Онлайн чтение книги Адская война La Guerre Infernale
XVII. ВОЗДУШНЫЙ МАЛЬСТРЕМ

Газетная вырезка. Шествие с завязанными глазами. В крепости. Воздушный Мальстрем. Аэропланы Билла Кеога. Новая попытка бегства. Гонка на море. Неудача. Снова в плену. Экспедиция на Панамский перешеек. В девственном лесу.

Спустя несколько минут мы были в казарме, кишевшей японскими солдатами. Меня отвели в пустую комнату и заперли в ней. Минуту спустя дверь отворилась и вошел Пижон.

Я обрадовался ему не меньше, чем в тот раз, когда мы встретились на автомобиле, во время бегства из Чарльстона, при содействии самого Вами, который теперь преследовал нас.

Мы воспользовались отсутствием японцев, чтобы обменяться мыслями о своем положении.

— Вы не пили сонного зелья? — спросил я.

— Нет… усомнился в честности китайца, который передал мне письмо г. Дюбуа.

— Как же вам не стыдно? Вы сами лишили себя возможности бежать.

— Вы ею воспользовались, патрон, а убежали не дальше меня… Кажется, финиш то у нас одинаковый: голова в голову…

— Ну, я бы вас обогнал, если б не эта шельма, Вами… Вы ничего не слыхали о том, что нам готовится?

— Пакость какая-нибудь… Нет, ничего не слыхал. Но доброго ничего не жду.

— Вами говорил мне, что нам покажут какие-то японские изобретения а-ля Эриксон… Насколько я понял, это вопрос национального самолюбия. Хотят похвастаться перед белыми…

— Не верьте, патрон. Это в начале столетия было бы понятно; а теперь Европа и Америка знают, что они усвоили европейскую технику, европейские методы и разрабатывают их не хуже нас. Нет, это подвох. Покажут они нам… Какая-нибудь каверза, какая-нибудь утонченная жестокость. Не забудьте, ведь они считают нас соучастниками Эриксона, который наделал им столько зла.

Помолчав немного, он спросил, получил ли я газетную вырезку при письме патрона, и когда я ответил отрицательно, сообщил, что в полученном им конверте имелась, кроме письма, вырезка из какой-то американской газеты следующего содержания (он заучил ее наизусть):

Я не успел еще ничего высказать по этому поводу, когда дверь отворилась и вошел японский унтер-офицер с десятком солдат. Он что-то пробормотал на своем языке, затем завязал нам глаза черными повязками. Затем я почувствовал, что он надевает мне на шею веревочную петлю. В жизни не забуду этого ощущения!..

— Что я вам говорил, патрон? — раздался унылый голос Пижона. — Вам петлю надели?

— Да, а вам?..

— Мне тоже. Зачем только глаза завязали?.. Вот вам и отсрочка казни!

— Ну, постараемся выдержать до конца, дружище. Мужайтесь!

Японец взял меня за руку, давая понять, чтобы я шел рядом с ним. Я побрел, медленно переступая в темноте, и сообразил, почувствовав, как натянулась веревка, что она соединяет обе петли, и что Пижон следует за мной в нескольких шагах.

Нет, это не похоже на приготовления к казни. Зачем бы им завязывать нам глаза? Я тщетно старался сообразить, что они затеяли.

Нас вывели на улицу, усадили в паланкин, затем, минут через десять, снова заставили выйти. Тут нам развязали глаза и мы увидели себя в какой-то крепости, среди бастионов, казарм, мастерских, в толпе военных.

К нам подошел офицер и спросил:

— Вы двое шпионов, для которых лейтенант выхлопотал отсрочку казни на три месяца?

— Шпионов! — с негодованием возразил я. — Мы корреспонденты газеты «2000 года»…

— Да, да, я знаю… Мне поручено сообщить вам, что вы будете присутствовать при опыте с воздушным Мальстремом…

Я с изумлением взглянул на него.

— Мы ожидаем посещения ваших друзей янки на новоизобретенных аэропланах. Мы надеемся оказать им прием, достойный вашего покойного маршала Эриксона. Вы его увидите и сравните сами. Потрудитесь следовать за мной.

Мы спустились в подземные батареи и пошли за нашим вожатым мимо колоссальных орудий, метавших бомбы на сорок километров. Пушки были грандиозными и не уступали сильнейшим американским или европейским.

Отсюда мы поднялись на открытую площадку, окруженную галереей в форме канала, с какими-то приспособлениями, вроде шлюзных затворов, на внутренней стене.

Японец, до сих пор молчавший, принялся объяснять нам:

— Вы видели подземный форт, где орудия и военные припасы защищены землей и наружной обшивкой. Это обыкновенный, классический способ обороны. Но мы придумали и другой способ, направленный против воздушных судов янки, посещения которых рано или поздно дождемся. Это тайфун Эриксон уничтожил в Кейп-Весте два наших аэрокара посредством кругового дождя. Мы же, скромные японские офицеры, придумали тайфун. Посредством огромных вентиляторов — вы можете их видеть в этой круговой галерее — мы вызываем мощные воздушные токи, которые, сталкиваясь друг с другом, порождают вихрь, поднимающийся на высоту четырех тысяч метров, при пятистах метрах в диаметре. Ничто не устоит перед этим смерчем, этим воздушным Мальстремом, как мы его называем. Воздушные токи, выбрасываемые под громадным давлением…

Он не договорил. Послышался свист, и мы увидели какую-то странную машину, которая пронеслась мимо, едва не задев нас на лету, и почти в то же мгновение скрылась из вида. Я успел только рассмотреть что-то длинное, крылатое, вроде огромной птицы, скользившей в воздухе с невероятной быстротой.

Это было как бы сигналом. Офицеры и солдаты кинулись по местам, только мы с нашим учтивым спутником остались посреди двора.

Я осматривался по сторонам, стараясь дать себе отчет в том, что происходит. Аппараты, порождавшие «воздушный Мальстрем», начали действовать с воем, напоминавшим звуки сирены. Но вскоре этот шум был заглушен неистовым завыванием бури над нашими головами.

— Теперь в ста метрах над нами настоящий торнадо, — сказал офицер. — Посмотрите, как вертятся солома и щепки, захваченные воздушными токами…

Вскоре мы заметили в высоте с десяток летательных машин незнакомого мне типа.

— Пропадут, — подумал я. — Сейчас попадут в циклон, и поминай как звали.

Однако, нет. На этот раз японские Эриксоны опростоволосились. Еще не достигнув середины действия циклона, странные машины камнем ринулись вниз, точно ястребы, нападающие на добычу; еще минута и они носились над нашими головами. Как видно, Билл Кеог — если это был он — знал о «воздушном Мальстреме».

Последовала сцена ужаса и разрушения. Приспособленная к борьбе с воздушным флотом на большой высоте, крепость не могла оказать сопротивления этим исполинским ястребам, которые носились над самой землей, то и дело швыряя бомбы в батареи. Земля застонала от взрывов, сообщавшихся японским снарядам; стены, аппараты, орудия разлетались на куски; вокруг нас то и дело взвивались столбы пламени, обломков, пыли; мы стояли среди какого-то огненного кольца. Но вот я заметил, как один из аэропланов, что вились вокруг крепости, замедляет полет и направляется к нам.

Учтивый офицер падает, сраженный пулей. Две сильные руки схватывают меня, втаскивают на машину, и я улетаю в пространство, оставив Пижона посреди двора в состоянии полной растерянности.

Спустя мгновение мы поднимаемся в высоту, где нам уже не грозит никакой циклон, так как аппараты перестали действовать. Машина мчится с головокружительной быстротой и я судорожно цепляюсь за край площадки, на которой лежу, поддерживаемый Биллом Кеогом — я узнал его по сходству с братом. Мы неслись к западу, в Тихий океан.

Кеог то и дело оглядывался. Я тоже оглянулся и увидел, что его занимает: американские аэропланы схватились с аэрокарами Вами. Я, впрочем, не мог следить за боем, так как был слишком занят своим, далеко ненадежным, положением. Но по радостным или, наоборот, сердитым восклицаниям американца я догадывался о ходе боя. Судя по его ругательствам и проклятиям, дело поворачивалось не в пользу аэропланов.

Между тем мы неслись над морем. За нами погнались три или четыре японских крейсера. «Куда же мы денемся в океане?» — думал я. — «Эти быстроходные суда, пожалуй, не отстанут от нас. На долго ли я освободился? А бедняга Пижон! Каково-то ему одному!..»

Кеог выругался и что-то сказал своему помощнику. Я опять оглянулся и увидел, что за нами гонятся аэрокары Вами. Впрочем, вряд ли они могли поспеть за аэропланом.

С крейсеров пустили в нас несколько бомб, но неудачно.

Мы летели довольно низко над поверхностью моря.

Я вскоре убедился, что за нами гонятся не только крейсеры и аэрокары. Целая флотилия странных маленьких судов, прыгая, точно стая летучих рыб, преследовала нас. Это были совершенно плоские, без киля, челны, снабженные моторами и винтами, так называемые гидропланы; они скользили по воде, поднимались в воздух, пролетали сотню метров или больше, снова опускались — и так мчались, огромными прыжками, со скоростью, по моему расчету, не менее полутораста километров в час. Кеог подтвердил это:

— Они почти не уступают нам в быстроте, — сказал он. — Но этих лягушат я не очень боюсь, а вот если… Ах, черт возьми! Так и есть! Ну, от этих стрекоз нам не уйти!

Я заметил, что к гидропланам присоединились, перегоняя их, другие странные аппараты, почему-то позднее спущенные с судов. Это были так называемые гидроволаны, тоже способные скользить по поверхности воды, но особенно легко и быстро двигавшиеся в воздухе.

Сан-Франциско исчез из вида на горизонте, суда оставались далеко позади, аэрокары тоже, флотилия гидропланов не могла нас догнать, но три гидроволана неслись за нами по пятам и ясно было, что они от нас не отстанут.

— Беда в том, — проворчал Кеог, — что у меня скоро выйдет бензин. Я с раннего утра в полете… глупо это вышло, но что прикажешь делать — не рассчитал. Через два часа нас приняли бы на корабль, но мы раньше того остановимся.

Вскоре суда, аэрокары, гидропланы исчезли из вида. Кругом нас было только море да небо. Но три «стрекозы» упорно неслись за нами.

Прошел час — аэроплан замедлил полет — тише, тише, совсем остановился, и упал в море. Мы вылетели в воду при его падении. Я нырнул, всплыл на поверхность и почти в то же мгновение очутился в челне гидроволана, куда втащили меня японцы. Билл Кеог оказался на другом. Его помощник пошел ко дну.

Несколько времени спустя я был на крейсере «Сантама». Тут мне дали переодеться в обыкновенное матросское платье, а потом заперли в крохотную каюту, под охраной часового.

Я провел в этой камере не менее суток. Очевидно, крейсер не возвращался в Сан-Франциско, а шел куда-то в другое место. Но я был в такой прострации, что не хотел ни о чем думать, ничего соображать, ничем интересоваться. Черт с ними! Пусть везут, куда хотят, в Японию, к самому микадо… Из этих лап мне не вырваться, вот что ясно и очевидно.

На другой день крейсер остановился в неизвестной мне местности, у пустынного берега. Меня вывели на палубу, где я увидел, к своему удивлению Вами и, к своей радости. Пижона. Тут же находился и Билл Кеог, в толпе китайцев и японцев, над которыми Вами, по-видимому, начальствовал. Пижон и Кеог были, подобно мне, в матросской одежде. Командир крейсера сказал нам, что мы поступаем под начальство Вами, в экспедиции которого будем участвовать в качестве рабочих. Последний со своей стороны счел нужным прибавить несколько слов.

— Я обещал показать вам наши японские способы обороны и исполню свое обещание, — заметил он. — Вы увидите, уступают ли они вашим.

— От души желаю им такого же успеха, как вашему «воздушному Мальстрему», — ответил я. — Помните… третьего дня, как он успешно отстоял вашу крепость от американских бомб? Я охотно сообщу в «2000 год» о блестящем результате, если вы дадите мне возможность.

— Не издевайтесь, патрон, Мальстрем был великолепный, — подхватил Пижон. — Крепости, правда, не защитил, зато как он свистал, ревел, завывал, — я думаю, в Европе было слышно…

— Ладно, ладно, господа, — злобно сказал Вами. — Скоро вам придется увидеть другие результаты…

Через час мы были на берегу. Но какое странное превращение! Перед тем как сойти с крейсера. Вами и его японский отряд нарядились в самые причудливые костюмы. Вместо японских офицеров и солдат, перед нами было человек тридцать авантюристов в живописных мексиканских костюмах, — вернее сказать, лохмотьев. Только сотня китайцев-носильщиков осталась в своей одежде. Нас троих, в наших матросских костюмах, положительно можно было принять за начальников этой оравы проходимцев, тем более, что вместо матросских нам дали почему-то соломенные шляпы.

Вами дал нам карту местности и предложил изучить ее хорошенько. Оказалось, что мы находились на Панамском перешейке. На берегу раскинули палатки, японцы собрались на совет, а мы с Пижоном, уже две недели ничего не слыхавшие о том, что делается на свете, слушали новости, которые сообщал нам Кеог. Сначала я чувствовал себя не совсем ловко, вспоминая о своем столкновении с его братом. Но он относился к этому с философским спокойствием.

— Война войной, — заметил он, — а дело делом. — Дюбуа обещал миллион, если я выручу вас из плена. Я опростоволосился — тем хуже для меня.

Он сообщил нам, что соединенный флот европейских держав — Англии, Франции, Германии и России, всего сто пятьдесят судов и двести транспортов с солдатами — собрался на днях в Ламанше для экспедиции в Японию и Китай, через Панамский канал. В Китае маньчжурская династия свергнута и провозглашена республика. Сорокамиллионная китайская армия готовится к нашествию на Европу. Есть основание думать, что Индия присоединится к японо-китайскому союзу; по крайней мере, Англия ждет восстания.

— Так вы говорите, соединенный флот направляется через Панамский канал? — сказал я.

— Да, наверное… Это удобнейший путь. А что… вы, верно, думаете о предприятии японцев, в котором мы должны участвовать? Я давно уж догадался… Наверное, какая-нибудь махинация против европейского флота.

Между тем совещание кончилось и начались приготовления к походу. Нас поместили между двумя маленькими отрядами японцев. Но тут возникло какое-то препирательство с китайцами. Они собрались в кучу и горячо протестовали против распоряжений японских офицеров. Кеог, понимавший с грехом пополам их язык, объяснил нам в чем дело.

— Их наняли в Сан-Франциско, но сюда привезли обманом. Они не знали, что их заставят работать на перешейке. Он считается у них проклятой землей. Полтораста тысяч китайцев, если не больше, погибли здесь во время рытья канала. Их духи скитаются в здешних лесах…

— Что ж, они взбунтуются? — заметил я. — Не пристать ли нам?

— Ну, вы много захотели от китайских кули! Они говорят, что скорее утопятся, чем сделают шаг по этой проклятой земле! Смотрите! Смотрите! Они приводят в исполнение свою угрозу. Что за нелепый народ!

В самом деле, перед нами разыгралась сцена, которую я счел бы выдумкой, если б прочел о ней в рассказе какого-нибудь путешественника. Не желая подвергаться на перешейке преследованиям со стороны духов, которые, по их поверью, замучивают до смерти живых, вся сотня китайцев, как один человек, вошла в море, и продолжала идти, пока не потеряла почву под ногами. Иные пошли ко дну, другие барахтались на поверхности, но ни один не поплыл обратно к берегу. Вскоре никого уже не было видно, а немного погодя волны стали прибивать к берегу их посиневшие трупы…

После нового совещания офицеров решено было переночевать в палатках и разослать людей по соседним ранчо для найма носильщиков. Вами, загримированный негритенком (положительно, это была его специальность), заявил нам, что мы возьмем на себя для вида роль начальников экспедиции, трех янки, разыскивающих изумрудные залежи, о существовании которых на Панамском перешейке давно ходят слухи.

— Имейте ввиду, что за вами будут следить, — прибавил он, — и при малейшей попытке измены — смерть!

Утром собрались носильщики: смесь всевозможных рас — черные; краснокожие; китайцы, акклиматизировавшиеся на перешейке, и не разделявшие суеверия своих единоплеменников насчет «проклятой земли» и блуждающих по лесам духов; белые — или, по крайней мере, считавшие себя белыми, несмотря на явственные следы негритянской, индийской или китайской крови; мулаты, метисы, квартероны, «замбо» — помеси всех степеней и всех народов земных.

Вскоре вся эта публика выстроилась в колонну и тронулась в путь. Во главе шел офицер, товарищ Вами, в костюме мексиканского вакеро, за ним носильщики, разделенные на отряды человек по десяти, каждый в сопровождении переодетого японца; мы трое замыкали шествие под надзором Вами и нескольких японцев.

Ширина перешейка не более шестидесяти километров — два дневных перехода. Но так как нам предстояло двигаться через девственный лес, прорубая путь ножами и топорами, то, вероятно, наша экспедиция должна была продлиться не меньше недели.

Лес начался недалеко от берега. Огромные вековые деревья уходили ввысь своими верхушками, под ними ютились кустарники, и все это переплеталось лианами, которые приходилось рубить ножами. Солнечные лучи не проникали сквозь густую крышу листьев и вьющихся растений; вокруг нас царил таинственный сумрак; теплый, насыщенный испарениями воздух был тяжел и влажен. Странные птицы вспархивали при нашем приближении; стаи любопытных обезьян провожали нашу колонну, прыгая с ветки на ветку, проскальзывая между цепкими лианами, повисая на своих гибких хвостах, кувыркаясь и строя нам гримасы — «точно в зоологическом саду», как выразился Пижон, хотя правильнее было бы сделать обратное сравнение.

Пестрые орхидеи развертывали свои причудливые лепестки, разливая одуряющий аромат в застоявшемся воздухе; узорные веера исполинских папоротников чуть-чуть колыхались, задетые нами при движении; порою, неподвижно висевшая плеть, принятая нами за стебель лианы, вдруг оживала — и огромная змея, лениво свертывая и развертывая свои кольца, не торопясь уползала в чащу, повернув к нам маленькую голову с блестящими глазами. Здесь не боятся змей и даже умеют их укрощать особенным свистом.

Однажды, во время отдыха на прогалине, мы с Пижоном порядком струхнули, заметив в двух шагах от нас огромного удава или питона — не знаю в точности, как назвать это чудовище, метра в четыре длиной, свернувшееся кольцом и уставившееся на нас с выражением, как нам казалось, не сулившим ничего доброго. Но Билл Кеог спокойно встал, и, посвистывая, увел чудовище за собой на другую сторону прогалины, где оно нырнуло в чащу.

На стоянках нас донимали мелкие твари — ползающие, прыгающие, летающие, скачущие, многоногие, стоногие, тысяченогие, крылатые и бескрылые, кусающие, щиплющие, жалящие; не было спасения от этой злостной мелкоты, она забиралась под одежду, под одеяла, всюду. Пижон стонал, уверяя, что полчища китайцев, с которыми мы сражались у Туксона (читатель припомнит, что нам пришлось иметь дело с двумя китайскими кавалеристами — с «отрядом», как выразился тогда же мой коллега, разросшимся теперь в «полчище»), ничто в сравнении с этими тварями; Кеог ругался на всех известных ему языках; я чесал уязвленные места молча, но с остервенением…

Однажды ночью, в деревушке Джиойо — мы шли параллельно течению речки и на ночь выходили на опушку леса, разбивали палатки или же находили приют в разбросанных по ее берегам деревушках — я проснулся, чувствуя на своем плече какое-то постороннее тело. Рука моя ощупала что-то липкое, мягкое, холодное, шершавое и колючее; я содрогнулся от отвращения и невольно вскрикнул. Пижон чиркнул спичкой — пфа! — паук величиной с крысу!.. Я сбросил гадину на пол, и она поспешила удрать в какую-то дыру, прежде чем мы догадались ее раздавить.

По ночам раздавался грозный рев ящеров; обезьяны отвечали на него тревожными криками; огромные кайманы тяжко вздыхали и сопели на отмелях речки; какие-то зловещие звуки доносились из лесной чащи — стоны, всхлипывания, вой, будто и впрямь души погибших китайцев реяли под зелеными сводами, тоскуя и жалуясь, не находя после смерти покоя в «проклятой земле».

Так шли мы четверо суток, делая не более семи — восьми километров в день и не давая себе ясного отчета в цели японского предприятия. Наконец, однако, она выяснилась.