ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ. Визит сестры Марты

Онлайн чтение книги У водонапорной башни Le premier choc. Au château d'eau
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ. Визит сестры Марты

— Грузовиков-то, грузовиков сколько, сестра Марта! Когда ни взглянешь в окно, все едут и едут. С утра до вечера едут. И ночью грохочут. Хоть бы на минуту остановились. Даже страшно делается. Три дня подряд…

— А катят как! На третьей скорости! — не удержался и добавил Леон, который с утра был в самом скверном расположении духа. — Сколько народу передавили!

Сестра Марта приехала из города на велосипеде. Действительно, на шоссе творилось что-то невообразимое. Навстречу ей шли к аэродрому тяжело груженные машины. Порожние грузовики, возвращаясь к поселку, куда спешила и Марта, угрожающе кренились на горбатом шоссе. Каждую минуту монахине приходилось въезжать на обочину шоссе и трястись по замерзшей грязи. Машины шли колоннами: пять-шесть грузовиков, и во главе каждой колонны юлил закрытый джип. И что за противная манера — сидят развалясь, выставили ноги наружу, распахнули куртки. Грузовиками управляли какие-то запыленные, усталые люди, которые сидели по двое в высокой кабине и, жуя резиновую жвачку, равнодушно глядели на дорогу. По большей части это были негры. Когда грузовики проезжали мимо сестры Марты, водители подталкивали друг друга локтем и хихикали, очевидно, отпуская какие-то шуточки по ее адресу. А шоферы тех грузовиков, что шли в направлении к вокзалу, нарочно, как ей казалось, старались оттеснить ее к обочине, потом глядели в заднее окошко — испугалась монахиня или нет. Какой-то белесый молодчик высунулся до пояса из кабинки и закричал:

— Хелло, фрейлен!

Конечно, немец. Они не очень-то щепетильны насчет границ. Всюду чувствуют себя как дома.

В другом случае Леон, конечно, не преминул бы посмеяться над этой историей: вот, действительно, ахнул: «фролен». Воображаю, какую мину скорчила достопочтенная сестра Марта. «Фролен!» Но раз тут замешаны американцы, Леону не до смеха. Слишком все это зловеще. Они несут с собой несчастье, смерть. На аэродроме и так уж негде повернуться от баков и ящиков, на всех четырех углах поставили караульные вышки и еще устроили сторожевой пост на водонапорной башне, точь-в-точь, как в свое время гитлеровцы. Бесконечные ряды баков с бензином установлены на настиле, который они в один день собрали из готовых частей. Но самое страшное видеть, как они спешат делать свое мерзкое дело. Вчера опасность казалась еще невелика, а сегодня это уже настоящее бедствие. Дело не только в горючем. Скоро там будет столько же ящиков, сколько и баков. Ящики складывают штабелями высотой с дом, и на ночь или когда начинает моросить дождик, их накрывают огромными зелеными полотнищами брезента с разводами, как будто для маскировки. Содержание ящиков, должно быть, боится сырости: наверно, там взрывчатые вещества, боеприпасы, оружие… Впрочем, никто не знает толком, что там такое. Леон очень беспокоится о детях — рано или поздно американцы их всех передавят своими грузовиками, особенно на повороте при въезде в лагерь. Немудрено при такой сумасшедшей езде. И так уж каждый день несчастные случаи. Янки ни на что не обращают внимания. Здесь они еще вынуждены придерживаться правой стороны из-за встречных порожних грузовиков, идущих к вокзалу. Понятно, раз военные машины пользуются шоссе в одном направлении, то при встрече с частными машинами они не станут стесняться: хотят — едут по середине шоссе, хотят — по левой стороне. Страшно слышать, как скрипят тормоза, — еще бы, с таким-то грузом! Не прошло и трех дней, а асфальт на правой стороне шоссе весь разбит. Им на это плевать. Не они, небось, платят. Вечерами американцы пользуются красными и белыми фарами. Чаще всего катят с красным светом. А ведь люди-то привыкли, что красный свет — это задние огни, особенно дети, которые возвращаются по шоссе из школы. Леон не сомневался, что в один прекрасный день эти машины с красными огнями задавят какого-нибудь школьника, и утром мы найдем маленький закоченевший трупик. Ох, эти красные фары! Даже и сообразить ничего не успеешь, а они уж надвинулись вплотную, лезут ка человека. Но и белый свет не лучше, потому что слепит тебе глаза.

Старик Леон забросил все дела и только наблюдает за этим потоком машин. Каждый день он ждет несчастья, особенно на шоссе. А их аэродром! Стоит только посмотреть на него, послушать, как ревут моторы, как беспрерывно проносятся грузовики, сбрасывают груз и, сделав круг по замерзшей траве между сторожевыми вышками, уносятся обратно, — достаточно посмотреть и послушать весь этот вой и лязг — и вы поверите, если вам скажут, что час тому назад они объявили войну России.

— Бог не допустит, сестра.

Вот заладила: бог да бог. Совсем его старушка из ума выживает. В двадцать лет она не очень-то жаловала господа бога! Воспользовавшись тем, что монахиня повернулась к нему спиной, Леон смешно надул щеки. Пусть старуха видит, что он сейчас прыснет, если она не замолчит.

— Бог! — повторил он. — Не бог, а мы не допустим. Мы ведь сложа руки не сидим. Как по-вашему, барышня?

Мели метнула на мужа уничтожающий взгляд. Но сестра Марта уже привыкла к Леону, привыкла и к другим старикам, к несчастным, обездоленным людям; она часто сталкивается с ними и здесь и в других поселках. Монахиня теперь их знает. Что бы они ни говорили подчас, они куда ближе ее сердцу, чем большинство уважаемых прихожан, собирающихся к воскресной обедне в соборе.

— Это же бог дает нам силы, — ответила монахиня. — А вода у вас есть?

— Сейчас как раз есть. У нас то густо, то пусто. Зимой — чистый потоп, а летом стоим в очереди к колонке. Ваш бог на нашу водокачку похож, оба одинаково действуют… К сожалению, вода нечистая, желтая какая-то. Я сейчас схожу за лоханью.

— Позвольте я подкину угля? — спросила сестра Марта.

— А ну-ка, отойдите, я сам справлюсь. Вы руки запачкаете. Уголь-то — мелочь, пыль одна.

Когда Леон втащил тяжелую лохань в барак, он выпрямился и лихо уперся рукой в бок, стараясь скрыть старческую одышку.

— А все-таки ваш бог, барышня, думает, что, нищие, мы ему легче в руки дадимся.

Монахиня ничего не ответила; она грела воду в тазу, который привезла с собой. Леон осмелел:

— Раньше, когда дела лучше шли, у нас, бывало, здесь в жизни рясы не увидишь. Никому вы не были нужны.

— Замолчи ты, — укоризненно сказала Мели. — Видите, сестра, какой он неблагодарный.

— Кто неблагодарный? — закричал Леон. — Я, что ли? Я ведь про барышню худого слова не сказал. Она на других не похожа. Она такая уж от природы, и бог здесь ни при чем. В рясе вы или не в рясе — все забываю, как ваша одежа называется, — вы другим услужаете от доброты сердца. Такие люди везде встречаются. И если бы вы к нам не пришли, нашлось бы кому старуху помыть. Мари или кто еще из соседок взялся бы. Вы, барышня, добрая вовсе не потому, что забили себе голову разными глупостями. Вот бы у меня была такая дочка! Вы, наверно, еще лучше были бы без вашего боженьки…

— Леон!

Всякий раз повторяется одно и то же. Отпугнет ее старик своей болтовней! К счастью, сестра Марта не сердилась, она даже улыбнулась Леону.

— Бог велит нам быть добрыми, — произнесла она.

— Скажите уж, что я злой, — проворчал Леон. — И Мари тоже во время дождя на меня ополчилась. Злой! Я не злее, чем вы. И объясните мне, барышня, почему это, когда другие монахини приходят, скажем, та длинная, сухопарая или сестра Луиза — вы ее знаете, кругленькая, как вы, только постарше… Почему они палец о палец не ударят, чтобы нам помочь, а только проповеди свои читают, сулят нам то ад, то рай? А вы вот трудитесь, помогаете людям и от самой грязной работы не отказываетесь. Хоть я, как Мели говорит, неблагодарный, а все вижу. Я вам сейчас скажу, барышня, про вашего бога…

— Вы меня огорчаете, — заметила сестра Марта.

— Глядите-ка, опять я ее огорчил! Каждый раз, когда вы видите, что я прав, вы мне обязательно про огорчение говорите, так ведь легче всего спорить. Ладно, ладно, молчу… Подождите-ка, я сам таз сниму, он горячий, а у меня руки грубые, выдержат. А все-таки ваши монашки и ваш бог — они знают, кому какую работу нужно назначить.

— Опять ты… — взмолилась Мели.

— Погоди, Мели… Вы вот, барышня, себя не жалеете, а другие монашки — они знают, зачем ходят; им бы только поживиться чем, облапошить дурачков, которые им верят. Глаза бы на них не глядели. Моя старуха не может обижаться, я ведь им никогда слова против не говорю, а мог бы сказать… молчу, молчу. Разве не верно, Мели? Посмотрели бы вы, как они сюда входят, чуть нос не затыкают, словно в отхожее место попали. И чего они так гордятся? Потому что у них шляпки с целый корабль, даже с парусами?

— Уже полдень, — заметила Мели. — Слава богу, сейчас ты уйдешь.

— Твой будильник спешит, — проворчал Леон. — Когда дождь, он отстает, а когда сухо, — на четверть часа убегает вперед, — Леон приблизился к постели. — Может быть, я успею помочь вам, вместе повернем Мели, а вы спину ей помоете, — обратился он к Марте. — У нее вся кожа воспалена. Ведь который год лежит старуха.

— Я привезла чистые простыни и рубашку. Мы сейчас все приведем в порядок. Приподымитесь хоть чуточку, сестра.

Когда монахиня называла Мели «сестрой», старик еле сдерживался.

— Да не вцепляйся ты так, — сказал он, чуть не добавив «сестра моя». Затем спросил серьезным тоном: — Тебе больно, когда мы тебя ворочаем?

— Должно быть, у меня тяжелая болезнь, как вы думаете, сестра?

Пока Марта мыла спину старухе, Леон снова пошел в атаку:

— Значит, это ваш бог нам американцев прислал? Должно быть, ему невмоготу видеть, что в России люди живут счастливо? Небось, ему хотелось бы, чтобы повсюду было, как у нас. Вот, к примеру, наш портовый священник, по началу очень был рьяный. Прямо скажешь, такой же докер, как и все мы, грешные, член профсоюза ВКТ. Многим это даже нравилось. Конечно, такой все же лучше, чем те долгополые, которые стараются только для богачей. Жил он здесь с нами, в поселке, и получал не больше нашего. А вот когда началась безработица, он и месяца не выдержал, глядим — нет его, и след простыл. Конечно, отчего не пожить с докерами, когда есть куда шмыгнуть в трудную минуту. Да и вообще, когда человек чувствует, что у попа есть задние мысли, дело не пойдет. Однажды он явился к Дюпюи: у того как раз мальчишке исполнилось двенадцать лет, и поп хотел его заманить на причастие. Пришел, видите ли, уговаривать. Что ж, он в своем праве. А в кармане-то тишком притащил бутылку коньяку, для папаши, для Дюпюи. Что ж, по-вашему, это честно? Дюпюи ему прямо-так и отрезал: когда я спорю, говорит, то спорю, а не соблазняю. Причащаться мой мальчишка все равно пойдет — мать у него, простите за выражение, с придурью, верит еще вашим россказням… Но коньячок ваш поберегите для другого, премного вам, говорит, благодарен, — и выставил попа за дверь. Вот как. А я, барышня, не такой гордый; если бы вы мне табачок приносили, милости просим, ходите сколько угодно.

— Как раз у меня есть пачка табаку, а я и забыла, — ответила монахиня, роясь в бездонных карманах своего черного одеяния.

— Да неужто! Куда же это моя трубка задевалась? — воскликнул Леон, и глаза его радостно заблестели. Но, не выдержав, он снова стал поддразнивать монахиню. — Хотя мне вроде как поздновато к причастию идти. В церкви мне нечего делать. Разве что когда ногами вперед туда понесут. Мели-то, конечно, согласится, а на меня не рассчитывайте, ни-ни. Но откуда вы, барышня, табак достаете? Неужели покупаете? Или ваш боженька отказался в мою пользу от своего пайка? Вы, значит, думаете, табачком меня к молитвам приохотить?

Монахиня не выдержала и засмеялась, пожав плечами. Даже Мели улыбнулась. Но в это время мощный гудок заревел в порту, прорезав сухой зимний воздух.

— Вот сейчас точно полдень, пора мне за ребятами отправляться.

— Подождите минутку, приподнимите Мели, пожалуйста. Я подстелю простыню, а потом мы уж без вас управимся, — сказала сестра Марта.

Закрывая за собой дверь, Леон добавил:

— Если я вас еще застану здесь, барышня, мы с вами доспорим.

Марта снова пожала плечами. Она привела в порядок постель, на что потребовалось всего несколько минут.

Все дальнейшее произошло быстро. Обе женщины вдруг услыхали крики, топот ног, и почти сразу же в комнату соседи внесли на руках Леона — окровавленное, бесчувственное тело Леона. Они не знали, куда его положить. Мели, окаменевшая от страха, с сухими глазами, сказала:

— Отодвиньте меня к стене, а его положите рядом, только осторожней, тихонько.

По чистой наволочке, которую принесла сестра Марта, из-под головы Леона расплывалось багровое пятно, при виде которого человека охватывает страх, дрожит и замирает его сердце.

Через минуту Леон открыл глаза.

— Леон!

Губы старика шевельнулись, но от слабости он не мог произнести ни слова.

Какая-то женщина, заметив его взгляд, выступила вперед:

— Мальчик жив, ничего с ним не случилось, только перепугался!

Леон снова закрыл глаза.

Слышал он или нет?

Он скончался. Мели сразу перестала бояться. Теперь можно наплакаться вволю.

— Леон бросился, чтобы спасти мальчика, — объяснял кто-то. — А грузовик ударил его крылом в голову и даже не остановился. Только следующую машину удалось задержать.

Какой-то школьник подобрал на шоссе сломанную глиняную трубку дедушки Леона, еще теплую. Весь табак из нее высыпался при ударе об асфальт, словно сам хозяин только что выколотил ее о подошву деревянного своего башмака. Да, ведь он как раз курил…

Когда соседи разошлись по домам и Мели осталась одна с сестрой Мартой, которая только побледнела и в продолжение всей сцены не проронила ни слова, старуха, заливаясь слезами, спросила:

— Может быть, его наказал бог за то, что он с вами так говорил, сестра?

— Вы с ума сошли, сестра, — ответила Марта. — Вы с ума сошли!

«Если я вас еще застану здесь, барышня, мы с вами доспорим», — сказал Леон перед уходом.


Читать далее

ПРЕДИСЛОВИЕ 09.04.13
Андрэ Стиль. ПЕРВЫЙ УДАР. Книга первая. У водонапорной башни
ГЛАВА ПЕРВАЯ. Дождь 09.04.13
ГЛАВА ВТОРАЯ. Дежурства дедушки Леона 09.04.13
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. В недрах Атлантического вала 09.04.13
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. Чудесные белокурые волосы 09.04.13
ГЛАВА ПЯТАЯ. На ячмене 09.04.13
ГЛАВА ШЕСТАЯ. Страшная ночь 09.04.13
ГЛАВА СЕДЬМАЯ. Дюпюи клянется… 09.04.13
ГЛАВА ВОСЬМАЯ. Резолюция Политбюро 09.04.13
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. Фасад с белыми изразцами 09.04.13
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. О чем мечтают люди ночью 09.04.13
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. Особняк «господина Эрнеста» 09.04.13
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. Старик Ноэль и маленький беглец 09.04.13
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. Два товарища 09.04.13
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. «Американцы — в Америку!» 09.04.13
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. Позор мадам Дюкен 09.04.13
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ. Визит сестры Марты 09.04.13
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. Начало одной жизни 09.04.13
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ. Гитара 09.04.13
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ. Визит сестры Марты

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть