Онлайн чтение книги Лейли и Меджнун Layli va Majnun
ГЛАВА XIII

Кто много трудных странствий совершил,

Слова в таком убранстве разложил:

Когда два редких существа земли

В дом Науфаля радостно вошли,

Потребовал хозяин поскорей

Своих красноречивейших людей,

Чей опыт, знания помочь могли, —

Велел им ехать к племени Лейли.

Казны, подарков дорогих — не жаль!

И приказал посланцам Науфаль:

«Отцу скажите: «Ты, кому верны,

Кому покорны счастья скакуны, —

Послушай: Кайс, чье слово, как резец,

Кто всех народных качеств образец,

Любовью чистой воспылал к Лейли.

Но крайний стыд и робость привели

К тому, что изъясниться он не мог.

И вот переступил он свой порог,

Отца и мать покинул и родных

И начал жить среди зверей степных.

Он так любовью очарован был,

Он так любовью околдован был,

Так обезумел от своей Лейли,

Что все его Меджнуном нарекли.

Постиг науки всей вселенной он,

И в смысл проникнул сокровенный он,

В твоем народе знанья добывал

И не забыл еще твоих похвал.

Что думает отец и что творит,

Узнав, что сын в огне любви горит?

Хоть не был сыном он тебе родным,

Ты поступить, как с сыном, мог бы с ним.

Но очевидцев ты слова отверг,

Ты боль живого существа отверг!

Его ты сделал пленником скорбей.

Влачил он жребий свой в глуши степей.

Пусть это канет в вечность наконец!

О, где же человечность наконец?

Но поздно каяться. Таков наш путь:

Прошедшее не в силах мы вернуть.

Участье принял я в его судьбе,

В степи нашел его, привел к себе.

Мне сыном стал теперь и другом он,

Простился со своим недугом он.

Тебя прошу, к тебе взываю так:

Да будет заключен скорее брак!

Добро любое Кайсу дать я рад,

Как нам велит обычай и обряд:

Блестит жемчужиной своей венец,

Рубины рядом — и светлей венец.

Ты должен просьбу выполнить мою,

Не то — страшись: обиды не таю!..»

Вручив подарки и сказав слова,

Мужей послал он с целью сватовства.

Отец Лейли, безжалостный отец, —

Собранием, приятным для сердец,

Почтил высокое посольство все,

Чтобы видели его довольство все.

Людей с вестями принял, как гостей,

И новость он узнал среди вестей.

Враждебно эту новость встретил он,

Послам — не вовремя! — ответил он:

«Так было суждено, так хочет мир,

Чтобы Фархара месяц и кумир,

Краса, что расцвела в саду моем —

Будь розою она или шипом —

Досталась мужу славному в удел,

Чтоб ею любящий другой владел.

То приказанье — небом нам дано.

Но даже было бы другим оно,

Не вижу я причин — свой сан забыть,

У Науфаля в подчиненье быть,

Так поступить, как замышляет он, —

Его желанья превратить в закон!

И речь его, к тому же, в двух частях:

Надежда — в первой, а в последней — страх.

Обрадовал надеждой Науфаль,

Но страхом усмирит меня едва ль…

Той, что у многих отняла покой,

Предназначается жених другой.

Раскается ваш вождь в письме своем, —

Он — там, мы — здесь без горя заживем,

А если дела не поправит он,

Пусть ненависть иль милость явит он.

Проявит милость он — мы здесь сидим,

Покажет ненависть — мы здесь стоим.

Он к нам пойдет — и мы к нему пойдем.

Войну начнет — и мы войну начнем».

И так закончил, отпустив послов:

«Идите. Я других не знаю слов!»

И с тем ушли смущенные послы,

Отказом огорченные послы.

И Науфаль, ответ узнав такой,

Стал озабоченным, забыл покой,

И голос чистой совести не молк:

«Исполнить обещанье — вот мой долг!»

Собрал он войско племени всего.

Война! Война! — решенье таково.

Меджнуну повелел вступить он в бой,

Его поставил рядом он с собой,

Помощником назначил, дал коня,

Что создан был из вихря и огня,

Одежду благовоньем напитал

И голову тюрбаном обмотал.

Меджнун то слезы льет, а то вздохнет:

Не замечает, что б ни делал тот.

Конь скачет, — ничего не скажет он,

Конь станет, — мчаться не прикажет он…

И вот готово племя для войны,

Все воины по смелости равны,

И чтоб Меджнуна храбрецы спасли,

Повел их вождь к становищу Лейли.

В становище пришли в расстройство все,

Но сразу обрели геройство все:

Всех воинов собрать заставил враг!

И ненависти затянув кушак

И видя приближение беды,

Пошли навстречу, выровняв ряды.

И небо, их восторг уразумев,

И храбрость, и благословенный гнев,

Свои дела творило хорошо,

И часто говорило: «Хорошо!»

И Науфаля воины, тверды

И яростны, построились в ряды,

И плотный пар среди равнин степных,

Как от верблюдов пьяных, шел от них.

Так встретились два смелых войска там,

Чтоб славой подышать геройской там,

Чтоб кровь пролить, чтоб ужас возбудить,

Погибнуть с честью или победить.

И конский вихрь селенья закрывал

И жалости растенья вырывал.

Степь задрожала, недрами гудя,

И стали стрелы струями дождя.

И звери заметались, видя смерть,

Напоминая смерч и водоверть.

Как змеи скручиваются в траве,

Когда ударить их по голове,

Свернулись копья — буквы «даль» кривей,

Они — подобья ивовых ветвей.

Двуострый меч могучим в битве был.

В цирюльне той подобен бритве был,

Но сразу гнев его обуревал:

Не волосы, а головы сбривал!

Как птица горя — каждая стрела,

И вот она расправила крыла,

И вот уже взлетела, и летит…

Тут сразу жизнь из тела улетит!

Взлетают стрелы в воздух наконец,

И вот все небо в звездах наконец!

Те звезды — несчастливые всегда…

Но вот копье — падучая звезда —

Проходит сквозь кольчугу: так игла

Пройти бы легкий шелк насквозь могла!

Кинжал единый миг в крови лежал, —

И стал кровавым языком кинжал.

Когда копье ломалось о копье,

Друг друга брали воины в дубье,

И в чашу головы, в пылу войны,

Дубина пряталась, как бы в ножны!

Войска напоминали стаи туч,

И меч — как молния: блестящ, летуч,

Степные звери — вихрь, издалека

Гоняющий густые облака,

И кровь подобна дождевой воде.

И тонет мир в неслыханной беде!

Зигзаги молнии при свете дня, —

Как ноги богатырского коня!

Убийством дышит в день войны ездок,

Как богатырь отважен и жесток!

Сыны арабов ревностны в бою:

Зажгли, как пламя, ненависть свою.

Два племени, две рати, две толпы, —

Стоят над ними пламени столпы.

Рать Науфаля — больше и сильней,

И ярче ярость разгорелась в ней,

Когда увидел это пламя враг,

Он оробел, закрался в сердце страх,

Отец Лейли свою заставил рать

Путь робкой осторожности избрать,

И видя: гибелью враги грозят, —

Помчались воины его назад.

Вечерняя настала тишина.

Победа славная предрешена!

И возвратился облаченный в сталь

Довольный и веселый Науфаль,

И выбрал он для сна удобный лог,

И стан воинственный на отдых лег,

И войско звезд, когда народ заснул,

Несло ночной порою караул.

Китайский хан покинул свой престол,

И на него Хосров тогда взошел. [11] Китайский хан покинул свой престол, // И на него Хосров тогда взошел. — Согласно представлениям мусульман, китайский хан олицетворяет собой солнце, восходящее в Китае. Иранский хан Хосров является олицетворением ночи.

Короче: закатился шумный день,

Упала на поля ночная тень.

Решили оба стана боевых

Отрядов несколько сторожевых

Расставить на долине, на горе…

Но что судьба готовит на заре?..

О ты, боец любви! Подай вина!

Печалью мне объявлена война.

Хмелея и смелея, — в правый бой

Помчусь я с обнаженной головой!