Онлайн чтение книги Похождения Жиль Бласа из Сантильяны L’Histoire de Gil Blas de Santillane
ГЛАВА III

О важных переменах, происшедших в доме дона Висенте, и о странном решении, которое любовь побудила принять прекрасную Аурору

Случилось так, что спустя короткое время после этого приключения заболел сеньор дон Висенте. Симптомы его недуга проявились в такой острой форме, что даже безотносительно к его почтенному возрасту следовало опасаться печального исхода. С самого начала болезни были приглашены два знаменитейших мадридских врача. Одного звали доктор Андрос, другого доктор Окетос.87Доктор Андрос — вероятно, парижский врач Никола Авдри (1658–1742), декан медицинского факультета. Окетос — Филипп Экке (1661–1737). Они внимательно осмотрели больного и после тщательного обследования сошлись на том, что соки находятся в состоянии брожения. Но это был единственный пункт, в котором они были согласны. Один требовал, чтоб больному с этого же дня начали ставить клистиры, другой предлагал повременить.

— Необходимо, — говорил Андрос, — поторопиться удалить соки, хотя и невпитавшиеся, пока они находятся в состоянии сильного брожения благодаря приливу и отливу, а не то они могут броситься на какую-нибудь благородную часть тела.

Окетос, напротив, утверждал, что прежде чем прибегать к промывательным, следует обождать, чтоб соки впитались.

— Но ваш метод, — продолжал первый доктор, — противоречит учению короля медицины. Гиппократ рекомендует даже при самых сильных лихорадках прибегать к клистирам с первых же дней и определенно заявляет, что надо торопиться с промывательными, пока соки находятся в состоянии «оргазма», т. е. брожения.

— Вот это-то и вводит вас в заблуждение, — возразил Окетос. — Под словом «оргазм» Гиппократ имеет в виду88Никола Авдрос и Филипп Экке вели между собой ожесточенные споры о том, как трактовать термин «оргазм». не брожение, а, скорее, претворение соков в кровь.

Тут наши доктора приходят в раж. Один приводит греческий текст и цитирует всех авторов, толковавших его так же, как он; другой, полагаясь на латинский, начинает говорить еще более доктринальным тоном. Кому из двух верить?

Дон Висенте был недостаточно ученым человеком, чтоб разрешить этот вопрос. Однако же необходимо было сделать выбор, а потому он доверился тому, кто отправил на тот свет больше больных, — то есть более старому. Тогда Андрос, который был помоложе, поспешил удалиться, не преминув бросить своему старшему коллеге несколько насмешек по поводу «оргазма». Окетос восторжествовал, и так как он придерживался системы доктора Санградо, то прописал больному обильные кровопускания, отложив клистир на то время, когда впитываются соки. Но смерть, видимо, испугавшись, как бы столь разумно отсроченное промывательное не отняло у нее жертвы, опередила претворение соков в кровь и унесла моего хозяина. Таков был конец сеньора дона Висенте, потерявшего жизнь из-за того, что его врач не знал греческого языка.

Устроив отцу похороны, достойные человека столь знатного происхождения, Аурора сама вступила в управление имуществом. Став госпожой своих желаний, она уволила нескольких служителей, вознаградив их соответственно заслугам, и вскоре удалилась в свой замок, стоявший на берегу Тахо, между Саседоном и Буэндией. Я оказался в числе тех, кого она оставила и кто последовал за ней в ее владения. Мне даже выпало счастье оказаться ей необходимым. Несмотря на мое исправное донесение относительно дона Луиса, она продолжала любить этого кавалера или, вернее оказать, будучи не в силах справиться с любовью, всецело отдалась своему чувству. Теперь ей уже не нужно было никаких предосторожностей, чтоб поговорить со мной наедине.

— Жиль Блас, — сказала она мне со вздохом, — я не могу забыть дона Луиса. Сколь я ни стараюсь удалить его из своих мыслей, он является мне постоянно и не таким, каким ты мне его описал, погрязшим во всевозможных пороках, а таким, каким я хотела бы, чтоб он был: нежным, влюбленным, верным.

При этих словах она умилилась и не смогла удержаться от слез. Я чуть было и сам не расплакался, так растрогало меня это зрелище. Впрочем, я не мог бы найти лучшего способа угодить ей, как выказав себя чувствительным к ее горестям.

— Друг мой, — продолжала она, осушив свои прекрасные глаза, — вижу, что у тебя от природы доброе сердце, и так как я довольна твоим усердием, то обещаю щедро тебя вознаградить. Твоя помощь, дорогой Жиль Блас, нужнее мне теперь, чем когда-либо. Я должна поделиться с тобой одним замыслом, которым теперь занята. Он покажется тебе очень чудным. Знай же, что я хочу как можно скорее отправиться в Саламанку. Там я намереваюсь переодеться кавалером и под именем дона Фелиса познакомиться с Пачеко; я постараюсь добиться его доверия и дружбы и буду часто рассказывать ему про Аурору де Гусман, выдавая себя за ее двоюродного брата. Быть может, он пожелает ее увидать, а этого только мне и надо. В Саламанке мы наймем две квартиры: в одной я буду доном Фелисом, в другой Ауророй, и так, показываясь дону Луису то переодетой мужчиной, то в своем естественном виде, надеюсь склонить его к тому, что задумала. Готова согласиться, — добавила она, — мой замысел сумасброден, но страсть увлекает меня, а невинность моих намерений затуманивает передо мной опасность того шага, который я собираюсь предпринять.

Я вполне разделял мнение Ауроры относительно характера ее затеи, которая казалась мне безумной. Но хотя я и находил ее несуразной, однако же сугубо поостерегся разыгрывать из себя ментора. Напротив, я для начала подсластил пилюлю и взялся доказать, что эта сумасшедшая выдумка была только приятной игрой ума, не чреватой никакими последствиями. Не помню уже, что я наговорил, чтоб убедить ее в этом; во всяком случае она вняла моим резонам, ибо влюбленные всегда бывают рады, когда потакают их сумасброднейшим фантазиям. С этого момента мы стали смотреть на дерзновенную затею Ауроры не иначе, как на комедию, представление которой только надлежало как следует наладить. Мы выбрали актеров среди челяди, а затем распределили роли, что прошло без крика и без ссор, так как среди нас не было профессиональных комедиантов. Было решено, что Ортис изобразит тетку Ауроры под именем доньи Химены де Гусман и что ей будут даны лакей и камеристка; Аурора же, переодетая кавалером, возьмет меня в качестве камердинера, а для личных услуг одну служанку, которую мы обрядим пажом. Установив таким образом роли, мы вернулись в Мадрид, где нам сообщили, что доя Луис еще не уезжал, но что в ближайшее же время намерен отбыть в Саламанку. Мы приказали немедленно сшить потребное нам платье, а когда таковое было готово, госпожа моя распорядилась упаковать его, так как нам предстояло воспользоваться им только в надлежащее время. Затем, поручив дом своему управителю, она села в карету, запряженную четырьмя мулами, и вместе со слугами, участвовавшими в этом представлении, направилась по дороге в Леонское королевство.

Мы уже пересекли Старую Кастилию, когда у нашей кареты сломалась ось. Это было между Авилой и Вильяфлором, в трехстах или четырехстах шагах от замка, видневшегося у подножия горы. Приближалась ночь, и положение наше было не из приятных. Но тут случайно подошел крестьянин, который вывел нас из затруднения без всякого, впрочем, для себя труда. Он сообщил, что лежавший перед нами замок принадлежит донье Эльвире, вдове дона Педро де Пинарес, и наговорил нам так много хорошего про эту даму, что моя госпожа послала меня к ней, чтоб попросить от ее имени ночлега на эту ночь. Эльвира вполне оправдала отзывы крестьянина. Правда, я выполнил данное мне поручение с такой куртуазностью, что, не будь даже донья Эльвира самой радушной дамой на свете, она все равно приютила бы нас в своем замке. Она приняла меня весьма любезно и ответила на учтивости согласно моим желаниям. Мы направились в замок, пока мулы медленно волокли нашу карету. У порога нас ожидала Эльвира, вышедшая навстречу моей госпоже. Умолчу о речах, которые вежливость при сем случае побудила держать обеих сеньор. Скажу только, что Эльвира была пожилой особой, знавшей лучше любой светской дамы обязанности гостеприимства. Она отвела Аурору в роскошное помещение и, предоставив ей отдохнуть там некоторое время, сама до мельчайших подробностей позаботилась обо всем, что нас касалось. Затем, как только приготовили ужин, она распорядилась подать его в комнату Ауроры, и обе они сели за стол. Вдова дона Педро не принадлежала к числу тех особ, которые, приняв мечтательный или огорченный вид, плохо занимают своих гостей за трапезой. Напротив, она обладала веселым характером и с приятностью поддерживала разговор. Говорила она с благородством и в изысканных выражениях; я удивлялся ее уму и тонкому обороту, который она придавала всем своим мыслям. Аурора, казалось, была очарована ею не меньше меня. Они подружились и обещали обмениваться письмами. Так как наша карета могла быть исправлена только на следующий день и мы рисковали из-за этого выехать весьма поздно, то решено было остаться в замке на сутки. Нам, слугам, в свою очередь, подали всякого мяса в изобилии и уложили нас не хуже, чем угостили.

На другой день моя госпожа обнаружила новое очарование в беседе с Эльвирой. Они обедали в большом зале, где висело несколько картин. Среди них выделялась одна, на которой фигуры были воспроизведены с удивительным искусством. Картина эта однако являла взорам весьма трагическое зрелище. На ней был изображен мертвый кавалер, опрокинутый навзничь и утопавший в крови; но, несмотря на смерть, вид у него был угрожающий. Подле него виднелась молодая особа в другой позе, хотя тоже распростертая на земле. Шпага пронзила ей грудь и, испуская последнее дыхание, она устремляла гаснущий взор на юношу, испытывающего, по-видимому, смертельную скорбь от этой потери. Художник поместил на картине еще одну фигуру, тоже не ускользнувшую от моего внимания. То был старец благородного вида, глубоко потрясенный представившимся ему зрелищем и относившийся к нему с не меньшей чувствительностью, чем молодой человек. Казалось, что эти кровавые образы затрагивали их одинаково, но что они по-разному воспринимали впечатления. Старец, погруженный в глубокую грусть, имел вид подавленный, тогда как юноша обнаруживал ярость, смешанную со скорбью. Все это было изображено с такой экспрессией, что мы не могли насмотреться. Моя госпожа спросила про печальное происшествие, послужившее сюжетом для этой картины.

— Сеньора, — отвечала Эльвира, — это — правдивое изображение несчастий, случившихся в моей семье.

Такой ответ возбудил любопытство Ауроры; она выразила сильное желание узнать всю историю поподробнее, и вдове дона Педро пришлось обещать, что она исполнит ее желание. Это обещание, данное в присутствии Ортис, двух наших служанок и меня, удержало нас в зале по окончании обеда. Моя госпожа хотела было нас отослать, однако Эльвира, видя, что мы умираем от желания послушать объяснение картины, позволила нам, по доброте своей, остаться, сказав, что история, которую она собирается сообщить, не нуждается в соблюдении тайны. После этого она приступила к своему повествованию и рассказала нам следующее.