув пальто, собирался уже сесть за телефон, чтобы выяснить, куда приведет его записная книжка погибшей, как вдруг увидел у себя на столе написанный от руки список пассажиров, купивших билеты на места с 221-го по 226-е в «Фокейце». Все шестеро купили билеты заранее, за сутки или двое до отхода поезда:

место 221 – Риволани, пятница 4 октября, Марсель;

место 222 – Даррес, четверг 3 октября, Марсель;

место 223 – Бомба, четверг 3 октября, Авиньон;

место 224 – Тома, пятница 4 октября, Марсель;

место 225 – Гароди, четверг 3 октября, Марсель;

место 226 – Кабур, среда 2 октября, Марсель.

Услуга за услугу: инспектор, которого звали Грацци, позвонил в Институт судебной медицины, чтобы поймать там журналиста и попросить его вставить в свою статью этот список. На другом конце провода ему велели подождать, и Грацци ответил, что не вешает трубку.


Читать далее

Фрагмент для ознакомления предоставлен магазином LitRes.ru Купить полную версию
Себастьян Жапризо. Купе смертников
1 - 1 28.07.20
Вот как все это началось 28.07.20
Место 226 28.07.20
Место 224 28.07.20
Вот как все это началось

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть