ГЛАВА 12

Онлайн чтение книги Десять миллионов Рыжего Опоссума. Через всю Австралию Les Dix Millions de l'Opossum rouge. À travers l'Australie
ГЛАВА 12

У племени нга-ко-тко. — Сокровище. — План Шеффера. — Телеграмма. — Плывем по реке. — Предательство. — Английский фрегат и пиратский корабль. — Погоня. — Что могут принести пушечные выстрелы, если каждый снаряд стоит триста франков. — Сокровище на дне.


Финал наших странствий напоминает триумфальное шествие. Аборигены так неистово благосклонны, что это становится просто утомительным: нас поминутно угощают то ягодами, то вкусными кореньями, то прекрасной дичью, причем в количествах, точно отвечающих гостеприимству хозяев, но никак не соответствующих вместимости наших желудков.

После того как вода в ручье спала, удалось найти колеса повозки-лодки и снова поставить их на место. Впрягаем в нее пять лошадей, уцелевших от всего эскадрона.

Племя беспрекословно подчиняется авторитету Джо-второго. Сын Рыжего Опоссума — очень красивый метис:[126]Метис — потомок от брака между представителями разных человеческих рас. кожа — цвета кофе с молоком, густая рыжеватая борода, правильные черты лица и, главное, — ум, светящийся в глазах. Он сносно говорит по-английски, и это уязвляет нашего старого Тома. Тот чувствует себя отодвинутым на второй план. Впрочем, это не мешает ему покровительственно смотреть на туземцев, восхищенных его рубашкой цвета бычьей крови и каталанским ножом стоимостью шесть франков семьдесят пять сантимов[127]Сантим — разменная монета Франции, Бельгии, Швейцарии и ряда других стран..

— Дитя мое, — ласково обращается сэр Рид к молодому помощнику вождя, — растолкуй, пожалуйста, из-за какого рокового недоразумения нам едва не перерезали глотки?

— Вас бы не убили, — отвечает атлет. — Всему племени и нашим союзникам уже давно отдан приказ уважать белых людей.

— Но чем тогда объяснить это внезапное нападение?

Юноша поясняет после некоторого колебания, как бы стыдясь за наивность своих соплеменников:

— Дело в том, что белый цвет у нга-ко-тко — цвет войны; когда племя увидело, что большинство из вас одето в белое, оно решило, что чужеземцы пришли с враждебными намерениями.

Пусть и необычное, это объяснение было вполне правдоподобным.

— А почему маленькая деревянная скульптурка, найденная в саквояже месье Б. одним из ваших людей, вызвала такое благоговение?

— Это великая эмблема нашего племени. Она вырезана из корня вай ненд, дерева смерти, в виде головы змеи с глазами из двух маленьких кусочков золота. Мой отец подарил ее двадцать лет назад одному белому ученому, своему другу…

— Доктору Стивенсону, который упаковал фигурку в маленький ящичек и отдал его мне в момент отъезда с разрешением вскрыть в минуту большой опасности! — воскликнул я, потрясенный.

— Да, именно так звали друга Рыжего Опоссума.

Поскольку сэр Рид захотел побыть наедине с молодым человеком, мы тактично оставили их вдвоем, обсуждая по дороге цепь событий, столь невероятных.

После долгого разговора с Джо скваттер, бледный, расстроенный, разыскал своих племянников и их сестру.

Увы! Их отец умер вскоре после того, как написал письмо, которое один возница привез в залив Карпентария. Старик тихо угас на руках друзей, прошептав в последний раз дорогие имена своих детей. Теперь он покоится в лесу камедных деревьев. Аборигены часто совершают к его могиле, для них священной, благочестивые паломничества.

Вот в основном то, что мы узнали, пока проделали последний отрезок пути.

Быстроногие гонцы заранее возвестили о нашем предстоящем прибытии в деревню нга-ко-тко.

Прием был восторженным. Навстречу вышел сам Рыжий Опоссум. Он сердечно пожимал нам руки, бросал нежные взгляды на детей своего дорогого друга, и на его глаза набегали слезы.

Джо МакНайт — замечательный старик с белыми как снег волосами, прямой, как дуб, со все еще живыми черными глазами. Кажется, годы нисколько не ослабили его мощную мускулатуру. Человек доброй души, он с любовью и искренним интересом расспрашивал меня о докторе Стивенсоне. Любопытно, что, МакНайт, давно порвавший с цивилизованной жизнью, прежде всего поинтересовался, как восприняли соотечественники описание его приключений, много лет назад опубликованное в книгах и журналах, и был безмерно рад, узнав, что ему посвящен целый доклад, хранящийся в библиотеках Мельбурна и Сиднея.

Деревня нга-ко-тко состоит по меньшей мере из трехсот просторных хижин, сложенных из крепких ветвей, воткнутых основанием в землю и соединенных вверху необычайно прочными растительными волокнами. Щели заделаны растертой землей, снаружи все сооружение покрыто специально обработанной корой. Эта разумная система делает хижины непроницаемыми для ветра и дождя. Вход, неизменно обращенный к восходящему солнцу, просто прикрывается занавесом из коры или шкуры кенгуру. Сухой душистый вереск в несколько слоев, застеленный шкурами, служит кроватями, удобными и мягкими.

И наконец, самое большое потрясение из увиденного — целые гектары вспаханной земли, засеянной белоусами[128]Белоус — род многолетних травянистых растений семейства злаков., ямсом[129]Ямс — род многолетних травянистых тропических и субтропических растений семейства диоскорейных со съедобными крахмалистыми клубнями., бататом[130]Батат — растение семейства вьюнковых, мучнистые корневые клубни которого употребляются в пищу, перерабатывают в муку, патоку, крахмал, консервы. Используется как корм для скота. и иными полезными растениями, названия которых нам неизвестны. Урожаи с этих полей служат надежной защитой от голода клану, возглавляемому нашим другом. Нельзя не подивиться тому, как много совершила энергия одного белого человека, подкрепленная добротой и примером неустанного труда! И какой дикой после этого кажется политика «цивилизованных» англичан, преследующих и уничтожающих бедных туземцев, словно диких зверей, вместо того чтобы улучшить условия их жизни и помочь воспользоваться благами европейской культуры.

Нга-ко-тко удивляли нас на каждом шагу.

Самые видные люди племени, не столь обнаженные, как аборигены, встречавшиеся до сих пор, отвели нас за триста метров от деревни к месту захоронения своих предков.

Племя отказалось от древнего обычая бросать тела умерших под открытым небом и стало закапывать их в землю. Но, не имея возможности увековечить память почившего в бронзе или мраморе, на которых в мире белых — увы! — часто начертаны лживые слова скорби, эти простодушные дети леса и солнца превратили последнее прибежище своих близких в ослепительный цветник, где всегда поют птицы. И насколько же отличается это скромное австралийское кладбище от скорбных огороженных могил цивилизованных наций.


После недели, посвященной отдыху, так всем необходимому, МакНайт, добросовестный душеприказчик, приступил к передаче детям своего друга состояния их отца.

Количество золота, собранного бывшим каторжником с помощью аборигенов, действительно колоссально. Первый тайник, открытый Рыжим Опоссумом, по словам поселенцев, в той или иной степени занимавшихся золотоискательством, содержал драгоценного металла примерно на четыре миллиона. Это отборные слитки, каждый почти с куриное яйцо. Их около двухсот пятидесяти.

Поскольку удельный вес золота в девятнадцать с четвертью раз превосходит удельный вес воды, сами можете судить, сколь мало места в нашем багаже заняло это богатство. При виде бледно-желтых, дымчатых самородков в голову вдруг пришел банальный образ: померещилось, что передо мной три или четыре буасо[131]Буасо — старинная мера сыпучих тел, равная 12,5 литра. только что вымытого картофеля. Таково единственное впечатление от кучки золота, достойной быть выкупом даже для короля.

Во втором тайнике находились двадцать восхитительных кусков чистого золота стоимостью, вероятно, более полутора миллионов. Слитки волнистые, с параллельными бороздками, как будто их медленно охлаждали, причем каждый слой по очереди.

В третьем тайнике стояли рядами около сорока бочонков, сплетенных из толстого бамбука. Все они до краев наполнены кусочками благородного металла разной величины — от размера с палец до пули крупного калибра. Невозможно оценить стоимость этой феерической кладовой. Вид сокровища произвел огромное впечатление на его обладателей, как бы равнодушны они ни были к материальным ценностям. Подобная находка не могла не вызвать радости.

И наконец, в четвертом, и последнем, тайнике находились два огромных слитка, засверкавших на солнце, когда их вынули. Самородки оказались настолько уникальными по своим размерам и ценности, что, думаю, даже музей Мельбурна был бы счастлив обладать ими.

Если, судя по всему, стоимость сокровищ достигла десяти миллионов, то общий вес всей золотой массы должен был составлять более трех тысяч трехсот килограммов.

Такую тяжесть в дополнение к весу повозки, обитой листовым железом, невозможно везти на наших измученных лошадях. Потребовалась бы упряжка по меньшей мере из десяти совершенно свежих першеронов[132]Першерон (по названию области Перш в Западной Франции) — порода крупных лошадей-тяжеловозов, созданная во Франции., привыкших к хомуту. Да и им, чтобы справиться с задачей, нужно было бы двигаться по хорошо укатанной дороге, а не по траве и песку.

Убедившись в невозможности использования повозки как средства передвижения по суше, мы решили превратить ее опять в лодку. Если найдем реку — эту «движущуюся дорогу», — она без препятствий доставит сокровище к заливу Карпентария.

Хотя карта, вверенная заботам Френсиса, несколько пострадала после последней встречи с аборигенами, по ней, тем не менее, удалось определить наше местонахождение и наметить маршрут следования. Все говорит о том, что мы находимся где-то совсем рядом с полноводной Харберт-Крик.

Аборигены племени нга-ко-тко поистине проворные и ценные помощники. Распределив золото по ста пятидесяти небольшим тючкам весом от двадцати четырех до двадцати семи килограммов каждый, они завернули слитки в куски гибкой, но прочной коры, затем оплели их тонкими лианами, соорудив упаковку, прекрасно выдерживающую тяжесть небольших по размеру свертков. С обеих сторон такого свертка для удобства носильщика пропустили веревки из растительного волокна, и получилось нечто вроде ручки корзины. При желании тючок можно было повесить и через плечо.

Все приготовления завершились менее чем через три часа.

…Прежде чем распрощаться с этими славными, сердечными и гостеприимными людьми, рассеявшими наше прежнее предубеждение к коренным австралийцам, обсуждаем в мельчайших деталях важный вопрос о дороге домой. Прежний вариант — вернуться назад тем же путем — неприемлем: нет ни лошадей, ни повозок, ни провизии. Приходится избирать другой маршрут.

Общее мнение свелось к тому, чтобы двигаться до залива Карпентария. Пустую лодку завтра доставят к Харберт-Крик. Поскольку у нас немало рук и чернокожие помощники весьма усердны, будет нетрудно одновременно перетащить на спине и все тючки. После того как груз уложат, останется место для девушек и провизии — водоизмещение лодки, как помнит читатель, составляет десять тонн. Одного человека у руля и двоих на веслах достаточно для того, чтобы управлять ею.

Харберт-Крик впадает в Грегори, довольно крупный приток реки Николсон, широкое устье которой несет свои воды в залив Карпентария.

— Этот проект, господа, — доложил майор, проследивший маршрут по карте, — во всех отношениях превосходный, но что мы после такого утомительного пути будем делать, очутившись с нашим сокровищем на берегу моря? Ждать корабля? Но суда следуют через этот пункт крайне редко.

— Сэр Харви, если позволите, я изложу план, который обдумывал много дней. Его выполнение столь же просто, сколь и надежно, — вступил в разговор герр Шеффер. — Считаю, он единственный может нас спасти.

— Говорите, герр Шеффер.

С того момента, когда высокому пруссаку удалось наконец оторвать глаза от благородных слитков, он погрузился в какие-то глубокие раздумья. Казалось, блеск золота его заворожил. Я никогда не доверял тевтонам[133]Тевтоны — германские племена, во II веке до н. э. вторгшиеся в римские владения. Позднее тевтонами иногда называли германцев вообще.-кладоискателям, мечтающим о миллиардах. Но раз у герра Шеффера есть план, послушаем его.

— Совсем кратко, джентльмены. Вам известно расстояние, отделяющее нас от трансавстралийского телеграфа?

— Хм… четыре или пять градусов.

— Всего три. Семьдесят пять лье. Наши лошади отдохнули и резвы, как в самом начале экспедиции, и смогут преодолеть этот путь самое большее за пять дней. Может быть, даже за четыре. Предположим худшее: в самом конце они падут, но люди все равно доберутся до отделения телеграфа в поселке Барроу-Крик.

— Замечательно! — воскликнул майор. — Таким образом наш посланец свяжется с цивилизованными пунктами. Соблаговолите продолжать, герр Шеффер.

— Из отделения Барроу-Крик легко связаться с Саутпортом и Порт-Деннисоном. Упоминаю об этих пунктах потому, что они ближе всего расположены к истоку реки Николсон. В Порт-Деннисоне полно судов и можно легко договориться с каким-нибудь капитаном, чтобы его пароход несколько дней курсировал в ожидании нашего прибытия на берег залива Карпентария. Поднявшись на борт, мы достигнем Мельбурна западным путем, так как проход через Торресов пролив довольно сложен. Что вы думаете о моей идее, сэр Рид? Приемлема ли она?

— Во всех отношениях, герр Шеффер. Но на кого бы я мог возложить выполнение этой миссии?

Пруссак, казалось, на минуту задумался.

— На меня, если удостоюсь этой чести.

— Подумать только, вот мерзкий лицемер, — тихо проворчал возмущенный Сириль, враждебность которого к бошу усилилась еще больше.

— Вы отправитесь завтра с четырьмя своими товарищами. Заго́ните лошадей, если потребуется. В Барроу-Крик купите других для обратного пути. Не жалейте денег. Время важнее всего.

На следующее утро пруссак отправился в путь, облеченный скваттером всеми полномочиями; сэр Рид дал ему даже портфель, набитый банкнотами, который предусмотрительно всегда носил с собой. Герр Шеффер взял с собой трех немцев, в том числе одного ганноверца[134]Ганноверец — уроженец или житель г. Ганновера в Германии (Нижняя Саксония) или одноименной провинции Пруссии (1866–1945 гг.)., которого, видимо, полностью подчинил себе, а также одного простоватого поселенца.

— До скорой встречи! Желаю удачи! — напутствовал отъезжающих сэр Рид.

— До скорой встречи! — ответил командир отъезжающих, салютуя по-военному.

Перенесение золота в лодку должно было начаться лишь после возвращения гонцов, поэтому каждый решил провести оставшееся время по своему усмотрению. Кто прогуливался по лесу, кто занимался рыбной ловлей, кто охотился. Со смешанным чувством удовольствия и сожаления я вспоминаю время, проведенное среди аборигенов. Эта неделя, как и все хорошее, миновала очень быстро. Однако посланец все не возвращался. Правда, само по себе опоздание на два дня было вполне допустимо, но всем известная пунктуальность немца заставляла опасаться, что задержка вызвана каким-то несчастьем.

Наконец, когда наше беспокойство переросло в тревогу, на поляну перед деревней выскочило два всадника на крупных пегих лошадях хорошей стати, совершенно загнанных. Это оказались герр Шеффер и ганноверец — с одеждой, разорванной в клочья, с лицами усталыми и мрачными. У ганноверца был перевязан лоб. А у взмыленных коней сильно расцарапаны бока.

— Где остальные? — Сэр Рид заметно побледнел.

— Погибли!

— Погибли?! — потрясенно воскликнули мы.

Наше состояние до конца поймет только тот, кто по себе знает, сколь неразрывны бывают узы между людьми, не раз спасавшими друг друга, бок о бок спавшими под открытым небом и отдававшими товарищу последний кусок хлеба. Двое из невернувшихся принадлежали к вражеской нации, но, несмотря на то, что мы, французы, не питаем к немцам симпатии, в сердце моем после их смерти образовалась пустота.

После благополучного прибытия в отделение телеграфа в Барроу-Крик герр Шеффер немедленно начал переговоры с капитаном одного парохода. Они увенчались полным успехом. Имя скваттера помогло устранить все трудности. Капитан заверил, что немедленно выйдет в море. Раздобыв лошадей, пятерка покинула отделение телеграфа и направилась в деревню нга-ко-тко. Однако на одном из привалов на них внезапно напали аборигены. Трое из поселенцев были убиты, не успев оказать сопротивления, остальным удалось вскочить в седла и ускакать.

— Наши жизни принадлежали не нам, — с достоинством закончил герр Шеффер свой рассказ, — надо было во что бы то ни стало вернуться сюда. Приказ есть приказ. Ну а погибшим — вечная память.

Наконец наступило время отправления. После трогательного прощания на покрытом цветами кладбище трогаемся в путь. Все племя нга-ко-тко высыпало из хижин, чтобы проводить нас. Сопровождаемые мужчинами, несущими тючки с золотом, направляемся к реке Харберт-Крик, где на волнах покачивается наша лодка, охраняемая группой воинов во главе с сыном Рыжего Опоссума и усиленная четырьмя поселенцами.

Укладывание груза не отняло много времени и не потребовало особого труда — достаточно было лишь равномерно разложить тючки с золотом на плоском дне лодки, чтобы не нарушить ее осадку.

Рыжий Опоссум, отправив часть соплеменников в деревню, взял с собой двух сыновей и двадцать лучших воинов: он никак не мог заставить себя расстаться с нами и решил проводить как можно дальше, снабжая едой в незнакомой местности.

Всем, кто возвратился в деревню, мы подарили топоры, ножи, одежду и сохранившиеся безделушки — жалкие остатки былого богатства. Аборигены были очень довольны. Но больше всех обрадовались туземные девушки, получив на память полдюжины маленьких карманных зеркалец.

Мисс Мери и Келли удобно расположились под небольшой занавеской, натянутой над лодкой вместо тента. Эдвард занял место у руля, Френсис и Сириль сели за весла, и, подхваченное течением, суденышко заскользило по воде.

От залива Карпентария нас отделяет три с половиной градуса. Рассчитываем пройти это расстояние самое большее за пятнадцать дней. В реке полно всевозможной рыбы, а в прибрежных лесах — опоссумов и кенгуру, так что отличное жаркое гарантировано. Жаловаться особенно не на что. Единственное, — с тех пор как мы вступили в жаркий пояс, духота еще больше усилилась. Подчас она просто мучительна.

Пришел печальный момент расставания. Джо надо возвращаться к своим соплеменникам. Этот замечательный человек в глубокой печали. Он трогательно прощается с детьми своего умершего друга. Старый дикарь-европеец рыдает как ребенок. У Эдварда, Ричарда и их сестры глаза полны слез.

— Джо, дорогой Джо, — говорит сэр Рид, сжимая руки МакНайта, — мы еще свидимся, клянусь! Я буду помощником в вашей благородной миссии. Дети меня поддержат. Благодаря своему отцу и вам они теперь богаты и никогда не забудут ни Рыжего Опоссума, ни его племени. Не пройдет и года, как мы пригоним сюда стада быков, овец, табун лошадей, доставим земледельческие орудия для обработки полей и в скором будущем аборигены, надеюсь, смогут окончательно побороть голод. Не прощаюсь, Джо, а говорю «до свидания»!


Наконец Австралия пересечена с юга на север!

Крики радости вырываются при виде парохода, стоящего на якоре в естественной бухточке меньше чем в четырех кабельтовых от берега. Герр Шеффер — человек слова.

Едва только мы показались в виду судна, как с него спустили шлюпку. Матросы в ней приветствуют нас оглушительным «ура!». Высокий мужчина с грубым загорелым лицом и живыми глазами, типичный моряк, ловко спрыгивает на землю и представляется. Это капитан «Уильяма» — корабля, который должен доставить нас домой. Строго придерживаясь инструкций, переданных по телеграфу из Барроу-Крик в Порт-Деннисон, судно выбросило для быстроты хода балласт и прибыло к месту встречи, указанному немцем, на четыре дня раньше срока.

Любезное предложение подняться на борт парохода, чтобы оговорить условия погрузки, немедленно принято, и вот сэр Рид, майор, Эдвард, МакКроули, Робартс и я, короче говоря, генеральный штаб экспедиции — на палубе «Уильяма». Капитан принимает нас с исключительным радушием и быстро заключает сделку со скваттером. Тот платит не торгуясь.

После превосходного завтрака с отличным вином, который мы поглотили с величайшим аппетитом, осматриваем судно сверху донизу. Везде царят безупречный порядок и идеальная чистота. Капитан демонстрирует все до мелочей. Визит заканчивается у пушки, заряжаемой с казенной части. Ее присутствие на борту успокаивает нас, поскольку возможна встреча с пиратами.

Итак, все отлично, и мы возвращаемся к своим товарищам, восхищенные увиденным. В последнюю ночь перед плаванием никто не смыкает глаз.

На следующее утро шлюпка с парохода вновь пристает к берегу, и начинается ритмичная перевозка и погрузка сокровища. Герр Шеффер находится на борту «Уильяма», наблюдая за прибытием тючков, и поскольку команда судна достаточно многочисленна — двадцать человек, не считая тех, кто работает в машинном отделении, — операция происходит с невероятной быстротой. Шести ездок шлюпки должно хватить, чтобы перевезти три тысячи и несколько сот килограммов золота. Матросам по окончании работы обещан двойной рацион, и эта перспектива еще больше подгоняет морских волков. Наша бедная лодка, освобожденная от ценного груза, танцует на волнах у самого берега. Вытаскиваем ее на песок со всей оснасткой и переворачиваем килем кверху, чтобы предохранить от дождей. Это — филантропическая идея скваттера: он полагает, что когда-нибудь сим плавающим средством смогут воспользоваться потерпевшие кораблекрушение или исследователи. Остается только доставить на пароход участников экспедиции. На борту судна все готово. Пар со свистом вырывается из предохранительных клапанов. Пора перевозить на борт семнадцать членов экспедиции, ибо — увы! — кости троих выбеливает тропическое солнце. Мы прощаемся с берегом залива Карпентария.


Но нет! Это — немыслимо! Можно сойти с ума! Шлюпка с «Уильяма» прижимается к пароходу, и шесть матросов в мгновение ока поднимаются на борт. Звучит свисток. Якорные цепи сбрасываются через клюзы в море. Вздымая пену, закрутился корабельный винт, и судно стало удаляться со скоростью морской птицы. А мы… мы остаемся на берегу, бессильные что-либо предпринять.

Раздаются возгласы ярости и отчаяния. Нас не только обокрали, но и вероломно бросили без малейших запасов провизии. Выхватываем оружие и стреляем по бандитам. Бесполезно! Никого из негодяев на палубе нет, пули со свистом отскакивают от нее, не причиняя никакого вреда. И последняя наглая бравада мерзавцев: английский стяг, реявший над кормой корабля, скользит вниз по фалу[135]Фал — снасть, при помощи которой поднимают на судах паруса, реи, флаги и проч., и на гафель[136]Гафель — рея, прикрепленная одним концом к верхней части мачты сзади нее, а другим — подвешенная под углом к ней, служит для крепления верхней кромки паруса и других целей. бизань-мачты поднимается кусок черной материи. Это пиратский флаг!

А где Шеффер?

Остался на пароходе, подлец!

Хотя пиратам и нет нужды опасаться нас, они тем не менее еще больше увеличивают скорость; пароход удаляется. Все кончено.

И тогда к сэру Риду, хладнокровно обдумывающему последствия бедствия, подходит один из путников, смертельно бледный, спотыкающийся, как пьяный, с блуждающим взором. Это — ганноверец, сопровождавший Шеффера.

— Убейте меня! — бормочет он прерывающимся голосом. — Я жалкий человек, не достойный сожаления. Убейте меня из милости, иначе — покончу с собой сам.

Изменник уже приставил револьвер ко лбу, но майор выбивает оружие из его рук.

— Герман, вы предали своего благодетеля, помогли разорить наших детей! Вы подвергли опасности самое наше существование! Но я все прощаю. Пусть угрызения совести будут для вас самым тяжким наказанием.

— Но вы еще не знаете, что Шеффер, сообщник и самый преданный друг главаря пиратов, уже давно придумал эту аферу. Помните его исчезновение, объясненное охотой на казуаров? На самом деле, загнав лошадь, он примчался в отделение телеграфа, чтобы связаться с «капитаном» и обсудить, как вас ограбить…

Выслушав Германа, я сразу вспомнил свои подозрения при виде взмыленной лошади Шеффера. Оказывается, недаром мне хотелось тогда размозжить голову негодяю.

— Когда же вы, сэр Рид, — продолжал ганноверец, — послали нас в Барроу-Крик, пирату было сообщено, что экспедиция завершается и надо спешно выходить в море. Но поскольку Шеффер боялся разоблачения со стороны товарищей, он не остановился перед убийством.

У нас вырвались крики ужаса и негодования.

— Да, господа, — признавался несчастный вне себя от горя, — именно этот человек подло перерезал горло трем своим спутникам во время сна, а меня пощадил только затем, чтобы был хоть один свидетель «нападения туземцев». Никаких аборигенов мы не встречали, а рану на лбу я нанес себе сам, чтобы придать больше правдоподобия лжи… Теперь вы видите, я не заслуживаю никакого прощения!..

— Повторяю еще раз, Герман: мы не имеем права быть судьями, а тем более палачами.

— Ну что ж, груз ваших благодеяний мне не под силу, и, чтобы не мучиться от стыда вечно, я сам совершу над собой суд, ибо не достоин жизни.

Молниеносным движением руки он всадил себе в грудь охотничий нож по самую рукоятку и упал замертво лицом вниз.

— Бедняга… — проронил грустно майор среди всеобщего оцепенения.

Это было единственное прощальное слово над телом предателя.

Никогда еще мои спутники не переносили столь мужественно новые огромные беды — полное крушение надежд, уже, казалось бы, осуществленных, потерю великого богатства почти у самого порога дома. Позабыв обо всем, братья и юная мисс только и были заняты тем, что ободряли смельчаков, проделавших вместе с ними весь этот трудный путь.

— Дети мои, — обратился к ним скваттер, — мне нравится ваша стойкость духа, которая так помогает сопротивляться ударам судьбы. Обладание огромным состоянием оставило вас прежними, а его потеря — спокойными. Это хорошо. Надеюсь, мы скоро будем дома. И больше никогда не расстанемся. Вы мои приемные дети и будете моими единственными наследниками. Вы молоды, полны сил и энергии и станете скваттерами. Жилой дом в «Трех фонтанах» обширен. Предлагаю вам поселиться вместе со мной.

В то время, как Ричард и мисс Мери, растроганные, бросаются в объятия сэра Рида, Эдвард не отрывает глаз от моря и, кажется, не слышит, что говорит его дядя. Все его чувства сконцентрированы на какой-то полоске, сливающейся с горизонтом. Нахмуренные брови и наморщенный лоб выдают величайшее волнение.

— Дядя, господа, — говорит молодой моряк, — может быть, я ошибаюсь, но, кажется, в открытом море виден дымок. Небо совершенно чистое, и это не может быть облаком.

— Ей-богу, — восклицает Робартс, вытащив из футляра маленькую подзорную трубу, — дорогой Эдвард прав. Взгляните сами.

— Теперь я в этом уверен. На горизонте — корабль. Скорее сигналы! Разожгите костер! Том, заберись на дерево и прикрепи там флаг. Быстрее, джентльмены. Речь идет о нашем спасении, быть может, и о мести.

— Месть — это мне по душе, — бормочет Сириль, совершенно не признающий заветы Евангелия.

— Но зачем поднимать наш флаг?

— Для того, чтобы находящиеся на борту не подумали, что огонь разожгли каннибалы. Увидев английский флаг рядом со столбом дыма, капитан поймет, что мы — англичане, потерпевшие кораблекрушение.

— Тогда за работу!

Нас не надо понукать. Уже через несколько минут начинает потрескивать огромная куча веток, от костра медленно вздымается к небу густой столб дыма. В огонь все время подбрасывается влажная трава.

Эдвард, снова взяв подзорную трубу, рассматривает детали корабля, который поворачивает в нашу сторону.

Он узнает фрегат по его форме, оснастке, по различным неуловимым для непосвященного признакам, создающим в совокупности особый облик всякого судна.

— Майор, — говорит моряк дрогнувшим голосом, — это «Королева Виктория».

— «Виктория»? — переспрашивает потрясенный старый офицер.

— Она самая. И командует ею капитан Харви — ваш брат!

— Вот это да! На сей раз мы, кажется, посмеемся последними! — восклицает грозно майор. — Ну, теперь держитесь, господа пираты! В трюме «Виктории» есть и порох, и уголь, а храбрый командующий не питает нежных чувств к вашему брату.

Второй раз за последние двадцать четыре часа в этом пустынном месте происходит необычное событие: к берегу пристает шлюпка.

Капитан лично встречает нас, как только вступаем на палубу фрегата. И тотчас узнает брата.

— Господи! Генри! Какого черта ты здесь?

Братья обнимаются, после чего майор, официально представив всех участников экспедиции, быстро и толково объясняет случившееся, а затем отвечает на вопросы:

— Так ты говоришь, Генри, что пираты на «Уильяме»?.. Это одно из самых быстроходных судов, какие мне известны…

— Досадно.

— Более того. Негодяй, который им командует, некий Боб Девидсон, очень опытный моряк.

— Только этого не хватало.

— Не волнуйся, брат. Мы обязательно захватим «Уильям» и вздернем весь экипаж на реях моего фрегата, а сокровище отдадим истинным владельцам.

— Как хочется на то надеяться.

— Будем верить в удачу. Я уже давно слежу за этим пиратом. И скорая наша встреча окажется для Боба Девидсона последней. Праведный суд не за горами.

Фрегат очутился в проливе Карпентария совсем не случайно. Капитан Харви, кроме пополнения запасов станции Норман-Маут, должен был еще и сделать съемку местности той части побережья, где нас оставили пираты. (Строго следуя по маршруту, он и заметил наш сигнал.) После выполнения этих двух заданий ему предписывалось доставить на мыс Йорк двадцать пять военных моряков на замену гарнизона, два года охранявшего проход через Торресов пролив.

А теперь — в погоню! Время не ждет! Все во власти лишь одного чувства: настичь пиратов и наказать за чудовищное предательство. И провидению, кажется, угодно нам помочь. Помимо четырех пушек шестнадцатисантиметрового калибра в бронированных башнях на палубе есть еще два орудия калибра двадцать четыре сантиметра. Их мощные стволы поворачиваются во все стороны и способны сеять смерть в радиусе десяти тысяч километров. Экипаж «Виктории» подобран из лучших моряков, каких только можно найти в английском флоте, а капитан принадлежит к числу людей, обладающих несгибаемой волей и недюжинным умом — такие, приняв решение, идут к цели не оглядываясь.

…Топки котла паровой машины набиты углем. Скорость фрегата все больше возрастает, его острым нос рассекает волну, и сотрясение, вызываемое работой поршней, чувствуется даже на палубе. Курс держим на Торресов пролив, что примерно в семи градусах от нас. Предполагаем достичь его менее чем через тридцать часов. И тогда пусть грабители трепещут!

Первая половина ночи проходит быстро в приятных разговорах, почти полностью посвященных пережитым приключениям; потом далеко за полночь, растянувшись на настоящих кроватях или, точнее, койках, с простынями и одеялами, испытываем неизъяснимое блаженство. Те, кому приходилось спать на голой земле, поймут это.

На рассвете наш слух, привыкший к оглушительному крику птиц австралийского леса, с удивлением улавливает воинственные звуки приготовления к бою.

Быстро ополоснув лица, выскакиваем из кают, жадно всматриваясь в море. Но пока ничего нового. Несмотря на ранний час, капитан с сосредоточенным видом шагает по полуюту и тепло здоровается с нами.

Один из молодых офицеров в сопровождении матроса, несущего морскую подзорную трубу, ловко взбирается по вантам правого борта на грот-мачту и пристраивается на стеньге. Тем временем марсовый, уцепившись за реи брамселя[137]Брамсель — парус третьего снизу колена мачты парусного судна., уже рассматривает в бинокль бесконечный горизонт. Видим мы и несколько матросов, находящихся на разных вантах[138]Ванты — снасти судового стоячего такелажа, раскрепляющие к бортам мачты и др. Такелаж — все снасти на судне, служащие для укрепления рангоута (см. ниже) и управления парусами. Неподвижно закрепленные снасти — стоячий такелаж. рангоута[139]Рангоут — совокупность круглых деревянных или стальных частей оснащения судна (мачты, стеньги, гафели, бушприт и т. д.), предназначенных для постановки парусов, сигнализации, поддержания грузовых стрел., пристально всматривающихся в морские дали, чтобы немедленно сигнализировать о появлении морских разбойников. Тому, кто первым увидит пиратов, обещана большая награда.

Текут часы, долгие и изматывающие. Ни у кого нет аппетита. Волнение настолько велико, что на палубе царит полная тишина, нарушаемая лишь шумом машинного отделения.

Полдень… Ничего нового!

Если капитан не ошибся в расчетах, если избранный маршрут правилен, значит, пираты идут с огромной скоростью. Погоня продолжается уже почти двадцать часов, пройдено более ста лье, но ни единой точки не появляется на неподвижной линии, где сходятся небо и море…

Но вот громкий крик сиплого, словно простуженного голоса заставляет поднять головы.

— Впереди — судно! — кричит кто-то из команды, уцепившись за реи брамселя. — Это пароход! Ясно вижу легкий дымок из трубы.

Нет сомнения, это они! Быстро снимаются чехлы с орудий, команда занимает свои места по боевому расписанию. Однако пароход заметен только взобравшимся высоко на мачты. Сигнальщики на вантах марса[140]Марс — площадка на верху мачты, служащая для наблюдения за горизонтом, а на парусных судах, кроме того, для работ по управлению парусами. пока ничего не сообщают.

Проходит еще немного времени, и снова звучат хриплые крики. Их уже много. Около двадцати наблюдателей сигнализируют, что видят пиратов.

Капитан вызывает механика.

— Дайте на клапаны максимальную нагрузку!

— Есть дать максимальную нагрузку!

Вряд ли какой-нибудь сумасброд-американец, владелец парохода на Миссисипи или на Амазонке мог бы придумать лучший способ «сжечь» судно, принадлежащее соперничающей компании.

Уголь на «Виктории» буквально пожирается топками, колосники раскалены добела и начинают деформироваться, корабельный винт яростно вращается, а из слишком узких труб вырываются клубы черного дыма.

Нет сомнения, пираты нас заметили. Их корабль ускоряет ход, и, хотя разбойникам не удается сохранить дистанцию, они прилагают неимоверные усилия, чтобы удрать.

Через два часа преследуемое судно наконец видно всем. Оно несется как морская птица, но «Королева Виктория» устремляется вперед с несокрушимой мощью кита.

В пять часов пополудни расстояние между двумя пароходами не более десяти километров; разрыв, если учесть скорость пиратов, колоссально сокращен. Но какая, однако, адская машина находится в чреве «Уильяма», позволяя на равных соперничать с одним из самых быстроходных кораблей британского флота?!

Не будь на борту у преступников сокровища наших друзей, с каким удовольствием канониры[141]Канониры — здесь: моряки-артиллеристы. «Королевы Виктории» выпустили бы по нему несколько снарядов, уже лежащих наготове возле орудий.

О! У капитана возникает какая-то идея!

Зашевелился экипаж парового катера. Приготовлены к работе тали, чтобы спустить его на воду; кочегар разжигает огонь в топке. Через полчаса маленькое судно будет в полной готовности.

Но неужели капитан собирается на этой посудине гнаться за пиратским кораблем?

Громкий выстрел раздается с нашего борта, приказывая вражескому пароходу поднять свой флаг.

Однако разбойники не обращают никакого внимания на предупреждение. Звучит второй выстрел. С хриплым ревом снаряд, разрезая воздух, вдребезги разбивает рею фок-мачты[142]Фок-мачта — передняя мачта судна. бандитов и уходит дальше в море.

Над бортом противника, в свою очередь, вздымается белое облачко, и, прежде чем мы услышали звук выстрела, снаряд ударяется о броню носовой части фрегата. И тут же зловещий черный флаг поднимается на гафель бизань-мачты.

— Вот наглецы! — восклицает майор, покраснев. — Они что, считают себя недосягаемыми? Ах, если бы не золото, то с четырьмя снарядами в корпусе молодчики стали бы прекрасным угощением для акул.

— Не беспокойся, брат! — флегматично отвечает капитан. — Через час — да что я? — через полчаса все будет закончено.

Спустя несколько минут «Уильям» как будто замедляет ход. Он находится от нас самое большее в километре, но огня не открывает. Это естественно, ведь фрегат, к счастью, неуязвим для его снарядов.

«Королева Виктория» тоже сбавляет ход. Четыре матроса с носовой части непрерывно измеряют глубину залива. Теперь следует двигаться с бесконечными предосторожностями: мы приближаемся к коралловым рифам.

Машина катера под давлением, его экипаж находится на своих местах и только ждет сигнала.

На невозмутимом лице капитана появляется легкая улыбка.

— Дела идут неплохо, — оборачивается ко мне старый матрос с обветренным лицом. — Наш капитан не часто смеется. Наверняка он намерен им здорово всыпать.

Рифы совсем близко от «Уильяма», по крайней мере, всего в тысяче метров от правого борта. Он останавливается на несколько секунд, а потом вдруг чуть ли не разворачивается на месте и под полными парами пускается с безумной храбростью в узкий фарватер, куда фрегат не может пройти.

Из наших уст вырываются возгласы гнева и разочарования.

Их рулевой, вероятно, блестяще знает рельеф дна в этом районе, судно с лихостью лавирует в извилинах фарватера.

А «Королеве Виктории» приходится остановиться: пройдя еще сто метров, корабль неминуемо сел бы на мель.

Пираты же, находящиеся от нас в восьмистах метрах, продолжают двигаться среди рифов, верхушки которых видны над поверхностью воды.

Капитан внимательно рассматривает карту, отмечает ногтем какое-то место и тихо говорит словно самому себе:

— Вот здесь.

Он поднимает голову и снова улыбается.

Пораженный столь редкостным событием, экипаж словно забыл о своих обязанностях, застыв в полной растерянности.

— А теперь, дети мои, — вдруг командует капитан громовым голосом, — не стесняйтесь! Перебейте ему ноги, сломайте крылья, продырявьте брюхо! Судно наше! Бортовой залп! Топить его!

Фрегат повернут бортом к фарватеру. Поэтому движение «Уильяма» перпендикулярно линии стрельбы. Несмотря на рифы, затрудняющие движение, он поддает пару. Однако в момент, когда капитан Харви отдает команду «Огонь!», изгиб фарватера заставляет «Уильям» повернуться параллельно нашему кораблю. Две шестнадцатисантиметровые пушки, высунув свои железные пасти из портиков правого борта, начинают представление. Выстрелы звучат одновременно. Снаряды разносят в щепы часть левого борта пиратского судна, сбивают трубу, которая, покрутившись как кегля, со скрежетом падает на палубу. Тяги в топках больше нет, и дым выбивается изо всех щелей.

Однако пираты не сдаются. Их машина работает плохо, но словно по волшебству опустившиеся было фок[143]Фок — первая составная часть сложных слов, обозначающих части рангоута (см. выше). Марсель — прямой парус — на фок- и грот-мачтах второй, а на бизань-мачте — первый снизу., фок-марсель, грот[144]Грот — самый нижний парус на второй мачте от носа корабля (грот-мачте); первая составная часть сложных слов, обозначающих принадлежности грот-мачты. Грот-марсель — парус марсель на грот-стеньге., грот-марсель и бизань надуваются ветром.

Тогда наступает черед заговорить своим громовым голосом двум двадцатичетырехсантиметровым орудиям. Грот-мачта, переломленная в двух метрах от палубы, качнулась вперед-назад и, ломая ванты и штаги[145]Штаг — снасть стоячего такелажа, удерживающая мачты, стеньги, бушприт и др. спереди в диаметральной плоскости судна., с грохотом рушится на палубу, накрывая ее парусом. Неописуемое смятение царит на «Уильяме». Потеряв управление, он останавливается.

Тем временем наши канониры вводят поправку в прицел на два градуса ниже. Теперь уже четыре орудия грохнули одновременно. Страшный квартет сотрясает воздух. В борту пиратского парохода пробито рваное отверстие величиной с ворота на уровне ватерлинии[146]Ватерлиния — здесь: черта вдоль борта судна, показывающая предельную осадку судна, имеющего полную нагрузку.. В нее тут же врывается вода. Пароход тяжелеет, останавливается, шатается, как пьяный, и начинает медленно погружаться.

— Брат, что ты делаешь! — ужасается майор, придя в себя после неожиданных результатов канонады, длившейся всего несколько минут.

— Топлю его.

— Черт подери! Я это вижу! А как же сокровище?

— Оно попадет в то место, где можно не бояться грабителей.

— Но оно же потеряно! Оно погружается на дно моря!

— Несомненно. Я этого и хотел. Морское дно надежнее любого сейфа.

— Ничего не понимаю.

— Сейчас поймешь.

«Уильям» идет ко дну. Из воды, среди обломков, качающихся на волнах, торчат, словно мертвые деревья, верхушки его фок- и бизань-мачты.

— Что же дальше? — спрашивает майор.

— Еще, брат, надо сделать три вещи. Прежде всего — потопить пиратский ялик[147]Ялик, ял — короткая и широкая шлюпка, имеющая от двух до восьми весел., который, я надеюсь, захлебнется в бурунах от тонущего корабля.

Сказано — сделано. Расстрелянный картечью маленький ялик завертелся, как подбитый заяц, и погрузился в воду.

— Так, с этим все в порядке, — невозмутимо подытоживает капитан, по-видимому забавляясь происходящим. — Ну, а что касается бандитов, спасающихся вплавь, их лучше всего оставить на рифах. Здесь они закончат свою жизнь, как того заслуживают, если, разумеется, не сдадутся на милость победителя.

— О, помилуйте несчастных! — умоляет мисс Мери, охваченная волнением при мысли о страшной участи пиратов.

— Мы попытаемся сделать все возможное, мисс. Ваше желание для меня приказ.

— Вы так добры!

— Нет, мисс, это не я добр, это вы — совершенство.

— Вторая задача, мой дорогой Генри, — продолжает капитан, обращаясь к майору, — спустить на воду паровой катер. Он дойдет туда, куда нам не проникнуть.

Катер со своим экипажем скользит по внушительным талям. Казавшийся на борту неуклюжим, как тюлень на песке, в море он становится легким и изящным, как морская птица.

— Лейтенант, захватите спасшихся негодяев.

— Есть, капитан, — бодро откликается лейтенант, вероятно, получивший от своего начальника соответствующие инструкции.

Катер возвращается через полчаса, сделав промеры глубин во всех направлениях вокруг места затопления пиратского судна. По ним лейтенант набросал рельеф морского дна и обозначил контуры затопленного судна.

— Прекрасно, благодарю вас, — говорит капитан. — Это все?

— Есть один пленный. Остальные… погибли.

— А-а-а… Ну, введите его сюда.

Четверо матросов поднимают пленного на борт. Судовой врач осматривает его, оказывает помощь, и тот скоро приходит в себя.

О, неожиданная месть судьбы! Это — герр Шеффер.

Он неистовствует, видя нас всех, столпившихся вокруг.

— Благодарите за спасение эту девушку, замолвившую за вас словечко, — холодно смотрит на него капитан Харви. — Вы будете под домашним арестом до нашего возвращения в Мельбурн и, надеюсь, за это время раскаетесь в содеянном.

— Мне не нужно вашего прощения, — рычит бандит. — Я ненавижу всех вас. Слышите? Ненавижу и отомщу!

Он выхватывает из кармана револьвер и прицеливается в сэра Рида, стоявшего в двух шагах.

— Получите, мой благодетель! — шипит немец, скрипя зубами.

Звучит выстрел. Однако быстрый, как молния, Френсис бьет вверх руку Шеффера, и нуля уходит мимо. Одновременно второй рукой он повергает противника на палубу…

Девушек уводят вниз, а к фок-рее в это время привязывают веревку с петлей.

Пятнадцать минут спустя труп предателя болтается на высоте десяти метров.

— Одно слово — пруссак, — изрекает Сириль. Остальные молчат.

Так закончил свой жизненный путь герр Шеффер.

МакКроули проводит какие-то расчеты.

— Чем вы заняты? — интересуется майор.

— Снаряд шестнадцатисантиметровой пушки стоит двести франков. Было произведено шесть выстрелов. Итого — тысяча двести франков. Зарядный картуз для двадцатичетырехсантиметрового орудия оценивается в триста двадцать франков. Четыре выстрела, таким образом, обошлись в тысячу двести восемьдесят монет. Всего затрачено две тысячи четыреста восемьдесят франков, чтобы вернуть сокровище стоимостью в десять миллионов. Считаю, деньги вложены очень выгодно.

— Вы говорите, что эта сумма была вложена для возвращения десяти миллионов?

— Да, дорогой мой. Я, кажется, понял план капитана. Впрочем, сейчас все сами увидите.

На борту фрегата имеется несколько превосходных скафандров. И вскоре команда водолазов поднимет ценный груз, целиком сохранившийся в трюме «Уильяма».

Теперь и нам ясен план капитана Харви, умышленно затопившего пиратское судно на очень малых глубинах.

Итак, после множества необыкновенных приключений тючки с золотом в полной безопасности…

Два часа спустя «Королева Виктория» последует в западном направлении на Мельбурн. Она обогнет эту огромную часть Австралийского континента, простирающуюся от сто сорокового до сто одиннадцатого градуса западной долготы, пересечет Тиморское море[148]Тиморское море — часть Индийского океана между Австралией и островом Тимор., проследует по Индийскому океану, и через три недели бросит якорь в заливе Порт-Филипп, доставив туда всех участников экспедиции, а также сокровища, хранившиеся у Рыжего Опоссума.


Читать далее

Луи Буссенар. ДЕСЯТЬ МИЛЛИОНОВ РЫЖЕГО ОПОССУМА. Через всю Австралию
ГЛАВА 1 18.05.15
ГЛАВА 2 18.05.15
ГЛАВА 3 18.05.15
ГЛАВА 4 18.05.15
ГЛАВА 5 18.05.15
ГЛАВА 6 18.05.15
ГЛАВА 7 18.05.15
ГЛАВА 8 18.05.15
ГЛАВА 9 18.05.15
ГЛАВА 10 18.05.15
ГЛАВА 11 18.05.15
ГЛАВА 12 18.05.15
Эпилог 18.05.15
ГЛАВА 12

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть