Онлайн чтение книги Жизнь в цвету La Vie en fleur
ЖИЗНЬ РАБЛЕ. (Продолжение)

Сорбонна осудила четвертую книгу, и ее выход в свет был приостановлен решением парламента от 1 марта 1552 года. «Принимая в соображение, — гласит этот документ, — запрет, наложенный богословским факультетом на некую зловредную книгу, поступившую в продажу под названием „Четвертая книга Пантагрюэля“ и вышедшую с дозволения короля, суд постановляет немедленно вызвать книгопродавца и воспретить ему продавать и выставлять вышеуказанную книгу в течение двух недель, в каковой срок королевский прокурор обязан поставить в известность сеньора короля о запрете, наложенном на вышеуказанную книгу вышеуказанным богословским факультетом, и послать ему один ее экземпляр на его усмотрение».

Книгоиздателя Мишеля Фезанда действительно вызвали в суд, и под страхом телесного наказания ему было воспрещено продавать книгу в продолжение двух недель. По прошествии некоторого времени — точный срок нам неизвестен — запрет был снят.

В ноябре 1552 года прошел слух, что Рабле посажен в тюрьму и закован в цепи. Слух оказался ложным. Автор «Пантагрюэля» был на свободе, но жить ему оставалось недолго. Где и когда он умер — мы не знаем. Эпитафия, которую написал Таюро, указывает на то, что в последние минуты жизни он был окружен друзьями и что он посмеивался над их скорбью.

Кольте утверждает, что умер он в Париже, в доме, находившемся на улице Садов, а погребен на кладбище св. Павла, под большим деревом, которое показывали еще в XVII веке.

В то время поэты и гуманисты охотно слагали эпитафии умершим знаменитостям. Ронсар[589]Ронсар Пьер (1524–1585) — крупнейший поэт-лирик французского Возрождения, глава поэтической группы «Плеяда». посвятил Рабле написанную в форме оды эпитафию, в которой он восхваляет его главным образом как любителя выпить:

Нашей современной деликатности эти стихи поначалу, несомненно, покажутся оскорбительными: мы никак не могли ожидать, что царь поэтов будет говорить в таких выражениях о нашем несравненном мэтре, но, присмотревшись внимательно к этой эпитафии, мы убедимся, что она представляет собой подражание мелким стихотворениям из греческой антологии, посвященной памяти Анакреона. А такой человек, как Ронсар, должен был думать, что этим он оказывает Рабле честь.

Другой поэт Плеяды, Баиф, посвятил Рабле не лишенную изящества надгробную надпись:

Но с особым удовольствием мы приведем здесь превосходную, написанную латинскими стихами эпитафию автору «Пантагрюэля», которую сочинил один из знакомых Рабле, доктор Пьер Буланже. Даем ее в прозаическом переводе:

«Под сим камнем покоится лучший из шутников. Допытываться, какой он был человек, — это удел потомков, ибо все, кто жил в его время, понимали, что собой представлял этот шутник; все его знали, и всем он был дорог, как никто. Потомки, быть может, подумают, что это был шут, фигляр, за удачное словцо получавший лакомый кусочек. Нет, нет, он не был ни шутом, ни уличным фигляром. Но, обладая умом проницательным и редким, он высмеивал род людской, его безрассудные прихоти и тщету его надежд. Будучи спокоен за свою судьбу, он наслаждался жизнью, и все ему благоприятствовало. Зато, когда он считал нужным, оставив шутливый тон, начать говорить серьезно, когда ему хотелось играть более важные роли, — тут уж более ученого человека вы бы не нашли. Ни один сенатор с наморщенным челом, с печальным и суровым взором не восседал так важно на своем возвышении. Если у вас возникал сложный и трудный вопрос, для разрешения которого нужно было обладать большими знаниями и сноровкой, вы тотчас же вспоминали, что только ему доступны высокие предметы и что тайны природы открыты только ему. Сколь красноречиво выражал он свои заветные мысли — на удивление тем, кто, основываясь на его язвительных шутках и острых словцах, полагал, что в этом шутнике нет ничего от ученого! Он знал все, что создали Греция и Рим. Но — второй Демокрит[592]Демокрит (470–380 гг. до н. э.) — древнегреческий философ-материалист; легенда изображает его вечно смеющимся над человеческой глупостью. — он смеялся над нелепыми страхами и над прихотями простолюдинов и царей, над их суетными заботами, над их тяжкими трудами, в которых они проводят свой краткий век и которым они посвящают все то время, что нам отвело милосердное Провидение».

В этой прекрасной эпитафии пуатевинского врача нашли свое отражение ум, душа и гений Рабле.

Мы уже знаем, что Рабле умер, оставив «Пантагрюэля» незаконченным. Через девять лет после его смерти появился отрывок из пятой и последней книги, состоявший из шестнадцати глав. Полностью она вышла в 1564 году без указания места выхода в свет и имени издателя.

Принадлежность этой книги Рабле была поставлена под сомнение. Многие, пораженные ее кальвинистскими тенденциями, не решаются признать ее автором того, кто в глазах Кальвина был безбожником и кто в свою очередь смотрел на Кальвина как на бесноватого. Но кальвинизм пятой книги, в общем, не идет дальше нападок на монахов, а Рабле вечно потешался над бедными черноризцами. Читая эти страницы, я, как и Ленорман, порой узнаю львиные когти нашего автора.

Этим я не хочу сказать, что каждое слово в пятой книге принадлежит Рабле. Возможно, что автор не успел закончить свое произведение. В нем были пропуски и непонятные места. Издатель разъяснял и дополнял его по мере надобности, а иногда, может быть, и вовсе без надобности; он желал устранить его недостатки и заодно выказать свой талант. В те времена издатели понимали свои обязанности иначе, чем их понимают теперь. Они не считали нужным бережно относиться к текстам, они любили их украшать. Все посмертные произведения писателей XVI века наглядно свидетельствуют об издательском произволе. Не удивительно, что следы его мы находим и в пятой книге «Пантагрюэля», в дошедшем до нас тексте. Должен сознаться, что меня наводит на некоторые подозрения четверостишие, предпосланное ей анонимным издателем:

О нет, Рабле — не мертв. Он книгу издал снова.

Часть лучшая его по смерти в нас живет.

Сей том себе даря, мы дарим в свой черед

Бессмертье автору творения такого, — [593]Перевод Ю. Корнеева.

то есть, насколько я могу понять: Рабле умер, но он ожил вновь, чтобы подарить нам эту книгу. Согласитесь, что только под таким соусом и можно было выпустить подделку. Однако приходится считаться и с неуклюжестью бездарного рифмача, и в таком случае это может значить вот что: Рабле не умер, поскольку он живет в своей книге. Если мы будем продолжать эту дискуссию, то наши сомнения лишь возрастут. Откроем же загадочную книгу.