ГЛАВА XL. Ароканская дипломатия

Онлайн чтение книги Вождь окасов Le Grand chef des Aucas
ГЛАВА XL. Ароканская дипломатия

Антинагюэль недолго оставался в бездействии. Как только Бустаменте со своим войском исчез в облаке пыли, он сел на лошадь и в сопровождении всех ароканских вождей переехал через реку. На другом берегу он воткнул копье свое в землю и, обернувшись к индейцу, находившемуся возле него и готовому исполнить его приказания, сказал ему:

– Пусть три токи, ульмены и апо-ульмены соберутся сюда через час; огонь совета будет зажжен на этом самом месте: должно произойти великое совещание. Поезжайте.

Воин пригнулся к шее лошади и поскакал во весь опор.

Антинагюэль осмотрелся вокруг; все вожди вошли в свои палатки, остался только один воин; когда токи приметил его, на губах его обрисовалась улыбка.

Он был высокого роста, с гордой осанкой, с надменным лицом, с пронзительным взглядом, который имел выражение свирепое и жестокое. Ему, казалось, было около сорока лет; на нем был плащ из верблюжьей шерсти, чрезвычайно тонкий, испещренный яркими цветами; длинная трость с серебряным набалдашником, которую он держал в руке, заставляла узнавать в нем апо-ульмена. Он отвечал на улыбку токи многозначительной гримасой и, наклонившись к его уху, сказал с выражением радостной ненависти:

– Когда ягуары дерутся между собой, они приготовляют богатую поживу для андских орлов.

– Пуэльчесы – орлы, – отвечал Антинагюэль, – они властелины другой страны гор и предоставляют гулличским женщинам заботу ткать плащи.

При этом сарказме против гулличей, раздробленного племени ароканского народа, которое более занимается земледелием и скотоводством, апо-ульмен нахмурил брови.

– Отец мой слишком строг в отношении своих сыновей, – сказал он хриплым голосом.

–  Черный Олень – вождь страшный в своей нации, – отвечал Антинагюэль примирительным тоном, – это первый из апо-ульменов морской области. У него сердце пуэльчеса и душа моя радуется, когда он возле меня; зачем же его ульмены находятся не в одинаковом расположении с ним?

– Вынужденные жить в постоянных торговых сношениях с презренными испанцами, племя плоских стран оставило копье и взялось за заступ; оно сделалось земледельческим; но пусть отец мой не ошибается: древний дух их породы все еще покоится в них, и в тот день, когда нужно будет сражаться за независимость, они все восстанут, чтобы наказать тех, которые вздумают поработить их.

– Неужели это правда? – с живостью вскричал Антинагюэль, остановив свою лошадь и смотря в лицо своему собеседнику. – Точно ли можно рассчитывать на них?

– К чему говорить об этом теперь? – сказал апо-ульмен с насмешливой улыбкой. – Когда отец мой только что возобновил договор с бледнолицыми?

– Это справедливо, – отвечал токи, пристально посмотрев на индейского воина, – мир упрочен надолго.

– Отец мой мудрый вождь, он все делает хорошо, – ответил тот, потупив глаза.

Антинагюэль приготовился отвечать, как вдруг один индеец прискакал во всю прыть и с изумительной ловкостью, которой отличаются только эти отличные наездники, в одно мгновение остановился перед вождями совершенно неподвижно, как бронзовая статуя. Запыхавшаяся лошадь, из ноздрей которой выходил густой пар и бока которой покрыты были белой пеной, доказывала, что он долго скакал во всю прыть. Антинагюэль смотрел на него с минуту и потом сказал:

– Сын мой Тегтег-Громобой сделал быструю поездку?

– Я исполнил приказания моего отца, – отвечал индеец.

При этих словах апо-ульмен из скромности хотел было отъехать в сторону; но Антинагюэль положил свою руку на его плечо, говоря:

– Черный Олень может остаться; разве он мне не друг?

– Я останусь, если отец мой этого желает, – кротко отвечал вождь.

– Пусть же он остается. Пусть сын мой говорит, – продолжал Антинагюэль, обращаясь к воину, все еще стоявшему неподвижно.

– Испанцы дерутся, – отвечал тот, – они вырыли топор и повернули его против своей собственной груди.

– О! – вскричал токи с притворным удивлением. – Сын мой ошибается, бледнолицые не ягуары, чтобы пожирать друг друга.

Говоря это, он обернулся к Черному Оленю и поглядел на него с улыбкой неизъяснимого выражения.

– Тег-тег не ошибается, – с важностью заметил Черный Олень, – глаза его видели хорошо: каменная деревня, которую бледнолицые называют Вальдивией, в эту минуту пылает жарче нежели вулкан Отаки, который служит убежищем Гекубу, духу зла.

– Хорошо, – холодно сказал токи, – сын мой видел хорошо; это воин очень храбрый в битве, но он точно также и благоразумен; он остался в стороне, чтобы радоваться, не стараясь узнать, кто одержит верх!

– Тег-тег благоразумен, но когда он смотрит, он хочет видеть; поэтому он знает все, отец мой может расспросить его.

– Хорошо, великий воин бледнолицых уехал отсюда, чтобы лететь на помощь к своим солдатам... Конечно, выгода осталась за ним?..

Индеец улыбнулся и не отвечал.

– Пусть брат мой говорит, – продолжал Антинагюэль, – его расспрашивает токи его народа.

– Тот, кого отец мой называет великим воином бледнолицых, теперь в плену у своих врагов; солдаты его рассеялись как зерна пшеницы, рассыпанные по долине.

– У сына моего лживый язык! – закричал Антинагюэль с притворным гневом. – Он говорит то, чего не может быть; неужели орел сделался добычею филина? У великого воина рука твердая как гром Пиллиана; ему ничто не сопротивляется.

– Эта могущественная рука не могла спасти его; орел в плену; он был захвачен хитрыми лисицами; он попал вероломно побежденный в сети, которые были раскинуты под его ногами.

– Но его солдаты? Великий токи белых имел многочисленную армию.

– Я уже говорил моему отцу, что вождь в плену и что Гекубу поразил солдат ужасом: они пали под ударами врагов.

– Вожди, победители, вероятно преследуют их?

– К чему? Бледнолицые трусливые бабы: как только враги их расплачутся и попросят пощады, они прощают.

При этом известии токи не мог удержаться от движения нетерпения, которое впрочем тотчас обуздал.

– Братья не должны быть неумолимы, – сказал он, – когда они поднимают топор друг против друга, они могут невольно ранить кого-либо из своих друзей. Бледнолицые воины хорошо сделали.

Индеец поклонился в знак согласия.

– Что теперь делают бледнолицые воины? – продолжал начальник.

– Они собрались на совет.

– Хорошо, это мудрые люди, – заметил Антинагюэль с любезной улыбкой. – Я доволен моим сыном; это воин столь же ловкий, сколько и храбрый; он может удалиться, чтобы вкусить покой, который ему необходим после такой продолжительной поездки.

– Тег-тег не устал, жизнь его принадлежит моему отцу, – отвечал воин, кланяясь, – он может располагать ею по своей воле.

– Антинагюэль вспомнит о своем сыне, – сказал токи, движением руки отпуская его.

Индеец почтительно поклонился своему начальнику, повернул лошадь, приподнял ее с земли огромным прыжком и удалился. Токи следовал за ним с минуту рассеянным взором и, обратившись к апо-ульмену, спросил:

– Что думает брат мой о том, что сказал этот человек?

– Отец мой самый мудрый из токи нашего народа, самый уважаемый вождь ароканских племен; Пиллиан вдохновит его ум словами, которые выйдут на его уста и которые мы будем слушать с уважением, – уклончиво отвечал Черный Олень, который боялся компрометировать слишком откровенным ответом.

– Брат мой прав, – произнес токи с гордым видом, – у меня есть моя нимфа.

Апо-ульмен поклонился с убежденным видом. Здесь мы должны заметить читателю, что в ароканской мифологии, кроме бесчисленного множества богов и богинь, есть нимфы, исполняющие возле людей обязанность домашних гениев. Между ароканами нет ни одного знаменитого вождя, который не тщеславился бы тем, что у него есть нимфа. Поэтому слова Антинагюэля внушили Черному Оленю большое к нему уважение. Апо-ульмен тайно льстил себя мыслью, что и у него также есть своя нимфа, но не смел громко утверждать этого.

В эту минуту раздались громкие звуки ароканских труб и грохот их барабанов. Они звали вождя на совет.

– Что сделает отец мой? – спросил апо-ульмен.

– Человек слаб, – отвечал Антинагюэль, – но Пиллиан вдохновит меня и внушит мне слова, которые я должен буду произнести; мое единственное желание – счастье ароканского народа.

– Отец мой созвал великий совет; разве он подозревал полученное известие?

– Антинагюэль знает все, – отвечал токи с притворной улыбкой.

– Хорошо же, теперь я знаю, что думает мой отец.

– Может быть.

– Пусть отец мой вспомнит, какие слова я произнес.

– Уши мои открыты, пусть сын мой повторит мне их.

– Когда ягуары дерутся между собою, они приготовляют богатую добычу андским орлам.

– Хорошо, – сказал Антинагюэль, смеясь, – сын мой великий вождь; пусть он следует за мною на совет, воины ждут нас.

Оба арокана обменялись понимающим взглядом. Эти два человека, такие хитрые и скрытные, Могли разговаривать молча.

Они поскакали галопом к тому месту, где их ждали главные вожди, собравшиеся вокруг костра, дым которого клубами поднимался к небу.

Ароканы, которых многие путешественники, несведущие или недобросовестные, упорно представляли дикарями, погруженными в ужасное варварство, напротив народ относительно цивилизованный. Правление их, начало которого теряется во мраке времен, и в эпоху испанского завоевания было так же хорошо устроено, как и теперь. Арокания нечто вроде аристократической республики с обычаями феодальными. Правление ее имеет все достоинства и все недостатки феодализма.

Кроме военного времени, токи имеют только тень власти, которая сосредоточивается в целом составе вождей, решающих в общем совете все важные дела. Эти советы обыкновенно происходят на глазах всех, на обширном лугу.

Антинагюэль с поспешностью воспользовался предлогом возобновления договора, чтобы получить от вождя позволение исполнить планы, которые он так давно замышлял. Ароканское уложение, в котором заключаются все законы нации, обязывало его прибегнуть к собранию совета, от чего ни слава, ни популярность не могли избавить его. Притом, он надеялся победить сопротивление вождей или нежелание их подчиниться его воле, благодаря своему красноречию и влиянию, которые во многих обстоятельствах заставили покоряться ульменов, наиболее к нему не расположенных.

Ароканы с успехом занимаются усовершенствованием красноречия, которое у них ведет к общественным почестям. Они стараются говорить хорошо и чисто на своем языке и в особенности остерегаются вводить в него иностранные слова. Эта страсть доходит у них до того, что когда белый поселится между ними, они принуждают его переменить имя и взять одно из их имен.

Язык их полон метафор. Замечательно, что речи их содержат в себе все главные части настоящей риторики и состоят почти всегда из трех частей. Этих слов достаточно, чтобы доказать, что ароканы не такие дикари, как иные предполагают.

Словом, этот немногочисленный народ, не имеющий союзников и уединившийся на самом краю континента, со времени высадки испанцев на его берега, то есть почти триста лет, постоянно сопротивлялся один европейским армиям, составленным из опытных солдат и жадных искателей приключений, которых никакие затруднения, по-видимому, не могли бы остановить. Ароканы сохранили неприкосновенными и свою независимость, и свою национальность. По нашему мнению, они заслуживают уважения во всех отношениях и не должны быть безосновательно заклеймены именем варваров. Для нас забавно это жалкое, презренное мнение гордых и бессильных испанцев, которые никогда не могли победить их и выродившиеся потомки которых платят им ныне дань под благовидным предлогом ежегодных подарков.

Мы жили с ароканами долгое время и потому можем объективно судить об этом народе. Мы могли оценить все, что в его характере есть простого, великого и благородного.

Оканчивая здесь это несколько длинное отступление, дань признательности старинным и очень дорогим для нас друзьям, мы продолжаем наш рассказ.

Антинагюэль и Черный Олень приехали на то место, где собрались вожди. Они сошли с лошадей и приблизились к группам ульменов. При их появлении ульмены, спокойно разговарива , шие между собою, замолчали, и несколько минут величайшее безмолвие парило над собранием.

Наконец Катикара, токи страны в Андах, сделал несколько шагов к центру круга и заговорил.

Катикара был старик лет семидесяти, с величественной походкой и благородными чертами. Знаменитый воин в молодости, теперь, когда лета уже сгорбили его и посеребрили длинные волосы, он по справедливости пользовался в народе репутацией одного из мудрейших старцев. Происходя от старинного рода ульменов, постоянно сопротивлявшихся белым, он был ожесточенным врагом чилийцев, с которыми сам долго вел войну. Он знал тайные виды Антинагюэля, которому был самым преданным другом.

– Токи, апо-ульмены и ульмены доблестной нации Окасов, обширные охотничьи области которых покрывают поверхность земли, – сказал он, – сердце мое печально, тучи покрывают мои мысли, глаза мои, наполненные слезами, беспрестанно устремляются в землю; откуда происходит горе, пожирающее меня! Почему веселая песня жаворонка невесело раздается в ушах моих? Зачем солнечные лучи кажутся мне не столь теплыми как прежде? Зачем, наконец, природа кажется мне менее прекрасной? Отвечайте мне, братья! Вы храните молчание, стыд покрывает ваши лица; ваши пристыженные глаза потупляются, вы не смеете отвечать? Это потому, что мы теперь не что иное, как выродившийся народ! Воины ваши бабы; вместо копья они берут прялку! Это потому, что вы трусливо сгибаетесь под игом чужеземцев, которые насмехаются над вами, зная хорошо, что в вас не достанет крови сражаться с ними! Воины окасские, совы и филины вьют гнезда в орлиных гнездах? К чему мне служит теперь этот каменный топор, символ силы, который вы мне дали для того, чтобы защищать вас, если он должен оставаться в бездействии в руках моих, и если мне нужно сойти в могилу, к которой я уже склоняюсь, не сделав ничего для вашего избавления? Возьмите его назад, воины, если он более ничего как суетное почетное украшение; долгая жизнь моя начинает тяготить меня... позвольте же мне удалиться в мое жилище, где до последнего дня я буду оплакивать нашу независимость, потерянную вашей слабостью, и нашу славу, помраченную навсегда вашей трусостью!

Произнося эти слова, старик сделал несколько шагов назад, шатаясь, как будто бы был уничтожен горестью. Антинагюэль бросился к нему и казалось шепотом расточал ему утешения.

Эта речь сильно взволновала собрание; токи был любим и уважаем всеми. Ульмены оставались безмолвны, бесстрастны по наружности, но души их были сильно взволнованы: ненависть и гнев начинали сверкать в глазах их мрачным огнем. Подошел Черный Олень.

– Отец, – сказал он медовым голосом с важной осанкой, – ваши слова жестоки, они погрузили сердца наши в печаль; может быть, вам не следовало бы быть таким строгим к вашим детям. Пиллиан один знает намерения людей. В чем вы нас упрекаете? Не в том ли, что мы делали ныне тоже самое, что отцы наши делали до нас, пока считали себя не в силах победоносно бороться со своими врагами? Нет, совы и филины не вьют гнезд в орлиных гнездах! Нет, окасы не бабы! Это доблестные и непобедимые воины, такие же, какими были их отцы! Слушайте! Слушайте, что дух открывает мне: мирный договор с испанцами ныне уничтожен, потому что он происходил не так как следует: токи не подал вождю бледнолицых ветви коричневого дерева, символа мира, трости апо-ульменов не были связаны вместе со шпагой вождя бледнолицых; клятвы и речи были произнесены над крестом бледнолицых, а не над этим пуком, как требует наш закон. Итак, я повторяю – договор уничтожен; это была одна пустая и смешная церемония, которой мы не должны придавать никакой важности! Хорошо ли я говорил, могущественные люди?

– Да, да! – закричали вожди, потрясая своим оружием. – Договор уничтожен!

Антинагюэль сделал тогда несколько шагов в круг, склонив голову вперед, устремив глаза в пространство и протянув руки, как будто бы слышал и видел то, что только он один мог видеть и слышать.

– Молчать! – вскричал Черный Олень, указывая на него пальцем. – Великий токи беседует со своей нимфой.

Вожди с ужасом глядели на Антинагюэля. Торжественное молчание царствовало в собрании. Антинагюэль не шевелился. Черный Олень тихо подошел и, наклонившись к его уху, спросил:

– Что видит мой отец?

– Я вижу воинов бледнолицых; они вырыли воинственный топор и дерутся друг против друга.

– Что видит еще отец мой? – продолжал Черный Олень.

– Я вижу потоки крови, обагряющие землю; запах этой крови радует мое сердце; это кровь бледнолицых, пролитая их братьями.

– Отец мой видит ли еще что-нибудь?

– Я вижу великого вождя белых; он храбро сражается во главе своих солдат; вот он окружен, но все сражается; вот он падает, он пал, он побежден! Враги овладели им!

Ульмены в испуге присутствовали при этой сцене, которая была для них непонятна. Презрительная улыбка сжала губы Черного Оленя. Он опять спросил Антинагюэля:

– Отец мой слышит что-нибудь?

– Я слышу крики умирающих, требующих мщения у своих братьев.

– Отец мой слышит ли еще что-нибудь?

– Да, я слышу воинов окасских, давно умерших; крики их леденят меня ужасом.

– Что говорят они? – вскричали на этот раз все вожди с живейшим беспокойством. – Что говорят воины окасские?

– Они говорят: «Братья, час настал! К оружию! К оружию!»

– К оружию! – закричали вожди все в один голос. – К оружию! Смерть бледнолицым.

Толчок был дан, энтузиазм овладел всеми сердцами. Отныне Антинагюэль мог по своей воле управлять страстями этой толпы. Улыбка удовольствия осветила его надменное лицо, он выпрямился.

– Вожди окасов, – сказал он, – что приказываете вы мне?

– Антинагюэль, – отвечал Катикара, бросая свой каменный топор в жаровню, чему последовали немедленно и другие токи, – в нашей наций остался только один топор; он в вашей руке; пусть же он обагрится до рукоятки кровью подлых испанцев; ведите наши уталь-манусы на битву; вы имеете верховную власть! Мы даем вам право жизни и смерти; начиная с этого часа, один вы в целом народе имеете право повелевать, и каковы бы ни были ваши приказания, мы будем исполнять их.

Антинагюэль выступил вперед с сияющим лицом, высоко подняв голову и потрясая в своей сильной руке могущественным воинским топором, символом диктаторской неограниченной власти, которая была ему вверена.

– Окасы, – сказал он гордым голосом, – я принимаю честь, которую вы делаете мне; я сумею сделаться достойным доверия, которое вы возлагаете на меня; этот топор будет зарыт только тогда, когда мой труп послужит пищей андским ястребам или когда подлые бледнолицые, против которых мы будем сражаться, будут на коленях просить нас прощения!

Вожди отвечали на эти слова радостными криками и свирепым воем. Совет кончился. Накрыли столы, и пир соединил всех воинов, присутствовавших на совете!

В ту минуту, когда Антинагюэль садился на свое место, индеец, покрытый потом и пылью, приблизился к нему и сказал несколько слов шепотом. Вождь вздрогнул, трепет пробежал по всему его телу, он встал в сильнейшем волнении.

– О! – закричал он с гневом. – Мне одному должна принадлежать эта женщина! Пусть мои воины садятся на лошадей и будут готовы следовать за мной сию же минуту! – обратился он к индейцу.


Читать далее

Густав Эмар. Вождь окасов
ГЛАВА I. Просека 26.01.15
ГЛАВА II. Молочные братья 26.01.15
ГЛАВА III. Решимость 26.01.15
ГЛАВА IV. Казнь 26.01.15
ГЛАВА V. Переезд 26.01.15
ГЛАВА VI. Красавица 26.01.15
ГЛАВА VII. Муж и жена 26.01.15
ГЛАВА VIII. Мрачные Сердца 26.01.15
ГЛАВА IX. На улице 26.01.15
ГЛАВА X. Битва 26.01.15
ГЛАВА XI. Дон Панчо Бустаменте 26.01.15
ГЛАВА XII. Шпион 26.01.15
ГЛАВА XIII. Любовь 26.01.15
ГЛАВА XIV. Quinta Verde 26.01.15
ГЛАВА XV. Отъезд 26.01.15
ГЛАВА XVI. Встреча 26.01.15
ГЛАВА XVII. Пуэльчесы 26.01.15
ГЛАВА XVIII. Черный Шакал 26.01.15
ГЛАВА XIX. Два старых друга, умеющие понимать один другого 26.01.15
ГЛАВА XX. Колдун 26.01.15
ГЛАВА XXI. Похороны апо-ульмена 26.01.15
ГЛАВА XXII. Объяснения 26.01.15
ГЛАВА XXIII. Чингана 26.01.15
ГЛАВА XXIV. Два ульмена 26.01.15
ГЛАВА XXV. Антинагюэль – Тигр-Солнце 26.01.15
ГЛАВА XXVI. Матереубийство 26.01.15
ГЛАВА XXVII. Правосудие Мрачных Сердец 26.01.15
ГЛАВА XXVIII. Мирный договор 26.01.15
ГЛАВА XXIX. Похищение 26.01.15
ГЛАВА XXX. Протестация 26.01.15
ГЛАВА XXXI. Испанец и индеец 26.01.15
ГЛАВА XXXII. На горе 26.01.15
ГЛАВА XXXIII. Настороже 26.01.15
ГЛАВА XXXIV. Лицом к лицу 26.01.15
ГЛАВА XXXV. Битва 26.01.15
ГЛАВА XXXVI. Лев при последнем издыхании 26.01.15
ГЛАВА XXXVII. Парламентер 26.01.15
ГЛАВА XXXVIII. Два мошенника 26.01.15
ГЛАВА XXXIX. Раненый 26.01.15
ГЛАВА XL. Ароканская дипломатия 26.01.15
ГЛАВА XLI. Ночная поездка 26.01.15
ГЛАВА XLII. Две ненависти 26.01.15
ГЛАВА XLIII. Возвращение в Вальдивию 26.01.15
ГЛАВА XLIV. Отец 26.01.15
ГЛАВА XLV. Курумилла 26.01.15
ГЛАВА XLVI. Во дворце 26.01.15
ГЛАВА XLVII. Жоан 26.01.15
ГЛАВА XLVIII. Дупло 26.01.15
ГЛАВА XLIX. Змея и ехидна 26.01.15
ГЛАВА L. Любовь индейца 26.01.15
ГЛАВА LI. Приготовления к освобождению 26.01.15
ГЛАВА LII. Подкоп 26.01.15
ГЛАВА LIII. Ущелье 26.01.15
ГЛАВА LIV. Перед битвой 26.01.15
ГЛАВА LV. Проход через ущелье 26.01.15
ГЛАВА LVI. Путешествие 26.01.15
ГЛАВА LVII. Сведения 26.01.15
ГЛАВА LVIII. Засада 26.01.15
ГЛАВА LIX. Крепость 26.01.15
ГЛАВА LX. Предложения 26.01.15
ГЛАВА LXI. Посланный 26.01.15
ГЛАВА LXII. Волчья пасть 26.01.15
ГЛАВА LXIII. Капитуляция 26.01.15
ГЛАВА LXIV. Призыв 26.01.15
ГЛАВА LXV. Совет 26.01.15
ГЛАВА LXVI. Хитрец против хитреца 26.01.15
ГЛАВА LXVII. Бред 26.01.15
ГЛАВА LXVIII. План кампании 26.01.15
ГЛАВА LXIX. Неприятное поручение 26.01.15
ГЛАВА LXX. Коршун и горлица 26.01.15
ГЛАВА LXXI. Конец путешествия дона Рамона 26.01.15
ГЛАВА LXXII. Совет 26.01.15
ГЛАВА LXXIII. Человеческое жертвоприношение 26.01.15
ГЛАВА LXXIV. Король Мрака 26.01.15
ГЛАВА LXXV. Битва при Кондорканки 26.01.15
ГЛАВА LXXVI. Победитель и пленник 26.01.15
ГЛАВА LXXVII. После битвы 26.01.15
ГЛАВА LXXVIII. Первые часы плена 26.01.15
ГЛАВА LXXIX. Ультиматум 26.01.15
ГЛАВА LXXX. Фурия 26.01.15
ГЛАВА LXXXI. Громовой удар 26.01.15
ГЛАВА LXXXII. По следам 26.01.15
ГЛАВА LXXXIII. Рысь 26.01.15
ГЛАВА LXXXIV. Черные Змеи 26.01.15
ГЛАВА LXXXV. Ураган 26.01.15
ГЛАВА LXXXVI. Пропасть 26.01.15
ГЛАВА LXXXVII. Кипос 26.01.15
ГЛАВА LXXXVIII. Скала 26.01.15
ГЛАВА LXXXIX. Цезарь 26.01.15
ГЛАВА XL. Ароканская дипломатия

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть