Онлайн чтение книги Маньяк из Бержерака Le fou de Bergerac
Глава 8. Библиофил

Выражение лица Мегрэ постепенно менялось, становилось постным, невыразительным, как лицо обычного больного, которому скучно.

Может, от этого и вся обстановка в комнате изменилась. Она стала какой-то серой: с этой разобранной постелью, которую передвинули с места, с ковров поновее, там, где она стояла раньше, с лекарствами на ночном столике, со шляпкой мадам Мегрэ на столе…

Словно случайно мадам Мегрэ зажгла спиртовку, чтобы приготовить настой.

Все это вместе производило довольно тягостное впечатление. В дверь легонько постучали. Мадам Мегрэ пошла навстречу прокурору, и тот, поклонившись, естественным жестом протянул ей трость и шляпу и направился к постели Мегрэ.

— Добрый вечер, комиссар!

Он был не слишком-то смущен. Скорее, походил на человека, пришедшего выполнить какую-то определенную задачу.

— Добрый вечер, господин прокурор. Садитесь, прошу вас…

И впервые Мегрэ увидел улыбку на надутом лице Дюурсо — слегка поднятые уголки рта! Это тоже было приготовлено заранее!

— Я чуть было не стал мучаться угрызениями совести из-за вас… Вас это удивляет? Да-да, я ругал себя за то, что был с вами излишне суров… Правда, и ваше поведение было иногда таким вызывающим…

Он сидел, положив ладони на колени, наклонившись вперед, и Мегрэ смотрел прямо на него, но широко открытые глаза комиссара, казалось, были лишены всякой мысли.

— Короче говоря, я решил ввести вас в курс дела… Комиссар, конечно, все слышал. Но он не смог бы повторить ни слова из того, что тот говорил: он в это время изучал прокурора, кропотливо и постепенно создавал для себя его физический или психологический портрет.

Цвет лица очень бледный, пожалуй, даже слишком, седые волосы и усы это еще больше подчеркивали… Господин Дюурсо не страдал болезнью печени. Не был он ни гипертоником, ни подагриком…

Чем же он болен? Ведь это невозможно — дожить до шестидесяти пяти лет и остаться абсолютно здоровым, ни от чего не страдать!

«Атеросклероз», — заключил Мегрэ.

Он посмотрел на худую кисть с шелковистой кожей, но с выступающими и выпуклыми, как стекло, венами. Мужчина невысокого роста, сухой, нервный, умный, вспыльчивый!

«А в чем он слаб морально, в чем его порок?»

А ведь порок у него был! Это можно было почувствовать! Под всем его прокурорским высокомерием было что-то смутное, скользкое, постыдное…

Тот продолжал говорить:

— Через два, самое большее — три дня следствие будет закончено… Ведь факты говорят сами за себя! А то, как Самюэль избежал смерти и закопал ли он вместо себя в могилу другого, — это дело уголовной полиции Алжира, если ей по вкусу вытаскивать вновь на свет божий эту старую историю… Мне кажется, об этом не будет даже и речи…

Иногда голос его звучал тише — когда он пытался поймать взгляд Мегрэ и наталкивался лишь на пустоту! И тогда прокурор сомневался в том, что комиссар его слушает, если эта его безучастность не была высшей степенью иронии.

Дюурсо делал над собой усилие, его голос крепчал.

— Во всяком случае, Самюэль, который уже там, наверное, был не в своем уме, приезжает во Францию, прячется то тут, то там и вскоре, во время приступа сумасшествия… Это часто так бывает, доктор Риво вам подтвердит. Он совершает свои преступления… В поезде он думает, что вы идете по его следу… Он стреляет в вас и, все больше и больше пугаясь, кончает в конце концов с собой…

И прокурор добавил, как-то уж слишком небрежно:

— Заметьте, я не придаю особого значения тому, что рядом с трупом не было револьвера… Юристам известны сотни подобных примеров… Там мог проходить какой-нибудь бродяга или мальчишка… И об этом станет известно лет через десять или двадцать… Важно то, что выстрел был сделан с довольно близкого расстояния, и вскрытие это доказывает… Вот вкратце и все…

Мегрэ же все повторял про себя:

«В чем же его порок?»

Нет, не видно! Не азартные игры! И, странное дело, Мегрэ хотелось сказать: и не женщины!

Скупость? Это подходит больше! Вполне можно представить себе господина Дюурсо, открывающего за семью замками сейф и выкладывающего на стол ровными рядами пачки денег, мешочки с золотом…

Короче говоря, он производил впечатление одинокого человека! Но ведь карточная игра — порок, требующий сообщников! И любовные приключения тоже! Да и видно почти всегда…

— Господин Дюурсо, вы бывали в Алжире?

— Я?

Когда так отвечают, в девяти случаях из десяти хотят выиграть время.

— Почему вы меня об этом спрашиваете? Разве я похож на человека из колонии? Нет, я никогда не был ни в Алжире, ни даже в Марокко. Самое дальнее мое путешествие — фиорды Норвегии. Это было в 1923 году…

— Да… Я далее сам не знаю, почему спросил вас об этом… Вы не представляете, как я слаб от потери крови…

Это еще одна старая уловка Мегрэ: перескакивать с одной темы на другую, неожиданно говорить о вещах, никак не связанных с темой беседы.

Собеседник, который боится ловушки, пытается угадать подвох там, где его нет, устает и в конце концов теряет нить своих собственных рассуждений…

— Я как раз говорил об этом с доктором. Кстати, кто готовит в их доме?

— Э-э…

Мегрэ же не давал ему времени ответить.

— Если кто-нибудь из сестер, то явно не Франсуаза! Ее легче представить за рулем шикарной машины, чем следящей на кухне за рагу… Будьте любезны, подайте мне стакан воды!..

И Мегрэ, приподнявшись на локте, стал пить, но так неловко, что выронил стакан с водой на ногу господина Дюурсо…

— Ах, простите!.. Как глупо!.. Сейчас жена вам вытрет.

— Хорошо еще, что не будет пятна…

Прокурор был в ярости. Вода намочила ему брюки и, наверное, текла у него по ноге.

— Не беспокойтесь, мадам… Как сказал ваш муж, пятна не будет… Значит, это неважно…

В словах этих была ирония.

Все, что говорил Мегрэ, и к тому же этот маленький инцидент, окончательно испортило прокурору заранее заготовленное хорошее настроение. Он встал. Но вспомнил, что ему многое еще надо сказать.

Теперь, однако, он уже плохо играл свою роль, лишь весьма относительно изображая сердечность.

— Ну, а вы, комиссар, каковы ваши планы?

— Все те же!

— А именно?

— Конечно же, арестовать убийцу! Затем, черт возьми, если еще останется время, съездить наконец в Рибодьер, где я должен был быть уже дней десять назад.

Господин Дюурсо побледнел от ярости и возмущения. Как?! Он снизошел до этого визита сюда, столько всего здесь говорил, чуть ли не заискивал перед Мегрэ! И после того, как ему на ногу вылили воду — прокурор был уверен, что Мегрэ сделал это нарочно, — ему спокойно заявляют: «Я арестую убийцу!»

И это говорят ему, высшему здесь должностному лицу, и в то время как он только что заявил, что убийцы больше нет! Уж не похоже ли все это на угрозу? Может быть, стоит уйти, хлопнув дверью?

Однако господин Дюурсо все же выдавил из себя улыбку.

— Вы упрямец, комиссар!

— Вы знаете, когда весь день лежишь и делать нечего… У вас случайно нет почитать какой-нибудь книжки?

Еще один пробный шар. Тут Мегрэ явно заметил что-то тревожное во взгляде прокурора…

— Я пришлю вам…

— Какую-нибудь веселенькую книжку, хорошо?

— Мне пора идти…

— Моя жена подаст вам шляпу и трость! Вы обедаете у себя?

И Мегрэ протянул ему руку. Тот не посмел ее не пожать. Когда дверь закрылась, Мегрэ какое-то время лежал неподвижно, уставившись в потолок. Жена спросила его:

— Ты думаешь, что?..

— Розали еще в гостинице?

— Я ее, кажется, видела на лестнице.

— Сходи, пожалуйста, за ней.

— Люди опять будут говорить, что…

— Это неважно!

Ожидая, пока Розали придет, Мегрэ все время повторял про себя: «Дюурсо боится! Он боялся с самого начала. Боялся, что убийцу найдут и что будут копаться в его личной жизни! Риво тоже боится. Мадам Риво боится…».

Осталось выяснить, какое отношение эти люди имеют к Самюэлю, торговцу горемыками из Центральной Европы, специалисту по подделке документов!

Прокурор не был евреем. Риво — возможно, но не точно.

Дверь открылась. Вошла Розали, за ней мадам Мегрэ. Девушка вытирала фартуком свои большие красные руки.

— Мосье вызывал меня?

— Да, моя милая. Входите… Садитесь сюда…

— Нам не разрешают сидеть в номерах!

Ее тон не предвещал ничего хорошего. Это была уже не прежняя развязная болтушка. Ее, должно быть, отругали, приструнили, может быть, и угрожали.

— Я только хотел спросить вас, работали ли вы в доме у прокурора?

— Я работала там два года!

— Так я и думал! Кухаркой или горничной?

— Ему не нужна горничная, ведь он мужчина!

— Ну да, конечно! В таком случае, вы убирались в доме, натирали полы, протирали пыль…

— Ну да, я все делала по дому, а как же!

— Вот-вот! И таким образом открыли маленькие секреты этого дома! Как давно это было?

— Я ушла оттуда год назад!

— Другими словами, вы были такой же хорошенькой, как и сейчас. Да, да, не спорьте!

Мегрэ не шутил. Он умел говорить такие вещи с убежденным видом. Розали, впрочем, не была дурнушкой. Ее округлые формы привлекали, наверное, немало любопытных рук.

— А прокурор не приходил смотреть на то, как вы работаете?

— Этого еще не хватало! Он бы у меня вмиг улетел к моим ведрам и тряпкам!

Одно обстоятельство несколько размягчало Розали: она видела, как хлопочет, занимаясь уборкой, мадам Мегрэ. И она смотрела в основном на нее и иногда, не сдержавшись, вставляла:

— Я принесу вам маленькую щетку… Внизу есть… Метлой это очень трудно…

— У прокурора часто бывали женщины?

— Не знаю!

— Ну-ну, Розали, отвечай же, пожалуйста! Вы ведь не только красивая, но ведь еще и умная девушка! Помните, ведь это я один вас защищал, когда они говорили, что вы…

— Все это ни к чему!

— Что именно?

— Если я вам скажу! Во-первых, Альбер — мой жених — не сможет сделать карьеру, он ведь хочет работать в муниципалитете… К тому же меня засадят в сумасшедший дом!.. И все это только потому, что мне каждую ночь снятся кошмары, и я их рассказываю…

Она оживилась. Ее осталось лишь чуть-чуть подтолкнуть.

— Вы говорили о скандале…

— Если бы только это!

— Итак, вы сказали, что у господина Дюурсо женщины не бывали! Но он часто ездит в Бордо…

— Ну, это меня не касается…

— Тогда что это за скандал?

— Вам о нем любой может рассказать… Ведь об этом все знают… Это было еще два года назад… На почту пришла бандероль, маленькая заказная бандероль из Парижа… Когда почтальон хотел ее взять, он заметил, что наклейка с адреса потерялась… Неизвестно, для кого бандероль. Адреса отправителя на ней не было… Прежде чем ее открыть, подождали неделю, надеялись, что кто-нибудь за ней придет… И знаете, что там нашли?.. Фотографии… Но не такие, как обычно… Сплошь голые женщины… Парочки…

Тогда два или три дня все ломали голову, кто в Бержераке получает такие вещи… Начальник почты даже обращался в полицию… Так вот, в один прекрасный день пришла точно такая же бандероль, в такой же бумаге… Наклейка была такого же размера, как и та, что отклеилась… а бандероль пришла на имя прокурора — господина Дюурсо! Вот так!

Мегрэ нисколько не был удивлен. Разве не пришел он сам к выводу о каком-то пороке прокурора-одиночки?

Старик запирался к своем мрачном кабинете на втором этаже для того, чтобы любоваться фотографиями да, наверное, и книгами фривольного содержания.

— Послушайте, Розали! Обещаю, что ваше имя я не буду нигде упоминать! Сознайтесь, что когда вы все это узнали, то стали рыться в книжных шкафах…

— Кто вам это сказал!.. Во-первых, те, что внизу, которые за решетками, всегда заперты… Только однажды я наткнулась на оставленный ключ…

— И что вы увидели?

— Сами знаете, что! После этого мне даже все время снились кошмары по ночам, и я больше месяца не подпускала к себе Альбера…

«Хм-хм! Теперь проясняются ее отношения с блондином-женихом!»

— Очень толстые книги, верно? На прекрасной бумаге, с рисунками…

— Да… И другие тоже… Такое и представить трудно. Только ли в этом секрет господина Дюурсо? Если да, то это достойно жалости! Бедняга, холостяк, один в Бержераке, где он не может даже улыбнуться женщине, не вызвав скандала… Он утешился тем, что стал книголюбом на свой манер, коллекционировал фривольные гравюры, эротические фотографии, книги, которые в каталогах любезно называют «произведениями для знатоков»… И он боялся…

Однако это его увлечение никак не было связано ни с убийством двух женщин, ни тем более с Самюэлем.

Если только Самюэль не поставлял ему эти фотографии! Да? Нет?.. Мегрэ не был в этом уверен. Розали переминалась с ноги на ногу, вся пунцовая и удивленная тем, что столько наговорила.

— Не будь здесь вашей жены, я бы никогда не рассказала…

— А доктор Риво часто приходил к господину Дюурсо?

— Почти ни разу! Он звонил ему по телефону!

— И из его семьи никто не бывал?

— Кроме мадемуазель Франсуазы, она работала у него секретаршей…

— У прокурора?

— Да! Она даже принесла маленькую пишущую машинку, которая закрывалась в чемоданчике.

— Она занималась юридическими делами?

— Не знаю, чем она занималась, но это была особая работа, которую она делала в маленьком кабинете… Его от библиотеки отделяла штора… Тяжелая штора из зеленого бархата…

— И? — начал было Мегрэ.

— Я этого не говорила! Я ничего не видела!

— Это долго продолжалось?

— Полгода… Потом мадемуазель уехала к своей матери, в Париж или Бордо, точно не знаю…

— В общем, Дюурсо никогда за вами не ухаживал?

— Попробовал бы!

— И вы ничего не знаете! Благодарю вас! Обещаю, что вас никто не будет беспокоить, ваш жених не будет знать, что вы были сегодня здесь.

Когда она вышла, мадам Мегрэ, закрыв за ней дверь, вздохнула: «Ну надо же!.. Образованные люди, занимают такое положение…».

Мадам Мегрэ всегда удивлялась, если обнаруживала какие-нибудь недостойные вещи! Она даже не представляла, что могут быть какие-то инстинкты и наклонности, менее чистые, чем ее — добропорядочной супруги, страдающей оттого, что у нее нет детей.

— Тебе не кажется, что эта девушка преувеличивает? Если хочешь знать мое мнение, то она просто интересничает! Она расскажет что угодно, лишь бы ее слушали! И еще, держу пари, на нее никто не нападал…

— Я тоже так думаю!

— И на свояченицу доктора тоже никто не нападал… Она крепостью не отличается… Ее можно опрокинуть одной рукой… А ей удалось вырваться из рук мужчины?.. Я больше скажу! Думаю, если так будет продолжаться, через неделю уже нельзя будет отличить правду от выдумки! От таких историй у людей разыгрывается воображение! То, о чем они лишь думали перед сном, на следующий день уже выдается за случившееся с ними… Вот уже и господин Дюурсо стал развратником! Завтра тебе скажут, что полицейский комиссар изменяет своей ясене и… Ну, а вот взять тебя! Что они могут сказать о тебе? Ведь у них нет причин не чесать языками о тебе… Еще придется не сегодня-завтра показывать им свидетельство о браке, если я не хочу прослыть твоей любовницей…

Мегрэ смеялся и смотрел на нее с умилением. Она разволновалась. Все эти сложности ее пугали.

— И этот доктор, который не доктор…

— Как знать!

— Как это «как знать»?! Ведь я же обзвонила все университеты, все медицинские институты…

— Дай мне, пожалуйста, мое питье.

— Оно-то, по крайней мере, тебе не повредит, не он его прописал.

Мегрэ пил из чашки, не выпуская руку жены из своей. Было жарко. Из радиатора с легким, свистящим, словно мурлыканье кота, шумом струился пар.

Внизу время обеда уже закончилось. Начиналась игра в кости.

— Это хороший настой из трав, это как раз то, что…

— Да, дорогая… Хороший настой…

И он поцеловал руку жены с неясностью, которую скрывала напускная ирония.

— Вот увидишь! Если все будет в порядке, через два-три дня мы будем дома…

— И ты возьмешься за новое дело!