Онлайн чтение книги Лесник
X

Мѣстопребываніе становаго отстояло отъ Темнаго Кута всего на 15 верстъ, но конторщикъ, посланный туда въ ту же ночь Софрононъ Артемьичемъ, вернулся утромъ съ извѣстіемъ, что Евгеній Игнатьичъ господинъ Потужинскій вмѣстѣ съ господиномъ судебнымъ слѣдователемъ уѣхали въ уѣздъ. Посланный ихъ не дождался, а, передавъ письмо слугѣ, вернулся обратно.

Душевная тоска, овладѣвшая Софрономъ Артемьичемъ, только удвоилась отъ этой вѣсти. Ему надо было какое-нибудь внѣшнее занятіе, суета, нужны были чужія лица, чтобы оторваться отъ нея и забыться хоть на время. Когда онъ оставался одинъ, у него спирало горло и тѣснило грудь, "какъ клещами", такъ какъ къ весьма искреннему сожалѣнію о "душѣ-баринѣ", какимъ зналъ онъ Коверзнева съ самыхъ юныхъ лѣтъ, примѣшивалъ и самое серьезное безпокойство о собственной своей судьбѣ, о томъ, кому изъ наслѣдниковъ Валентина Алексѣевича достанется Темный Кутъ и дастъ-ли ему, Барабашу, этотъ невѣдомый наслѣдникъ дожить свой вѣкъ на насиженномъ и дорогомъ ему мѣстѣ…

— А не знаете, вернулся Иванъ Николаичъ изъ Хомяковъ, Спиридонъ Иванычъ? спросилъ онъ конторщика.

— Нѣту-съ. Я сейчасъ мимо ихъ комнатъ проходилъ: на замкѣ.

— Такъ пойдемъ въ контору. Мѣсячный отчетъ это перво-наперво чтобъ былъ наготовѣ, а, окромя того, полугодовой балансъ вывести надо, потому теперича, сами знаете, у насъ метаморфозъ, опеку назначатъ, наслѣдство въ дѣлежъ пойдетъ…

Спиридонъ Иванычъ только вздрогнулъ.

Былъ уже часъ двѣнадцатый. Контора занимала особый флигелекъ на дворѣ усадьбы, и въ ней, у раскрытаго настежъ окна сидѣли теперь другъ противъ друга за покрытымъ клеенкою столомъ Софронъ Артемьичъ и его помощникъ, перекидывая какъ бы въперегонку костяжками счетовъ, лежавшихъ у каждаго изъ нихъ по правой рукѣ. Они были такъ поглощены своимъ дѣломъ, что въ первую минуту не обратили вниманія на разговоръ, долетавшій въ нимъ со двора:

— Чтой-то вы, помилуйте, чего мнѣ врать? Говорю, нѣту, вышли, пищалъ женскій голосъ.

— Куда?… Спрашиваю тебя, куда ушелъ? говорилъ кто-то другой, какъ бы путаясь языкомъ.

— Въ контору, такъ… такъ и скажи… баба! и пойду… все одно… контора!..

Барабашъ первый поднялъ голову:

— Да это никакъ Иванъ Николаичъ? спросилъ онъ съ нѣкоторымъ недоумѣніемъ.

Конторщикъ поспѣшно вывѣсилъ съ мѣста голову за окно…

— Они-съ… съ вашей Лукерьей, сказалъ онъ, какъ бы стыдливо помолчавъ передъ тѣмъ и присаживаясь снова въ столу.

Софронъ Артемьичъ внимательно глянулъ ему въ лицо.

Спиридонъ Иванычъ слабо усмѣхнулся и опустилъ глаза.

Въ передней вслѣдъ за тѣмъ раздались тяжелые шаги.

Дверь широко распахнулась и въ комнату вошелъ капитанъ.

Онъ остановился, оглянулъ сидѣвшихъ своими круглыми, замѣтно осовѣлыми глазами и, чуть-чуть шатаясь, подошелъ въ столу, кивнулъ Барабашу и тутъ же опустился на ближайшій стулъ.

— Видѣли? Хорошъ? неожиданно захохоталъ онъ;- актъ составьте, формальный… актъ…

Онъ уронилъ голову на грудь и тяжело вздохнулъ. Барабашъ съ конторщикомъ испуганно переглянулись еще разъ.

— Воды позвольте… воды испить, сказалъ черезъ мигъ Переслѣгинъ, протягивая руку къ графину, стоявшему на столѣ.

Конторщикъ, отличавшійся крайнею услужливостью нрава, поспѣшилъ налить ему воды въ стаканъ.

Онъ жадно выпилъ, обтеръ губы, а съ ними и все влажное отъ жары лицо своею большою красною рукой и — передохнулъ еще разъ.

— Софронъ Артемьичъ, началъ онъ уже довольно твердымъ голосомъ, — кому мнѣ должность сдать прикажете?

Тотъ такъ и всплеснулъ руками:

— Да что это вы вздумали, Иванъ Николаичъ, Богъ съ вами!…

— Спрашиваю: кому сдать? перебилъ его капитанъ, ударивъ кулакомъ по столу, — потому… сами видите…

Барабашъ замахалъ руками:

— И не вижу, и видѣть не хочу, и съ вашей стороны, можно сказать, иллюзія одна и воображеніе чувствъ. Можетъ всю ночь опять не спали и организацію свою разстроили…

— Пустое вы говорите! перебилъ его еще разъ капитанъ и закачалъ головою; — на тѣхъ условіяхъ шелъ, изъ мозговъ не вышибешь! И онъ треснулъ себя при этомъ по лбу ладонью.

— Про какія это вы условія говорите, въ тожъ не возьмешь, спросилъ, недоумѣвая, управляющій.

— Не знаете?… А когда я у васъ за пять рублей лѣсникомъ простымъ служилъ… въ посконной рубахѣ ходилъ… въ грязи свинья-свиньею лежалъ, — не помните?… И тогда онъ… благодѣтель нашъ, судорожно выговорилъ и оборвалъ на мгновеніе капитанъ, — онъ меня… Можете-ли, спросилъ, обѣщаться мнѣ на счетъ вашей слабости?… Нѣтъ, говорю, стараться буду, а навѣрное обѣщаться не смѣю, потому ужь разъ…

Онъ закинулъ нежданно обѣ руки за затылокъ и крѣпко сжалъ ими свою коротко остриженную голову:

— А онъ… онъ мнѣ на честь повѣрилъ… Назначаю, говоритъ васъ, безо всякаго вашего обѣщанія, потому увѣренъ, что сами вы откажетесь, когда почувствуете, "что опять впали"… Ну, вотъ я и… и впалъ…

Онъ всталъ на ноги.

— Такъ вы ужь пожалуйста, Софронъ Артемьичъ, избавьте!… Мой совѣтъ вамъ хомяковскаго, Лавра Ѳадѣева, главнымъ поставить: знаю его съ Севастополя, на 4 бастіонѣ вмѣстѣ служили, — твердый старикъ, сообразительный…

— Да помилуйте, Иванъ Николаичъ, чуть не плакалъ говоря Барабашъ, — въ подобную-ли минуту толковать объ этомъ, когда у насъ такой камуфлетъ вышелъ и, можно сказать, общій ударъ!… И всѣ мы не знаемъ теперича, что изъ насъ будетъ, и самая наша резиденція какому господину попадетъ, — такъ что-жь намъ заранѣе?… Можетъ, Богъ дастъ, и опять будетъ настоящій баронъ, съ развитіемъ…

Капитанъ покачнулся на ногахъ., Разсѣявшійся у него дурманъ начиналъ, видимо, опять туманить его голову:

— Ну, вы и цѣлуйтесь съ нимъ!… А я ужь не слуга… никому!… Потому все прахомъ! Поняли вы: прахомъ все… Значитъ, не надо молъ… не надо тебѣ ничего…

Голосъ его порвался внезапно: онъ махнулъ отчаянно рукою и направился въ двери. Барабашъ кинулся за нимъ:

— Вы куда же это, къ себѣ теперича, Иванъ Ниволаичъ? Становой долженъ быть, юстиція, такъ отъ васъ отъ перваго показаніе потребуется…

— Актъ, формальный актъ! захохоталъ на это опять, совсѣмъ уже пьяно, Переслѣгинъ, — а онъ… Гдѣ онъ? отчаянно вскрикнулъ онъ вдругъ, оборачиваясь на управляющаго.

Тотъ невольно отступилъ на шагъ. Капитанъ вышелъ изъ конторы и зашагалъ по двору въ сторону конюшни, гдѣ привязана была у него въ кольцу лошадь.

— Самаго этого Лавра Хомяковскаго соврасый, сказалъ конторщикъ Спиридонъ Иванычъ, слѣдя за нимъ изъ окна, — туда, стало быть, опять поѣдетъ.

— Проспится тамъ до вечера, одумается, досадливо проговорилъ Софронъ Артемьичъ, садясь снова за свои счеты. И какъ бы "одумавшись" самъ:

— Съ чувствіемъ человѣкъ! промолвилъ онъ и глубоко вздохнулъ.

— Это точно вы говорите, одобрилъ Спиридонъ Иванычъ, проводя по линейкѣ черту подъ колонной прописанныхъ имъ цифръ, — ибо, Царство имъ Небесное, Валентинъ Алексѣичъ настоящій благотворитель были, прямо такъ сказать надо.

— Изъ послѣднихъ уже вельможъ господинъ былъ, всякаго малаго человѣка понимать могъ! добавилъ къ этому Барабашъ — и вытащилъ платокъ отереть выступившіе, на глаза его слезы.