Онлайн чтение книги Запретная стена La muraille interdite
Глава 9

– Нат! Скорее просыпайся! Нат!

Пронзительный голос Сигрид болезненно сверлил слои забытья, окутавшие усталый мозг Ната.

Он резко вскочил, ободрав кожу на спине о шершавую штукатурку стены. Сигрид во дворе приплясывала от нетерпения, швыряя камешками в единственное уцелевшее оконное стекло.

– Жеребьевка скоро начнется! – снова крикнула она. – Давай поторопись! Не упусти свой шанс!

Нат подобрал сброшенные накануне тунику и противодождевую кирасу и направился к двери. Только тут его ноги почувствовали, что ходить стало неловко из-за наклона пола. Дом накренился! Еще вчера стоявший вертикально, теперь он завалился на бок, так что пол наклонился под углом градусов в тридцать, не меньше. При каждом шаге юноши строение уходило в землю еще на добрый метр, как уходящий на дно корабль!

Спохватившись, он выпрыгнул в окно. Жидкая грязь клокотала уже на уровне второго этажа.

Сигрид сердито уставилась на него.

– Если бы я тебя не разбудила, ты бы потонул вместе с этой хибарой, – бросила она.

Нату хотелось ответить, что нынешней ночью он вытянул ее из весьма серьезных неприятностей, поэтому она могла бы держаться полюбезнее, но он счел за лучшее промолчать.

Поскольку он ограничился пожатием плеч, девушка снова перешла в наступление:

– Дьявол тебя возьми, похоже, ты совсем не отдаешь себе отчета, что здесь происходит! Я знаю, что тебе пришлось немало пережить, но постарайся все же спуститься на землю! От этого зависит жизнь каждого из нас!

Видя, что Нат собирается заговорить о событиях минувшей ночи, она быстро прикрыла ему рот ладонью.

– Не сейчас, – прошептала она. – Здесь даже у стен есть уши!

Улицы вокруг них уже были заполнены всклокоченными толпами, нестройно шагавшими под один и тот же навязчивый, распеваемый во все горло мотив. Нат различил стаккато знакомого лозунга: «Ло-те-ре-я! Ло-те-ре-я!»

Ухватив юношу за руку, Сигрид потащила его за собой. Они долго проталкивались среди возбужденных, громогласно вопящих гуляк, от которых явственно попахивало вонючей самопальной водкой. Мимо стайками проходили женщины – голые по пояс, перемазанные красной краской женщины, размахивающие жезлами с какими-то яркими тряпками. Некоторые мужчины плелись вразвалку, придерживая руками чехлы для члена из папье-маше, явно чрезмерного размера.

Вся эта публика стекалась к южной оконечности холма, к месту, которое назвалось «Русалочьим озером». Это было довольно пугающего вида озерко с темной, непрозрачной водой, возле которого по традиции проводилась церемония жеребьевки. Толпа обступила берега озера, громко лопоча, толкаясь и поминутно рискуя уронить кого-нибудь в воду.

– Пора, – шепнула ему Сигрид. – Пошли.

Перед ними змеилась длинная, насчитывающая более двухсот человек очередь, которая гудела, как пчелиный улей. Нат в детстве не раз присутствовал на ритуале, до тех пор, пока его отец не был избран жребием на службу дозорного, к лучшему или к худшему. В основном к худшему, сказать по правде.

На берегу озера горло перехватывало от запаха застоявшейся тины. Обычай требовал, чтобы каждый участник лотереи сделал шаг вперед и, широко размахнувшись, запустил в воду обломок черепицы, на котором было вырезано его имя. Вся сильная половина населения поочередно повторяла этот жест до тех пор, пока на дне не образовывался полный справочник, в котором упоминались все до единого мужские имена жителей Сольтерры. Когда наступало время тянуть жребий, к озеру вызывали слепого ныряльщика Торна, обвязывали его вокруг пояса веревкой и сталкивали в воду. Он погружался, сведя ноги вместе и раскинув крестом руки с раскрытыми ладонями. Коснувшись первого же осколка камня, он стискивал его в кулаке и подавал знак тянуть его обратно. После этого оставалось лишь зачитать имя, начертанное на обожженной глине. Иногда это оказывалось имя уже умершего человека, потому что на дне озера скопились куски черепицы за много поколений; тогда Торну приходилось нырять снова.

Затем табличку с именем проносили по всему городу. Избранного провозглашали Дозорным на последующие пять лет и с почетом провожали до входа в башню. Ощущая на своих плечах бремя внимания всей собравшейся толпы, он входил, печатая шаг, в приоткрытую железную дверь. Он знал, что, переступив этот порог, найдет внутри сложенную на стуле зеленую мантию с капюшоном – символ своей службы, – а также связку ключей. Его предшественник выйдет наружу, не вызывая отныне ничего, кроме равнодушия, и, опустив голову, поплетется домой, где первым же делом вырежет свое имя на глиняной табличке в предвкушении следующей жеребьевки.

Да, Нат помнил весь ритуал наизусть. Но разве его отец не был одним из лучших дозорных за всю историю Сольтерры?

Тут он заметил, что Сигрид настойчиво тянет его за локоть.

– Иди, Нат! – отчеканила она. – Пора, ты должен попытать счастья.

Испытывая неловкость, Нат отвел глаза. Толпа вокруг гомонила, топталась, размахивала руками, – все ненадолго забыли о гнетущей силе тяготения.

– Сигрид, – пробормотал он наконец негромко, словно опасаясь, что его слова громовым эхом пронесутся над городом. – Сигрид, я не написал своего имени. Я не хочу становиться дозорным. Это работа для сумасшедших. Она погубила моего отца. Я не хочу повторять его судьбу.

– Ты ведешь себя как идиот! – вскричала девушка, охваченная необъяснимой яростью. – Ты должен был участвовать в жеребьевке! Это был единственный способ помешать им… Какой же ты безответственный!

– Да о чем ты толкуешь? Хватит уже с меня секретов!

– А ты не догадываешься? Тарагос Бледный вовсе не умер от болезни, его убили. Отравили.

– Кто?

– Неизвестно. Но Тарагос был приветливым и добрым человеком. Никто не желал ему зла.

– А ты уверена, что его отравили?

– Да, я видела его тело. У него рот был черный. Кто-то подмешал ему в вино яд красной ящерицы. Он совершенно безвкусный, и если давать его в небольших дозах, он убивает медленно, исподтишка. Его недомогание списывали на действие болотных газов, но они здесь ни при чем.

Нат недоуменно нахмурился. Кто может захотеть ускорить конец облачного стража? Какой-нибудь завистник?

Про дозорных и их башню рассказывали много всякого, в том числе и самые нелепые басни, которые питались общими мечтами и надеждами. Согласно некоторым из них, из башни в глубь земной коры вел потайной туннель, где глубоко внизу под грязевым морем раскинулся большой подземный город. Изощренная фантазия рассказчиков превращала этот вымышленный город в настоящую пещеру чудес. В людском воображении это был сухой и теплый мир, куда попадали через «зал тысячи ванн», в ароматах мыла, душистой соли и пены для бритья. Все там было надежным и крепким, а пол и стены славились крепкой добротностью отличного бетона. Девушки подземного мира благоухали чистой кожей, а не помоями, и можно было запускать пальцы в их шелковистые кудри или пушок на лобке без ощущения, что щупаешь комок водорослей, после которого придется залечивать заусенцы. А еще в городе было полным-полно лавок с холодильниками, битком забитыми говядиной!

Настоящей говядиной!

Любопытные страстно внимали откровениям бывших дозорных, оставивших службу, умоляя их открыть слушателям секреты сторожевой башни. В обыденном восприятии стать сторожем облаков означало получить на пять лет в безраздельное пользование ключи от подземелья и право посещать полный чудес глубинный мир когда вздумается.

Будучи ребенком, Нат тоже мечтал о длинной лестнице, туннеле и банном зале. Как и многие другие, он свято верил в существование тайного подземного мира. Впрочем, этой вере никогда ничто не угрожало.

– Что толку ломать голову, мы же не полицейские, – шептала Сигрид. – Проблема не в этом. Поэтому-то и был ты нужен мне… нужен нам. Ты много путешествовал и можешь взглянуть на Сольтерру свежим взглядом. Ты можешь добиться каких-то перемен.

Нат снова хотел задать вопрос, который так и жег ему язык, но снова отказался от этой затеи. Ему уже успели надоесть эти туманные намеки на неведомый конец света.

Ветер, налетевший с равнины, окутал их сырыми испарениями, в которых угадывался запах болотных газов. Позади них поднялся на ноги глашатай.

– Ну вот, жеребьевка окончена, – с горечью буркнула Сигрид. – Теперь у нас новый дозорный. А я так хотела, чтобы ты воспользовался шансом, это было бы так удачно… Мы все в опасности… А теперь нам лучше разойтись. Не стоит слишком часто появляться вместе. И у меня репутация нехорошая, и тебя все считают отщепенцем. Можем нажить себе неприятности.

С этими словами она метнулась в толпу и затерялась за поворотом улицы.

Нат зябко подтянул ворот туники.

Громкий топот заставил его обернуться. По улице приближался небольшой отряд вусмерть пьяных мужчин и женщин, голых и разрисованных краской. Они бежали тяжело, даже надрывно, шумно, с хрипом дыша широко раскрытыми ртами и с трудом преодолевая острую резь в боку. Некоторые держали в руках факелы, тусклое пламя которых грозило вот-вот погаснуть. Минуя Ната, они дружно повернулись к нему и нестройно выкрикнули:

– Это Гун! Гун наш новый дозорный!

Нат стиснул зубы и прибавил шагу. Это имя ни о чем ему не говорило. Наверняка какой-нибудь чужеземец, явившийся попытать счастья в лотерее. Их теперь много здесь появлялось.

По крайней мере, хоть кто-то притащился сюда не зря!

Дошагав до дома, где он ночевал в прошлый раз, юноша убедился, что строение увязло уже до второго этажа, и снова искать в нем пристанища было бы чистым самоубийством. Тогда он вернулся и бесцельно побрел по главной улице. Время от времени на него снова наталкивались пьяные кучки гуляк, хлопая его по плечам и выкрикивая ему в уши тот же припев: «Это Гун! Это Гун!»

Он высвобождался, раздраженно передергивая плечами, и брел дальше.

Куда идти, он не знал. Ему было холодно, и он уже проголодался. Кто-то кричал ему в спину: «Сегодня вечером Гун будет пировать за большим столом, сегодня он отмоется добела в зале тысячи ванн и будет ласкать девушек из подземного гарема. Сегодня Гун наестся досыта настоящего мяса! Сегодня…»

Нат пожал плечами. Воспевание радостей службы дозорного являлось обязательной частью ритуала. Скоро они дойдут до перечисления блюд на фантастическом банкете, прославят негу шелковой постели и жаркие тугие прелести куртизанок…

В детстве Нат тоже восторженно слушал эти речи, истекая слюной при упоминании блюд, о которых он ничего толком не знал. Прикрыв глаза, он представлял себя за пиршественным столом, сытого до того, что его живот готов был лопнуть. Мягкое тепло убаюкивало его, и тогда белокурая женщина брала его на руки и укладывала в теплую, чистую, без единого насекомого, постель и подтыкала вокруг него одеяло, нашептывая успокаивающие, ласковые слова… как делала бы его мама, если бы не умерла при родах своего единственного сына.

Эти мечты были жестоко разрушены сразу же, когда он впервые переступил порог сторожевой башни после избрания его отца на должность дозорного. Стены в ней оказались сплошными, в полу не было никакого люка, и он нигде не увидел тайного хода, ведущего в подземный рай. Башня оказалась тесным мирком высотой в три этажа, без всяких запасных выходов.

По крайней мере, без реальных выходов, потому что Мур, его отец, показал ему хранящийся в сундуке пузырек с розоватыми пилюлями.

– Галлюциногенный наркотик, – пояснил он, – изготовленный колдунами во времена древности. Если его проглотить, начинаешь путать мечту и реальность. Начинаешь видеть вещи, к которым стремишься, и в конце концов приходишь к убеждению, что они настоящие. Роскошная еда, сластолюбивые девки… обычные галлюцинации, которые диктуют нам самые наши низменные инстинкты.

Из-за этой-то хитрости башня и превратилась в настоящее царство мечты для всего мужского населения города. Благодаря жеребьевке должность дозорного была окружена мистическим ореолом, который только поддерживался похожими на сказки слухами. Люди жили мечтой, что в один прекрасный день каждый может оказаться хозяином сокровищ башни. Счастье было совсем рядом, под рукой слепого ныряльщика. Так ради чего покидать холмы? Чтобы искать неведомо чего за бескрайними грязевыми равнинами? Бросьте! Это все равно что променять журавля в руках на синицу в небе. Нет уж, таких дураков здесь нет!

Мур знал об этом мираже еще до того, как ему выпал жребий, поэтому он принял решение никогда не прикасаться к галлюциногенным пилюлям. Пузырек так и пролежал все пять лет в сундуке, медленно зарастая пылью.

Нат вздохнул. Вот что сегодня предстоит узнать Гуну, когда он вступит во владение башней. Станет ли он, подобно своим предшественникам, рабом этой обманки, которая превращала сладкий сон в реальность? Или же, подобно Муру, преодолеет искушение и целомудренно оставит пузырек с пилюлями на дне окованного железом сундука, никогда не прибегая к их помощи?

Нат тряхнул головой. Желудок сводило от голода. Просить милостыню было бессмысленно: жители холма слишком дорожили таким труднодоступным здесь мясом, чтобы раздавать его изменникам. Никаких иллюзий он не испытывал: в список добродетелей горожан милосердие никак не входило. На него обратят внимание только тогда, когда его труп на тротуаре начнет вонять.

Помочь ему могла, пожалуй, только Сигрид, но Нат понятия не имел, где она прячется. Оживление на улицах раздражало его. Сегодня вечером все жили чужими мечтами, и каждый мужчина, глядя на скудные клочки волокнистого ящериного мяса на дне своей миски, воображал себя за длинным столом, уставленным серебряными блюдами и кубками, в подземном пиршественном зале.

Если бы они только знали…

Свернув в боковой переулок, он стал высматривать какой-нибудь дом, где можно было провести ночь, не рискуя потонуть в трясине.

В конце концов он отыскал в торце улицы развалины здания, которое в лучшие времена служило, наверное, торговой галереей. Его главным достоинством были стоявшие вдоль стен деревянные скамейки, которые, по крайней мере, могли уберечь от сырости. Он тут же растянулся на одной из них, валясь с ног от усталости.

Его тут же сморил сон – беспокойный, полный кошмаров. Вскоре ему стало мерещиться, что с потолка начали срываться камни, разбиваясь о металлический пол, все ближе и ближе к его голове.

Он резко открыл глаза и увидел застывшую на пороге массивную фигуру.

Стряхнув наваждение, Нат осознал, что его сон всего лишь впитал в себя гулкие шаги незнакомца по плитам галереи. Лицо пришельца скрывал зеленый капюшон из грубой ткани, придавая ему сходство с призраком или наемным убийцей в маске.

– Приветствую тебя, Нат, – произнес он глухим, едва слышным голосом. – Мое имя Гун. Я новый дозорный.