Онлайн чтение книги Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих Le Vite de’piu eccelenti Pittori, Scultori e Architetti
ЖИЗНЕОПИСАНИЕ АНДРЕА ДИ ЧОНЕ ОРКАНЬИ ФЛОРЕНТИЙСКОГО ЖИВОПИСЦА, СКУЛЬПТОРА И АРХИТЕКТОРА

В редких случаях талант, превосходный в одном деле, не может с легкостью научиться и чему-либо другому и главным образом тому, что с его первым делом сходно и как бы проистекает из одного и того же источника; так было и с флорентинцем Орканьей, который, как будет сказано ниже, был живописцем, скульптором, архитектором и поэтом.

Родился он во Флоренции и с детства еще начал заниматься скульптурой под руководством Андреа Пизано, продолжая работать несколько лет; но затем, желая обогатить себя обилием замыслов, чтобы красиво компоновать истории, он отдался изучению рисунка с таким рвением, чтобы, опираясь на помощь собственной натуры, овладеть им всесторонне. А так как одна вещь влечет за собой другую, он, испытав себя в живописи красками, темперой и фреской, настолько в этом преуспел при помощи своего брата Бернардо Орканьи, что Бернардо этот принял его работать вместе с собой над житием Богоматери в Санта Мариа Новелла, в большой капелле, принадлежавшей тогда семейству Риччи. Работа эта, будучи законченной, почиталась весьма прекрасной, однако по нерадивости тех, кто позднее должен был о ней заботиться, не прошло и многих лет, как из-за порчи крыш она была повреждена водой и потому и приведена в ее нынешнее состояние, как об этом будет сказано в своем месте; пока же достаточно сказать, что Доменико Грилландайо, переписавший ее, сильно воспользовался замыслами Орканьи. Последний же выполнил в той же церкви также фреской и вместе с братом своим Бернардом капеллу Строцци, неподалеку от дверей сакристии и колоколов. В капелле этой, куда можно подняться по каменной лестнице, он написал на одной стене Райскую славу со всеми святыми в разнообразных одеяниях и прическах тех времен. На другой стене он изобразил ад со рвами, кругами и другими вещами, описанными Данте, в творениях которого Андреа был весьма сведущим. В церкви сервитов, в том же городе, он расписал, также совместно с Бернардо, фреской капеллу семейства Креши, а в Сан Пьер Маджоре написал на очень большой доске Венчание Богоматери, а также одну доску и в Сан Ромео, возле боковых дверей. Равным образом он и Бернардо, брат его, совместно расписали фреской наружную стену в Сант Аполлинаре с такой тщательностью, что краски удивительнейшим образом сохранились в этом открытом месте яркими и красивыми.

Побуждаемые славой этих работ Орканьи, очень восхвалявшихся, тогдашние правители Пизы пригласили его расписать на Кампо Санто этого города кусок стены, как это раньше делали Джотто и Буффальмакко. Приступив к этому, Андреа написал Страшный суд с разными фантазиями по своему усмотрению на стене, обращенной к собору, возле Страстей Христовых, выполненных Буффальмакко. Там, в углу, выполняя первую историю, он изобразил в ней мирских властителей всех степеней, поглощенных удовольствиями этого света; он рассадил их на цветущем лугу и в тени многочисленных апельсинных деревьев, образующих приятнейшую рощу, а над ветвями несколько амуров порхают вокруг них и около многочисленных молодых женщин, написанных, как видно, с натуры и с благородных женщин и синьор тех времен, узнать коих по отдаленности времени нельзя. Они собираются пронзить стрелами их сердца; рядом же молодые люди и синьоры слушают музыку и смотрят на любовные танцы юношей и девушек, нежно наслаждающихся своей любовью. Среди этих синьоров Орканья изобразил Каструччо, луккского синьора, юношу прекраснейшей наружности, с головой, завернутой в голубой капюшон, и с соколом на кулаке, а возле него других неизвестных синьоров того времени. В общем в этой первой части он изобразил с большой тщательностью и изящнейшим образом, насколько это позволяло место и соответственно с требованиями искусства, все мирские утехи. С другой стороны, в той же истории он изобразил на высокой горе жизнь тех, кто, влекомые раскаянием в грехах и желанием спастись, бежали от мира на эту гору, переполненную святыми отшельниками, служащими Господу, занимаясь разными делами с живейшими чувствами. Иные читают и молятся, всецело предаваясь созерцательной жизни, другие же работают, чтобы добыть средства к существованию, разнообразно проявляя себя в жизни деятельной. Там мы видим в числе других отшельника, который доит козу, и более подвижную и живую фигуру изобразить невозможно. Затем, ниже, св. Макарий показывает трем королям, которые едут со своими дамами и свитой на охоту, человеческую ничтожность в образе трех мертвых, но не совсем еще сгнивших королей, лежащих в гробницах; их внимательно разглядывают живые короли с разнообразными прекрасными движениями, полными изумления, и, кажется, будто они, жалея самих себя, размышляют о том, что им суждено скоро уподобиться тем. В одном из этих трех королей, едущих на конях, Андреа изобразил Угуччоне делла Фаджуола, аретинца, в фигуре, которая отворачивается, зажимая нос, дабы не слышать зловония мертвых и гниющих королей. В середине этой истории находится Смерть, летящая по воздуху в черном одеянии и указующая на то, что косой своей пресекла жизнь многим, жившим на земле в любом состоянии и положении: бедным, богатым, калекам, здоровым, молодым, старым, мужчинам, женщинам, в общем же бесчисленному множеству всех возрастов и обоего пола. А так как Орканья знал, что пизанцам понравилась выдумка Буффальмакко, который заставил говорить фигуры Бруно в Сан Паоло ди Рипа д'Арно, изобразив выходящие изо рта буквы, он всю свою эту работу заполнил подобными же надписями, большая часть коих повреждена временем и стала непонятной. Так, нескольких больных стариков он заставляет говорить:

Мы радостей земных навек лишились!

О смерть, ты всех недугов облегченье;

Последнее пошли нам утешенье.

Далее следуют непонятные слова и стихи, сочиненные в том же старинном духе, как и приведенные выше, самим Орканьей, который занимался поэзией и писал кое-какие сонеты. Вокруг этих мертвых тел изображены дьяволы, извлекающие у них из уст их души и относящие их к неким колодцам, полным пламени и вырытым на вершине высочайшей горы. Насупротив находятся ангелы, которые подобным же образом вынимают души из уст добрых покойников и летят с ними в рай. На этой истории есть несомая двумя ангелами большая надпись со следующими словами:

Не защитят здесь никакие латы -

Ученый, храбрый, знатный и богатый,

Никто ударов смерти не снесет.

Еще несколько слов читаются плохо. Внизу затем в обрамлении этой истории расположены девять ангелов, несущих соответственные надписи с изречениями на народном и латинском языках; они помещены снизу, ибо наверху портили бы историю, а не поместить их на своем произведении автору казалось недопустимым, ибо он считал их весьма удачными, и они, вероятно, соответствовали вкусам времени. Мы большую их часть пропускаем, дабы не наскучить подобными неуместными и малоприятными вещами, не говоря о том, что большинство этих изречений стерты, а все же остальные более чем несовершенны. Работая после этих вещей над Страшным судом, Орканья поместил Иисуса Христа наверху под облаками, среди двенадцати его апостолов, где Он судит живых и мертвых; своим прекрасным искусством он с большой живостью показал, с одной стороны, скорбные переживания осужденных, плачущих и влекомых яростными демонами в ад, с другой же – радость и ликование праведных, коих сонм ангелов, ведомых архангелом Михаилом, торжественно сопровождает, как избранников, одесную к блаженным. И поистине жаль, что из-за отсутствия описаний в таком множестве мужей, облеченных в тоги, кавалеров и других синьоров, там изображенных и написанных, очевидно, с натуры, лишь очень немногие известны нам по имени или кем они были; правда, говорят, что папа, которого мы там видим, Иннокентий IV, друг Манфреда.

После этой работы и нескольких мраморных скульптур, выполненных с большой для него славой для Мадонны, что на береговом устое Понте Веккио, Андреа оставил брата своего Бернардо работать на Кампо Санто самостоятельно над адом согласно описанию Данте испорченным впоследствии в 1530 году и подновленным живописцем наших дней Соллацино, сам же возвратился во Флоренцию, где посередине церкви Санта Кроче на огромнейшей стене по правую руку написал фреской то же, что писал на пизанском Кампо Санто, в подобных же трех картинах, за исключением, однако, той истории, где святой Макарий показывает трем королям человеческую ничтожность, и той, где жизнь отшельников, служащих богу на горе. Выполняя же все остальное, он работал здесь с лучшим рисунком и большей тщательностью, чем ранее в Пизе, придерживаясь тем не менее почти тех же приемов в замысле, манере, надписях и во всем остальном и ничего не меняя, кроме портретов, сделанных с натуры, ибо в этой своей работе он частично изобразил любезнейших своих друзей, коих поместил в раю, частично же недругов, посаженных им в ад. Среди праведников мы видим изображенного им с натуры в профиль с тиарой на голове папу Климента VI, который в его времена сократил промежуток между юбилейными годами со ста до пятидесяти лет, был другом флорентинцев и имел его картины, которые очень любил. Среди тех же и мастер Дино дель Гарбо, превосходнейший медик того времени, одетый так, как тогда одевались ученые, и с красным беретом, подбитым беличьим мехом, на голове, ведомый за руку ангелом; многие же другие портреты опознать теперь невозможно. Среди грешников он изобразил Гварди, судебного исполнителя флорентийской Коммуны, влекомого дьяволом при помощи крюка; узнать его можно по трем красным лилиям на белом берете, какой носили судебные исполнители и тому подобные должностные лица, и это за то, что тот однажды описал его имущество. Он написал там также нотариуса и судью, выступавших против него в этом деле. Возле Гварди находится Чекко д'Асколи, знаменитый маг того времени, а немного выше, а именно в середине, – лицемерный монах, вылезший из могилы, хочет тайком пробраться к праведникам, но в это время его застигает ангел и выталкивает к грешникам.

Кроме Бернардо у Андреа был брат по имени Якопо, который занимался, но с малой для себя пользой, скульптурой, иногда изготовляя для Андреа эскизы рельефов и терракот, и вот пришло и ему желание сделать что-нибудь из мрамора, дабы убедиться, помнит ли он основы этого искусства, которым, как говорилось, он занимался в Пизе; и, приступив, таким образом, с большим рвением к опытам, он сделал такие успехи, что позднее это использовал с честью для себя, как об этом будет сказано.

После этого он все свои силы отдал изучению архитектуры, надеясь это когда-нибудь использовать. И надежда эта его не обманула, ибо в 1355 году флорентийская Коммуна скупила вокруг своего дворца несколько домов у горожан, дабы увеличить и расширить площадь, а также отвести на ней место, где горожане могли бы собираться в дождь и зимой и делать под навесом дела, совершавшиеся около трибун на площади, когда этому не препятствовала дурная погода. Для этой цели было заказано много

проектов великолепной и огромнейшей лоджии у дворца, а вместе с ней и двора, где чеканят деньги. Среди этих проектов, выполненных лучшими мастерами города, единогласно одобрен и принят был проект Орканьи, как самый большой, величественный и красивый из всех, и по постановлению Синьории и Коммуны под его руководством на площади началась постройка большой лоджии на фундаментах, заложенных во времена герцога Афинского, а строилась она с большой тщательностью из хорошо слаженных тесаных камней. И для того времени было новостью то, что арки сводов были выведены уже не стрельчатые, как было до тех пор принято, а полукруглые, новым и похвальным способом, придававшим много красоты и изящества такому сооружению, которое в короткое время было завершено под руководством Андреа. А если бы додумались до того, чтобы поместить ее рядом с Сан Ромоло, повернув ее задней стороной к северу, чего, возможно, не сделали ради ее удобной близости к входу во дворец, она, будучи сооружением прекраснейшей работы, стала бы и полезнейшим для всего города, в то время как теперь при большом ветре зимой находиться в ней невозможно. В этой лоджии между арками переднего фасада Орканья поместил в раме из собственноручно выполненных украшений семь мраморных фигур, изображающих полурельефом семь богословских и главных добродетелей, столь прекрасно дополняющих все произведение, что он был признан не менее хорошим скульптором, чем архитектором и живописцем. Вообще же он был во всем своем обхождении человеком шутливым, воспитанным и любезным, не находя себе в этом равных. А так как для изучения одной из своих трех профессий он никогда не оставлял остальных, то во время строительства лоджии он написал темперой доску со многими большими фигурами, а также пределлу с малыми фигурами для капеллы Строцци, где он раньше со своим братом Бернардо уже написал несколько фресок. На доске этой, полагая, что она лучше может свидетельствовать о его профессии, чем работы, выполненные фреской, он подписал свое имя со следующими словами: Anno Domini MCCCLVII Andreas Cionis de Florentia me pinxit (В 1357 году Андреа ди Чоне из Флоренции написал меня).

Завершив эту работу, он выполнил несколько живописных работ также на досках, отосланных к папе в Авиньон, где они и теперь находятся в кафедральном соборе города. Вскоре после этого члены товарищества Орсанмикеле, собрав много денег, милостыни и имущества, пожертвованного их Богоматери во время мора 1348 года, постановили соорудить для нее параднейшую и богатую оправу в виде капеллы или же табернакля не только из всякого рода разного мрамора и других ценных камней, но и с мозаикой и бронзовыми украшениями, какие только можно было пожелать, так, чтобы он работой и материалом превосходил все столь же великолепные работы этого рода, созданные до тех пор. После чего весь заказ был передан Орканье, как превосходнейшему мастеру того времени, и он выполнил несколько рисунков, один из которых был в конце концов одобрен правителями, как лучший из всех. И, поручив ему работу, вполне положились на его суждение и советы. Он же, передав мастерам-резчикам, прибывшим из разных стран, все остальное, сам с братом принялся за выполнение всех фигур этого произведения; когда же все было закончено, они эти фигуры вставили в кладку и скрепили весьма обдуманно без всякой известки одними медными скобами на свинце, дабы не запятнать блестящий полированный мрамор, и это получилось у него столь удачно на пользу и славу работавших после него, что когда рассматриваешь эту работу, то благодаря этим связям и скрепам, изобретенным Орканьей, кажется, что вся капелла высечена из одного куска мрамора. И хотя она выполнена в немецкой манере, все же она отличается в этом роде таким изяществом и соразмерностью, что занимает первое место среди работ того времени, главным образом за отличнейшее сочетание больших и малых барельефных фигур ангелов и пророков, окружающих Мадонну. Чудесно также и литье тщательно отполированных бронзовых поясов, окружающих всю работу, смыкающих и скрепляющих ее таким образом, что она становится крепкой и прочной не в меньшей мере, чем прекраснейшей во всех своих частях. Но насколько он стремился к тому, чтобы в тот грубый век показать тонкость своего таланта, видно по большой полурельефной истории в задней части названного табернакля, где фигурами, в полтора локтя каждая, он выполнил двенадцать апостолов, взирающих на Мадонну, возносящуюся на небеса в мандорле в окружении ангелов. В одном из этих апостолов он изваял самого себя из мрамора, старым, каким он тогда был, с бритой бородой, с головой, завернутой в капюшон, с плоским и круглым лицом, как видно выше, где он срисован с этого портрета. Кроме того внизу на мраморе он написал следующие слова: Andreas Cionis Pictor Florentinus Oratorii Archimaqister Extitit Huius MCCCLIX (Андреа ди Чоне, флорентинец, табернакля главный мастер, закончил его в 1359 году).

Оказывается, что сооружение этой лоджии и мраморного табернакля вместе со всей работой обошлось в 96 тысяч золотых флоринов, которые были истрачены совсем неплохо. И так как он и архитектурой, и скульптурой, и другими украшениями так хорош, что не уступит ни одному из современных ему произведений, то благодаря находящимся на нем творениям Орканьи всегда было и будет живым и великим имя Андреа, который на живописных своих работах обычно подписывался: Сделал Андреа ди Чоне, скульптор, а на скульптурных: Сделал Андреа ди Чоне, живописец, желая, чтобы о живописи знали по скульптуре, а о скульптуре – по живописи. По всей Флоренции много расписанных им досок, кои частично опознаются по имени, как доска в Сан Ромео, и частично по манере, как доска в капитуле монастыря дельи Анджели. Некоторые же, оставшиеся незаконченными, завершены пережившим его на много лет Бернардо, его братом. А поскольку, как уже говорилось, Андреа развлекался писанием стихов и вообще занимался поэзией, то и написал он, будучи уже старым, несколько сонетов, обращенных к Буркиелло, который был тогда юношей. Наконец, шестидесяти лет завершил он путь своей жизни в 1389 году и с почестями был перенесен к месту погребения из дома своего, находившегося на улице, именовавшейся ранее Виа деи Кораццаи.

В одно время с Орканьей было много выдающихся скульпторов и архитекторов, имена коих неизвестны, произведения же сохранились и заслуживают восхваления и одобрения великих. Ими сооружен не только монастырь флорентийской Чертозы, построенной на средства благородного семейства Аччайуоли и главным образом мессера Никкола, великого сенешаля короля неаполитанского, но и его же гробница, где портрет изваян из камня, а также гробница его отца и одной из сестер, где на надгробном камне весьма хорошо изображены с натуры в 1366 году и тот и другая. Там же мы видим выполненную теми же гробницу мессера Лоренцо, сына названного Никкола, который скончался в Неаполе и был перевезен во Флоренцию, где ему с большими почестями были устроены пышные похороны. Равным образом и на гробнице кардинала Санта Кроче из того же семейства в хоре, заново тогда перестроенном перед главным алтарем, находится его изображение, весьма хорошо изваянное из куска мрамора в 1390 году.

Учениками Андреа в живописи были Бернардо Нелло ди Джованни Фалькони, пизанец, расписавший много досок в Пизанском соборе, и Томмазо ди Марко, флорентинец, исполнивший помимо многих других вещей в 1392 году доску, которая на перегородке церкви Сант Антонио в Пизе.

После смерти Андреа его брат Якопо, занимавшийся, как было сказано, скульптурой и архитектурой, в 1328 году заложил и выстроил башню и ворота Сан Пьеро Гаттолини, и говорят, что его рукой выполнены четыре каменных позолоченных льва, поставленных по четырем углам главного флорентийского дворца. Работа эта сильно порицалась за то, что львы были поставлены по своим местам неудачно, образуя более тяжелую, чем надлежало, нагрузку, и многие предпочитали, чтобы названные львы были сделаны из листовой меди полыми и позолочены на огне, так как, будучи поставлены на то же место, они оказались бы гораздо менее тяжелыми и более прочными. Говорят также, что его же рукой выполнена круглая позолоченная скульптура коня, что в Санта Мариа дель Фьоре, над дверью, ведущей в братство св. Зиновия; она, как полагают, находится там в память Пьетро Фарнезе, флорентийского капитана; однако, не зная об этом другого, настаивать на этом не буду. В те же времена Мариотто, племянник Андреа, выполнил во Флоренции фреской Рай в Сан Микеле Бисдомини на Виа де'Серви и доску с Благовещением, что над алтарем, а для моны Чечилии да Босколи – другую доску со многими фигурами, находящуюся в той же церкви неподалеку от дверей.

Но из всех учеников Орканьи не было никого превосходнее, чем Франческо Траини, выполнившего для одного из синьоров из семейства Коша, погребенного в Пизе, в капелле Св. Доминика церкви Санта Катерина, на доске стоящего св. Доминика, высотой в два с половиной локтя на золотом поле с шестью окружающими его историями из его жития, очень живыми, яркими и отличными по колориту. И в той же церкви он расписал в капелле Св. Фомы Аквинского доску темперой с прихотливыми выдумками, весьма одобренными; в середине сидит названный св. Фома, написанный с натуры; я говорю «с натуры», ибо местные братья привезли его образ из аббатства в Фоссануова, где он скончался в 1323 году. Внизу вокруг св. Фомы, сидящего в воздухе с несколькими книгами в руках, просвещающими своими лучами и сиянием христианский народ, стоит на коленях множество всяких ученых и духовных лиц, епископов, кардиналов и пап, среди которых изображен и папа Урбан VI. В ногах у св. Фомы стоят Савеллий, Арий и Аверроэс и другие еретики и философы со своими книгами, разорванными на клочки. Названная же фигура св. Фомы помещена между Платоном, показывающим ему Тимея, и Аристотелем, показывающим Этику. Наверху – Иисус Христос, равным образом в воздухе, среди четырех евангелистов, благословляет св. Фому и как бы ниспосылает ему Святого Духа, исполняя его им и своей благодатью. Когда работа эта была закончена, она принесла и честь, и славу величайшую Франческо Траини, намного превзошедшему в ней учителя своего Андреа колоритом, цельностью и замыслом.

В своих рисунках названный Андреа был весьма тщателен, как это можно видеть в нашей Книге.