Онлайн чтение книги Ледяной ад L'Enfer de Glàce, roman d'aventures au Klondike
* ЧАСТЬ 3. «МАТЬ ЗОЛОТА» *

ГЛАВА I

Восход и заход солнца.– Пятиминутный день.– При 45° ниже нуля.– Ружейный выстрел.– Возвращение Жана.– Караван.– В пути.– В стране холода.– Жестокое разочарование.

– Ну, что? Сколько градусов?

– Всего только 45 ниже нуля!

– Только!? Вот это мило!

– Но что ни говори, а ты, мой милый Поль, как я вижу, не так уж болен и не такой мерзляк, как ты сам старался себя уверить. Скажи на милость, для чего ты вылез из своего мехового мешка, служащего тебе постелью?

– Все приедается, мой милый, даже сон, а я ведь проспал почти целые сутки и теперь захотел взглянуть на восход солнца. Только и лениво же оно здесь! Ну, поторопись, сонное светило, мы ждем тебя!

В ответ на это раздался звонкий, молодой смех.

Стоявшие посреди круга, образованного рядом нагруженных саней, на гладкой снежной полянке, Поль Редон и Леон Фортен оглянулись.

В десяти шагах от них стояла заиндевевшая юрта, откуда вышли два человека, пол и возраст которых трудно было определить. Очерченные красноватым светом багрового сияния, эти две фигуры приближались к молодым людям.

– Здравствуйте, мадемуазель Марта, не правда ли, я угадал, что это вы?

– Ну да, на этот раз угадали! – отвечала Марта Грандье.

Поль Редон и Жанна Дюшато также обменялись рукопожатиями.

– Не правда ли, мы сейчас похожи на медведей, поднявшихся на задние лапы? – засмеялась Марта.

– Редон и я, пожалуй… но вы…

– Да мы до смешного похожи на вас в этом полярном наряде, с поднятыми меховыми воротниками, доходящими до глаз, в этих шапках, надвинутых по самые брови, и в этих меховых шароварах, заменяющих юбку, – обличительный признак вашего женского достоинства; в этих синих очках, скрывающих глаза, нас, право, трудно отличить друг от друга!

– Не желаете ли вы прогуляться немного? – предложил журналист.

– Охотно! – согласилась уроженка Канады.– Но надо надеть наши лыжи. Не бойтесь, я не буду смеяться, если вам случится разок-другой растянуться на снегу с непривычки. Уменье пользоваться лыжами здесь необходимо, и я. уверена, что с моей помощью вы научитесь этому очень скоро!

И обе молодые пары, надев лыжи, обошли круг, огражденный санями и охраняемый надежною стражей из упряжных собак, тоже проснувшихся и лениво потягивавшихся на снегу, зарывшись в который они провели всю ночь на дворе.

Такие встречи и прогулки происходят ежедневно во время восхода солнца, когда звезды постепенно бледнеют и затем исчезают, а утренние сумерки становятся все лучезарнее, и вдали выплывает из тумана безбрежная снежная равнина, окутанная идеально чистой и прозрачной атмосферой. В воздухе так тихо, что не ощущается ни малейшего дуновения ветерка. Только благодаря этому обстоятельству и можно выносить такие страшные морозы, какие бывают здесь. Но вот на краю бесконечного горизонта появляется, наконец, краешек багрово-красного круга, который затем медленно выплывает из-за снеговой линии горизонта, превращаясь в громадный малиновый диск, окрашивающий своими лучами девственно белый снег в нежно-розовый тон. Соприкасаясь нижним своим краем с линией горизонта, этот диск минуты две-три остается неподвижным, а затем постепенно начинает убывать, уходить за горизонт и наконец совершенно исчезает.

Это внезапное исчезновение дневного светила невольно производит удручающее впечатление как на людей, так и на животных, и хотя после того несколько часов длятся сумерки, но все-таки день, в астрономическом смысле этого слова, уже прошел, и до следующего восхода остается ждать ни больше ни меньше как 24 часа и пятьдесят минут.

За это время наши друзья готовили обед; сняв кое-что из верхней одежды, грелись у печки, затем опять выходили на двор кормить собак, а в промежутках между делом ежились от холода в юрте и на дворе, у печки и в постели, словом, повсюду и везде.

– Бррр! Однако не сладко зарабатывать свой насущный хлеб в этом Ледяном аду!

– Не греши, мы получили 120 тысяч долларов за наш участок. Разве это худо? Право, нам не так уж плохо живется здесь!

– О, ты неисправимый оптимист! По-твоему, все прекрасно!

– Да, это потому, что я счастлив! – сказал Леон Фортен, кинув многозначительный взгляд на Марту, опиравшуюся на его руку.

– Да, конечно! Ты счастлив… но при всем том, страшный холод, и наше счастье – дамка за нулевой отметкой. Вперед, мадемуазель Жанна, не то я чувствую, что сейчас превращусь в ледяной столб.

– Во всяком случае ваш язык еще не замерз, мосье Поль, это не подлежит сомнению! – отвечала девушка, и все трое весело рассмеялись.

– Вы называете эту страну льдов и морозов Ледяным адом, господа? Но, право, грешники в этом аду – люди веселые, хотя иные и ропщут на свою судьбу!

– Как долго нет Жана! – проговорила вдруг Марта, слегка озабоченная его продолжительным отсутствием.

– Не беспокойся о нем,– сказала Жанна,– ведь он уже не ребенок: ему шестнадцать лет, а в этом возрасте наши молодые канадцы предпринимают в одиночку такие переходы, которые продолжаются иногда целые недели. Он, вероятно, скоро вернется!

В этот момент, как бы в подтверждение ее слов, в тощих кустарниках, росших на гряде небольших холмов, тянувшихся к западу, раздался выстрел.

– Вот видите! – воскликнула Жанна.– Это его винчестер… а вон и дымок от его выстрела!

– Я решительно ничего не вижу! – произнес журналист.– И абсолютно не понимаю, как вы можете отличить выстрел из его ружья от выстрела такого же винчестера вашего батюшки или Лестанга!

– Выстрел – это голос ружья, и каждое ружье имеет свой характерный, особый звук, который для нас, истинных охотников, различим так же, как и голоса людей! – наставительно проговорила канадка.– Что же касается отца или Лестанга, то они не могут вернуться раньше, чем через два дня, с тем индейцем, который покажет нам дорогу к Золотой горе.

– У вас решительно на все имеются ответы, и мне волей-неволей приходится замолчать! – отвечал молодой человек.

Между тем Жан на своих легких лыжах с удивительною быстротой приближался к ним. Чувствуя себя превосходно в своем эскимосском наряде, бодрый и румяный, юный лицеист казался сильным, здоровым мужчиной в полном смысле этого слова.

– Ну, что? Как нынче охота? – спросил Леон.

– Очень удачна,– весело отозвался юноша,– я уложил двух зайцев, белых, как горностаи, и, кроме того, прелестное животное, которое по некоторым соображениям принял за вапити (канадский олень – прим. авт.) , ростом с жеребенка, с роскошными рогами. Я захватил с собой всего один окорочек, но и тот весит не менее 20 фунтов!

– Ну да, конечно, это вапити,– подтвердила молодая канадка,– с таким трофеем можно вас поздравить: им гордятся даже самые ловкие и смелые охотники моей страны.

– Нет, право, удивительный молодчина наш юный Немврод note 7Немврод – легендарный царь Халдеи, страстный охотник. Его имя стало нарицательным для обозначения охотников. : по двадцати часов кряду проводит в снегах, без всяких проводников, кроме небесных звезд да своего компаса, спит под открытым небом на морозе, когда и белые медведи замерзают,– и все это ему нипочем!

– Нет, мосье Поль, прошу извинить – на этот раз, я спал не под открытым небом, а в чудном гроте или, вернее, пещере с песчаной почвой, где температура даже без костра и печей весьма сносная, чтобы не сказать более. Туда я стащил, как мог, разрубленного на части топором вапити и, завалив вход в пещеру снегом, явился сюда, чтобы захватить салазки или санки и затем отправиться туда обратно за остальным мясом, которое, судя по всему, должно быть превосходнейшего вкуса!

– О, ваше открытие, Жан, неоцененно для нас! Мы превратим вашу пещеру в склад для провианта, и если она достаточно велика, то можем даже поселиться в ней на время, пока будем разыскивать «Мать золота».

– По всей вероятности, она должна быть очень велика, так как над нею возвышается целый холм!

– А далеко это отсюда?

– Да часов семь ходьбы для привычного человека, а для нашего каравана с собаками и санями не менее полусуток!

– Ну, все равно, как только Жан обогреется и отдохнет, надо будет пуститься в путь. Если мы поселимся в этой пещере, нам будет несравненно лучше, чем под открытым небом!

– Я готов хоть сейчас! – сказал Жан.

– Нет, нет, – необходимо плотно поесть перед дорогой и собраться!

После хорошей, основательной закуски стали снимать палатку и вырывать железные скобы, служившие для ее установки; все это сложили, а также и всю домашнюю утварь и пожитки. Затем маленький караван, состоявший из пяти саней, запряженных двадцатью эскимосскими cобaкaми, бодро тронулся в путь.

Почва почти повсюду была совершенно ровная, а плотный снег был настолько тверд, что полозья саней почти вовсе не уходили в него, и сани легко скользили по поверхности, что значительно облегчало путь. Собаки, дружно налегая на хомуты, резво везли свои далеко не легкие саночки, люди же, все на лыжах, идя за санями, частично управляли, а иногда и подсобляли им, подталкивая сани сзади. Жанна направляла передние сани, и собаки, повинуясь ее голосу, весело бежали по направлению к востоку. Луна светила, что называется, во всю, и на снежной равнине было светло, как днем. Время от времени Жанна останавливала свои передовые сани, при этом мигом останавливались и остальные. Кто-нибудь из мужчин брал привязанную сверху к саням лопату, взрыхляя ею снег так, чтобы из него образовалась небольшая, но высокая кучка – и поезд трогался дальше. Эти возвышения, или кучки должны были служить путеводными знаками для отсутствующих, когда они вернутся к месту прежней стоянки.

Конечно, и от саней остается след на снегу, но всегда мог выпасть новый снег и замести его. Вот почему молодая девушка подсказала своим товарищам этот столь простой и столь же верный способ помочь отсутствующим узнать направление, по которому следовал маленький караван к новой стоянке.

Долгое время путь был ровный и гладкий, томительно-однообразный, но удобный; вдруг местность совершенно изменилась: со всех сторон теснились темные глыбы камней, казавшихся черными при ярком свете месяца. Руководствуясь указаниями Жана, маленький поезд спустился в небольшую ложбинку, окруженную со всех сторон беспорядочно разбросанными скалами и замыкаемую высоким холмом, почти горою, у подножья которой, точно туннель, чернел вход в пещеру.

– Вот она! – воскликнул Жан.

Еще минута – и все принялись дружно отрывать вход, который молодой охотник из предусмотрительности завалил снегом. Туша вапити была здесь, только успела уже совершенно окостенеть от мороза. Собак поспешно выпрягли, предоставив их самим себе, а сани выстроили полукругом перед входом; только затем наши друзья стали осматривать свое новое жилище.

Все они сильно утомились, и каждый думал прежде всего о постели. Все спешили достать из саней предметы первой необходимости и устроиться на ночлег, а Жан, вооружившись маленькой лампочкой, проник в глубь пещеры. Суженная у входа до полутора аршин note 8Аршин– русская мера длины, равная 0,71 м. , и менее сажени высотой, пещера эта представляла собою вначале подобие коридора, затем вдруг расширялась настолько, что напоминала большую круглую залу, стен которой не было видно в первый момент.

Здесь было настолько тепло, что стали не нужны меховые одежды. Все восторгались открытием Жана, сознавая, что впоследствии, когда входное отверстие будет завешено какой-нибудь шкурой, ничего лучшего и желать не надо. Поставили печку, зажгли лампу и стали готовить чай. А в это время Леон стал сверяться со своей «буссолью для золота». Чувствительность леония к золоту и удивительная точность прибора, изобретенного молодым ученым, была такова, что ни разу с того момента, как наши путешественники вступили на золотоносную почву, игла этой буссоли ни минуты не оставалась абсолютно неподвижной. Так как золото здесь встречается почти повсюду, то игла эта постоянно отклонялась то в ту, то в другую сторону, то вниз, то вверх, указывая на присутствие драгоценного металла. Но на этот раз Леон впервые заметил, что стрелка стала совершенно неподвижно. Напрасно он наклонял и встряхивал свою буссоль, напрасно постукивал по ней ногтем – ничто не помогало. Он встревожился, уж не испортился ли этот удивительный инструмент, и, достав из маленького кожаного мешочка самородок золота величиной с орех, поднес его к своей буссоли. В таких случаях игла обычно делала быстрый поворот и следовала по направлению к самородку, но теперь она осталась неподвижна. Холодный пот выступил на лбу у молодого человека: очевидно, его леоний утратил свою удивительную способность, так как золото уже не действовало на него… Что же теперь делать?

ГЛАВА II

Фанатики золота.– Тайна индейца атна.– Отправление.– В пути.– Ожидание.– Надо воздействовать.– Первая победа.– Подвиги школьника.– Пир.– Кошмар.– Смертельная опасность.

Все золотоискатели Клондайка одержимы мечтою найти «Мать золота», ту сказочную залежь драгоценного металла, которая, по рассказам, должна содержать золота больше, чем на целый миллиард. На эту тему существует древняя легенда, известная индейцам с незапамятных времен и распространяемая теперь с особым усердием золотоискателями. Многие уже стали жертвой своего легковерия, но легенда эта по-прежнему находит все новых приверженцев и фанатиков, которые добровольно переносили самые страшные мучения и погибали, не отказавшись от своей золотой мечты.

Это – те же алхимики средних веков, ищущие философский камень: им мало богатейших россыпей золотоносного песка, мало даже и самых крупных самородков; подавай те сказочные залежи, те сплошные пласты драгоценного металла, что прозваны здесь «Матерью золота». Другое почти не трогает их и не представляет в их глазах почти никакой ценности. Это какие-то маньяки, одержимые жаждою несметных богатств. Одним из таких фанатиков был и старый Пьер Лестанг, канадский рудокоп и страстный золотоискатель, которого всю жизнь преследовала химера «Матери золота». Между тем он был, пожалуй, единственным человеком, невероятные, упорные усилия которого могли в конце концов увенчаться успехом, так как долгие годы жил среди индейцев, самых скрытных и недоверчивых по отношению к белолицым. В конце концов ему удалось войти с ними в дружбу, но и этого еще было мало, и только в прошлом году, когда ему посчастливилось спасти жизнь одного из вождей с риском для собственной жизни, индейский вождь еще раз доказал миру, что благодарность и признательность – добродетели, присущие и краснокожим.

– Я знаю, что ты хотел бы найти «желтое железо», до которого так жадны все бледнолицые,– сказал ему однажды индеец,– и укажу тебе место, где его так же много, как простых камней, и где глыбы его так велики, как вот эти обломки скал!

Лестанг слушал его с замиранием сердца. Затем индеец дал ему понять, что эти залежи «желтого железа» note 9Железом индейцы называют всякий металл. Железо желтое– золото; железо белое– серебро; железо серое– свинец (прим. авт.). находятся очень далеко, что доступ в те места трудный и опасный, но что человек, упорный и настойчивый в труде, смелый и отважный, в конце концов может достигнуть желаемого.

– О, это, наверное, «Мать золота»! Да! Да! Это не подлежит сомнению!

– повторял Лестанг, обезумев от этой мысли.

– Знаешь, брат мой, надо идти отыскать это желтое железо! – обратился он к краснокожему.

– Если мой брат хочет, пойдем! – просто отвечал тот.

Дело было зимою, а в том году холода доходили до 52° ниже нуля. Но это не помешало им пуститься в дальний и трудный путь. Претерпевая страшные мучения и лишения, эти отважные люди упорно шли к своей цели; однако, несмотря на все усилия, им не удалось достигнуть земли обетованной. Лишившись всего необходимого, полуживые от холода и голода, съев по дороге своих собак, даже ременную кожаную упряжку и сами шкуры собак, они вернулись к индейцам, больше похожие на живые скелеты, чем на людей, состоящих из мяса и костей.

Тогда Лестанг понял, что для достижения его цели необходимы другие средства и условия, и, расставшись со своими друзьями атнасами (индейцами), отправился на Юкон, где нанялся в землекопы и стал копить деньги в надежде собрать необходимую сумму для снаряжения новой экспедиции, задуманной им и его другом – индейцем.

Случай столкнул его с нашей маленькой дружественной компанией франко-канадцев. Вскоре он сделался одним из членов этой тесной семьи, окружившей его вниманием, ласками и заботами, как родного, и вызвавшей в нем чувство глубочайшей признательности и безграничной преданности, которое побудило его, подобно его другу индейцу, открыть друзьям все, что он знал о «Матери золота». И все в один голос воскликнули то же, что воскликнул и он в ответ на сообщение индейца:

– Надо идти туда, надо отыскать эти невероятные залежи золота!

Теперь, именно теперь такого рода экспедиция была своевременной. После первого блистательного успеха в стране золота и льдов наше маленькое общество испытало немало тяжелых неудач: во-первых, кража «гнезда самородков», затем ужасный случай с двумя канадцами, чуть было не стоивший им жизни, потом несправедливое и возмутительное обвинение, арест, трехмесячное тюремное заключение и штраф в 50 тысяч франков, которому подверглись Леон Фортен, Поль Редон и Тоби. Когда же им вернули свободу, и пострадавшие во время катастрофы совершенно оправились, уже пришла зима, холодная, упорная, суровая.

Правда, это самая благоприятная пора для разведки, но, не говоря уже о том, что наше маленькое франко-канадское общество было не особенно склонно к этого рода работе, громадное большинство золотоискателей, англо-саксонцев или космополитов, смотрело на них косо и недоверчиво после их пребывания в тюрьме. Из-за подлых интриг тех двух господ, в которых наши друзья по-прежнему упорно продолжали видеть Боба Вильсона и Френсиса Бернетта, общественное мнение с каждым днем все более и более выступало против них. Им не хотели сдавать в наем ни одной, даже самой жалкой лачуги под жилье, никто не соглашался наняться даже и за большие деньги работать на их участке, при случае они наталкивались даже на публичные оскорбления. Все это заставило их понять, что дальнейшее пребывание в Доусон-Сити для них невозможно, и они решили пустить в продажу свой великолепный участок на прииске. За него они получили 120 тысяч долларов чистоганом, хотя эта концессия стоила вчетверо больше. И вот ничем не связанные более, они решились невзирая на все ужасы «ледяного ада» отправиться на розыски «Матери золота». Поспешно снарядили экспедицию, сделали громадные запасы провианта, необходимой одежды, динамита, орудий и оружия, снарядов и керосина, предназначенного и для обогрева и для освещения. Все это было размещено на шести санях таким образом, чтобы на каждые из них приходилось по одной шестой доле всего, что везли с собой наши отважные золотоискатели. Такого рода мера являлась крайне разумной на случай гибели или пропажи одних или даже нескольких саней.

Пять сильных, здоровых и привычных к этому делу упряжных собак должны были везти каждые сани, чтобы сберечь их силы, столь необходимые для успеха всякой полярной экспедиции, Лестанг предложил, чтобы по крайней мере первую часть пути собаки были заменены лошадьми. С этой целью ему удалось нанять, правда за неслыханно высокую плату, достаточное количество лошадей, на которых решено было везти всю кладь на расстояние 80 миль, от Доусон-Сити к востоку.

Маленький караван двинулся через проток Юкона по льду толщиною в 12 вершков; лошади везли кладь, а сами участники экспедиции шли пешком, почти по колено в снегу.

За шесть дней они успели пройти намеченные 80 миль, затем лошади и их проводники вернулись обратно в Доусон-Сити, а наши друзья теперь рассчитывали на свои собственные силы. План старого Лестанга, единогласно избранного начальником экспедиции, заключался в том, чтобы прежде всего достигнуть со всем караваном того места, до которого они в предыдущем году дошли с индейцем; затем, выбрав подходящее место для более продолжительного пребывания и оставив там весь караван и все маленькое общество, вдвоем с Дюшато отправиться в индейскую деревню за старым другом, индейцем атна. Когда оба канадца и индеец вернутся, все маленькое общество двинется дальше под предводительством последнего к тому таинственному месту, где, согласно легенде, находится золотая житница Юкона, та «Матерь золота», о которой так страстно мечтают все золотоискатели.

Теперь уже вся первая половина программы была выполнена, и молодые люди вместе со своими мужественными спутницами ожидали только возвращения двух канадцев с индейцем атна. Прошло более двух недель с тех пор, как Лестанг и Дюшато ушли, а остальные вели однообразную жизнь среди снеговой равнины в своих палатках.

Чтобы избежать малоподвижной жизни, столь пагубной во всех полярных экспедициях, наши молодые люди ежедневно посвящали несколько часов прогулкам на вольном воздухе.

Леон и Марта совершали длинные прогулки, при сорока пяти градусах мороза, беседуя о прошлом и строя планы на будущее. Что же касается журналиста, то он сначала предпочитал оставаться в палатке, греясь у печки и стойко выдерживая все нападки товарищей, пытавшихся заставить и его посвящать какое-то время движению на воздухе. Только упорство Жанны в конце концов взяло верх.

Это была первая победа молодой уроженки Канады над этим парижским зябликом, этим, на первый взгляд, слабачком, и девушка в душе очень гордилась ею. Ей удалось заставить его выходить ежедневно хоть на полчаса, и с этого времени здоровье его стало заметно улучшаться. Он понемногу стал привыкать к морозу и хотя иногда снова впадал в свой прежний грех, кутался в меха и грелся у печки, но все же находил в себе силы бороться с этой привычкой и побеждать ее, как того и хотела Жанна.

Напротив, Жан Грандье превосходно приспособился ко всем ужасам «ледяного ада» и чувствовал себя в этой насквозь промерзшей стране, как в родной стихии. Смелый и отважный, полный сил и здоровья, он не пугался никакой стужи, никакой непогоды, охотился целыми днями и почти никогда не возвращался без добычи. Этот шестнадцатилетний мальчик, не задумываясь, шел на медведя, на вапити, на карибу и большого северного оленя, который, даже раненный на смерть, обыкновенно кидается на охотника и одним ударом рогов пропарывает ему живот. Презирая всякую опасность, юноша уходил один, в сопровождении только своего верного ньюфаундленда Портоса, который также чувствовал себя прекрасно в этой стране морозов и снегов.

Во время одной из прогулок юноше и удалось, как мы знаем, найти пещеру, где теперь все маленькое общество могло поселиться с не меньшими удобствами, чем в любом, даже лучшем из местных жилищ. Здесь им не грозила никакая опасность ни от мороза, ни от диких зверей, ни от людей. При более основательном осмотре оказалось, что уже на небольшом расстоянии от входа температура была не ниже –3°, а немного подальше вглубь термометр стоял на нуле, тогда как в палатке, несмотря на раскаленную печь, температура никогда не подымалась выше –15°.

Пещера эта уходила очень далеко вглубь и разветвлялась в разные стороны в виде гусиной лапы тремя узкими коридорами.

Наши друзья не дали себе труда осмотреть эти коридоры, не имея в них никакой надобности, а разместились в средней круглой зале, достаточно вместительной и просторной. Собаки устроились у входа на мягком песке и тут же принялись пожирать отбросы и остатки от убитого Жаном вапити. Между тем хозяева их принялись с особым наслаждением жарить на вертеле, приспособленном к печке, сочный окорок этой дичи. Вкусный запах жареного мяса распространился по пещере, проникая и во все темные коридоры. После долгой, веселой беседы золотоискатели с особым удовольствием предались сну.

Только одна маленькая лампочка, наполненная керосином и надетая на высокую бамбуковую трость, освещала эту общую спальню, разделенную надвое занавеской из полотнищ той же палатки.

Все мирно спали в продолжение нескольких часов. Вдруг Поль Редон, спавший в глубине пещеры, внезапно пробудился от жуткого кошмара. Какая-то страшная тяжесть налегла ему на грудь и сдавила его. Он чувствовал, как кто-то перекатывает его с боку на бок и топнет ногами, хотел закричать и не мог. В висках у него застучало, сердце усиленно забилось, наконец он сделал страшное усилие и открыл глаза.

Невероятное зрелище представилось ему при свете маленькой лампочки и вызвало из груди страшный хрип: его кошмар оказался действительностью; дикая, смертельная опасность грозила ему и всем его друзьям.

ГЛАВА III

Серый медведь.– Прерванный сон.– Выстрел.– Жан и Леон.– Редон неподвижен.– Героиня.– Самообладание.– Свойство керосина.– Необычайная смерть гризли.

Без сомнения, это был серый медведь, или гризли – страшное, самое громадное, самое сильное и свирепое животное из всех диких обитателей дремучих лесов Нового Света. Несмотря на свои колоссальные размеры, он проворен и ловок, как пантера, сильнее, чем бизон, и всегда пребывает в ярости, всегда готов с остервенением накинуться на любое препятствие и всюду оставляет за собою смерть и разрушение. Средней величины гризли имеет в длину сажень и двенадцать вершков и весит около 40 пудов, притом отличается необычайной живучестью. Были примеры, что пробитый несколькими пулями медведь, из которого кровь лилась, как вино из бочки, нагонял коня, пущенного вскачь, ударом своей могучей лапы переламывал ему хребет, сбрасывал всадника и, растоптав его ногами, раздирал в клочья и коня, и человека.

Облаченный почти непроницаемой бронею из мускулов, жира и толстой, плотной шкуры, он почти неуязвим; не только холодное оружие, но даже пули редко могут достичь главных жизненных органов этого огромного зверя. Чтобы уложить его, пуля должна пройти ему в глаз, в ухо или прямо в сердце.

Вот почему ожерелье из когтей серого медведя считается самым славным и драгоценным украшением у индейского воина, как явное доказательство несомненного мужества, ловкости и силы. К счастью, эти дикие звери встречаются редко, но зато там, где они появляются, они наводят ужас на целую округу.

Благодаря трагической случайности пещера, открытая Жаном, оказалась берлогой пары таких страшных зверей. Находясь в состоянии полуспячки, эти медведи, вероятно, недавно поселились в одном из темных ходов, выходящих в среднюю круглую залу пещеры. Зимняя спячка у некоторых медведей довольно слабая, и они очень легко пробуждаются от нее, а под влиянием приятной теплоты, распространяемой печкой, и вкусного запаха жареного мяса и совсем пробудились. Кроме того, быть может, гризли, отличающиеся вообще чрезвычайно тонким обонянием, почуяли и присутствие человека. Так как они весьма лакомы до человеческого мяса, то не мудрено, что один из них, пробудившись и руководствуясь присущим ему инстинктом, отправился прямо туда, где наши друзья так безмятежно расположились на ночлег.

В первый момент этот обитатель полярных стран остановился, удивленный зрелищем стольких непривычных ему предметов, новой и дикой для него обстановки, видом лежащих на земле неподвижных фигур. Поднявшись на задние лапы, медведь как будто размышлял; нечто похожее на зверскую усмешку исказило на мгновение его громадную пасть. Но любопытство взяло верх, и он стал оглядывать все. Вот, опустившись на все четыре лапы, страшный зверь осторожно подкрался к ближайшему от него меховому мешку, где лежал укутанный в меха Поль Редон.

– Медведь! Медведь! Помогите! – закричал не своим голосом несчастный, как только успел прийти в себя.

Одним прыжком Леон выскочил из своего мешка и стал озираться кругом, отыскивая оружие. Жан сделал то же. Крик ужаса невольно вырвался у них при виде смертельной опасности, грозившей их другу.

От этого крика пробудились и обе девушки. Не понимая, что случилось, они растерянно засуетились, опрокидывая кое-какие вещи на своем пути, и произведенный ими переполох смутил на мгновение нежданного гостя. Тем временем Жан схватил свое ружье, а у Леона очутился в руках нож; между тем зверь при виде врагов с яростным ревом встал на задние лапы.

– Не стреляйте! – крикнула Жанна, к которой вернулось все ее обычное самообладание.

Но было поздно. Раздался выстрел – и густое облако дыма застлало на минуту все кругом. Жанна подкрутила лампу как можно ярче, чтобы борющиеся не поранили друг друга. Выстрел раздробил зверю челюсть, но это только сделало его еще более опасным. Он конвульсивно замотал головою, дикий рев огласил пещеру, кровь ручьем полилась из страшной раны, но чудовище продолжало стоять на задних лапах и как будто топтало что-то ногами.

Боже правый! Да ведь это Леон, кинувшийся с ножом на медведя, Леон, который одной рукой вцепился в косматую шерсть зверя, а другой наносил ему бешеные удары ножом в грудную полость и живот! Сам того не подозревая, отважный молодой человек повторил в данном случае прием индейцев-охотников, решающихся вступить в рукопашный бой с могучим гризли. Помертвев от страха, бледная, как саван, Марта, полагая, что Леон безвозвратно погиб, отчаянно протянула к нему руки и с душераздирающим воплем грохнулась навзничь, лишившись чувств. Жанна подхватила ее, брызнула ей в лицо водой, не успевшей еще замерзнуть после ужина, и стала тереть виски, с замиранием сердца следя за ходом борьбы. Вдруг среди наступившей минуты затишья, когда слышалось лишь тяжелое дыхание борющихся, раздался прерывающийся сдавленный голос:

– Черт возьми, господа! Я никак не могу выбраться из своего мешка… Пощадите, вы совсем растоптали меня, превратив в поле битвы!

Это был голос Поля Редона, принужденного лежать неподвижно, в полном бездействии, так как он не мог шевельнуться, не только что подняться: гигантский медведь и оба борца топтали его ногами. Все это сразу стало ясно его товарищам. Жан сделал второй выстрел; на этот раз пуля снесла половину морды и глаз, но все-таки не проникла в мозг, и потому чудовище все еще осталось на ногах, хотя, по-видимому, уже не надолго.

Тогда, почти задыхаясь под тяжестью громадного зверя, Леон всадил нож по самую рукоятку в живот медведя. Зверь разжал свои лапы, пошатнулся и опрокинулся навзничь. Все было кончено. Опасность миновала; теперь можно было свободно вздохнуть. Жан, бросив ружье, поспешил на помощь Леону, пытавшемуся вызволить Поля Редона, наполовину раздавленного тяжестью топтавшего его медведя. Вдруг из глубины пещеры появился другой медведь, еще больших размеров. Одним прыжком свирепое животное бросилось на золотоискателей – и вся пещера огласилась невероятным ревом. Трое мужчин, которым все еще приходилось бороться с издыхающим врагом, не могли прийти на помощь двум бедным девушкам, а на них-то и шел теперь второй медведь. При виде грозящей ей неминуемой гибели Марта, непривычная к такого рода ужасам, снова лишилась чувств. Жанна же, более сильная, находчивая и энергичная, не найдя под рукою оружия и видя опасность, схватила висевшую над печкой салфетку, смочила ее керосином. Затем, обмотав ею бамбуковую палку с железным отверстием, служившую для установки палаток и валявшуюся теперь без употребления, воспользовалась моментом, когда косматый зверь с громким рычанием, широко раскрыв пасть, двинулся на Марту, всу нула ему в пасть по самую глотку этот импровизированный горящий фитиль, который она успела зажечь от лампочки. Смоченная горючим веществом салфетка мигом воспламенилась и, подобно факелу, внезапно озарила всю внутренность пещеры. Смущенный в первый момент видом столь высокого пламени медведь на минуту приостановился, но затем рассвирепел еще сильнее. Тогда мужественная девушка, собрав все свои силы, стала толкать шест как можно глубже. Мгновенно шерсть на морде зверя опалилась, язык, небо, гортань и бронхи, в которые проникло горючее вещество, столь сильно воспламеняющееся, что горит даже в воде,– все было охвачено огнем, опалено и сожжено. Несчастное животное опрокинулось, забарахталось, сжимая передними лапами обгорелую морду, затем началась ужасная, мучительная агония, длившаяся, впрочем, всего несколько минут, после чего страшное чудовище затихло.

Между тем и Леон и Жан, опрокинутые медведем при падении, оглушенные ревом, силившиеся выбиться из железных когтей зверя, подавленные его непомерной тяжестью, почти не заметили появления второго медведя и не видели того, что здесь произошло. Марта в нескольких словах рассказала о подвиге своей подруги, рассказ был встречен всеобщим восторгом.

– В минуту опасности всякий делает что может и что знает! – скромно отвечала героиня в ответ на общие поздравления.

– Да,– сказал Редон,– я служил только подмостками для трагической сцены, в которой вы, господа, были героями и героинями!

– Тут добрых 75 пудов мяса и пара славных шкур на одеяла, постели или плащи, каждому по желанию! – заметил Жан, задумчиво следя за последними конвульсиями двух гризли.

– Эти чудовища не менее ужасны, чем пресловутая «Красная звезда»!

Леон невольно содрогнулся при упоминании этого названия, из-за которого он столько выстрадал и столько пережил.

– Впрочем, что вспоминать об этих негодяях теперь, когда они нашли в Доусоне свою «Мать золота»; у них вероятно, нет никакой охоты преследовать нас еще и здесь! – закончил Поль Редон.

Леон задумчиво покачал головой, промолвив:

– Как знать!

ГЛАВА IV

Возвращение.– Канадцы и краснокожий.– Ожерелье вождя.– Неутомимые.– В пути.– Стрелка вновь вращается.– Сомнения.– Кто прав? – «Здесь!» – сказал индеец.

Четыре дня или, вернее, четыре ночи, длившиеся каждая 23 часа и 55 минут, прошли с тех пор, как новые обитатели медвежьей пещеры поселились в ней. Людям, рожденным в более средних широтах, очень трудно бывает привыкать к этому надоедливому мраку полярных стран во время зимовок. Мерцающие звезды, лучезарные сумерки и пламенеющие северные сияния – все это вносит лишь кратковременное появление света при сплошном мраке полярных зим, таких тягостных для человеческих нервов. Нетрудно себе представить, как после бесконечных летних дней эта постоянная темень, в которой люди двигаются, как тени, в тумане испарений в морозном воздухе, среди снежной равнины, заглушающей шум шагов и всякий другой живой звук, удручающе действует и на самых стойких. Кажется, что и дух, и тело начинают погружаться в спячку, и единственным, хотя и весьма однообразным развлечением остается восход и невероятно быстрый закат солнца. Но и это развлечение вот-вот должно было прекратиться, так как солнце, подымавшееся все меньше и меньше над горизонтом, вскоре должно было окончательно уйти за линию горизонта.

Прошло уже четверо суток со дня нападения гризли, шкуры которых были содраны и превращены в покрывала, а мясо разрублено на части, заморожено и спрятано в одной из боковых галерей, превращенных в кладовые.

Наступила ночь. Обитатели медвежьей пещеры спали. Зато вблизи пещеры слышались человеческие голоса, собаки глухо рычали, проворные тени сновали у входа в пещеру в облаке беловатого тумана. Наши друзья вышли на этот шум,– и у них вырвались шумные крики радости.

– Отец! Это вы, да? – воскликнула Жанна.

– Да, да, дитя мое!

– Ну, все благополучно? Никаких бед?

– Все как по маслу! – отвечал Лестанг.

Собаки вновь прибывших путников тоже братались с остальными собаками, только один Портос продолжал рычать: с двумя возвратившимися канадцами был еще третий, и Портос не мог успокоиться в присутствии незнакомца.

– Молчи, Портос! – крикнул на него Жан.– А вас, друзья, прошу пожаловать в наш дом! – добавил он, указывая рукою на внутренность пещеры, ярко освещенной двумя лампочками в честь прибывших.

Почти окоченев от холода, трое путников прежде всего отпрягли своих собак и прибрали сани, в чем им помогли и остальные, затем уже осторожно направились внутрь пещеры, чтобы не задохнуться от внезапного перехода к теплу после пятидесятиградусного мороза. Очутившись в круглой зале пещеры, где весело топилась печь, они сбросили с себя свой меховой наряд и ощутили невыразимое чувство блаженства и покоя после всех трудностей своего пути.

– А вот и грог готов! Как мы рады, что вы вернулись, и что все обошлось благополучно!

– Грог – дело доброе,– произнес Лестанг,– но всему свое время. Позвольте мне прежде всего познакомить вас с моим другом Серым Медведем, которому известна тайна местонахождения «Матери золота», тайна, которою он готов поделиться с нами!

– Ах, так его зовут Серый Медведь! Какое странное совпадение! – воскликнул журналист, кидая испытующий взгляд на вновь прибывшего, типичнейшего представителя краснокожей расы, с горбоносым профилем с древнеримских медалей и монет, с железными мускулами, телом, точно вылитым из бронзы, с глазами черными как уголь и блестящими как алмаз. Одет он был в простую охотничью блузу, индейские штаны с кисточками и мокасины, а на плечах носил шерстяной плащ, заколотый спереди длинной косточкой.

– Да… этот человек не мерзляк,– подумал про себя Редон,– в такой мороз и так налегке! – При этом он заметил на шее индейца любопытное ожерелье из медвежьих когтей.

– Это ожерелье вождя! По нему узнают человека отважного, героя! – пояснил Лестанг, давно уже знакомый с нравами и обычаями краснокожих, в среде которых ему много приходилось вращаться.

– А, ведь и мы, Лестанг, герои и героини: мы здесь убили двух серых медведей! – произнес один из молодых людей.

Девушки в это время разносили кипящий грог. Индеец, постоянно живший среди канадских охотников, научился понимать по-французски.

– Ax! – воскликнул он.– Брат мой убил двух гризли? Брат мой – великий вождь!

– О, восторг! Он говорит языком героев Купера и Эмара note 10Эмар (1818-1883) – французский писатель. Автор приключенческих рассказов, главным образом о жизни индейских племен золотоискателей. !

– воскликнул журналист.– Нет, уважаемый краснокожий, не мне хвастать этим славным подвигом, а вот этой молодой девушке, мадемуазель Дюшато, и моему товарищу Леону Фортену, отважному галлу, воину, ученому знахарю, да вот еще этому юноше! – указал он на Жана.– Настоящий прирожденный траппер и вольный охотник!

Заинтересованный индеец попросил подробно рассказать ему все, как было. Леон тотчас же согласился удовлетворить его любопытство, и старый вождь почувствовал невольное сердечное влечение к этим бледнолицым, совершившим тот же подвиг, каким сам он снискал себе славу и звание великого вождя.

Затем мало-помалу разговор перешел к вопросу, наиболее занимавшему всех, то есть к вопросу о золоте. Под влиянием общего дружеского настроения, единодушного сердечного приема и ласки, какие встретил здесь угрюмый краснокожий, он стал и сам дружелюбней и общительней и рассказал, что «желтого железа» там, куда он хочет их свести, много-много.

– Так много, что вот настолько от земли! – говорил он, показывая рукою на добрые три четверти аршина от земли.– Тянется оно далеко-далеко!

– И он принялся шагать большими шагами по пещере, приговаривая: «Вот столько и еще больше, еще больше!..»

Очевидно, индеец говорил о целом пласте золота таких колоссальных размеров, что это превосходило всякие предположения.

– Нет сомнения, что это и есть сама «Мать золота»! – воскликнул Лестанг.

– Да, да! – произнес Редон: – И это все будет наше, и золото, и его мамаша!

– Надо посмотреть, так ли это? – заметил вполголоса Леон.– Во всяком случае такие пласты золота – нечто невероятное, но если моя стрелка оживет, и к ней вернется ее прежняя чувствительность, то мне весьма любопытно знать, на каком расстоянии леоний укажет нам присутствие золота на этой золотой равнине!

– Скажите, краснокожий брат мой, далеко ли отсюда это золото? – спросил он вождя.

– На расстоянии приблизительно восьми дней пути.

– Да, но каких дней? Как теперь, в пять минут солнца и света и три часа сумерек или же летних дней, когда солнце стоит полные 24 часа над горизонтом?

– Не слишком длинных и не слишком коротких дней! – серьезно отвечал индеец.

– Ну если так, отправимся теперь же! – произнес журналист.– Впрочем, вы, может быть, утомились с дороги?

Индеец рассмеялся, как будто Редон высказал какое-нибудь по-детски забавное и совершенно невероятное предположение.

– Утомился? Я не знаю, что значит это слово, хотя и понимаю, что другие так называют! – сказал он.– Я готов сию же минуту идти, куда надо!

– Тогда, отдохнув часов десять, мы тронемся в путь. На этом и порешим!

Путешествие должно было продолжаться всего каких-нибудь 20 дней, потому решено было часть багажа и запасов оставить в пещере, где их зарыли в мелкий сыпучий песок, представлявший собою почву пещеры. Затем, облачившись в костюмы эскимосов, наши друзья стали припрягать собак к санкам и, когда все было готово, весело пустились в путь, рассчитывая недели через три, в крайнем случае через месяц, вернуться сюда и провести в медвежьей пещере всю остальную часть зимы. Поезд тронулся бодро и весело по твердому, хрустящему снегу. Мороз был настолько силен, что несмотря на меха и усиленное движение казалось, что кровь стынет в жилах и дыхание спирает в груди.

– Пятьдесят градусов ниже нуля! – пробормотал журналист, взглянув на маленький термометр, прикрепленный к первым саням.

– Да что вы смотрите на эту мерилку мороза! Смотрите лучше на индейца: глядя на него, не поверишь в мороз! – проговорил Лестанг.

Действительно, Серый Медведь,– так звали индейца,– проделывал довольно своеобразную гимнастику. Отойдя немного в сторону, вероятно, из чувства стыдливости, он разделся донага и стал кататься в снегу, кувыркаясь, подскакивая и ныряя с удивительным проворством; и это на морозе, от которого трескаются камни, лопаются и распадаются на щепки громадные деревья. Поль Редон смотрел и буквально не верил своим глазам, а между тем Серый Медведь, вдоволь набарахтавшись и накувыркавшись, проворно надел свой несложный наряд, накинул на плечи плащ и, бодрый и веселый, присоединился к остальным.

– Ну, что? – спросил его Редон.

– Даже жарко теперь! – отвечал индеец.

Путешественники стали немного согреваться от напряжения и быстрой ходьбы, но очень, очень мало. Малейшее прикосновение к чему-либо металлическому производило страшный, болезненный ожог на таком морозе. Это испытал на себе Леон: вечно озабоченный своей буссолью, он вздумал взглянуть на нее, чтобы еще раз убедиться, окончательно ли она перестала действовать. Сняв на мгновение перчатку, он достал буссоль из внутреннего кармана своей меховой куртки, рассчитывая, что мороз не сразу успеет остудить ее металлическую оправу настолько, чтобы она могла примерзнуть к его пальцам. Но, увы! Прежде, чем он успел что-либо сделать, он уже ощутил страшный ожог пальцев, и кожа пристала так крепко к металлу, что пришлось ее отодрать от пальцев. Несмотря на сильную боль, Леон поспешно натянул перчатку и все же продолжал свои наблюдения.

Теперь стрелка вращалась и дрожала, но все-таки упорно останавливалась на одном и том же месте,– и странное дело,– указывала отнюдь не то направление, по которому двигался маленький караван, а смотрела именно в сторону медвежьей пещеры, покинутой нашими путешественниками шесть часов тому назад.

Удивленный до крайности этим обстоятельством, Леон положил буссоль обратно в свой карманчик и долго оставался задумчивым и молчаливым.

– Куда ведет их этот индеец, который, по-видимому, совершенно уверен в себе? Следует ли так слепо доверяться ему? Уж не хочет ли он завести их в какие-нибудь дебри, чтобы завладеть их санями и упряжками, несравненно более драгоценными для него, чем самые громадные глыбы золота? – невольно приходило ему в голову.– Кому верить, индейцу или его непогрешимой до сих пор буссоли?

Наконец, Леон пришел к тому заключению, что буссоль после необъяснимого, странного повреждения там, в медвежьей пещере, хотя и стала снова действовать, но уже в обратном смысле, как это бывает иногда и с магнитной стрелкой после сильной бури и грозы.

Усталые и обессиленные трудным и длинным переходом, наши путники сделали привал под защитой снежной стены, нанесенной недавним бураном. Голодные, главное, мучимые жаждой, они с томительным нетерпением ждали горячего грога, который готовили на маленькой печке, нагреваемой тем же керосином. Жажда, еще более мучительная, чем та, какою страдают путники в песчаных пустынях, здесь, в белоснежных пустынях, тем более ужасна, что искушение утолить ее горстью снега появляется на каждом шагу. Но стоит только поддаться этому искушению, чтобы минутное облегчение превратилось в настоящую нестерпимую пытку: вся внутренность начинает гореть, слюна пересыхает, язык прилипает к гортани, словом, человек начинает испытывать такие мучения, какие не поддаются никакому описанию.

Наши друзья, зная это, не поддавались искушению и с нетерпением дожидались грога. Кроме того, им предстояла еще мучительная работа откупорить жестянки с консервами или сварить «сушеный картофель.

От печки в шатре установилась приятная для наших путников температура, всего –10°. Расположившись на своих меховых мешках, служивших им и постелями, и коврами, по-татарски подогнув ноги под себя, они с особым удовольствием принялись за скромный ужин. Разговор не клеился: все были измучены и устали; печку зарядили на 24 часа и затем каждый, зарывшись в свой тройной меховой мешок-постель, постарался заснуть. Индеец же, которому была не по душе атмосфера шатра с запахом керосина, приютился под открытым небом между собаками, сбившимися в кучу, и только по настоянию друзей согласился укрыться медвежьей шкурой. И то ему было жарко, и он время от времени вставал, чтобы освежиться, и затем снова ложился на прежнее место.

После восьмичасового сна краснокожий разбудил канадцев, и те принялись за стряпню; затем мало-помалу пробудились и остальные. Жан, босой, без перчаток и с непокрытой головой, вышел из шатра.

– Куда ты, Жан? – встревоженно спросила его сестра.

– Иду снегом умыться! Это здорово: сразу нагреешься, лучше чем у печки! – ответил он и, действительно, спустя немного времени возвратился в шатер бодрый, веселый и румяный, так что остальным было просто завидно смотреть на него. Индеец глядел на него с восхищением и, подойдя к нему, крепко пожал руки. Все принялись завтракать, с утра у всех на душе было легко, и ели с охотой, особенно Поль Редон. Леон, заметив это, сказал:

– Здесь ты не можешь пожаловаться на отсутствие аппетита!

– Да, моя диспепсия, от которой я столько лечился, глотая пилюли и всякие другие лекарства, излечилась пятидесятиградусным морозом! В Париже год-другой, и меня пришлось бы, наверное, тащить на кладбище, а между тем здесь я становлюсь настоящим обжорой! Жаль только, что это лечение такое нелегкое!

Все рассмеялись.

– Ну, пора в путь! – И санный поезд с провожатыми на легких, больших лыжах тронулся в том же порядке, как и накануне.

Дни шли за днями без малейшего разнообразия; все та же беспредельная снеговая равнина, те же привалы, те же ночлеги под открытым небом, те же утомительные переходы и тот же мороз. Прошло три, четыре, пять дней; люди шли вперед, все дальше и дальше, как автоматы, почти не сознавая своей усталости, но с каким-то ноющим чувством томления, шли потому, что остановиться было нельзя и невозможно идти обратно, потому, что самый организм их требовал движения, потому, что надо было бороться со стужей, проника"шей повсюду. Несмотря на это, Леон еще раз справился со своей буссолью, и стрелка ее опять показала направление обратное тому, по какому они следовали, то есть направление на медвежью пещеру.

Прошло еще два дня. Путь становился все труднее и труднее; вместо снежной равнины нашим путешественникам приходилось теперь идти какою-то изрытой холмистой местностью, напоминавшей взбаламученное море с внезапно оледеневшими волнами. Затем пришлось подниматься в гору; наши друзья стали уже падать духом, но индеец поддерживал их бодрость.

– Еще, братья, немного терпения – и мы будем у цели! – говорил он.

Наконец путешественники пришли к такому месту, где уже не было никакой возможности идти дальше. Тут вдруг все небо зарделось великолепнейшим северным сиянием. Окрестность озарилась чудным пурпурным заревом, придававшим всему окружающему и всем предметам какие-то фантастические размеры и очертания.

Тогда краснокожий, вытянувшись во весь свой богатырский рост, указал величественным жестом на откос скалы, залитый отблеском красноватого сияния и имевший металлический блеск, и воскликнул:

– Бледнолицые братья, я сдержал свое слово! Вот желтое железо!

– Здесь светло, как днем. Очевидно, эти роскошные бенгальские огни предназначены для того, чтобы осветить наше торжество! – произнес журналист.

– О-о! Так это «Мать золота»! – воскликнул Дюшато громовым голосом.

– Тот кошель с золотом, который я искал в продолжение целых двадцати лет! – бормотал Лестанг. Что касается Леона, то он, вопреки всем, думал только о своей буссоли и своей леониевой стрелке, упорно направленной и теперь в сторону медвежьей пещеры, и вместо крика радости, торжества, с губ его сорвалось слово сомнения: – Как знать?!

ГЛАВА V

Золотой бред.– Вожделения.– Взрыв динамита.– Недоумение.– Разочарование.– Медь.– Легенда об Эльдорадо.– Вознаграждение.– Возвращение.– По пути к медвежьей пещере.

Какое-то безумие, какой-то золотой бред мгновенно охватил всех при вести об открытии «Матери золота»; только бесстрастный индеец, не знавший цены золота, и рассудительный ученый Леон Фортен не разделяли общего восторга. Между тем благородный металл действительно был здесь в изобилии, виднеясь всюду толстыми пластами среди каменных глыб.

Индеец был прав: передними была настоящая, феноменальная залежь чистого золота, сплошной слиток, представлявший собой целый пласт на высоте полутора сажен от земли.

Лестанг с неописуемым восторгом простер руки, воскликнув:

– Вот именно так я и представлял себе эту «Мать золота»! Да! Сразу видно, что здесь золота на многие миллионы.

Дюшато тоже обезумел.

– Жанна, дитя мое,– кричал он в восторге,– теперь мы с тобой богачи! Теперь мы будем счастливы и можем делать много добра!..

Жан на радостях дал несколько выстрелов в воздух, а Редон громко воскликнул:

– Да здравствуют морозы и мы… и все, и все!.. Ура!

– Все они обезумели, их хоть веревкой вяжи! – шепнул Леон Марте.

– А вас, друг мой, это нисколько не волнует?

– Нет, я даже сам себе удивляюсь, или, быть может, вид этих маньяков, изображающих в данный момент что-то очень похожее на пляску медведей, так расхолаживает меня, только я не испытываю ни малейшего волнения при виде этих сказочных богатств!

Между тем проводник, открывший людям это сказочное богатство, безучастно смотрел на все, происходившее вокруг него, небрежно прислонившись к откосу скалы.

После первых минут дикого восторга, доходившего до безумия, разум начал входить в свои права, и Дюшато первый заявил, что необходимо придумать какое-нибудь средство добыть хоть часть этого золота.

– Добыть! Но как? Никакие металлические орудия не возьмут этот кварц

– все наши усилия будут тщетны! – вздыхал Лестанг.

– Несколько зарядов динамита сделают свое дело за несколько минут! – утешил его Леон.

– Да, правда! Динамит мигом поможет нашему горю!

Действительно, в ледяных равнинах Клондайка, где рабочие руки так дороги и работа так страшно тяжела, горящие нетерпением золотоискатели постоянно прибегают к помощи динамита, запас которого имелся под рукою и у наших друзей. Они заблаговременно позаботились захватить его с собою, но оказалось, что динамитные шашки совершенно замерзли. Тогда Дюшато, Поль, Леон, Жан и Лестанг взяли но снаряду и спрятали каждый свой снаряд под одежду, чтобы дать ему оттаять. Затем старый Лестанг и Леон стали отыскивать в скале трещину или щель, куда бы можно было заложить шашку. Случай помог им, а через полчаса снаряды уже достаточно оттаяли от соприкосновения с человеческим телом. Немедленно принялись за дело. Пока Леон с помощью Лестанга подготавливал взрыв, другие отводили подальше сани и собак. Наконец, когда все было готово, Леон подошел к фитилям с дымящимся трутом, спокойно зажег их и потом сам отошел в сторону. Прошло минуты четыре. Вдруг послышалось что-то похожее на глухой подземный удар, затем последовало непродолжительное землетрясение, земля как будто дрогнула под своим снежным покровом, и высокий белый столб дыма поднялся к небу. После этого раздалось еще несколько глухих раскатов, наконец, целый град обломков взлетел в воздух и посыпался во все стороны, как при извержении вулкана. Собаки страшно взвыли и пустились бежать; люди же, точно повинуясь могучему инстинкту, ринулись вперед к месту взрыва. Часть отвесной скалы оказалась взорванной, и ее черные, еще дымившиеся обломки валялись всюду, на расстоянии пятнадцати сажен. Часть металлического пласта также отделилась, и обнаженный разрез выступил ярко-желтой, блестящей полосой на темном фоне скалы. Индеец не мог надивиться тому, что только что видел: взрыв представлялся ему невероятным, сверхъестественным колдовством.

Все устремились к громадной глыбе металла, весом не менее двадцати пудов, и прежний безумный восторг был уже готов снова охватить их, но несколько недоверчивых слов Леона и его скептическое отношение к этому сказочному богатству невольно остановили этот новый порыв. Нагнувшись и подняв с земли осколок величиною с крупный орех, он с минуту внимательно рассматривал его, затем проговорил как бы про себя: «Дурной цвет и скверный вид!»

Все сердца ускоренно забились, дыхание стеснилось в горле, все подвинулись ближе к нему. Между тем он, сильно потерев кусок металла о свою меховую куртку, затем поднеся его к носу, продолжал: «Скверный запах!»

– Что вы хотите этим сказать?..– спросил его дрожащим от волнения голосом Лестанг, у которого даже в глазах стало мутиться от волнения. – Вы пугаете меня… Скажите же нам что-нибудь… голова у меня идет кругом!..

– Увы, мой бедный друг,– произнес Леон.– как ни неприятно мне разочаровывать вас, но я должен сказать, что это не золото… а просто медь!

– Медь! Медь! – повторило несколько голосов, полных отчаяния.– Возможно ли, о Боже!..

– Правда, зато это превосходнейшая руда, когда-либо существовавшая в целом мире! – продолжал Леон, который до известной степени был уже подготовлен к подобному разочарованию, основанному на упорстве его непогрешимой леониевой стрелки.

– Медь! Это медь! Значит, этот индеец – наглый лжец и обманщик! – раздраженно воскликнул Дюшато.-Значит, он насмехался над нами!

– Но ты вполне уверен в том, что это медь? – спросил Поль Редон своего приятеля.– Докажи нам!

– Смотри,– ответил молодой ученый,– ты, очевидно, слышал о существовании пробирного камня?! Это – особого рода твердый базальтовый камень, посредством которого испытывают золото. Кусок испытуемого металла трут о пробирный камень, на котором остается желтая полоса от легкого слоя металла, приставшего к шероховатой поверхности камня. На эту-то желтую полосу наливают несколько капель соляной кислоты, и если данный металл – медь, то она мгновенно исчезает, так как медь растворяется в соляной кислоте; если же золото, то оно останется без изменения вследствие своей безусловной нерастворимости… Все это мы имеем здесь под рукою, стоит только достать из саней…

– Не утруждайте себя напрасно, мосье Леон,– вмешался старый Лестанг разбитым голосом,– я могу похвалиться двадцатилетним опытом рудокопа и могу смело подтвердить, что вы правы! Это действительно медь… стоит только попробовать на язык… Да и как можно серьезно смешивать такой подлый металл с настоящим золотом?! – презрительно добавил он. – Правда, в первый момент я хотел себя уверить, что это и есть та самая «Мать золота», о которой я мечтал столько лет, целую четверть столетия. Да, но…

– Все это вина этого индейца! – воскликнул Дюшато, не находивший в себе той покорности воле судеб, какую проявлял его приятель, старый рудокоп.

– Как же ты обещал нам золото, а ведь это простая медь? – с раздражением обратился старый канадец к индейцу.

– Я не знаю, что значит золото и медь,– спокойно отвечал тот,– знаю только, что я обещал Лестангу указать ему и его бледнолицым друзьям место, где много-много желтого железа или, как вы говорите, желтого металла! Скажи, разве это не металл? Разве он не желтый? Разве его здесь не много? Не страшно много? Отвечай, так это или нет?

– Да, так!

– Так на что же ты жалуешься?

– И ради этого мы претерпели столько мучений!..– задумчиво проговорил Лестанг. – А все-таки существует пресловутая легенда о «Матери золота», и легенда эта не пустой вымысел! – закончил он.

– Что ни говори, а я весьма опасаюсь, что эта «Мать золота» – то же Эльдорадо полярных стран, иначе говоря – плод воображения! – произнесла Жанна.– Но вы не знаете, что такое Эльдорадо! Я сейчас объясню. Близ экватора, в Гвиане, также стране золота, где царит не мороз, а страшная жара и невыносимый зной, сохранилось предание, что где-то в таинственном, почти никому недоступном месте, стоит громаднейший, великолепнейший дворец – Эльдорадо, то есть золотой, принадлежащий одному знатному властелину, богатств которого нельзя и счесть. Весь его дворец, гласит молва, из литого золота, вся мебель, утварь, украшения, словом, все, даже статуи, изображавшие людей в натуральный рост,– все из литого золота. Замок этот, или дворец, люди отыскивали в течение нескольких веков, и многие пали жертвой своей страсти. Но вот однажды кому-то случайно посчастливилось найти громаднейший грот, поддерживаемый бесчисленными колоннами, где все горело и блестело, как чистое золото: в пещере двигались люди, совершенно нагие, но походившие на золотые статуи в натуральную величину. Оказалось, что стены грота, колонны и самый грот снаружи и даже люди – все это было натерто порошком слюды.

– Что же теперь делать? – задали все вопрос.

– Забыть о своем разочаровании, не оглядываться назад и бодро идти вперед! – отвечала Жанна.

– Да, дитя мое, ты права! Я был жестокий безумец, когда так резко и неблагодарно отнесся к этому бедному индейцу! – произнес Дюшато.– Он неповинен, так как для него нет разницы между золотом и медью. Он сдержал свое обещание и самоотверженно переносил ради нас все, не рассчитывая ни на какое вознаграждение. Я того мнения, что его следует вознаградить за его труды и доброе намерение.

– Да, да! – хором поддержали все.

– Брат мой, ты сдержал слово; не твоя вина, что и ты, и мы обманулись!

– продолжал он, обращаясь к краснокожему.– Видишь эти сани со всем их снаряжением, с поклажей и собаками? Возьми их, они твои!

Такого рода подарок в полярной стране представляет собою громадную ценность, особенно для индейца, который ничего не имеет и постоянно ведет самое жалкое существование. Индеец едва мог вымолвить несколько слов благодарности от душившего его волнения долго-долго смотрел он на свои санки, на собак, на тщательно увязанные тюки и упряжку и, наконец, произнес:

– Ax… белые люди – добры и щедры! Серый Медведь никогда не забудет этого: он будет братом для белых. Прощайте! – С этими словами он один тронулся в путь и вскоре исчез во мраке.

– А мы что будем делать? – осведомился Редон.

– Вернемся немедленно в медвежью пещеру,– был ответ Леона.

ГЛАВА VI

Стая волков.– Нападение.– Резня.– Как Редон греет свои пальцы.– Отступление.– Они пожирают друг друга.– Медвежья пещера.

Возвращение при таких условиях, когда температура упорно держится на 50° ниже нуля, когда возбуждение, поддерживавшее бодрость и силы, исчезло, сменившись унынием, было нелегким. Ко всему этому присоединились еще опасности, грозившие со стороны свирепого, хитрого врага – волков, ужасных полярных волков. Животные эти, обладающие поистине удивительным обонянием, чуют на громадном расстоянии всякую живность, человека, собаку или какое-либо другое животное, и потому не удивительно, что уже на второй день обратного путешествия наших друзей они появились вблизи поезда. Резкий, хриплый вой этих вечно голодных разбойников преследовал путников среди томительного полумрака полярной ночи. К счастью, мужчины, скорее, впрочем, по привычке, чем из предусмотрительности, имели при себе ружья и потому не испугались непрошеных гостей. Зато собаки, охваченные паническим ужасом, вдруг остановились и, сбившись в кучу, жались к ногам людей или прятались за сани.

– Берегите заряды!-вскричал канадец, видя, что его товарищи готовы дать общий залп в громадную стаю волков, выделявшуюся темным пятном на белом снегу.

Мужчины и женщины выстроились полукругом, представляя сплошной ряд ружейных стволов; но против них была целая армия волков, по меньшей мере штук двести. Фосфорический блеск их глаз виднелся уже на расстоянии пятидесяти шагов. Лестанг первый дал выстрел – и один из волков передовой линии упал на месте, смертельно раненный. За этим выстрелом последовал целый ряд выстрелов – и полдюжины волков не стало. Выстрелы раздавались подобно грому в морозном воздухе снежной пустыни. Испуганные в первый момент волки на минуту приостановились, но затем устремились с новою силой на наших друзей.

Пальба продолжалась. Но если из семи зарядов каждого винчестера не останется ни одного, что тогда делать, как отразить страшное нападение голодных волков?

– Вот заряженный винчестер! – проговорил Редон, принимая из рук соседа уже разряженное ружье и вручая ему свое, с полным рядом патронов, и так продолжал заряжать для других одно ружье за другим из большого ящика с патронами, который он достал из саней и держал открытым перед собой.

Еще две атаки были с успехом отражены отважными путешественниками – и более половины волков полегло под этим почти непрерывным огнем. Наконец звери перестало подступать; фосфорический блеск их глаз как будто угас, затем послышался хруст костей и слабый вой, точно плач ребенка: очевидно, уцелевшие пожирали теперь убитых и раненных собратьев.

– Ну, я думала, что нам пришел конец! – сказала Жанна, с видимым облегчением опуская свое ружье.

– Однако, как это ни прекрасно, что они отстали от нас, а все-таки у меня руки замерзли, особенно правая, – сказал Жан.

– И у меня тоже!.. И у меня!.. И у меня!..– послышалось со всех сторон.

– А у меня руки теплые! – подсмеивался над ними Редон.

– Быть не может?! Вы – вечный зяблик!..

– Честное слово1 Последуйте только моему примеру, и вы легко поверите: грейте руки о горячие стволы ваших ружей! Это прекраснейший способ!

– Да, но что нам делать теперь?

– Бежать,– отвечает Лестанг,– теперь волки занялись своим делом, и дня два их не отогнать от этого места, а мы за это время успеем далеко уйти, так что, когда они опять проголодаются и вспомнят о нас, нас и в помине не будет. Не так ли, друзья?

– Да! Да! Вперед, не теряя времени! – согласились все.

Собаки, обезумевшие от близости волков, и без того так и рвались вперед; их едва можно было удержать на месте. Вся маленькая экспедиция тронулась с места и без оглядки полетела вперед, сколько хватало сил.

Измученные, падающие от усталости, наши путники остановились на ночлег среди равнины, где, разбив палатку и сварив ужин, обогрелись, насколько было возможно. Собак же пришлось стреножить, чтобы они не разбежались: воспоминание о волках, очевидно, преследовало их и теперь. К счастью, ночь прошла благополучно, и после десятичасового отдыха наши друзья снова пустились в путь. Новый день прошел так же, как и остальные дни их пути: тот же привал, та же процедура, но теперь они уже стали немного успокаиваться, так как волки не показывались. Однако канадцы, знавшие упорство волчьей натуры, не рассчитывали, что опасность совершенно миновала, и были постоянно настороже.

Вдруг Жан, шедший в хвосте поезда и поминутно оборачивавшийся назад, крикнул «волки!» и, не теряя ни минуты, вскинул свое ружье к плечу и выстрелил. Дюшато сделал то же. После этого они стали стрелять поочередно, и каждый выстрел убавлял число врагов. По прошествии нескольких секунд штук двенадцать уже выбыло из строя; уцелевшие волки приостановились, но все-таки не обратились в бегство: очевидно, голод их был сильнее страха, они стали под выстрелами, как и в тот раз, пожирать павших.

Этим временем и воспользовались наши друзья, поспешив к своей медвежьей пещере, где они могли быть в полной безопасности и от стужи, и от зверей, и от людей, особенно с такими большими запасами всего необходимого, какие имелись у них. Но – увы! – по мере того, как они стали подвигаться на своем пути, и волки последовали за ними; только наученные горьким опытом, они не нападали сплошною стаей, а отдельными, разрозненными группами в пять-шесть штук, зато сразу со всех сторон. Пришлось расстреливать их чуть не поодиночке, что под силу только искусным стрелкам. Наконец четвероногие хищники как будто поотстали; пользуясь этим, истомленные путешественники сделали привал, поужинали и расположились на ночлег. Пока они спали, собаки перегрызли свои путы и пустились бежать в разные стороны, чуя за собой близость погони. Но на каждую из них пришлось по десятку волков… Между тем наши друзья, только пробудившись, с ужасом заметили отсутствие собак. Как же быть с санями? Волей-неволей пришлось тащить их на себе, тащить по глубокому снегу и вместе с тем обороняться от волков и быть настороже каждую минуту.

До медвежьей пещеры оставалось еще два дня пути, В первую очередь впрягались в сани Леон, Дюшато и Редон, а обе девушки, Жан и Лестанг подталкивали сани сзади. Это было очень трудно, и не раз наши друзья спотыкались и падали, проклиная убежавших собак. Но делать было нечего, и скрепя сердце, обливаясь потом, все продолжали путь. Наконец показалась и медвежья пещера.

– О! –со стоном вырвалось из груди каждого.– Мы спасены!

Напрягая последние силы, несчастные достали из саней свои меховые мешки, служившие им постелями, втащили их под своды пещеры, где царила сравнительно сносная температура, затопили печь, зажгли лампу. Но ни у кого не хватило сил приняться за приготовление ужина; ни у кого не хватило сил бороться с непреодолимой сонливостью, и все, кое-как устроившись, немедленно завалились спать. Тяжелый крепкий сон сковал их веки; казалось даже, пушечный выстрел был бы не в состоянии разбудить теперь измученных людей. Между тем Портос, единственный верный пес, оставшийся при своем господине, давно уже стал рычать и злиться, наконец громко залаял и выскочил наружу, оскалив зубы и ощетинившись, как еж.

Более сильный и чуткий, чем остальные, Жан, сделав над собой усилие, встал, едва держась на ногах. Вдруг ему стало ясно, что там, перед пещерой, происходит нечто необычайное. Очнувшись окончательно, он ползком направился к выходу, следом за своим верным Портосом: здесь, потерев лицо снегом, чтобы отогнать одолевающий его сон, он дополз до собаки, схватил ее за ошейник и вместе с нею исчез во мраке. Остальные продолжали спать мертвым сном.

ГЛАВА VII

Пробуждение.– Это – динамит! – Опять враги.– Быть может, «Красная звезда».– Золото! – Вот она– «Мать золота»! – Суждено ли погибнуть?

Трудно сказать, сколько времени продолжался этот тяжелый сон, похожий скорее на летаргию, во всяком случае, несколько часов, после чего наступило ужасное пробуждение, Жан не вернулся в пещеру, но никто даже не подозревал об его отсутствии. Вдруг почва заколебалась, точно от землетрясения, как будто готовая осесть под спящими – и пещеру потрясло до самого основания. Одновременно с этим раздался оглушительный удар – и целый град обломков обрушился внутри пещеры, как при взрыве. Душераздирающие крики вырвались у внезапно пробудившихся, они стали окликать друг друга голосами, полными ужаса и отчаяния.

– Жанна! Жанна, где ты? Где вы? – восклицали одновременно Дюшато и Редон.

– Марта! Жан! – звал Леон.

Но никто из них не услышал ни звука, ни слова в ответ.

– Лестанг! Лестанг! – кричали несчастные.

– Я здесь! – отозвался старый рудокоп.– А молодежь-то где? Господи Боже! Да где же они?

– Огня! Огня! Скорее огня! – кричал Редон.

У каждого постоянно были: при себе кремень и огниво, коробка спичек и свеча в небольшом футлярчике. Канадец проворно зажег свою свечу и прежде всего осмотрел постели. Постель Жана не только была пуста, но и совершенно холодная, как и постели обеих девушек; следовательно, их отсутствие продолжалось уже некоторое время. Это необъяснимое исчезновение товарищей до того поразило наших друзей, что они даже забыли на мгновение о страшном взрыве.

Мужчины направились к выходу, чтобы взглянуть, что там снаружи, но, к их удивлению, самого выхода уже не было: взрыв уничтожил его, завалив громадными обломками. Несчастные были теперь заживо замурованы в этой пещере.

– Черт побери! Что же случилось? – воскликнул журналист.– Вероятно, произошел какой-ни6удь обвал вследствие геологических явлений. Но у нас есть инструменты, мы дружно примемся за дело и откроем себе выход и…

– Да разве ты не чувствуешь запаха? – прервал его встревоженным голосом Леон.– Ведь это – запах динамита!

– Да, да… но неужели ты полагаешь, что это был умышленно подготовленный взрыв? Кто же мог это сделать?

– Кто?! Да те, кто увезли наши сани, похитили наших дорогих спутниц и Жана…

– Эх, черт возьми! А ведь ты, пожалуй,, прав! Нас предварительно ограбили: ведь и сани исчезли… а я готов был допустить все, что угодно, кроме умышленного злодеяния… Это весьма похоже на дело рук «Красной звезды»!

– Да, я думаю о том же, именно это и пугает меня! – сказал Леон.

– Как бы то ни было, нам следует как можно скорее приняться за дело! Где наши заступы и кирки?

– Да я же тебе говорю, что они унесли решительно все: и оружие, и инструменты, и съестные припасы, словом, все!

– Будем искать выход,– заявил решительным тоном Дюшато,– здесь ютились двое медведей, следовательно, в пещере должен быть еще другой выход!

– Да, это весьма возможно, надо постараться его найти! Прежде всего осмотрим коридор, из которого проникли к нам в пещеру эти медведи. Я пойду вперед, следуйте за мной, друзья! – произнес канадец. Они вошли в коридор, широкий и высокий вначале, но затем постепенно суживавшийся и шедший книзу, так что местами приходилось пролезать ползком. Кроме того, временами становилось настолько душно, что несчастные стали бояться задохнуться от недостатка воздуха. Наконец они очутились в своего рода яме, где можно было стоять во весь рост. Яма эта из мелкого, мягкого песка имела от двух с половиной до трех сажен в диаметре и вся была устлана мягким мхом, на котором еще валялись там и сям обглоданные кости.

– Это-спальня медведей,-объявил Лестанг.– Как видите, этот зверь любит удобства! Какая у него мягкая постель!

Стены этой ямы состояли из мягкого сыпучего песка, и Редон, машинально поцарапав по ним ногтями, заявил: – Будь у нас когти, как у медведей, мы могли бы прорыть себе выход!

– Ничего здесь не поделаешь! – проговорил Леон.– Выхода нет: я осмотрел все!

– Надо осмотреть еще и другой коридор! – произнес Дюшато.– Не отчаивайтесь, посмотрим там!

И они снова отправились где ползком, где на четвереньках и, наконец, вышли в главную круглую залу пещеры. Второй коридор был гораздо ближе к месту взрыва и потому значительно пострадал от него: свод его был сильно расшатан, и некоторые глыбы над проходом едва держались, грозя ежеминутно обрушиться. Ввиду этого, прежде чем решиться войти сюда, наши друзья сочли необходимым удалить эти отделившиеся от свода глыбы, для чего было достаточно малейшего прикосновения к ним. Леон, как самый сильный и самый рослый, принял эту задачу на себя.

– Берегись! – крикнул он, хватаясь руками за одну глыбу.

Все посторонились. Раздался треск, оглушительный шум. Когда поднятая падением пыль немного улеглась, из уст наших друзей единодушно вырвался громкий крик при виде целой груды мутно-желтых комьев величиной не меньше двух здоровых кулаков. При свете одной свечи, бывшей в руках путешественников, трудно было хорошенько разобраться, сколько было тут золота, во всяком случае на миллионы, если не миллиарды. У всех мелькнула одна и та же мысль. Лестанг первый высказал ее: «Мать золота»! Вот она, «Мать золота»! На этот раз привычный глаз рудокопа не ошибся: это было действительно золото, чистое золото, а не «желтое железо» простодушного индейца.

Старик Лестанг набросился на эти глыбы, прижимая их к груди, смеясь и плача в одно и то же время, лепетал, точно ребенок:

– Да… да… это то, что я так искал и уже не надеялся более найти. Теперь я могу умереть спокойно… О, как это чудесно!..

Несмотря на весь ужас своего положения и остальные невольно поддались этому странному, опьяняющему обаянию золота. Всех неумолимо тянуло взглянуть на это сказочное богатство. Поль Редон и Леон зажгли свои свечи, чтобы также насладиться этим зрелищем. И пред этими грудами все забыли про грозящую им ужасную смерть; любящий отец забыл про свое дитя, свою единственную дочь, а бескорыстные в сущности и прекрасные молодые люди забыли про своих исчезнувших невест. Все было забыто, все, кроме какого-то безотчетного чувства алчности, какого-то опьянения золотом!

– Глыба эта свалилась оттуда, – точно в бреду бормотал Лестанг.– Там, может быть, есть еще золото… может быть, еще много, много!

Несчастному золотоискателю уже показалось мало этих миллионов, мало всех этих несметных богатств, валяющихся под его ногами; он простирал свои дрожащие от волнения руки к своду, сверкавшему самородками, при свете поднятой вверх свечи. «О, сколько золота! Его так много, до пресыщения, до отвращения, до переутомлены глаз!» Дикий порыв безумия снова охватил всех этих людей, но Дюшато в двое молодых людей очнулись под влиянием мысли о дорогих их сердцу существах.

– О Жанна, дитя мое ненаглядное, где ты? Ведь всего этого я желал только для тебя! – воскликнул несчастный отец.

– Марта, это все было для вас! – прошептал Леон.

– Какая злая насмешка судьбы? Теперь, когда мы стали царями золота, мы заперты здесь, как в ловушке, зарыты, замурованы?

– Надо придумать что-нибудь, чтобы выбраться отсюда, если мы не хотим умереть от голода!

– Умереть? Теперь? Кто сказал это страшное слово? – воскликнул старик Лестанг.– Теперь, когда мы стали царями земными, когда мы овладели «Матерью золота»! Я ничего более не желаю… ничего не хочу… это золото теперь наше!..

– А ведь моя стрелка была права,– думал между тем Леон,– вот почему она оставалась неподвижной: здесь повсюду золото; во все время нашего злополучного путешествия она упорно сохраняла направление на эту пещеру!

Наконец и старый Лестанг пришел в себя и понял весь ужас положения: эти архимиллионеры были несчастнейшими из людей, так как им среди груд золота грозила голодная смерть! У них не было ни одной капли воды, ни крохи пищи, а между тем они легли даже без ужина, и голод начинал уже давать себя знать. Выхода по-прежнему не было: второй коридор был совершенно завален обрушившимися обломками. Приходилось возложить все надежды на главный выход, также заваленный, так что при самом тщательном осмотре нигде не оказалось ни малейшей трещины, через которую можно было бы вырваться из этой тюрьмы. Видя, что все их усилия не приведут ни к чему, Леон мрачно произнес:

– Нет, друзья, то, что сделал динамит, мажет разрушить только динамит, а те, кто думал похоронить нас здесь заживо, позаботились, чтобы у нас не осталось ни крохи его!

– Стало быть, нам остается только ожидать помощи извне?

– Да, но могут пройти десятки лет, прежде чем явится эта помощь! – с горькою усмешкою произнес Леон.

– Как знать?! Ведь все может случиться, даже и невозможное! – произнес Лестанг.– А Жан, а наши барышни?

– Но, быть может, они более нас нуждаются в помощи!

– А мне кажется, что они помогут нам, ведь они на воле, а мы здесь – в заключении!

– Дай Бог, чтобы вышло по-вашему! – проговорил с глубоким вздохом Дюшато.

ГЛАВА VIII

Подвиг лицеиста,– Человек и собака.– След.– Под сенью шатра.– Бандиты и их жертвы.– Мертвецки пьяные.– От жизни к смерти.– Новый подвиг Жана.– Те, кого не ожидали.

Встревоженный сердитым ворчанием Портоса, Жан, наконец, преодолел свой сон и в сопровождении собаки вышел из пещеры, чтобы разобраться, в чем дело. Он отошел уже сажен на двести от пещеры, когда вдруг спохватился, что при нем не было ни оружия, ни даже простой палки, а вблизи, может быть, бродят волки и решил вернуться обратно. Но едва успел он повернуться, как Портос, вырвавшись от него, с громким, яростным лаем кинулся вперед. Вслед за этим из мрака раздался чей-то резкий и странный голос:

– Да возьмите же вашу собаку: мы

– друзья!

– Люди здесь? – подумал удивленный молодой человек.– Портос? Сюда! Ко мне!

Собака с видимой неохотой повиновалась, но продолжала рычать; за нею на расстоянии нескольких шагов появилась кучка людей, похожих на тени. Вскоре Жан ясно мог различить очертания пяти мужчин, укутанных в меха. Один из них обратился к нему по-французски, но с сильным английским акцентом.

– Мы – золотоискатели; наши сани и собаки немного поотстали! Мы возвращаемся в Доусон-Сити и ищем, где бы нам укрыться на ночь!

Голос показался Жану знакомым, и какое-то предчувствие дало знать, что эти люди – враги. Тем не менее он вежливо отвечал:

– Здесь неподалеку есть пещера, где находятся мои товарищи! Если хотите, я провожу вас туда!

С этими словами он кинулся к пещере, надеясь добежать туда раньше и поднять тревогу, чтобы встретить, как следует этих людей. Но – увы! – его окружили со всех сторон.

– Уложите его на месте, как молодого волчонка,– крикнул тот же жесткий голос,– это – маленький братец, я узнал его!

Сильный удар по голове ошеломил Жана; инстинктивным движением он протянул было вперед руки, но тут же упал шепча: «Они убили меня… Марта! Леон! Я умираю!»

Верный Портос с остервенением кинулся на злодеев, но сильный удар заставил его выпустить свою жертву, которую он успел было схватить за горло

– и смелый пес упал почти замертво подле своего безжизненного господина.

– Ну, а теперь в пещеру! – скомандовал злодей, которому беспрекословно повиновались остальные.– Надо воспользоваться минутой, пока они еще не пробудились!

– Но этот-то, по крайней мере, не встанет?

– Этот? – презрительно повторил бандит.– О нем нечего беспокоиться,– молокосос, мальчишка! Таких ли я мигом отправлял на тот свет!

И они поспешили дальше, оставив на снегу, в луже крови, несчастного мальчика и его преданную собаку без признаков жизни.

Однако Портос остался жив. Эти громадные, сильные собаки вообще очень живучи. Вскоре он стал шевелиться, сопеть, чихать и, наконец, совершенно пришел в себя. Увидев своего господина, умный пес стал лизать ему лицо, отогревая его дыханием, но так как это не действовало, и юноша не оживал, понятливая собака стала разрывать вокруг него снег и легла к нему как можно ближе, стараясь отогреть его теплотой своего тела. Затем она опять стала лизать ему лицо… Вдруг раздался глухой подземный гул, затем звук страшного выстрела, и почва заколыхалась, дрогнула; вместе с этим юноша вдруг очнулся, и слабый крик вырвался из его груди. Портос, услыхав этот крик, стал всячески выражать свою радость, визжать и ластиться к своему господину. Сделав над собою усилие, Жан сразу припомнил все – и ужас охватил его при мысли о чудовищной опасности, какой подверглись остальные в пещере. Он хотел встать, бежать к ним на помощь, пожертвовать для них последним мигом жизни, но не мог подняться: подтаявший под ним снег успел уже снова оледенеть; меховая одежда его примерзла к снегу, и несмотря на его слабые усилия он остался неподвижен. Сознание своей слабости и беспомощности вызвало невольные слезы у смелого юноши.

– Но мне же надо идти! Надо спасти их или умереть вместе с ними! – шептал он и снова пошевелился, делая попытки приподняться; ему удалось ухватиться за ошейник Портоса, и доброе животное стало тянуть со всей силы и наконец оторвало его от снега.

Жан приподнялся; в ушах у него шумело, в голове ощущалась невероятная боль, в глазах стоял туман, в груди он чувствовал леденящий холод, и что-то тепловатое, мокрое, липкое смачивало его рубашку и нижнюю одежду.

– Вероятно, кровь! – думал мальчик. Мучительная жажда томила его, но он не поддался соблазну утолить ее снегом.

Вдруг вдали послышался легкий скрип лыж. Портос глухо зарычал.

– Молчи, Портос, молчи! – стал унимать его Жан, и, опасаясь, чтобы собака не выдала его своим лаем, он одной рукой зажал ему морду. Слышны были и голоса. Он узнал их: это – голос убийцы, угрожающий, злобный, и голос Марты, его сестры, молящий и рыдающий.

– Боже, они уводят мою сестру!.. О, я найду в себе силы следовать за ними! Я еще мальчик, но сумею справиться с этими негодяями! – думал отважный юноша.

Да, Марта плакала и вырывалась из рук злодеев. С нею была и Жанна, и никто не мог помочь им!..

При этой мысли у бедного раненого как будто выросли крылья, из слабого ребенка он превратился в атлета. Забывая и голод, и жажду, и слабость, и раны, он сделал шаг вперед в сопровождении своего верного пса, который, хотя и сильно хромал, тем неменее не хотел отстать от своего господина. Шатаясь, точно хмельной, спотыкаясь на каждом шагу, Жан стал подвигаться ползком, следуя за похитителями и не упуская их из виду.

Послушная собака поняла, что надо следовать крадучись, и перестала рычать.

Голосов уже не стало слышно, но Портос безошибочно вел своего господина по следу похитителей, руководствуясь своим чутьем. Несмотря, однако, на всю свою энергию, бедный Жан чувствовал, что силы его уходят с каждым шагом, что он все больше и больше слабеет.

– Но я дойду, дойду!..– шептал геройский юноша, хотя дыхание хриплым свистом вырывалось у него из груди.

Вскоре он увидел перед собой большое темное пятно на снегу. Ему показалось, что это – ряд саней, а за ними палатка. Не подлежало сомнению, что это был лагерь бандитов. Но вот и шелковая палатка. Жан припал к ней ухом и стал слушать с замирающим сердцем. Оттуда доносились отвратительный запах спиртных напитков и грубые, пьяные голоса. Скоро, однако, все стихло, и слышался только пьяный храп уснувших негодяев.

Бедные девушки, связанные веревками по рукам и ногам, тихо плакали, съежившись в углу шатра. Вдруг легкий звук привлек их внимание, и струя холодного воздуха внезапно охватила их: острое лезвие ножа пропороло тонкую шелковую ткань палатки, и покрытый инеем человек в сопровождении такой же заиндевевшей косматой собаки вошел в шатер.

– Жан! – прошептала Марта.

– Тихо! Ни звука! – проговорил он чуть слышно.

И этот мальчик, этот умирающий раненый, исходящий кровью, склонился над спящим разбойником, схватил его за бороду и хладнокровно, как настоящий палач, перерезал ему горло от одного уха до другого. Слабый храп, фонтан крови – и дело было сделано. Затем он точно так же поступил и со следующим. Обезумевшие от ужаса и чувства отвращения при виде этих луж крови девушки закрыли лицо руками и прижались еще плотнее одна к другой. Между тем Жан продолжал свою кровавую расправу.

– Хватит ли только сил!..– прошептал он, снова принимаясь за кровавое дело.

Еще один из негодяев отправился на тот свет. Рядом с ним лежал совершенно без всяких признаков жизни его сообщник, и его стал прирезывать Жан, собрав остаток сил. Теперь остался еще один. Надо покончить и с ним! Он уже занес нож и нанес удар, но в ослабевшей руке юноши не было сил заколоть негодяя, она только ранила его, притом легко. Тот вскочил на ноги и, схватив юношу поперек тела, в один миг обезоружил его.

Еще секунда – и отважный мальчик стал бы жертвой злодея, но Портос, видя, что его господину грозит опасность, оскалив зубы и ощетинив шерсть, сильным прыжком кинулся на негодяя, опрокинул его, схватил за горло и довершил дело своего господина. В этот момент за палаткой послышались запыхавшиеся голоса.

– Сдавайтесь или все вы не сойдете с места! – И трое мужчин ворвались в палатку с заряженными пистолетами в руках.

Марта узнала этот голос.

– Мистер Тоби? – воскликнула она.– О, мистер Тоби! Помогите ему, пока еще не поздно… Жан лишился чувств!

– Вы здесь?! Как вы сюда попали, милые барышни?

– После, после, помогите ему!

Но Жан уже очнулся; шатаясь, поднялся он на ноги и с довольной улыбкой оглянулся кругом. Мистер Тоби разрезал веревки, которыми были связаны молодые девушки.

– О! Мы опоздали! – проговорил он.– Все дело сделал один мистер Жан? Вы – герой, мистер Жан!

ГЛАВА IX

Сила воли.– Возвращение к пещере.– Живы.– Опять динамит! – На свободе.– Рассказ Тоби.– Вознаграждение.– Выяснившаяся тайна.– При свете пламени.– «Красная звезда».– Последнее открытие.

– Жан? Жан! – воскликнула Марта, кинувшись на шею брата.– Боже? Ты ранен, на тебе кровь! Жанна, помогите мне сделать ему перевязку!

– Да, да, дорогая Марта, но какой холод! Надо закрыть эту щель какой-нибудь шкурой! – проговорил юноша.

– Сейчас, барышни, дайте нам только убрать отсюда эту падаль! Тут можно потонуть в крови! – проговорил Тоби и принялся вместе со своими товарищами вытаскивать одно за другим тела убитых из шатра.

Девушки суетились около Жана, желая ему помочь.

– Не надо,– сказал он,– я чувствую только некоторую тяжесть в голове, но это пройдет на морозе. Здесь душно и смрадно! Я ничего не ощущаю в груди; если и есть там рана, так кровь на ней запеклась и теперь она заживет сама собою. Поспешим скорее туда, к пещере, где остались наши друзья! Пока оставим все так, как есть, но захватим с собою одни сани: они ограбили все дочиста!

– Зато у нас наши сани в полной исправности! – возразил мистер Тоби.

– Тем лучше, избыток имущества никогда не мешает, захватим все!

Порешив на этом, все без дальнейших проволочек направились к медвежьей пещере, отстоявшей на полмили отсюда. Жан и обе девушки слышали разговор разбойников, но им не хотелось верить, что их друзья безвозвратно погибли, хотя взрыв и шум разрушения говорили сами за себя. Но вот они на месте преступления; кругом мертвая тишина.

Тем не менее Тоби схватил кирку и принялся бить что есть силы по стене. И вдруг – о радость! – изнутри также послышались ответные удары и крики.

– Они живы! Живы! Скорее сюда петарду note 11Петарда– старинный снаряд в виде металлического сосуда, наполненного порохом, употребляемого для взрыва. !

Чтобы избежать обвала, Тоби поместил снаряд как можно выше и при этом крикнул что есть мочи:

– Отойдите, господа, в самую глубь пещеры: сейчас мы взорвем верхний свод!

Спустя несколько минут раздался взрыв, а когда дым рассеялся, Тоби воскликнул:

– Ура! Друзья мои!

– Ура! – отозвались изнутри знакомые голоса.

– Все ли живы?

– Все! Живы и невредимы!

Погребенные заживо вышли через брешь, проделанную взрывом; последовали объятия, бессвязные, радостные восклицания, поцелуи.

Выждав, пока улеглись первые минуты волнения, мистер Тоби, со свойственной англичанам корректностью, поспешил представить друзьям своих товарищей, мистера Паскаля Робена и мистера Франсуа Жюно, канадцев родом.

Все в теплых выражениях принялись благодарить их, причем Леон добавил:

– Все мы, мистер Тоби, обязаны вам и вашим товарищам своею жизнью, а потому одной голословной благодарности мало, и хотя мы останемся вашими неоплатными должниками, но все-таки просим вас, мистер Тоби, принять от нас миллион, а вас, господа, каждого по 500 000!

– Да! Да! – подтвердили все остальные.

Затем все отправились в пещеру, затопили печь, стали готовить ужин. Здесь, расположившись на медвежьих шкурах у печки, Тоби рассказал своим друзьям, каким образом он явился так кстати.

– Я принадлежу к числу тех людей,– говорил он,– которые, начав какое-нибудь дело, любят непременно довести его до конца. История с Жое Нортоном и Ребеном Смитом не давала мне покоя. Я решил во что бы то ни стало разоблачить эту мистификацию.

– И вам удалось?

– Вот вы сейчас узнаете. Конечно, это было не легко: я следил, выслеживал и в конце концов убедился, что Жое Нортон и Ребен Смит – не одно и то же, что Боб Вильсон и Фpeнсиc Бернетт, как мы полагали!

– Значит, судьи были правы?

– И да, и нет! Существуют все четверо: я Смит, и Вильсон, и Нортон, и Бернетт, причем Жое – двойник Боба, а Ребен – двойник Френсиса. Сходство между этими негодяями до того поразительно, что при помощи легкого грима, каблуков повыше или пониже, подкрашенной бороды и волос они становились не отличимы друг от друга. В этом и весь секрет! Узнал я это посредством целого ряда фотоснимков. Фотография показала и сходство, и некоторое характерное различие этих, столь сходных на первый взгляд личностей, которые, надо заметить, никогда не собираются все вместе!

– Вы просто гений, Тоби!

Тот самодовольно улыбнулся и продолжал:

– Заручившись этими снимками и подружившись с этими господами, которые во всем оказывали мне помощь и содействие, я обратился к суду, и так как последний отнесся к этому делу довольно холодно, написал большую обличительную статью, в которой беспощадно громил и суд и судей, изобличал и всех четверых негодяев, перечисляя все их преступления, злодеяния и проделки. Одна из влиятельных газет приняла статью и тут же напечатала ее, уплатив мне громадный гонорар.

Статья эта имела такой успех и так подействовала на судей и на общественное мнение, что немедленно были приняты меры для ареста четырех негодяев, но те успели бежать. Тогда суд пересмотрел дело – и мы были объявлены невинно пострадавшими. Негодяев преследовали, но они успели скрыться и только таким образом избежали закона Линча.

Тогда я и двое моих товарищей на трех санях и с полным снаряжением полярной экспедиции пустились преследовать их по снежной пустыне. Вдруг мы заметили, что их след сливается с другим следом, с вашим. Это так напутало нас, что мы с удвоенной скоростью стали нагонять их, но несмотря на все наши усилия, если бы не мистер Жаи, явились бы слишком поздно!

– Но, скажите, что же произошло с «Красной звездой»?

– Вы желаете знать, что с нею сталось? Прекрасно! Потрудитесь последовать за мной!

Все вышли и быстро направились к шелковой палатке. Не доходя пятидесяти шагов до нее, Тоби попросил всех остановиться и подождать немного, а сам побежал вперед, вылил на снег свою бутыль керосина и зажег его. Громадное пламя взвилось кверху и озарило кровавым заревом снеговую равнину. Крик ужаса вырвался из груди зрителей: на снегу вырисовывалось пять окровавленных тел. Случайно ли, или умышленно, эти объятые пламенем тела расположены были правильной пятигранной звездой.

– Вот она, «Красная звезда»! – воскликнул Тоби, указывая на них.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Теперь нашим друзьям предстоял выбор между зимовкой в медвежьей пещере и зимовкой в Доусон-Сити. Все единогласно решили вернуться в блестящую молодую столицу Клондайка, где они могли найти все удобства; выждали только несколько дней, пока Жан совершенно оправился от своей раны, а за это время добыли большое количество золотых слитков и нагрузили ими сани умерших членов «Красной звезды». Золота оказалось по меньшей мере на 9.000.000 франков, но, произведя расчистку второй галереи, или коридора, старик Лестанг воскликнул:

– О нет, это уж слишком много! Смотрите! Ведь здесь все своды и стены из чистого золота! Право, я умру? Тут более чем на сотни миллионов!

– Да, это поистине сон из «Тысячи и одной ночи»! – согласились с ним остальные, но теперь вид этих несметных богатств уже не опьянял их; теперь их всецело охватило лихорадочное желание вернуться скорей на родину и бежать из этой безлюдной пустыни, из этого «ледяного ада», где жизнь была одною сплошною пыткой как для тела, так и для души.

И они поспешили захватить из таинственной сокровищницы столько золота, сколько могли увезти их сани. Навалив его целыми грудами, они тотчас же отправились в путь.

Возвращение прошло сравнительно благополучио, без особых печальных приключений, а въезд в столицу Клондайка стал настоящим триумфальным шествием. За время их отсутствия успел совершиться полный переворот в образе мыслей обитателей этого города: их враждебное отношение сменилось восторженным благоговением перед счастливыми обладателями неисчислимых миллионов. Но эти шумные овации, эти празднества и даже самая сказочная роскошь обстановки лучшей гостиницы, оплачиваемая 100 франками в сутки с каждой персоны,– все это не удовлетворяло наших друзей. Не занимал и не радовал их и Доусон-Сити; они считали его первым этапом на пути к любимой Франции, о которой все они мечтали и куда стремились всей душой.

– Мы все, все едем во Францию! – говорили они.

Один только старый Лестанг пожелал здесь и умереть, в этой стране золота.

– Я, видите ли,– говорил он,– должен остаться здесь! Я буду вашим доверенным, управляющим и уполномоченным, и, не сомневайтесь, никто лучше меня не сумеет вести ваше дело! Кроме того, никто, кроме меня, не должен эксплуатировать «Мать золота»!

Все согласились со старым оригиналом.

Предстоящее путешествие во Францию приводило в восторг и Дюшато, и его дочь: ведь это – осуществление их заветной мечты, мечты каждого канадца французского происхождения: все они мечтают хоть раз в жизни повидать свою «старую родину».

Кроме того, общие печали и радости, общие волнения, лишения и опасности до того сблизили их, что даже Жанна, далеко не сентиментальная, положительно не могла себе представить разлуки со своими друзьями.

У них у всех была как бы одна душа. И все это случилось как будто само собой и, по словам Леона, само собой стало ясно, что Поль Редон и Жанна созданы друг для друга, так же как Леон и мадемуазель Марта.

– Не подлежит сомнению,– добавил он,– что по возвращении во Францию все это кончится, как в романе, двойною свадьбою, и если ты ничего не имеешь против, то мы поженимся в один и тот же день!

– Браво! Во всяком случае, я благословляю эту страну морозов, где я нашел свое счастье! – вскричал Поль.

– До сих пор ты, кажется, только проклинал этот «ледяной ад»!

– Пусть же он отныне будет «снежным раем»! – воскликнул журналист.– Я никогда не буду называть его иначе!